Глава 4
«Какой позор», - подумал Женя и закрыл лицо руками.
Наблюдая необычную реакцию на простой вопрос, Карлос отстранился от собеседника, поняв, что знакомому нужно больше пространства. Тем временем, Давид оглядывался по сторонам. Ему явно не хотелось, чтобы люди увидели его соседа таким уязвимым, поэтому он чуть развернулся в бок, закрыв Евгения от остальных.
Марко же, наоборот, наклонился вперед к беларусу и прошептал:
- Эй, ты чего?
Предугадав намерения Марко, Давид сложил правую руку в воображаемые «ножницы» прямо как в детской игре, и стал активно «разрезать» воздух. Этот жест, призывавший прекратить все немедленно, дошел до младшего, но с тем же успехом – проигнорирован.
- Короче, согласен ужасно это все, но плакать...
Марко не успел закончить, так как словил затрещину от Давида. Удар прошел по касательной и не принес никакого урона. Ему понадобилось несколько секунд для осознания произошедшего. Парень открыл рот. Похоже прежде такого с ним не случалось. Все еще отрицая действительность Марко, спросил на испанском:
- Черт, какого?!
- Если не заткнешься еще получишь, усек?
Карлос прикрыл рот рукой, чтобы сдержать смешок.
- Почему? – почесывая затылок сказал Марко, а потом чуть тише добавил:
- Ты же мой друг!
За него ответил Карлос:
- Потому что он прав. Думай, что говоришь, где и кому.
Марко почувствовал себя преданным. Он скрестил руки и уставился в противоположную сторону, как будто разговор его больше не интересовал. Однако изредка поглядывал на товарищей, осознав свою неправоту.
Эмоциональный испанский передался Жене. Рукавом рубашки он вытер слезы, шмыгнул носом, а после взглядом встретился с Карлосом. Глубоко выдохнул и наконец ответил:
- Не в порядке. И уже давно. Я все время думаю о том, смог бы я что-нибудь изменить и сейчас находиться там, где действительно хочу быть. Не задумываться о сочетании цветов. Любить место, что я называю домом так как умею. И в конце концов говорить. Знаешь, все на что мне хватило смелости: взять паспорт, отстоять очередь и проголосовать, по совести. А потом я сидел дома, пока другие что-то делали. И, мне казалось, стены рухнут.
- Кажется я понимаю, о чем ты. – сказал Карлос, тут же поясняя для своих друзей:
- Вы же не читаете «El Mundo». Они писали о ситуации в Беларуси. Люди там недовольны властью.
- А ты не выходил? – перебил Марко.
- Нет. Мне было что терять, как мне казалось... И эти рассказы заключенных. Вы не представляете, что значит попасть в тюрьму у нас. Я испугался.
Женя подумал, что разговор уже больше походит на исповедь. Он уставился на чашку. Обвил ее пальцами, заговорив уже спокойным голосом:
- Я только сейчас понял, что эта площадь размером с обычный двор. В таких местах живут обычные люди как мы с вами, да устроены дворы практически одинаково. Так вот жители одного двора смогли превратить его в центр сопротивления. Жизнь там бурлила не хуже, чем на центральной площади. Конечно, они были не единственными.
В зале кафе снова зазвучала музыка. Женя замолк, так как уловил граммофонный шорох. Очевидно, песня записывалась давно. Простая и медленная, но бесконечно глубокая, как те эмоции что испытывал Женя. В ней певец призывал улыбаться даже если сердце разбито. Бархатным голосом пел о том, насколько это простое и сильное средство, что может изменить будущее.
Евгений решил последовать этому совету и попытался улыбнуться. Но вышло совсем печально. И, прежде чем продолжить свою исповедь, он спросил у испанцев:
- Я знаю песни, которые нельзя петь. А у вас тоже такие есть?
Ребята задумались. Молчание прервал Карлос:
- Таких я не знаю, зато помню мой дед часто напевал одну, а после долго молчал. Там пелось так...
Здоровяк прочистил голос. Затем начал отбивать ритм ладонью по столу, и вскоре тихо запел на родном языке. Его голос идеально вписывался в музыкальный репертуар кафе. Забыв про все размолвки Марко с восхищением слушал друга, а Давид, кажется, не знал, что Карлос умеет петь, ведь это так не соответствовало его внешности.
- Не понял, о чем, но красиво. Странно, как будто я ее уже где-то слышал. Даже сердце быстрее застучало, - в подтверждение сказанного, Женя накрыл рукой ту область грудной клетки.
- Песня называется «L'Estaca». Написана на каталонском. Ту часть что я спел можно перевести так:
«Я потяну его сюда,
А ты толкнешь его туда,
Значит, он рухнет, рухнет, рухнет –
И мы свободны навсегда.» — сказал Карлос.
- А можешь напеть еще раз?
Карлос улыбнулся и снова запел, только в этот раз к нему присоединился Давид.
Женя машинально стал нашептывать свои слова, которые идеально ложились в этот ритм: - Мур хутка рухне рухне рухне и пахавае свет стары!
Никто не ожидал такого. Каждый искал глаза собеседника, чтобы проверить не послышалось ли им. Как будто песни о свободе связали молодых людей.
- Интересно получилось, - с улыбкой сказал Давид, а потом обратился к Марко:
- Ты совсем не знаешь слов?
- У нас эту песню не принято петь. Моя бабка не любит и не только она. Все по отцовской линии, – ответил Марко.
Два друга посмотрели на младшего как на наивного ребенка.
- И ты правда не понимаешь? — сделав гримасу сказал Давид.
- Ну, я спросил один раз. Ответили: не твое дело...
- Ты же смышленый парень и уже давно догадался почему твоя бабка так себя ведет. По какой причине придирается к своей невестке с юга. Твоя мама из семьи фермеров, если ничего не путаю. Или лучше напомни нам кем был твой дед и откуда он?
- А что не так с моим дедом?! – слегка повысил голос Марко.
Вопрос затрагивал чувствительную для юноши тему, но в конце концов он ответил:
- Дед был военным, католиком. Всегда ходил в церковь. А их семья поколениями жила в Мадриде. В его кабинете висел портрет Франко...
Кажется, благодаря расспросу друга Марко понял что-то важное:
- Гребанная песня!
- Дело не в музыке, ты же знаешь, – понизив голос, сказал Карлос.
Марко неожиданно схватился за шею, будто получил укол сильнодействующего препарата. Его лицо изменилось: юная беззаботность исчезла, от чего он стал выглядеть старше своего возраста. Увидев это, Карлос с беспокойством сказал:
- Эй, извини, ладно, - и добавил:
- И не сравнивай себя ни с кем. Просто будь собой.
Давид успокаивающе похлопал младшего по спине, на что тот горько улыбнулся.
Евгений, наблюдавший эту сцену, ощутил невидимую пропасть между друзьями. Дело было в семье Марко. Скорее всего его дед был франкистом. А жители юга, откуда родом его мать и друзья, наоборот, часто не поддерживали режим. Минуло почти пол века, а отголоски прошлого преследовали молодое поколение.
«Не уже ли так будет и у нас?» - подумал Женя. Потом решил продолжить свой рассказ:
- Была еще одна песня о переменах. Одно время на улицах под нее просто хлопали. И оказалось, что нельзя хлопать на улице, иначе ты попадешь в тюрьму. А в 20-м два парня решили ее поставить на государственном мероприятии... Это было нечто.
Женя улыбнулся.
- Что с ними стало? — спросил Марко.
- Парни уехали в другую страну. Чуть позже кто-то нарисовал их на трансформаторной будке в том дворе. Добавили адресную табличку с надписью «площадь Перемен». Так и стали называть. Да, чуть не забыл, люди украсили ленточками ограждение возле детской площадки. Смотрелось красиво. И знаете что? Эти ленты мешали. Их срезали много раз. Да толку от этого не было никакого: люди развешивали новые.
- А кто срезал? И зачем? — спросил Давид.
- Не ты первый задаешься такими вопросами. Как-то поздно вечером во двор подъехала тонированная машина без номеров. Вышли люди в балаклавах и стали срезать ленты. В этот раз один житель «площади Перемен» вышел к ним, возможно, решил задать те же вопросы.
Тут он замолчал, раздумывая, стоит ли продолжать рассказ.
- Они поговорили? – спросил Марко.
- Фуух, - глубоко выдохнул Женя, очередной раз справляясь с эмоциональной волной:
- Не знаю. Но даже если разговор и был, то он слишком дорого обошелся парню. Потому что его нашли только на следующей день, в скорой. Говорят, он вышел на улицу в белой футболке... После разговора она стала красной. Этот цвет уже не изменить. Виновных не найти.
- А как такое может быть? – удивился Давид.
- У нас может. Потому что в нашей стране бывает время, когда не до законов.
- Чушь какая-то, – не выдержав, сказал Карлос.
Женя кивнул, затем снова посмотрел в окно.
- Я не знал его лично, так же как жителей гетто. Но почему же мне тяжело от мысли о миллионах убитых, но думая о нем мне так сложно не заплакать. Кажется есть вещи намного дороже премиальных спорткаров, роскошных яхт, золотых унитазов... По мне эти стулья бесценные.
А потом чуть тише добавил:
- И наши разноцветные ленты тоже бесценные: за них человек жизнь потерял. К сожалению, не один... Сейчас многие продолжают страдать... С каждым днем больше.
Над компанией нависла тишина.
- Теперь я знаю о чем напишу в своем блоге... - прервал молчание Марко.
В поддержку сказанного другом, Карлос покачал головой.
- Спасибо тебе за все, - сказал Давид.
От этих слов или от того, что смог выговориться, Женя почувствовал давно забытую легкость. Случайно его взгляд упал на часы: до завершения рабочего дня осталось не так много. Ему стало стыдно, что столько времени отнял у ребят.
- Какие благодарности, я вам все планы нарушил. В общем извините меня, я столько наговорил...
- Насчет планов не переживай, город интересный, еще приедем. У нас прямой из Малаги летает, – успокоил Карлос.
Неожиданно появилась бариста с пустым подносом и быстро забрала у ребят посуду. Это жест был воспринят компанией как сигнал к действию. Туристы второпях собрали свои гаджеты. Напоследок Женя решил пожать им руки, а затем вернуться к работе.
Вскоре послышался звук закрывшейся двери. Евгений увидел туристов на улице. Теперь он провожал взглядом не чужих ему людей, но с которыми возможно никогда не увидится.
Туристы шли через площадь. Марко, проходя мимо очередного стула остановился и бережно опустил ладонь на его спинку. Двое друзей молча стояли позади, а потом Карлос сгреб их в охапку и повел прямо, где за серым одноэтажным зданием компания скрылась из виду.