Часть пятая:Неожиданный поворот.
Голди вздохнул, когда перед ним опустилась уже привычная тарелка с кашей, а Ацит, как обычно, закатил глаза. Свирель только фыркнула, а Лучик, лежавшая рядом, бросила на кислотного благодарный взгляд. Уже добрую неделю они сидели в этой клетке и ждали, что с ними сделают кислотные. За это время Падальщик отправил письмо в клан Лучик, но ответа пока не получил — Голди и сам не знал, соврала его новая подруга или нет. С одной стороны, только положительный ответ мог спасти его от смерти, а с другой, дракончик тайно радовался, что пока не пришло никакого ответа — надежда уж всяко лучше отчаяния. Дойдёт ли письмо вообще? Пожелает ли Вихревей слушать кислотных? Станет ли он спасать чужого дракончика, отдавая за него большую сумму?
— Спасибо, Ацит, — нарушила его размышления Лучик, пододвигая к себе тарелку с кашей. Кислотный только сжал когти и хотел было открыть рот, но его тотчас перебили. — Ни за что! — почти что прошипела Свирель, бросив на него испепеляющий взгляд. Голди уже успел пообщаться с ней поближе, и оказалось, что у Свирели кроме пушистой кисточки на хвосте и боевого характера имеется ещё и острый язык, а она, убедившись, что в ближайшие дни её есть не собираются, отпускала едкие комментарии чуть ли не по каждой фразе и по каждому действию Ацита, отчего Голди невольно жалел кислотного. Но эта способность дерзить в лицо опасности и даже смерти делала её ещё прекраснее. — Не нравится, так не ешь! — бросил раздражённый Ацит, повернувшись к Голди левой стороной морды, на которой чётко был виден небольшой и до сих пор остававшийся красным ожог. Лучекрыл замер, так как знал о главном оружии кислотных, в честь которого они и получили своё название — о страшной кислоте, прожигающей всё, чего только сумеет коснуться. Да, они нередко использовали её против врагов, но неужели кислотные и в своих могут выстрелить, да и к тому же всего лишь во время боевой тренировки.? — Что с тобой? — прошептал он, вытягивая вперёд лапу, но их охранник только раскрыл пошире воротник, отгораживаясь от Голди. — Алкали заявила, что я слишком медленно двигаюсь на раздаче еды. Вот и полоснула по морде кочергой, что лежала в раскалённых углях, — непринуждённо отозвался дракончик, разворачиваясь к ним спиной. Голди невольно сморщил левую щеку, представляя, какого это — получить по ней раскалённой кочергой. — Когда-нибудь ваша Алкали получит по заслугам, — ледяным голосом прошептала Лучик, и Ацит невольно… улыбнулся. Он всё чаще улыбался им. Нет, ей одной. Он старается прятать все эмоции, но искренне улыбается только ей. «Неужели и у меня такая улыбка, когда я разговариваю со Свирелью?» — невольно подумал Голди, наблюдая за Ацитом. К несчастью, Лучик услышал не он один. — Что, разговариваем с едой? — засмеялась где-то неподалёку жилистая дракониха, и Голди уже почти рефлекторно вжался в клетку. Все слухи про ужасный характер Алкали и наполовину не могли передать всех её отвратительных качеств. Например, она считала смешным издеваться над ними, и если его и Лучик Падальщик запретил трогать, то бедную Свирель она приказывала, например, истыкать острыми копьями до крови ради смеха, и лазурная даже при своём боевом нраве боялась ответить. А как эта кислотная обращалась с Ацитом, было и вовсе мерзко! — Я, по крайней мере, слушаю, — отчеканила Лучик, и кислотная в ответ расхохоталась пуще прежнего. Алкали спрыгнула с насеста метрах в пятидесяти от них, мысленно простроила на десяток шагов вперёд дальность и точность атаки, и через секунду пол в клетке уже разъедала лужица кислоты, а лучекрылая отдёрнула лапки под мерзкий ядовитый хохот. — Ну что, наслушалась? А ты, — обратилась она к Ациту, подходя к клетке практически вплотную, — не волнуйся, тут ещё целая гора желающих тебя послушать. Вон, можешь выйти за ограду, пожаловаться пню! Я разрешаю! Ацит не двинулся с места. Он только поднял на Алкали свои удивительные карие глаза. И на этом месте диалога Голди понял, что у него лопнуло терпение. Бить по морде кочергой — уже за все рамки выходит, но чтобы потом ещё нарочно подойти и издеваться! — Прекрати! — не выдержал лучекрыл. — Хватит над Ацитом смеяться! Над тобой бы так кто-нибудь поиздевался! — выкрикнул он и тотчас понял, что перегнул палку. Алкали наклонилась к нему, и её злобные светлые глаза оказались напротив его зелёных, так что теперь разделяла их лишь решётка. — Да? И кто посмеет? — прошипела она, ударением выделяя и отчеканивая каждое слово. — Ты, может быть? Давай-ка я выпущу тебя из клетки, и мы проверим. — Не надо! — тотчас взвыли в один голос Лучик и Свирель, но Голди уже было всё равно. Эти глаза ненавидели всё его племя, они преследовали его холодными ночами, они убили его отца, и если ему суждено умереть от лап кислотных, то только в бою, как отцу, а не в котле в качестве похлебки! — И пусть так! Выпускай! Задам тебе трёпку! Небось только растерзаешь меня, как моего отца! И тут раздался хохот, да такой, что захотелось зажать уши. Голди уже привык к странному говору кислотных, но к ужасному смеху Алкали притерпеться никак не мог. Она хохотала и хохотала, а дракончик мог только разбирать в этом месиве звуков отдельные невнятные слова. — Ой, не могу… его отца?! Да никто в здравом уме и не стал бы есть твоего отца! Дракончик замер. Его мир рушился и собирался заново прямо на глазах. — Не… не стал бы? — Ну, конечно! Мы едим только… а-ха-ха-а, драконят, а взрослых лучекрылов и трогать бы не стали! — Не стали бы? — еле слышно выдохнул Голди, стараясь не поперхнуться от своего голоса, который внезапно показался ему бесконечно далёким. Не стали бы… Вся его жизнь была построена на мысли о том, что отец погиб в битве с кислотными. Его оплакивали, его жалели, его называли героем, и Голди уже смирился с тем, что никогда не увидит отца. Но это было не так… Неужели не так? Его отец был мёртв, он был убит и съеден кислотными, если бы не они… Он стоял подобно статуе. Есть ли смысл верить Алкали? Здравый смысл подсказывал, что нет, но почему тогда так хочется ей верить? — Есть взрослых — только зубы себе перемалывать и несварение желудка получить! — вдоволь нахохотавшись, буквально выплюнула кислотная. — А как ты думаешь, почему мы ловим именно драконят, если вы куда меньше и вас сложнее поймать? Да никто из нас не ест взрослых, хоть на них и мяса больше. Даже если у нас голод, даже если убитых в стычках с вами море, тем более! Да у нас вообще за последние семь лет ни одной головы из вашего мерзкого племени, чёрт побери! — зашипела она уже в открытую, расправив от ярости воротник, но Голди было уже всё равно. Всё равно на угрозы. Семь лет назад. Когда ему было всего шесть от роду. Это могло значить только одно. Его отец всё это время не был убит, не был съеден!
Он даже не чувствовал лапок Лучик на своих плечах. Его отец жив! — Голди, Голди, что это значит? Его отец жив. Его отец, тот, кого он и всё племя считали мёртвым, жив. Он был где-то на Люмене, его отец, один из самых родных ему драконов. Алкали уже давно ушла, бормоча под нос проклятия, а он всё стоял и стоял, поддерживаемый Лучик, а Ацит смотрел на него с тёплой благодарностью в глазах.
* * *
— Так вот, значит, почему ты так удивился? — прошептала Свирель, поправив свои длинные оперённые крылья. Голди только кивнул. — И до сегодняшнего дня я думал, что мой отец мёртв, и только сейчас узнал об этом, — прошептал он. Рассказ о том, во что он верил все эти семь лет, оказался самым тяжёлым. После того, как он едва не упал в обморок в лапы Лучик от слов Алкали, Голди больше не мог ничего скрывать, по крайней мере от них. И сейчас они лежали на дне клетки под светом двух неполных лун, свернувшись клубочками и прижавшись друг к другу, и шептались. — Так значит, вы всё же не настоящие брат и сестра… — протянула Свирель, поводя нижним крылом. Лучик повернула к ней голову и ответила: — Нельзя же было позволить им забить Голди, как скот. — Если ты не наврала и про своего отца, то вас вообще не сожрут, — ответил Ацит, что тихо стоял и слушал у стены клетки. — Если Вихревей заплатит за вас обоих, то даже если он не твой брат, вас обоих отпустят, как миленьких. Падальщику всё равно, брат, сестра или вообще лазурный, главное — получить деньги. — Или сожрать половину наших фруктов задаром! — тотчас окрысилась на него Свирель. Она явно услышала тонкий намёк в его фразе. Ацит только раскрыл воротник и отвернулся от неё, глядя на Лучик. Он иногда смотрел на неё украдкой по нескольку часов подряд… Голди вздохнул. Так смотрели друг на друга влюблённые или члены семьи из разных кланов, и то был взгляд, в котором столько тоски и боли, которую просто невозможно передать словами. «Он всё же неравнодушен к ней. Он любит её голос, любит глаза Лучик, любит её улыбку. И всё равно уже завтра она может погибнуть, а ему отдадут приказ забить её». Что может быть хуже для Ацита? Это точно хуже, чем удар кочергой по лицу… Кислотный обернулся к нему, скользнув взглядом по гребню лучекрыла — не такому ровному, как у его соплеменников, и по цепочке шипов на шее и спине, после чего отвернулся к небу. — Я не знаю, кем был твой отец, но если бы наше племя заполучило лучекрыла, его череп висел бы в шатре Падальщика или ещё лучше — на палке в центре лагеря. Твой отец жив, Голди, и он где-то на Люмене. И у тебя ещё есть шанс его увидеть, — вздохнул он, не отрывая взгляда от звёзд, а затем вдруг обернулся к нему. — Послушай, спасибо, что ты за меня заступился. Перед Алкали. Никто раньше для меня ничего подобного не делал, все её боятся до колик. Лучекрыл смутился, вжав голову в плечи и прижав крылья к туловищу. — Не за что, просто… просто я не могу смотреть, как над драконами издеваются, вот. — Пожил бы ты у нас, и не на такое закрывать глаза научился бы… — проворчал Ацит, и Голди как нельзя кстати вспомнилась давнишняя сцена, когда весь отряд должен был начинать заново комплекс упражнений из-за ошибки одного солдата. — А у нас наоборот, о драконах заботятся, — прервала его Свирель, явно настроенная похвастаться своим племенем и поговорить. — Нас всех регулярно считают, чтобы никто не потерялся и не пропал без вести, а если кто-то заболевает, то ему дают больничный. И у каждого из нас есть дом и работа, иногда даже во дворце. — Твои родители из дворца? — спросила Лучик, не отрывая глаз от морды подруги. Свирель только дёрнула хвостом, показывая, что это явно не так. — Нет, железники. Так у нас называют тех, кто руды обрабатывает. Они готовят партию, а потом продают в Феррумкоре, но я хочу стать кем-нибудь другим, железо плавить ведь до жути скучно. — А я и не думал, кем хочу стать, — признался Голди. Он внезапно понял, что совсем не ориентируется в мире профессий. — У нас все одновременно и скотоводы, и резчики, и ткачи, и кожевники. Ты просто наследуешь то, что достаётся от родителей и приумножаешь богатство, а если получается, то можешь и чем-то подороже шерсти начать торговать, — объяснял он, вспоминая прекрасный рынок Феррумкора. — А у нас вообще не выбирают, — вздохнул Ацит, бросив взгляд на шатры солдат впереди. — А твой настоящий клан — Золотого Рассвета, да? — спросила Лучик. Она явно знала всё расписание сезонов торговли купцов наизусть. — А сколько у тебя братьев и сестёр? — Нисколько, — вздохнул Голди, опустив голову. — Так вышло, что я один. Мы живём с мамой, и я помогаю ей как могу. Ведь отца давно нет рядом с нами… — А у меня есть братец Синь, — фыркнула Свирель, смешно встопорщив пёрышки. — Он чаще всего тихий, но иногда даже слишком. Всё о правилах бубнит. — Кого же мне это напоминает? — саркастически фыркнул Ацит, повернув голову. На этот раз у лазурной было просто слишком хорошее настроение, чтобы отвечать на его подколы, и она проигнорировала кислотного, вздёрнув кверху нос. — Правила придумывают для безопасности и общего благополучия, — надменно ответила она, и на этот раз их охранник решил промолчать. — А сколько у тебя братьев и сестёр, Лучик? — спросил Голди, поняв, что подруга до сих пор не вступила в эту перепалку, чтобы разнять Свирель с Ацитом. — Двенадцать, — непринуждённо ответила Лучик, свернувшись в клубочек. — Вернее, скоро должно быть пятнадцать, если имеющиеся три яйца проклюнутся. — Пятнадцать?! — вытаращил глаза Голди, который и представить себе не мог настолько большой семьи. — Ага. Я примерно восьмая из них, — отозвалась лучекрылая, словно рассказ о таком количестве драконят в доме был для неё чем-то обыденным и вполне общераспространённым. Дракончик только язык прикусил, ведь это само собой значило, что либо у её родителей действительно достаточно денег, чтобы содержать такую большую семью, либо…
— А ещё я действительно умею врать… — шёпотом призналась она, и Ацит навострил уши. — Вихревей не мой отец, и я уж точно не из его клана… — А кто твои родители, Ацит? — спросил лучекрыл у кислотного. Сейчас ему было всё равно даже на то, что Лучик обманула самого Падальщика. — А ты спрашиваешь? — хмыкнул кислотный, махнув крылом. — У нас если отец погибает в какой-нибудь битве, мать занимает его место в строю. Ответа больше не требовалось. Голди закрыл глаза. Что может быть хуже, чем остаться одному — вот так, да ещё и среди кислотных? Свирель рядом шуршала перьями, а Лучик тихо грела их обоих своими ещё тёплыми от солнца крыльями. Сейчас он не был один. И если ему суждено вырваться из плена, он найдёт отца! Найдёт и приведёт его домой, и они все втроём снова будут вместе — он, мама и папа. Чтобы больше никогда не разлучаться. Дракончик закрыл глаза.
* * *
Он проснулся от того, что рядом звенело железо и кто-то, отчаянно стремясь остаться незамеченным в темноте, возился с замком их клетки, вращая ключ направо и налево. Голди открыл глаза и тотчас встретил перепуганные, огромные глаза Ацита, направленные прямо на него. — Вам надо бежать. Сейчас же, — прошептал он, почти не размыкая губ.