Глава 7
Пятница. После занятий — вымотанная, но собранная — я направилась в зал, где должен был проходить мастер-класс. С каждым шагом по пустынному коридору пульс замедлялся, а внутри нарастало напряжение.
Дверь была приоткрыта. Тонкая полоска света разрезала полутьму, и я осторожно заглянула внутрь. Никого. Только мистер Харт одиноко сидел на стуле, уткнувшись в мобильный телефон.
Я тихо постучала костяшками по косяку. Мужчина резко поднял голову, и в следующую секунду вскочил, будто его застали за чем-то личным. Телефон исчез в кармане, а лицо тут же собралось в маску внимательности.
— Проходите, — сказал он, кивая на ряды стульев.
— Я... не опоздала? Уже всё закончилось?
— Нет, вы вовремя. Но, скорее всего, кроме вас никого и не будет.
Он сказал это так спокойно, обыденно, что от этого стало ещё более неудобно.
— Проходите, будем репетировать вдвоём, — добавил он и похлопал по ближайшему стулу
— А так... можно? — я шагнула внутрь, прижимая к себе виолончель как щит. — Я имею в виду — если я одна. Я бы не хотела отнимать ваше время.
— Вы его не отнимаете. Ни минуты, — отозвался он, и голос у него был хрипловатый, низкий.
Мистер Харт выглядел так, как будто сошёл с афиши. Тёмные волнистые волосы небрежно падали на лоб, создавая иллюзию случайности, хотя всё в нём кричало об аккуратной продуманности. Тонкий галстук, идеально сидящий пиджак, и этот собранный до мелочей образ как картина, где каждая деталь на своём месте. Красота его была негромкой, но оттого ещё более разрушительной.
— Странно, что никто не пришёл. Вы же... знаменитый, — сказала я, и голос мой прозвучал чуть глупо, как будто я пыталась оправдаться за чужое отсутствие.
Он только развёл руками.
— Вот и я не понимаю. Иногда... бывает.
Мистер Харт снова сел, удобно устроившись на одиноком стуле, и закинул ногу на ногу. Глаза — серо-зелёные, пронизывающие, устремились на меня. Я же расстегнула футляр. Пальцы будто взбунтовались, сопротивлялись каждому движению, пока подготавливала инструмент. Всё во мне кричало: будь идеальной. Только бы не облажаться.
— Знаете, ученики иногда просто проходят мимо объявлений... Или считают, что уже знают достаточно, — сказал он. Незлобно. Скорее с обидой.
Я не знала, как ответить. Только кивнула.
— Как ваше имя? — спросил он.
— Минна Баллард.
— Минна, — он повторил, словно пробуя моё имя на вкус. — Могу задать вопрос?
— Конечно, мистер Харт.
— Почему вы пришли?
— У меня... трудности с техникой, — призналась я. — А ещё вы... вы один из лучших. Я хотела бы учиться у вас.
— Тогда посмотрим, с чем вы пришли.
Я нервно сглотнула. Мне было страшно провалиться перед ним. Учитель взял со стола партитуру и, открыв её, направился ко мне. Он остановился передо мной, его взгляд пробежался по нотам.
— Хорошо, попробуем это место, — он указал на одну из строчек на нотном листе, которую я должна была сыграть. — Можете начать?
— Да, — ответила я и, обняв виолончель как старую подругу, приступила к исполнению.
Мистер Харт внимательно следил за мной, пока я играла. Его взгляд был цепким, но спокойным. Казалось, он слушал не только музыку, но и меня саму, улавливая нечто большее в движениях, в колебании смычка.
Когда я закончила, наступила короткая, почти болезненная тишина. Я ждала замечаний, но он молчал. Затем медленно кивнул, словно обдумывая что-то важное.
— Знаете, Минна, — наконец заговорил он, и голос его звучал мягко, задумчиво. — Вы играете так, будто сами сочиняете эту музыку.
Я на секунду растерялась.
— Что?..
— Ваше исполнение. Оно живое. Настоящее. Вы не просто воспроизводите ноты, вы наполняете их чем-то своим. Это редко встречается.
Я не знала, что ответить. Его слова впились под рёбра, оставляя там горячие следы. Я хотела верить. Боже, как же я хотела этому поверить.
— Мне потребовалось много лет, чтобы добиться этого. Но вы... — Он пристально посмотрел на меня, чуть прищурившись, словно пытаясь разгадать загадку. — У вас это есть. Это редкость, Минна.
Я нервно сжала смычок в пальцах. Что-то в его словах заставляло кровь бежать быстрее. От волнения? От гордости? Или от чего-то другого, чему я пока не могла дать название?
— Но... у меня ведь проблемы с техникой. С ритмом, — прошептала я.
— Это всё ерунда, — он отмахнулся, как от назойливой мухи. — Проблема в другом.
— В чём?
Он чуть наклонился вперёд. Его голос стал ниже, будто он делился со мной чем-то сокровенным:
— Вы боитесь.
Я вздрогнула от того, как точно он попал. Словно взял мои страхи и вытянул наружу.
— Боитесь ошибиться. Боитесь не оправдать ожидания. Боитесь почувствовать музыку по-настоящему, потому что тогда придётся открыть себя. А это страшно.
Отвела взгляд, сжимая гриф крепче, чем нужно. До боли.
— Я... просто стараюсь играть правильно.
Харт покачал головой, усмехнувшись, но на этот раз в его улыбке мелькнуло сожаление.
— В этом и есть ваша ошибка.
Он медленно прошёлся по залу. Потом остановился и обернулся ко мне.
— Позвольте спросить... почему вы выбрали музыку?
— Ну... — я задумалась, — не знаю. Я не выбирала, если честно. Но она уже давно стала частью меня.
— Значит, без неё вы не существуете?
Мужчина подошёл ближе. Мне показалось, что между нами возникло некое напряжение.
— Да, наверное...
— Тогда перестаньте играть правильно. И начните играть по-настоящему.
Я едва заметно поёжилась.
— Как?.. — голос дрогнул.
— Начните с доверия, — произнёс он.
В его голосе было нечто притягательное, медленно затягивающее вглубь, как омут, в который хочется шагнуть, даже зная, что утонешь. Неуверенность отозвалась глухим гулом в груди, но рядом с ней появилось другое чувство — едва заметное возбуждение.
Напряжение плело кокон вокруг каждого мускула. Челюсть свело, плечи поднялись, словно готовясь к удару. В горле пересохло, и я не могла выдавить из себя ни слова. Этот внезапный свет, эта похвала – они пугали меня больше, чем любая критика. Ведь если я привыкла к темноте, то как мне теперь жить в этом ослепительном сиянии?
— Проиграйте ещё раз. Только медленнее, — сказал мистер Харт.
Я вновь коснулась смычком струн. Преподаватель стоял рядом, спокойно и точно указывая, где следует замедлиться, где отпустить зажатость в плече. Я ловила каждое слово. Его голос не учил. Он направлял.
— Плечо мягче... да, так. Вот здесь — аккуратнее.
Он не повышал тон. Не требовал. И, возможно, именно поэтому я слушалась без капли сопротивления. Потому что чувствовала: он не ломает — он выстраивает.
Мужчина отвернулся и отошёл к своему столу, где достал из рюкзака бутылку с водой. Он сделал из неё глоток, затем вернулся ко мне.
— Теперь попробуйте спеть мелодию. Это нужно только для того, чтобы почувствовать ритм и правильно расставить акценты на нужных нотах.
Я последовала его указаниям, тихо напевая мелодию.
— А теперь — снова проиграйте. Но в темпе.
Я играла. И он стоял рядом.
— Намного лучше, — одобрил он. — Вы почувствовали переход. Это важно.
Мистер Харт обошёл меня. Я не сразу заметила, насколько сжала пальцы, пока костяшки не побелели. С трудом разжала кулаки, глядя вниз.
— Я... — губы пересохли, и я провела по ним языком. — Я боюсь не только ошибок.
— Что именно?
— Четыре года назад... — каждое слово давалось, как через вязкий воздух, но я всё же продолжила. — Я слишком много репетировала. До изнеможения. Тогда мне казалось, что чем больше я играю, тем лучше. Я не слушала ни себя, ни своё тело.
Прикрыла глаза, вспоминая те дни. Свет лампы, блики на лакированной поверхности виолончели, тупая, ноющая боль в запястье, которую я игнорировала.
— Воспаление сухожилий. Почти год без музыки.
Я ожидала всего — раздражения, укора, холодного «ты сама виновата». Но увидела совсем другое. Его глаза потемнели от сочувствия.
Неожиданно мистер Харт протянул руку и осторожно взял мою ладонь в свою.
— Позвольте? — мягко спросил он.
Я кивнула. Мужчина медленно провёл пальцами по внутренней стороне моего запястья, по косточкам пальцев. Его прикосновение было тёплым и бережным.
— Если играю слишком долго, то иногда чувствую, как напряжение возвращается.
Он кивнул, продолжая медленно, успокаивающе, поглаживать мою ладонь.
— Я знаю, как это — ломаться из-за чужих требований. Когда хвалят, только если ты на грани.
Я оцепенела, уловив в его голосе далёкую, но всё ещё живую боль.
— Я играл, пока пальцы не кровоточили. Пока руки не каменели. Мне говорили: боль — путь к мастерству. Я верил. Долго. Пока не понял, что музыка, это не штурм крепости. Это живое существо. Её нельзя насиловать. Её нужно чувствовать.
Мужчина сжал мои пальцы чуть крепче, как бы подчёркивая свои слова.
— Вы боитесь снова загнать себя в угол. Это понятно. Но теперь — вы не одна. Я не позволю вам сломаться.
— Вы правда думаете, что я могу... больше?
— Я уверен.
Он медленно разжал мою ладонь, но его тепло ещё оставалось на коже.
— Мы будем работать правильно. Без боли, без страха. Только вы и музыка.
Мне так сильно хотелось ему верить. И, кажется, впервые за долгое время я почувствовала, что, может быть, у меня снова получится.
— Повторите пьесу, Минна, — скомандовал Харт.
Ещё некоторое время мы занимались. Я украдкой взглянула на настенные часы. В груди зародилось беспокойство. Джекс должен был выйти на сцену совсем скоро, а я всё ещё здесь.
— Достаточно на сегодня, — голос мистера Харта вывел меня из мыслей. Я подняла голову и встретилась с его взглядом. Он изучающе смотрел на меня, затем слегка кивнул.
— Спасибо, что пришли, Минна. Мне нужно на время улететь в Сиэтл, но когда вернусь, хотел бы повторить занятие.
Я затаила дыхание. Внутри словно разлилось что-то тёплое, расправляя незримые крылья у меня за спиной. Он — человек, который видел сотни талантов, — говорил это мне.
— Спасибо, — прошептала я.
Руки дрожали, пока я собирала вещи. Когда подошла к двери, он окликнул:
— Минна...
Я обернулась.
— Не бойтесь играть по-настоящему. Страх, это всего лишь тень. Он исчезает, если сделать шаг вперёд.
Эти слова коснулись чего-то глубоко внутри, оставив лёгкий, едва ощутимый след. Я скромно улыбнулась в ответ и поспешила покинуть класс.
Как и предвещала Гвен, я бежала, чтобы успеть на открытый микрофон. Чем быстрее я двигалась, тем сильнее меня било холодным ветром. Поток воздуха развевал длинные волосы в разные стороны.
С грохотом распахнув двери, я ворвалась в кафе. Сразу хлынул шум музыки и громкие голоса людей. Воздух казался душным, кипящим. По залу было сложно пробираться из-за количества людей, поэтому мне приходилось лавировать, чтобы не споткнуться.
На сцене выступал дуэт, и мне оставалось надеяться, что очередь Джекса ещё не подошла.
Взглянула на Гвен — она принимала заказы у стойки, а когда увидела меня, её лицо тут же помрачнело. По глазам девушки всё стало ясно.
Я опоздала.
Быстрым шагом помчалась в комнату ожидания. Нервно прикусив губу, молча вошла внутрь и сразу замерла у двери, не зная, что делать дальше. Ноги сами собой приросли к полу, когда Джексон вдруг поднял голову и пристально посмотрел на меня.
— Ты всё-таки пришла! — обрадовался он.
Парень резко подскочил с дивана и подошёл ко мне. Остановился в нескольких шагах, внимательно рассматривая моё лицо.
— Да, как видишь, — тихо проговорила я, стараясь выровнять сбитое дыхание.
Джексон выглядел чертовски горячо в расстёгнутой на груди белой рубашке, небрежно выправленной наружу. От него исходил всё тот же аромат. Я смотрела на него широко раскрытыми глазами. У меня не хватало смелости даже сдвинуться хотя бы на шаг.
— А я уже думал, что не увижу тебя сегодня. Твоя коллега сказала, что у тебя поздние занятия.
— Да. Прости, что опоздала. У меня не было твоего номера, чтобы предупредить...
— Ничего страшного, — мягко сказал Джекс, убирая руки в карманы брюк.
— Ты пел свою песню?
Он отрицательно качнул головой.
— Я же хотел, чтобы ты услышала.
Он подошёл ближе, становясь всего в нескольких сантиметрах от меня. Я чувствовала его тёплое дыхание на своей коже, и это сбивало с толку. Не в силах оторвать от него взгляд, я продолжала молча стоять на месте.
— Ты даже не представляешь, как я рад тебя видеть.
Джекс говорил довольно тихо, его губы нежно растянулись в улыбке, а глаза блестели. Я сглотнула вязкую слюну в ожидании действий с его стороны.
Дверь внезапно распахнулась, и в комнату ожидания, словно буря, ворвалась парочка музыкантов. Они радостно о чём-то переговаривались, но сразу же замолкли, когда увидели нас. Джексон мельком бросил взгляд на вошедших и сразу отошёл в сторону, позволяя им спокойно пройти вглубь комнаты. Взял куртку и посмотрел на меня.
— Думаю, нам пора, — тихо сказал он, накидывая её на плечи.
Но я не двинулась с места. Всё происходило слишком быстро. Я только что мчалась со скоростью света, потом с трудом пробралась сквозь толпу, а теперь стояла здесь, в этом полутёмном помещении, ощущая тепло его взгляда, его запах, и айсберг внутри меня стремительно таял.
Я могла бы сказать ему «пойдём», но слова замерли на кончике языка, так и не решившись сорваться с губ.
Джекс заметил это. Он улыбнулся, а в глазах мелькнул вопрос.
— Всё в порядке?
В ответ медленно кивнула, хотя внутри всё бурлило.
— Ты торопилась, чтобы успеть, — негромко сказал он. — Ради меня?
Я сглотнула.
— Конечно.
Джексон улыбнулся — не так, как обычно, без лукавства и привычной уверенности, а чуть растерянно, искренне. Будто мой ответ значил для него больше, чем он ожидал.
— Спасибо, Минна.
Он протянул руку, не касаясь, но близко, приглашая меня сделать первый шаг. Я выжидала, ощущая всем телом, как между нами пульсирует воздух.
А потом, медленно и почти незаметно, я сделала этот шаг.
Наши пальцы соприкоснулись. Лёгкое, почти невесомое касание, но оно оказалось сильнее, чем любые слова.
Джексон чуть крепче сжал мою ладонь.
— Пойдём, — тихо сказал он.
И я пошла.