Глава 9
В выходные я решила вернуться в Куинси — ненадолго, просто навестить родителей. С тех пор как я была дома в последний раз, прошло больше месяца.
Спрыгнула с автобусной ступеньки, перехватила рюкзак, сжав лямки достаточно крепко, и пошла по знакомым улицам города. День был тёплым. Солнце мягко просачивалось сквозь листву деревьев, окрашивая улицы в медовый оттенок. Было по-настоящему красиво.
Чем ближе я подходила к дому, тем сильнее гудели ноги, как будто я стояла в напряжении вечность. Пульс глушил шаги. Понимала, что меня ожидал серьёзный разговор с родителями, но всё ещё надеялась, что смогу как-то успокоить их. Я была уверена, что сейчас начнутся сравнения с Элизабет, и уже подготовила ответы на возможные нападки.
Вскоре мой родной дом предстал перед глазами. Я остановилась около высокого каменного забора и выдохнула. Мои ноги будто приросли к земле, пока я смотрела на огромный двухэтажный особняк с аккуратно подстриженным кустарником вдоль дорожки. Хотелось развернуться. Просто сделать шаг назад и уехать в Бостон. Раствориться в толпе и забыть, что здесь меня ждали не для того, чтобы обнять. Однако в этот момент дверь распахнулась, и на пороге появилась мамина фигура. Деваться было некуда.
Они встретили меня привычно: мама — объятиями, папа — сухой улыбкой. Он всегда был таким. Строгим, молчаливым, и отмерял любовь по заслугам.
Моя мама — привлекательная женщина с длинными русыми волосами, которые всегда убраны наверх в изящный пучок. Она красиво накрашена и одета консервативно даже в выходной. Рядом с ней отец казался ещё более тяжёлым. Крупный, с каменным лицом и сединой, которая только подчёркивала его непреклонность. Он не обнимал. Просто смотрел. Папа выглядел серьёзно и даже сурово, поэтому с детства внушал трепет и страх.
Ужин был как сцена из старого фильма. Слишком красивый, чтобы быть правдой.
Папа зажёг камин, и в комнате стало очень тепло от огонька пламени, который успокаивающе на меня действовал. Светлые оттенки стен сочетались с мебелью из тёмного дерева. В дальнем углу стояла моя старая виолончель, а рядом на стене были развешаны семейные фотографии, даже те, где я была совсем маленькой.
Я заняла своё место, бросив кроткий взгляд на отца, который сидел во главе стола, как обычно. Всё виделось таким уютным и мирным, и я уже надеялась, что серьёзного разговора не получится. Казалось, будто это была обычная семейная встреча, но вдруг мама произнесла слова, которые разрушили мою иллюзию.
— Было бы замечательно, если бы ты смогла нас наконец-то удивить своими достижениями...
Не успела мама договорить, как вмешался папа:
— Да уж если бы, как твоя подруга. Она уже отличилась в оркестре.
Мои пальцы вцепились в нож, а кулаки сжались сильнее. Я чуть не подавилась куском говядины от слов отца.
— Разве? У них прошла всего одна репетиция! — ответила я.
— Лиззи постоянно работает. Она знает чего хочет, и добивается этого. А ты...
— Я тоже стараюсь, — перебила я тихо.
— Значит, недостаточно.
Мама кивнула.
Я ничего не могла сказать в своё оправдание. Для меня этот разговор закончился сразу же после папиной фразы. Аппетит пропал, и всё, чего я желала, так это уйти к себе в комнату. Но отец продолжал меня уничтожать своими словами.
— Мы с мамой видим, что музыка — это не твоё. Пока не поздно, тебе сто́ит перевестись в колледж, чтобы получить профессию, а не тратить время на бесполезное обучение в консерватории.
Это был приговор.
— Вы не можете... — голос треснул, сломался. Я с трудом выдавила фразу, а губы дрожали так, что едва не укусила их.
Они переглянулись. Холодно. Как будто знали, что я скажу. Как будто репетировали этот момент.
Медальоны на столе остыли. Ни один из нас больше не прикасался к еде. Но хуже всего было не это. А то, что они действительно верили, что поступают правильно.
— Твоё обучение в консерватории стоит больших денег. Я не намерен тратить их зря, поэтому тебе нужно выбрать колледж. Или мы сделаем выбор за тебя.
— Мам, вы же этого не сделаете, правда?
В ответ мама мягко улыбнулась.
Мой маленький мир, казалось, разваливался на глазах. Я делала для них всё, что они хотели, старалась угодить им в каждой мелочи. Но сейчас они пытались сломать мои мечты и забрать то, что стало частью моей личности, и было невозможно всё бросить и просто забыть об этом.
Я стала перебирать в голове аргументы, которые могла предъявить отцу. К счастью, вовремя вспомнила мистера Харта. Последнюю карту.
— Мистер Харт сказал, что у меня есть потенциал. Значит, мне нужно больше работать. — Мне нужно было пробиться к сердцу папы своими словами.
— Кто вообще этот Харт? — отца передёрнуло, как от кислого вина.
— Он солист. Известный. Проводил мастер-класс в консерватории. Сказал, что мне нужно подтянуть технику. Но... добавил, что потенциал у меня огромный.
Мама слегка повернула голову.
— Кажется, я слышала о нём.
Отец бросил вилку на тарелку, металл звякнул о фарфор.
— Я не собираюсь платить ещё какому-то Харту!
Словно по щелчку вся моя хрупкая надежда развалилась. Просто исчезла.
— Пожалуйста. Просто дайте мне шанс, — молила я. Голос подрагивал, и я ненавидела себя за это.
— Шансов было достаточно. Это конец, Минна.
Мама перевела взгляд с отца на меня, потом снова на отца.
— Дорогой, может, ей сто́ит попробовать ещё раз? Добавит вечерние репетиции в расписание!
Я сглотнула. Вечерние? Я ухожу из класса самой последней, с уставшим телом и пальцами, изъеденными страхом недотянуть.
— Лиззи постоянно на сцене. О ней слышат. А ты где? Где моя дочь всё это время? Признай, это не твоё, — отец смотрел прямо, не моргая.
Я сжала ладони под столом так, что ногти впились в кожу.
— Дайте мне немного времени. До конкурса молодых исполнителей. Я смогу. Мне просто нужно... чтобы вы хоть раз поверили в меня.
Каждый год в консерватории проходил конкурс молодых исполнителей. На нём отбирали самых талантливых музыкантов. Однако я никогда не считала себя достаточно одарённой, чтобы попробовать свои силы в подобном состязании. Конечно, конкурировать с Элизабет было не самым удачным решением. Но это единственный шанс.
Мама, наконец, повернулась к отцу и нежно взяла его за руку, словно успокаивая. Было приятно видеть, что хотя бы сейчас она на моей стороне, и надежда всё ещё теплилась в моём сердце. Я чувствовала на себе взгляд папы; он смотрел из-под своих нависших бровей и тяжело дышал от злости. Его брови сдвинулись, губы плотно сжаты. Гнев всё ещё жил в нём, пульсировал в висках. Он потянулся к бокалу, сделал глоток, не отводя глаз.
Потом кивнул.
— Хорошо. Но если облажаешься — идёшь в колледж. Без обсуждений.
Тело буквально ослабело в тот момент. Я откинулась на спинку стула и почувствовала, как напряжение уходит из позвоночника. Но это ещё не победа.
Мама нежно смотрела на меня, улыбаясь в знак поддержки. Я была ей очень благодарна.
Это определённо был самый ужасный ужин в моей жизни, ведь мне приходилось сидеть за столом с родителями, которые пытались изменить мою жизнь в худшую сторону. Они продолжали обсуждать моё будущее, пока я сжимала руки в кулаки. Отец был уверен, что я провалюсь на конкурсе из-за «моих навыков». Имя Элизабет прозвучало несколько раз во время разговора, и я была уверена, что речь не обо мне.
Речь о соревновании с семьёй Лодж. Об их Лиззи. О том, чья дочь победит.
Когда я, наконец, оказалась в своей комнате, стало легче.
Спальня была детской, милой, в нежно-голубых тонах, с пышной кроватью, на которой были разбросаны подушки с изображением щенков. Всё было слишком аккуратно, слишком прежним. А я — уже совсем другая. Мне не хотелось больше оставаться в этом доме.
Покопавшись в своих старых вещах, я нашла открытки, которые когда-то для меня рисовала Лиз. Они были смешными, а некоторые и вовсе дурацкими.
Когда мы были детьми, я сказала ей, что мечтаю стать великой виолончелисткой, и она засмеялась. Это так глупо, пытаться конкурировать с ней. Сам факт того, что мы станем соперницами на несколько часов, никак не укладывался в сознании.
От долгого напряжения ломило мышцы, и я опустилась на край кровати. Прокручивала разговор за ужином снова и снова. Мне нужно было хотя бы на минуту перестать думать. Отвлечься.
Мистер Харт. Конкурс. Элизабет. Ультиматум.
В этот момент телефон дрогнул в ладони. Вибрация. На экране горело имя, от которого внутренне расправились плечи.
Джекс.
Я улыбнулась впервые за весь день. Просто потому, что он вспомнил обо мне.
— Привет, — прошептала я, боялась, что голос выдаст, как сильно я рада его слышать.
— Привет! Ты не спишь?
— Не думаю, что смогу этой ночью. — Я легла на подушку, телефон прижала к уху чуть ближе. — Слишком много всего.
Он замолчал на секунду.
— Хочешь рассказать?
— Пока нет. Только если ты спросишь об этом за чашкой кофе и с видом на Бостон.
Джексон негромко рассмеялся.
— Сделаем и кофе, и вид, и даже плед, если понадобится, — сказал он. — Но сначала — подарок.
— Ты меня заинтриговал, — я прижала щеку к подушке, как будто он был здесь, рядом.
— Я кое-что нашёл. То, что ты точно оценишь. Но не скажу.
— Тебе не кажется, что обещания без подробностей, это худший вид пытки?
— Я знаю, что ты умеешь ждать. Ты же музыкант, — его голос стал мягче.
Я прикусила губу, и в этот момент сердце, которое весь вечер было будто сжато в кулак, впервые немного отпустило.
— Ты спасаешь мне вечер, Джекс, — призналась я. — Просто тем, что звонишь.
Парень не ответил сразу. Только выдохнул.
— Ты заслуживаешь, чтобы каждый вечер был спасён.
Я бы, наверное, сказала что-то в ответ — что-то лёгкое, ироничное. Но в дверь постучали, и я растерялась.
— Постой, кто-то идёт, — прошептала я, резко сев.
В панике я сбросила вызов и повернулась к двери. Мама слегка приоткрыла её и осторожно заглянула внутрь.
— Ты разговаривала с кем-то?
Я кивнула, подняв телефон:
— С Лиз, — солгала я.
Мама тихо закрыла за собой дверь, прижалась к ней спиной и посмотрела на меня взглядом, в котором уже читалось: «Сейчас будет разговор, от которого тебе захочется исчезнуть».
— У отца проблемы с одним из партнёров, — начала она без вступлений. — Это временно. Но вечер, который мы планируем... он особенно важен.
Я даже не повернулась.
— Мама... — Я провела рукой по затылку, собираясь с мыслями. — Пожалуйста, только не это.
Она всё-таки подошла ближе и села на кровать. Не по-матерински уютно, а аккуратно. Как гость.
— Просто один номер. Что-нибудь знакомое. Люди обожают, когда ты играешь. Ты же слышала, как они аплодировали в прошлом году.
— Они аплодировали вам, — бросила я. — Точнее, вашему идеальному проекту. «Посмотрите, какая талантливая у нас дочь». И сразу после: «Элизабет такая молодец, девочки обе стараются, обе играют, обе такие... перспективные». Всегда обе. Никогда — я.
Мама глубоко вздохнула.
— Мы просто гордимся, что ты не отстаёшь.
Я сжала зубы. Не отстаю. Как будто я всю жизнь бегу в чьей-то тени, и максимум, чего могу добиться, это не отстать.
Я развернулась к ней. На мне была старая толстовка с пятном от кофе на рукаве и волосы, собранные в ленивый узел. Всё во мне кричало «я устала», но мама, как всегда, слышала только то, что укладывалось в её картину мира.
— А Элизабет — гениальна, да? — голос сорвался, прежде чем я успела его остановить. — Она не бегает между учёбой и сменами в кафе. У неё персональные педагоги и вечера, где она гость, а не номер в программе.
Мама отвернулась, но я видела, как дёрнулся уголок её губ.
— Ты всегда всё воспринимаешь слишком лично.
— Потому что для меня это лично. Каждый раз, когда я играю для вас, вы как будто ждёте, что я стану кем-то другим. Лиззи?
Пауза затянулась.
— Нам просто хотелось бы, чтобы ты приняла участие. Один вечер, Минна. Это важно для семьи.
— А мне важно не чувствовать себя выставленной напоказ. Не сидеть с натянутой улыбкой среди чужих, пока вы рассказываете, какая я «молодец», а потом в том же свете вставляете Элизабет, как будто мы один бренд на двоих.
Мама встала. Не сказала ни слова. Лишь бросила на меня взгляд, в котором читались и горечь, и упрёк.
— Ты не понимаешь, как это важно для нас.
— Я понимаю, — спокойно ответила я. — Но мне ведь нужно готовиться к конкурсу, и у меня нет времени развлекать ваших гостей.
Дверь закрылась сдержанно, но твёрдо. Как всегда, когда мама была разочарована.
И всё же внутри было... облегчение. Впервые за долгое время — я выбрала себя. Хоть на один вечер.