Глава 17. Кровь и пепел
Утро в Палермо началось с запаха дыма и тревоги. Город, казалось, ещё не отошёл от ночного похищения Лоренцо. Но для Изабеллы и Лоренцо не было времени отдыхать. Сегодня они собирались нанести ответный удар.
— Они думают, что смогут сломить нас через страх, — сказал Лоренцо, изучая карту на столе в кабинете особняка. Его палец скользил по маршрутам складов и укреплений врагов. — Мы покажем им, что мы сами — страх.
Изабелла молча наблюдала за ним, сердце сжималось и от тревоги, и от волнения. Она понимала: сегодня они переступят черту.
— Я иду с тобой, — сказала она твёрдо. — Никто не тронет тебя, кроме меня.
Ночь принесла тьму и огонь. Они с людьми своих кланов ворвались на склады врагов, где хранились деньги, оружие и документы. Пламя охватывало здания, огонь отражался в мокрых улицах, а крики паники превращались в шёпот ужаса.
Изабелла стояла на крыше, держа винтовку, глаза сверкали, как два угля. Каждый выстрел был точен, каждый шаг — предельно осторожен. Она была не просто дочерью или женой. Она была воином.
Лоренцо сражался рядом с ней, их движения были слажены, почти телепатически. Он поднимал её с колен, когда та скользила на мокрой крыше, поддерживал плечо в ближнем бою. Они больше не были жертвами или заключёнными брака — они стали одним целым.
Когда последний склад был разрушен, они стояли среди пепла, дыхание тяжёлое, одежда рваная, руки в крови. Но внутри было ощущение не страха, а силы. Они сделали первый шаг к тому, чтобы стать не только любовниками, но и новыми лидерами, чей союз мог потрясти весь мир мафии.
Лоренцо приблизился к Изабелле. Его ладонь легла на её щеку. Их губы встретились в поцелуе — не страстном, а победном, полном гордости и осознания собственной силы.
— Мы — больше, чем просто союз, — сказал он тихо, почти шепотом. — Мы — катастрофа для тех, кто посмел бы нас разделить.
Изабелла кивнула, впервые ощущая, что их любовь — это оружие, а их единство — не слабость, а сила. В этом огне они нашли себя и друг друга.
И когда первые лучи солнца пробились сквозь дым, Палермо знал: две фигуры среди пепла — не герои, не спасители, а новая сила, перед которой дрожат даже старые династии.