Портрет Дориана Грея

Неде­лю спу­стя До­ри­ан Грей си­дел в оран­же­рее сво­ей усадь­бы Сел­би-Рой­ял, бе­се­дуя с хо­ро­шень­кой гер­цо­ги­ней Мон­маут, ко­то­рая го­сти­ла у него вме­сте с му­жем, вы­сох­шим ше­сти­де­ся­ти­лет­ним ста­ри­ком. Бы­ло вре­мя чая, и мяг­кий свет боль­шой лам­пы под кру­жев­ным аба­жу­ром па­дал на тон­кий фар­фор и че­кан­ное се­реб­ро сер­ви­за. За сто­лом хо­зяй­ни­ча­ла гер­цо­ги­ня. Ее бе­лые ру­ки гра­ци­оз­но пор­ха­ли сре­ди ча­шек, а пол­ные крас­ные гу­бы улы­ба­лись, – вид­но, ее за­бав­ля­ло то, что ей на­шеп­ты­вал До­ри­ан. Лорд Ген­ри на­блю­дал за ни­ми, по­лу­ле­жа в пле­те­ном крес­ле с шел­ко­вы­ми по­душ­ка­ми, а на ди­ване пер­си­ко­во­го цве­та вос­се­да­ла ле­ди Нар­бо­ро, де­лая вид, что слу­ша­ет гер­цо­га, опи­сы­вав­ше­го ей бра­зиль­ско­го жу­ка, ко­то­ро­го он недав­но до­был для сво­ей кол­лек­ции. Трое мо­ло­дых ще­го­лей в смо­кин­гах уго­ща­ли дам пи­рож­ны­ми. В Сел­би уже съе­ха­лись две­на­дцать че­ло­век, и на­зав­тра ожи­да­ли еще го­стей.

– О чем это вы тол­ку­е­те? – спро­сил лорд Ген­ри, по­дой­дя к сто­лу и ста­вя свою чаш­ку. – На­де­юсь, До­ри­ан рас­ска­зал вам, Гл­э­дис, о мо­ем про­ек­те все окре­стить по-но­во­му?.. Это за­ме­ча­тель­ная мысль.
– А я во­все не хо­чу ме­нять имя, Гар­ри, – воз­ра­зи­ла гер­цо­ги­ня, под­ни­мая на него кра­си­вые гла­за. – Я вполне до­воль­на мо­им, и, на­вер­ное, ми­стер Грей то­же до­во­лен сво­им.
– Ми­лая Гл­э­дис, я ни за что на све­те не стал бы ме­нять та­кие име­на, как ва­ши и До­ри­а­на. Оба они очень хо­ро­ши. Я имею в ви­ду глав­ным об­ра­зом цве­ты. Вче­ра я сре­зал ор­хи­дею для бу­то­ньер­ки, чу­дес­ней­ший пят­ни­стый цве­ток, обо­льсти­тель­ный, как семь смерт­ных гре­хов, и ма­ши­наль­но спро­сил у са­дов­ни­ка, как эта ор­хи­дея на­зы­ва­ет­ся. Он ска­зал, что это пре­крас­ный сорт «ро­бин­зо­ни­а­на»… или что-то столь же небла­го­звуч­ное. Пра­во, мы ра­зу­чи­лись да­вать ве­щам кра­си­вые на­зва­ния, – да, да, это пе­чаль­ная прав­да! А ведь сло­во – это все. Я ни­ко­гда не при­ди­ра­юсь к по­ступ­кам, я тре­бо­ва­те­лен толь­ко к сло­вам… По­то­му-то я и не вы­но­шу вуль­гар­ный ре­а­лизм в ли­те­ра­ту­ре. Че­ло­ве­ка, на­зы­ва­ю­ще­го ло­па­ту ло­па­той, сле­до­ва­ло бы за­ста­вить ра­бо­тать ею – толь­ко на это он и го­ден.
– Ну а как, на­при­мер, вас окре­стить по-но­во­му, Гар­ри? – спро­си­ла гер­цо­ги­ня.
– Принц Па­ра­докс, – ска­зал До­ри­ан.
– Вот удач­но при­ду­ма­но! – вос­клик­ну­ла гер­цо­ги­ня.
– И слы­шать не хо­чу о та­ком име­ни, – со сме­хом за­про­те­сто­вал лорд Ген­ри, са­дясь в крес­ло. – Яр­лык при­ста­нет, так уж по­том от него не из­ба­вишь­ся. Нет, я от­ка­зы­ва­юсь от это­го ти­ту­ла.
– Ко­ро­ли не долж­ны от­ре­кать­ся, – то­ном предо­сте­ре­же­ния про­из­нес­ли кра­си­вые губ­ки.
– Зна­чит, вы хо­ти­те, что­бы я стал за­щит­ни­ком тро­на?
– Да.
– Но я про­воз­гла­шаю ис­ти­ны бу­ду­ще­го!
– А я пред­по­чи­таю за­блуж­де­ния на­сто­я­ще­го, – от­па­ри­ро­ва­ла гер­цо­ги­ня.
– Вы ме­ня обез­ору­жи­ва­е­те, Гл­э­дис! – вос­клик­нул лорд Ген­ри, за­ра­жа­ясь ее на­стро­е­ни­ем.
– Я от­би­раю у вас щит, но остав­ляю ко­пье, Гар­ри.
– Я ни­ко­гда не сра­жа­юсь про­тив Кра­со­ты, – ска­зал он с га­лант­ным по­кло­ном.
– Это ошиб­ка, Гар­ри, по­верь­те мне. Вы це­ни­те кра­со­ту слиш­ком вы­со­ко.
– Пол­но­те, Гл­э­дис! Прав­да, я счи­таю, что луч­ше быть кра­си­вым, чем доб­ро­де­тель­ным. Но, с дру­гой сто­ро­ны, я пер­вый го­тов со­гла­сить­ся, что луч­ше уж быть доб­ро­де­тель­ным, чем без­об­раз­ным.
– Вы­хо­дит, что некра­си­вость – один из се­ми смерт­ных гре­хов? – вос­клик­ну­ла гер­цо­ги­ня. А как же вы толь­ко что срав­ни­ва­ли с ни­ми ор­хи­деи?
– Нет, Гл­э­дис, некра­си­вость – од­на из се­ми смерт­ных доб­ро­де­те­лей. И вам, как стой­кой то­ри, не сле­ду­ет ума­лять их зна­че­ния. Пи­во, Биб­лия и эти семь смерт­ных доб­ро­де­те­лей сде­ла­ли на­шу Ан­глию та­кой, ка­кая она есть.
– Зна­чит, вы не лю­би­те на­шу стра­ну?
– Я жи­ву в ней.
– Что­бы мож­но бы­ло усерд­нее ее ху­лить?
– А вы хо­те­ли бы, что­бы я со­гла­сил­ся с мне­ни­ем Ев­ро­пы о ней?
– Что же там о нас го­во­рят?
– Что Тар­тюф эми­гри­ро­вал в Ан­глию и от­крыл здесь тор­гов­лю.
– Это ва­ша остро­та, Гар­ри?
– Да­рю ее вам.
– Что я с ней сде­лаю? Она слиш­ком по­хо­жа на прав­ду.
– А вы не бой­тесь. На­ши со­оте­че­ствен­ни­ки ни­ко­гда не узна­ют се­бя в порт­ре­тах.
– Они – лю­ди бла­го­ра­зум­ные.
– Ско­рее хит­рые. Под­во­дя ба­ланс, они глу­пость по­кры­ва­ют бо­гат­ством, а по­рок – ли­це­ме­ри­ем.
– Все-та­ки в про­шлом мы вер­ши­ли ве­ли­кие де­ла.
– Нам их на­вя­за­ли, Гл­э­дис.
– Но мы с че­стью нес­ли их бре­мя.
– Не даль­ше как до Фон­до­вой бир­жи.
Гер­цо­ги­ня по­ка­ча­ла го­ло­вой.
– Я ве­рю в ве­ли­чие на­ции.
– Оно – толь­ко пе­ре­жи­ток пред­при­им­чи­во­сти и на­по­ри­сто­сти.
– В нем – за­лог раз­ви­тия.
– Упа­док мне ми­лее.
– А как же ис­кус­ство? – спро­си­ла Гл­э­дис.
– Оно – бо­лезнь.
– А лю­бовь?
– Ил­лю­зия.
– А ре­ли­гия?
– Рас­про­стра­нен­ный сур­ро­гат ве­ры.
– Вы скеп­тик.
– Ни­чуть! Ведь скеп­ти­цизм – на­ча­ло ве­ры.
– Да кто же вы?
– Опре­де­лить – зна­чит огра­ни­чить.
– Ну, дай­те мне хоть нить!..
– Ни­ти об­ры­ва­ют­ся. И вы рис­ку­е­те за­блу­дить­ся в ла­би­рин­те.
– Вы ме­ня окон­ча­тель­но за­гна­ли в угол. Да­вай­те го­во­рить о дру­гом.
– Вот пре­вос­ход­ная те­ма – хо­зя­ин до­ма. Мно­го лет на­зад его окре­сти­ли Пре­крас­ным Прин­цем.
– Ах, не на­по­ми­най­те мне об этом! – вос­клик­нул До­ри­ан Грей.
– Хо­зя­ин се­год­ня несно­сен, – ска­за­ла гер­цо­ги­ня, крас­нея. – Он, ка­жет­ся, по­ла­га­ет, что Мон­маут же­нил­ся на мне из чи­сто на­уч­но­го ин­те­ре­са, ви­дя во мне наи­луч­ший эк­зем­пляр со­вре­мен­ной ба­боч­ки.
– Но он, на­де­юсь, не по­са­дит вас на бу­лав­ку, гер­цо­ги­ня? – со сме­хом ска­зал До­ри­ан.
– До­ста­точ­но то­го, что в ме­ня вты­ка­ет бу­лав­ки моя гор­нич­ная, ко­гда сер­дит­ся.
– А за что же она на вас сер­дит­ся, гер­цо­ги­ня?
– Из-за пу­стя­ков, ми­стер Грей, уве­ряю вас. Обыч­но за то, что я при­хо­жу в три чет­вер­ти де­вя­то­го и за­яв­ляю ей, что она долж­на ме­ня одеть к по­ло­вине де­вя­то­го.
– Ка­кая глу­пая при­дир­чи­вость! Вам бы сле­до­ва­ло про­гнать ее, гер­цо­ги­ня.
– Не мо­гу, ми­стер Грей. Она при­ду­мы­ва­ет мне фа­со­ны шля­пок. Пом­ни­те ту, в ко­то­рой я бы­ла у ле­ди Хил­стон? Ви­жу, что за­бы­ли, но из лю­без­но­сти де­ла­е­те вид, буд­то пом­ни­те. Так вот, она эту шляп­ку сде­ла­ла из ни­че­го. Все хо­ро­шие шля­пы со­зда­ют­ся из ни­че­го.
– Как и все хо­ро­шие ре­пу­та­ции, Гл­э­дис, – вста­вил лорд Ген­ри. – А ко­гда че­ло­век чем-ни­будь дей­стви­тель­но вы­дви­нет­ся, он на­жи­ва­ет вра­гов. У нас од­на лишь по­сред­ствен­ность – за­лог по­пу­ляр­но­сти.
– Толь­ко не у жен­щин, Гар­ри! – Гер­цо­ги­ня энер­гич­но по­ка­ча­ла го­ло­вой. – А жен­щи­ны пра­вят ми­ром. Уве­ряю вас, мы тер­петь не мо­жем по­сред­ствен­но­сти. Кто-то ска­зал про нас, что мы «лю­бим уша­ми». А вы, муж­чи­ны, лю­би­те гла­за­ми… Ес­ли толь­ко вы во­об­ще ко­гда-ни­будь лю­би­те.
– Мне ка­жет­ся, мы толь­ко это и де­ла­ем всю жизнь, – ска­зал До­ри­ан.
– Ну, зна­чит, ни­ко­го не лю­би­те по-на­сто­я­ще­му, ми­стер Грей, – ото­зва­лась гер­цо­ги­ня с шут­ли­вым огор­че­ни­ем.
– Ми­лая моя Гл­э­дис, что за ересь! – вос­клик­нул лорд Ген­ри. – Лю­бовь пи­та­ет­ся по­вто­ре­ни­ем, и толь­ко по­вто­ре­ние пре­вра­ща­ет про­стое во­жде­ле­ние в ис­кус­ство. При­том каж­дый раз, ко­гда влюб­ля­ешь­ся, лю­бишь впер­вые. Пред­мет стра­сти ме­ня­ет­ся, а страсть все­гда оста­ет­ся един­ствен­ной и непо­вто­ри­мой. Пе­ре­ме­на толь­ко уси­ли­ва­ет ее. Жизнь да­рит че­ло­ве­ку в луч­шем слу­чае лишь од­но ве­ли­кое мгно­ве­ние, и сек­рет сча­стья в том, что­бы это ве­ли­кое мгно­ве­ние пе­ре­жи­вать как мож­но ча­ще.
– Да­же ес­ли оно вас тя­же­ло ра­нит, Гар­ри? – спро­си­ла гер­цо­ги­ня, по­мол­чав.
– Да, в осо­бен­но­сти то­гда, ко­гда оно вас ра­нит, – от­ве­тил лорд Ген­ри.
Гер­цо­ги­ня по­вер­ну­лась к До­ри­а­ну и по­смот­ре­ла на него как-то стран­но.
– А вы что на это ска­же­те, ми­стер Грей? – спро­си­ла она.
До­ри­ан от­ве­тил не сра­зу. На­ко­нец рас­сме­ял­ся и трях­нул го­ло­вой.
– Я, гер­цо­ги­ня, все­гда во всем со­гла­сен с Гар­ри.
– Да­же ко­гда он не прав?
– Гар­ри все­гда прав, гер­цо­ги­ня.
– И что же, его фи­ло­со­фия по­мог­ла вам най­ти сча­стье?
– Я ни­ко­гда не ис­кал сча­стья. Ко­му оно нуж­но? Я ис­кал на­сла­жде­ний.
– И на­хо­ди­ли, ми­стер Грей?
– Ча­сто. Слиш­ком ча­сто.
Гер­цо­ги­ня ска­за­ла со вздо­хом:
– А я жаж­ду толь­ко ми­ра и по­коя. И ес­ли не пой­ду сей­час пе­ре­оде­вать­ся, я его ли­шусь на се­год­ня.
– Поз­воль­те мне вы­брать для вас несколь­ко ор­хидей, гер­цо­ги­ня, – вос­клик­нул До­ри­ан с жи­во­стью и, вско­чив, на­пра­вил­ся в глубь оран­же­реи.
– Вы бес­со­вест­но ко­кет­ни­ча­е­те с ним, Гл­э­дис, – ска­зал лорд Ген­ри сво­ей ку­зине. – Бе­ре­ги­тесь! Ча­ры его силь­ны.
– Ес­ли бы не это, так не бы­ло бы и борь­бы.
– Зна­чит, грек идет на гре­ка?
– Я на сто­роне тро­ян­цев. Они сра­жа­лись за жен­щи­ну.
– И по­тер­пе­ли по­ра­же­ние.
– Бы­ва­ют ве­щи страш­нее пле­на, – бро­си­ла гер­цо­ги­ня.
– Эге, вы ска­че­те, бро­сив по­во­дья!
– Толь­ко в скач­ке и жизнь, – был от­вет.
– Я это за­пи­шу се­год­ня в мо­ем днев­ни­ке.
– Что имен­но?
– Что ре­бе­нок, об­жег­шись, вновь тя­нет­ся к ог­ню.
– Огонь ме­ня и не кос­нул­ся, Гар­ри. Мои кры­лья це­лы.
– Они вам слу­жат для че­го угод­но, толь­ко не для по­ле­та: вы и не пы­та­е­тесь уле­теть от опас­но­сти.
– Вид­но, храб­рость пе­ре­ш­ла от муж­чин к жен­щи­нам. Для нас это но­вое ощу­ще­ние.
– А вы зна­е­те, что у вас есть со­пер­ни­ца?
– Кто?
– Ле­ди Нар­бо­ро, – сме­ясь, шеп­нул лорд Ген­ри, – она в него по­ло­жи­тель­но влюб­ле­на.
– Вы ме­ня пу­га­е­те. Увле­че­ние древ­но­стью все­гда фа­таль­но для нас, ро­ман­ти­ков.
– Это жен­щи­ны-то – ро­ман­ти­ки? Да вы вы­сту­па­е­те во все­ору­жии на­уч­ных ме­то­дов!
– Нас учи­ли муж­чи­ны.
– Учить они вас учи­ли, а вот изу­чить вас до сих пор не су­ме­ли.
– Ну-ка, по­про­буй­те оха­рак­те­ри­зо­вать нас! – под­за­до­ри­ла его гер­цо­ги­ня.
– Вы – сфинк­сы без за­га­док.
Гер­цо­ги­ня с улыб­кой смот­ре­ла на него.
– Од­на­ко дол­го же ми­стер Грей вы­би­ра­ет для ме­ня ор­хи­деи! Пой­дем­те по­мо­жем ему. Он ведь еще не зна­ет, ка­ко­го цве­та пла­тье я на­де­ну к обе­ду.
– Вам при­дет­ся по­до­брать пла­тье к его ор­хи­де­ям, Гл­э­дис.
– Это бы­ло бы преж­де­вре­мен­ной ка­пи­ту­ля­ци­ей.
– Ро­ман­ти­ка в ис­кус­стве на­чи­на­ет­ся с куль­ми­на­ци­он­но­го мо­мен­та.
– Но я долж­на обес­пе­чить се­бе путь к от­ступ­ле­нию.
– По­доб­но пар­фя­нам?
– Пар­фяне спас­лись в пу­сты­ню. А я это­го не мо­гу.
– Для жен­щин не все­гда воз­мо­жен вы­бор, – за­ме­тил лорд Ген­ри. Не успел он до­го­во­рить, как с даль­не­го кон­ца оран­же­реи до­нес­ся стон, а за­тем глу­хой стук, слов­но от па­де­ния че­го-то тя­же­ло­го. Все вспо­ло­ши­лись. Гер­цо­ги­ня в ужа­се за­сты­ла на ме­сте, а лорд Ген­ри, то­же ис­пу­ган­ный, по­бе­жал, раз­дви­гая ка­чав­ши­е­ся ли­стья пальм, ту­да, где на пли­точ­ном по­лу ли­цом вниз ле­жал До­ри­ан Грей в глу­бо­ком об­мо­ро­ке.
Его тот­час пе­ре­нес­ли в го­лу­бую го­сти­ную и уло­жи­ли на ди­ван. Он ско­ро при­шел в се­бя и с недо­уме­ни­ем об­вел гла­за­ми ком­на­ту.
– Что слу­чи­лось? – спро­сил он. – А, вспо­ми­наю! Я здесь в без­опас­но­сти, Гар­ри? – Он вдруг весь за­тряс­ся.
– Ну ко­неч­но, до­ро­гой мой! У вас про­сто был об­мо­рок. На­вер­ное, пе­ре­уто­ми­лись. Луч­ше не вы­хо­ди­те к обе­ду. Я вас за­ме­ню.
– Нет, я пой­ду с ва­ми в сто­ло­вую, – ска­зал До­ри­ан, с тру­дом под­ни­ма­ясь. – Я не хо­чу оста­вать­ся один.
Он по­шел к се­бе пе­ре­оде­вать­ся.
За обе­дом он про­яв­лял бес­печ­ную ве­се­лость, в ко­то­рой бы­ло что-то от­ча­ян­ное. И толь­ко по вре­ме­нам вздра­ги­вал от ужа­са, вспо­ми­ная тот миг, ко­гда уви­дел за ок­ном оран­же­реи бе­лое, как пла­ток, ли­цо Джейм­са Вэй­на, сле­див­ше­го за ним.