Прикосновение Судьбы [Сэмюэль & Эмма]

Сэмюэль Мионе

четыре дня спустя

Каждый дьявольский день, я вспоминал заплаканное лицо Эммы... о том, как я изнасиловал ее, о том как она сорвалась и кричала в пустоту... и все это произошло из-за меня.

У меня были бы оправдании по типу: Эмма спровоцировала меня поэтому, я так поступил, но это ложь. Она моя жена, поэтому она должна выполнять супружеские обязанности, и дать мне то, чего я желаю, но это тоже ложь.

В моих поступках не было оправданий, я насиловал ее... я испортил ей жизнь...  я убил в ней надежду и маленькую девочку... я потерял ее доверие... я потерял ее... и я сорвался.

Мне пришлось позвать доктора, чтобы решить эту проблему... У Эммы был срыв, и этот срыв отличался от других. Если раньше Эмма тряслась от срыва, то в этот раз она била по своей голове. Доктор сказал, что она слышала голоса, которые пыталась заткнуть. Самое страшное то, что я знал чей это голос, но мне было интересно, что именно она слышала...

Мы решили этот вопрос успокоительными и снотворными, вся жизнь Эммы была в таблетках, без них она никак не справлялась, но мне было плевать, если она чувствует себя лучше, то пусть принимает сколько угодно. Главное она была жива и рядом.

После того случая, я не приезжал домой, я боялся видеть ее... ее заплаканное лицо, ее голубые глаза, которые смотрели на меня с ненавистью, которые желали мне смерти. Блядь, я боялся... Монстр, который пытает и убивает людей, боялся видеться со своей женой.

— Ты меня слушаешь? — спросил дядя.

Слава дьяволу, нас было трое: я, дядя и отец.

Я был рад тому, что здесь не было Данило. Мне было бы стыдно смотреть ему в глаза. Если бы я узнал, что Данило насиловал Софию, то я не раздумывая, пристрелил бы ему в голову.

— Что? — переспросил я.

Физически я был с дядей, но морально я был с Эммой.

— С тобой все порядке? — переспросил дядя.

— Да, все порядке.

Дядя сидел рядом со мной, и в руках у него были синие папки с документами... Опять какая-то посылка наркотиков. Меня от этого, пиздец, как тошнит. Тошнит не из-за того, что эта грязная работа, а из-за того, что меня это дико выбешивает. Каждый день одна и та же хуйня. Это все так заебывает, что хочется все выкинуть к чертям собачьим.

— Я бы так не говорил. — сказал он, я тяжело вздохнул.

— Я бы хотел взять отпуск на некоторое время. — сказал я на полном серьезе, дядя с папой переглянусь, так как будто я сказал что-то шокирующее.

За свои двадцать семь лет, я ни разу не жаловался и ни разу не просил отдыха, даже трахая шлюх, я думал о работе, но сейчас все будет по-другому. Я хочу исправить свою ошибку, я хочу провести свое время со своей женой, я имею на это право.

— Сынок, что ты говоришь? — возмущался отец. С какого хуя у него такая реакция?!

— Ты все услышал.

— У нас много работы. — сказал он.

— Это у вас много работы. — исправил его.

— Ты никуда не пойдешь, и займешься своей работой. — приказал он.

— Я, блядь, твоего мнения не спрашивал, я обращался к дяде.

— Как ты разговариваешь со своим отцом? — вскочил он с места. Мы ссорились так, как будто мы были одни.

—Ты, блядь, по другому не понимаешь. Я, блядь, пахал день и ночь, и ни разу не жаловался, я имею право голоса. — настаивал на своем. — Я, блядь, оставил свою жену после нашей свадьбы из-за этой гребанной работы.

— Так вот в чем дело. Господи, Сэмюэль, вы поженились по договору, какая от нее польза?

Вскочив с места, я схватил за рубашку отца и притянул к себе. От него пахла отвратительными дорогими сигарами, я терпеть не мог запах сигар. Он начал курить после такого, как похитили Фину, но, если он думает заглушить свою боль сигаретами, то это нихуя не поможет.

Дядя вскочил с места и дотронулся до моего плеча, чтобы я остановился.

— Если еще раз, ты скажешь что-то лишнее в сторону моей жены, то увидишь другую версию меня, отец.

Эта была угроза, но мне было плевать, что перед о мной был мой отец. Я ненавидел всех, кто говорил ужасные вещи в строну Эммы. Я готов пристрелить каждому в голову, кто посмеет ляпнуть что-то лишнее в ее адрес.

Эмма — моя женщина, и никто не смеет причинить ей боль, кроме меня.

— Сэмюэль, сядь на место, и мы решим этот вопрос. — приказал дядя.

Дядя Данте — был моим боссом, и я бы никогда в жизни не пошел против него. Он предал Наряд ради моей сестры. Он мог бы... он должен был убить Римо и Фину за предательство, но он очень сильно любил мою маму. Если Римо и Фина остались в живых, только благодаря моей маме, Невио и Грете.

Я сел на свое место, как приказал мой дядя. Блядь, иногда я чувствую себя псиной на поводке, который слушается своего хозяина, только Слава Богу, гавкать не нужно. 

— Я дам тебе отпуск, как ты пожелаешь.

— Благодарю. — выдохнул я.

— Но у нас много дел, как мы справимся без Сэмюэля? — вмешался отец.

— Сэмюэль ни разу не пошел против моих приказов, но, кроме ситуации с Серафиной, но я могу понять его.

Блядь, нихуя ты не поймешь меня, пока не побудешь в моей шкуре. Мне интересно, что он будет делать, если такое произойдёт с ее дочуркой Анной, хотя я врагу такого не желаю. Никто не заслуживает такого отношения. Девушки/женщины в нашем мире не должны отвечать за наши грехи, но увы враги знают наши слабости, поэтому это единственный способ получить желаемое.

— Спасибо, дядя. — сказал я.

— Но твой отец прав, у вас Данило была сделка. Я никогда бы в жизни не подумал, что ты захочешь уйти с работы ради Эммы.

— Я не ухожу с работы, я просто хочу провести немного времени со своей женой. Вы оба, как я вижу наслаждались и наслаждаетесь этим, а я все время работаю. Я могу видеть Эмму только по ночам, а она спит в это время, так дело не пойдет. Она тоже заслуживает уважения.

Отец и дядя снова переглянулись так, как будто я говорил, что-то ужасное.

— Ладно, подпиши пару документов и ты свободен, но ты можешь возвращаться раньше, если передумаешь.

Вряд ли, я передумаю. Я хочу провести все эти долбанные шесть месяцев с Эммой. У нас был план, и мы должны были решить это вместе.

— Вы не думаете о наследниках? — спросил отец.

За этот месяц, я трахнул Эмму дважды и один раз изнасиловал. Мы с ней были, как в мультике «Том и Джерри», то нам хорошо вместе, то нам плохо.

— Блядь, отец, какие еще дети?

Отец уже привык моим манерам речи, для него это был норма вещей. Он знал, что я иногда срываюсь, поэтому он предпочитал игнорировать это.

— Они только поженились, дай им насладиться друг с другом. — сказал дядя.

И в этот момент прозвенел мой телефон... Блядь, эта была Лаура. Каждый раз, когда она названивает мне, мое тело напрягается и пульсируется, будто есть ощущение, что я вот-вот услышу ужасную новость об Эмме... о ее смерти.

— Прощу прощения. — вскочил я с места, и вышел из кабинета.

Я направился на балкон, чтобы услышать ужасную новость в одиночестве... я уже морально был готов к этому.

— Что стряслось? — включил я телефон.

Если я услышу о смерти Эммы, то первым делом убью ее, а потом телохранителя.

— Клянусь, я не хотела вам звонить, но это по поводу миссис Мионе.

Я тяжело вздохнул, чтобы не срываться. Хочется закричать: Лаура, блядь, каким образом ты можешь названивать мне, кроме ситуации с Эммой?

— Что случилось? — мой голос был также суров и строг.

— Она ведет себя очень странно, это на нее не похоже. — сказала она шёпотом, как будто ее могут услышать.

Эмма говорила, что с Лаурой у них хорошие отношения. Судя по ее голосу, Лаура реально переживала за мою женщину.

— Подробнее.

— Она ничего не ест.

— Это у нее не впервые, Лаура.

— Нет! — пискнула она. — Это совсем другое. Половину своего дня, она либо спит, либо принимает ванную. Я даже посчитала: четыре раза в день он купается и дважды моет голову. Она выходит из ванной так, как будто только побывала в аду, вся покрасневшая в слезах. Каждый день, она меняет простыни: утром и ночью, и пижаму также. Как будто... как будто ей противно от себя. Я пытаюсь с ней заговорить, но она молчит и смотрит в одну точку. Таблетки, я не могу ей дать, так как она ничего не ест, может вы ей чем-то поможете.

Эмме было противно не от себя, а от меня. Таким образом, она пыталась избавиться от меня, от моих прикосновений, но она не понимала, что ее тело принадлежала мне и только мне. Она никуда не денется, и ни один конченный кретин не посмеет трогать ее так, как делаю я.

— Еще есть странности в ее поведении? — спросил я.

— Да, это... — мямлит она.

— Лаура. — злился я.

— Спустя два дня, как вы ушли, Эмма сорвалась и подстригла волосы.

Блядь, что она наделала? С какого хуя, блядь... От одной мысли того, что исчезнет карамельный запах ее волос, меня жутко воротило. У Эммы были длинные волосы. Они доходили до ее локтей, и мне было приятно поглаживать ее каштановые шелковые волосы, они мягко ощущались в моих грубых пальчиках.

— Я решила позвать стилиста, и мы решили этот вопрос с волосами, я подумала это заставит ее как-то заговорить со мной, но бесполезно. Как обычно, ни одного звука и ни одной реакций, как будто она в шоковом состоянии.

Эмма подстригла волосы, скорее всего, из-за того, что ей было тяжело их мыть. Четыре раза принимает ванную и дважды моет голову... Блядь, что я с ней сделал...

— Есть что-нибудь еще?

— Пижамы... она выкинула их все, и купила новые, но они очень сильно отличаются от старых.

— И какие они?

— Закрытые, они в виде свободных штанишек и рубашек, они полностью прикрывают ее тело.

Если Эмма думает, что таким способом она заставит меня не думать о ней, то она глубоко ошибается. Не знание того, что как она выглядит на данный момент, меня, пиздец, как заводит.

Прикрыла свое тело и подстригла волосы... Блядь, я должен ее увидеть.

— Вы приедете? — спросила Лаура, и я промолчал. — Вы должны приехать, ей легче, когда вы находитесь рядом с ней.

— С чего ты решила, что ей легче со мной?

— Потому что она сама так говорила. Она себя не чувствует одинокой и ненужной рядом с вами. Может вы ее как-то обидели, но она ни разу не говорила про вас что-то плохое, она защищала вас и считала ваши разговоры и ссоры — личными.

Никогда не чувствовал себя хуевее, я — больной на голову, конченный кретин. Любой, кто находился рядом с Эммой, чувствовал бы себя грешным, ведь она была слишком добра и наивна.

— Она даже ревновала вас и допрашивала меня. — усмехнулась Лаура.

— Ревновала?! — переспросил я.

— Да, она спрашивала были ли у вас другие девушки до нее... Были ли у вас они дома.

Сколько бы раз я не пытался получить ответ о ревности Эммы, она всегда отрицала. Она была слишком гордой для этого, но все было очевидно... Она ревновала меня... Она не хотела кого-то рядом со мной, кроме себя. Хоть и она не признается в этом, но она такая же собственница, как я. Мы не любим делить друг друга, наверное, поэтому у нас постоянно разногласии...

Я даже помню ее признание во время нашего секса... Сэмюэль, будь моим и только моим.

— Что она сейчас делает?

— Она спит.

— Ты уверена?

Я до сих пор пугался того, что она покончит собой.

— Да, уверена. Если бы она хотела повторить это, то она бы давно это сделала.

Мне в каком-то смысле стало легче от слов Лауры. Если бы Эмма задумалась о самоубийстве еще раз, то она бы давно это сделала. Но вопрос вот в чем... Что ее останавливает? Почему она решилась жить?

Блядь, я довел ее снова... И в этот раз я наговорил много лишнего.

Не жди от меня много признаний... Ты строишь из себя, черт возьми, жалкую дрянь, чтобы тебя пожалели... Трахать Грейси — это одно наслаждение, особенно, когда она глотает мою сперму... Ты так захлебнешься в моей сперме, что не сможешь очнуться несколько дней... Ты бы была ахуенной шлюхой, если бы ходила. Грязной шлюхой, но моей шлюхой... Вся эта хуйня с любовью, миром правит страх и похоть... Ты будешь очередной шлюхой в моей постели...

И самое хуевое то что, это еще половина того, что я запомнил.

— Лаура. — мой голос был резким. — Я буду дома через двадцать минут, не своди с нее глаз.

— Хорошо, как прикажете. — сказала она и я выключил телефон.

Выходя из офиса, я написал дяде о том, что уехал.

У меня были шесть месяцев, чтобы исправлять свою ошибку... шесть месяцев, чтобы вылечить и поднять Эмму на ноги... шесть месяцев, чтобы стать не идеальным, но хорошим мужем... Шесть месяцев, чтобы сделать Эмму счастливой...