Пролог
Есть только три сильнейших чувства, способных изменить человека. Это ненависть, страх и любовь. С начала времен они движут обществом, определяют ход истории, контролируют мир. От них нельзя убежать, нельзя скрыться, ибо хоть одно из них настигнет каждого, кто живет и чувствует. Они способны пробудить тьму, хранящуюся в глубине человеческих сердец.
Они способны пробудить монстров. И если миру суждено быть уничтоженным, то только от их рук.
Темный силуэт скользнул между узких улочек ночного Бамберга. Мужчина, судя по телосложению, скрывавшемуся за темным плащом, двигался быстрее человека, но на улице не было никого, чтобы обратить на это внимание. По ночам город был тих. Но, в любом случае, даже если бы был светлый день, вероятность, что кто-то бы заметил его, была крайне мала. Эшу эта особенность его существа была явно по душе.
Он пробежал вдоль ещё пары домов, на ходу открыл дверь и взлетел по ступенькам на второй этаж. Дверь его пристанища была не закрыта – она вообще не закрывалась уже несколько недель с момента, как хозяйки жилья не стало. Эш не беспокоился, что вещи покойной разворуют. Во-первых, из соседей никому не было дела до девушки, жившей здесь. Возможно, они даже не знали о её смерти. Во-вторых, какая уже разница. Ей-то уже было все равно.
Он прикрыл дверь и скинул с плеч плащ. Лунный свет из окна запутался в его серебряных волосах. Он нервно тряхнул головой и широкими и быстрыми шагами прошел к старому деревянному столу. Эш схватил тетрадь, лежавшую на кипе исписанной бумаги, и раскрыл её, быстро пролистав до конца записей. Он открыл рядом стоящие чернила, отбросил пробку куда-то на пол и взял в руку перо. Обмакнув его в чернила, мужчина начал лихорадочно записывать что-то в тетрадь. Тратить время на то, чтобы зажечь свечу, он не стал. Руки тряслись, перо оставляло на бумаге кляксы, поэтому пришлось все перечеркивать и писать заново. Внутри все пульсировало от злости.
В последнее время им двигала только злость. Злость и острая жажда мести. Ненависть захлестывала с головой, он буквально тонул в ней, и не мог сопротивляться. Не хотел сопротивляться. Ярость застилала глаза пеленой и все, чего ему хотелось, было разрушение. На плаву его держало только его исследование.
Во имя неё. Во имя Катарины. Эш чувствовал, что должен узнать наверняка, кем столь скоро была оборвана её жизнь.
А потом он убьет их всех.
Он перевернул страницу, снова судорожно макнул перо в чернила и продолжил писать. «1420 год, 4 августа. Демоны явно не чисты перед соглашением, замешаны высшие, наши тоже не святы.» В голове крутились имена тех, кого он видел сегодня там, где они не должны были находиться. Он повторял их как мантру, после каждого прибавляя «будет мертв, будет мертв, будет мертв»...
Он записал несколько имен посередине страницы. Рука снова дернулась, оставшиеся чернила слетели с пера и оставили большую кляксу внизу страницы. Эш откинул перо и резко выпрямился, прошелся по комнате, хватаясь за голову. Срочно нужно было куда-то деть свои руки. Никогда в нем не было столько силы, столько энергии. Он не мог заснуть третью неделю, то ли из-за переполнявшей его грудь ненависти, то ли из-за своих новых особенностей.
Он подошел к окну. В стекле отразилось его лицо – искаженное страшной улыбкой, разбивавшей всю его былую красоту на мелкие осколки. Глаза его сияли, но вовсе не от радости. Это было зловещее, мерцающее сияние. Правый глаз горел привычным синим цветом, некогда напоминавшим его возлюбленной васильки. Левый же источал красный, кровавый свет. Эш к этому ещё не привык, и иногда глаз жгло так сильно, что он не мог заставить себя его открыть. Подарок от папочки. Мать говорила, он был слишком человечным для демона. Возможно, поэтому он связался с молодой жницей вопреки запретам и спорам двух сторон. Вспоминать своих родителей Эш считал бесполезным занятием. Зачем вспоминать тех, кто давно умер.
Он ещё раз взглянул на свое отражение и разразился истерическим смехом. Ненависть душила его.
Убить. Всех убить.
Но время ещё не пришло.