Ивана и восемь магических мечей

Было уже одиннадцать вечера, но Великому Правителю Кунгфурии, Ванфуриосу Джани было не до сна. Он нервно бродил по коридорам своего замка, бесконечно обдумывая очень непростой вопрос.

В своём кабинете Джани, конечно, носил официальную одежду. А дома Великий Правитель переодевался в халат из тяжелой вышитой парчи и тапочки с загибающимися кверху острыми носами. В таком виде он напоминал скорее сказочного гнома, нежели правителя Кунгфурии. Но что такое внешность, в конце концов? Не более чем оболочка.

Мастер Джани невольно поморщился – даже шарканье собственных шагов сегодня мешало ему. А ведь от правильности его действий, от решения, которое ему предстояло принять, будет зависеть судьба целой планеты. Его планеты, его народа, живущего на ней. Но и судьба планеты Гайя тоже зависела от того же решения. Поэтому и мучился он без сна, ибо было над чем поразмыслить…

Джани негромко щёлкнул пальцами и… сторонний наблюдатель точно изумился бы – Великий Правитель Кунгфурии взмыл над полом на ладонь и бесшумно заскользил по коридорам, плавно вписываясь в повороты и минуя острые углы. Теперь он напоминал не гнома, а его сосредоточенное привидение. Настенные факелы в коридорах загорались при его приближении, а когда он начинал удаляться, гасли; казалось, что лента вспыхивающих огней указывала ему путь.

Джани сложил руки на груди и попытался сосредоточиться, как говорится, на лету.

Когда в Кунгфурии рождался ребёнок, Боевые Духи дарили ему его Оружие. Оно символизировало право входа в Мир Таолу, мир Боевой Магии. Не ребёнок выбирал своё боевое предназначение, оно само выбирало его. Оружие всегда украшали драгоценными камнями-талисманами, символизирующими ту или иную стихию. С замиранием сердца родители приносили к колыбельке с младенцем меч, двойной кинжал, цепь или саблю, и ждали, какой драгоценный камень засветится, дабы украсить им суждённое оружие. И вот выбор сделан. Отныне связь оружия и кунгфурийца была нерасторжимой – с взрослением ребёнка «взрослел» и его талисман, частичка души и средоточие магической силы, набираясь магической мощи и мудрости. Пускать его в ход нужно было лишь с высокими помыслами и чистотой намерений. Оно было своеобразным ключом в мир Таолу – мир свободы и познания, удивительных возможностей.

Но горе тем родителям, около чьих детей драгоценные камни оставались тусклыми. Оружие оставалось безучастным, «молчало». Это означало, что ребёнок родился «пустышкой» – неполноценным, лишённым магической силы. А без этой силы он не мог считаться достойным защитником своей планеты, её полноправным жителем. И хотя в остальном это был совершенно здоровый ребёнок, суровый Закон Духов предписывал уничтожить его, и лишённые магии дети исчезали вспышкой холодного голубого пламени.

Но Великий Алхимик Алиот навеки изменил историю, потому что в пору своей юности обратился к Боевому Духу Астралю с мольбой:

– О Великий Астраль, – сказал он. – Ты видишь, как несчастны те, кого ты призван наполнять силой. А разве несчастный человек сможет сделать свою планету сильнее?

Астраль был сражён простотой этих слов, и истина открылась ему.

Не сказав ничего Люциалю, Духу Войны, он своим велением заменил уничтожение детей на их изгнание, и у родителей появилась надежда когда-нибудь вновь увидеть своих чад.

Но Люциаль, узнав об этом, разгневался.

Так началась молчаливая и непримиримая вражда Духов…

Так началась молчаливая и непримиримая вражда Духов…

***
Что же представляла собой планета для изганников, Гайя?
Когда-то один из спутников Кунгфурии столкнулся с одной из планет, коих на просторах Бесконечной Вселенной было множество. Тысячи обломков от этого столкновения разлетелись по космосу, и из некоторых из них со временем образовались новые планеты.
Одно из таких вновь созданных небесных тел оказалось недалеко от Кунгфурии. Находилась оно на расстоянии восьми звёзд светового времени, что приравнивалось всего к одному часу полета, и это вполне устроило кунгфурийцев.  Оставалось превратить это небесное тело в планету, пригодную для жизни, и ссылать «неполноценных» отпрысков именно туда. Её решено было наречь Гайя, «планета отверженных».
Но она была практически непригодной для жизни. Существовать там можно было только в специальных капсулах, поодиночке. Дети вырастали под присмотром учителей-наставников, но у них не было ни нормального общения, ни дружбы, ни любви. На этой планете было невозможно создать цивилизацию. На ней почти невозможно было жить. Только медленно умирать, без цели и смысла.
Если родители восставали против нового Закона, их ожидала кара – ссылка в Безвременье.
И это было ответным ходом Злого Духа Люциаля.
Состояла Гайя в основном из полужидкого газа. Лишь в небольшой её части кучковались кислородные облака, и называлась эта часть Эриона. Там возникло странное подобие растительной жизни – гибкие и упругие, но абсолютно голые деревья, без коры и листвы. Из их стволов жители планеты, учёные-волонтёры, воспитатели детей-изгоев,  стали производить эластичный материал для строительства и прочие необходимые предметы быта.
Необычность планеты Гайя заключалась еще и в том, что на ней было более трёхсот островов, колебания и перепады температуры на которых были огромны, от минус 140°С до кипящего ада плюс 150°С. Возможно, именно поэтому на островах соседствовали как  потухшие, так и действующие вулканы.
В застывшей лаве потухших вулканов новоявленные гайане с помощью роботов строили новые подобия городов и поселений, школы и институты для исследований.
Постоянные перепады температур и необычная окружающая среда позволяли существовать только в специализированных капсулах. Они были для гайян не только жильем, но еще  и средством передвижения по планете. Вне капсул находиться на Гайе было просто невозможно – разве что роботам.
Совершенно иной была жизнь счастливчиков, поселившихся на островах в зоне кислородных облаков. Ведь они не только пользовались жизненно важными ресурсами, но и контролировали «зоны комфорта», управляя доступом к ним остальных жителей планеты. «Высшие» островитяне стали считать, что подобное богатство принадлежит только им, и поэтому они наделены неограниченной властью. Так началась на Гайе величайшая несправедливость…
Гайяне называли себя «несмеющимися людьми». Трудно смеяться в мире чёрного цвета. А основным цветом планеты Гайя был именно серо-чёрный – цвет пепелища. Ведь многие из островов были покрыты базальтом и пеплом, образующими пустыни вулканического происхождения.
Наиболее резкие перепады температуры, как правило, происходили три раза в год. Именно в эти периоды и наблюдалось завораживающее смешение красок. За считанные часы всё покрывалось ярко-белым снегом, и огромные черные каменные глыбы, и вершины потухших вулканов. Однако свирепый мороз за короткий отрезок времени превращал белое мягкое великолепие в ледяной хрустальный панцирь. И тогда казалось, что прямо из земли растут гигантские серебряные иглы. Под солнечными лучами они переливались, сверкая нестерпимо холодным алмазным блеском.
А оранжевая лава, буграми прорывающаяся сквозь белый снег, походила на кровавые пятна на поле боя, словно намекая, что мир этот построен на крови. Крови невинных младенцев. Это пугало…
Да и вообще, сочетание ярких насыщенных красно-бело-черных тонов завораживало и отпугивало одновременно даже при свете дня. А когда на планету опускалась ночь, картина и вовсе становилась зловещей. Прорывающие тело Гайи черные колоссы упирались, казалось, в самое небо. Они напоминали зубы гигантского, уснувшего до поры дракона, грозящего Духам, обрёкшим жителей планеты на такую участь.
Иногда на горизонте поднималось рыжее зарево. Это действующие вулканы Огненных Островов планеты Гайя выплескивали свою лаву...
И Гайя стала планетой-загадкой, вечным мучительным притяжением для кунгфурийцев. Они практически не знали, что там происходит – кроме сухих данных о температуре и составе атмосферы. Общаться с детьми было категорически запрещено; для родителей они были всё равно что мертвы – таков Закон Духов.
Ходили слухи, что время там идёт вспять, или же что оно и вовсе протекает с разной скоростью в разных частях Гайи; что младенцы, попавшие туда, превращаются в роботов или вовсе в непонятные существа, прячущиеся по многочисленным пещерам…
Гайя обрастала легендами, как снежный ком. Лишённые своих детей родители утешались хотя бы тем, что их чада живы; лишившиеся своих отпрысков до Великой Пощады испытывали тоскливую беспросветную зависть.
Но самое странное было не это. Пещеры Гайи таили в себе нечто, что было скрыто не только от самих гайян и кунгфурийцев… но и Духов. Астраль и Люциаль никогда не упоминали об этой третьей силе в пророчествах, словно не хотели будить лихо. Но пророчества изменялись сами, вне зависимости от воли Духов, и порой ставили их в тупик. Ни в коем случае нельзя было показывать этого людям. Потому что Духи… боялись. Ибо там дремала сила столь древняя, что извергающийся вулкан по сравнению с ней был похож на играющего котёнка рядом со спящим львом.
Как же проявляла себя эта сила?
Она была непредсказуемой. Она не была ни на чьей стороне. И она чего-то ждала…
Всё изменилась с появлением на Гайе нового правителя, и к гораздо более худшему. Такого ещё не было никогда. Гайя в лице этого правителя стала для Кунгфурии не просто вечным укором. Она стала кошмаром. Тем более сейчас, когда оттуда пришёл Ультиматум.
«Закон жесток, но это – Закон», – гласила Древняя Скрижаль. Но столь жестокий Закон – это уснувший до поры вулкан. И всю свою жизнь Великий Правитель Кунгфурии Ванфуриос Джани боялся, что вулкан проснётся. Сорок лет назад, вместе с приходом к власти этого опасного человека, вулкан проснулся. А теперь он был в пяти минутах от извержения. Нужно было срочно что-то решать.
Но путь принятия решения не открывался ему. Не помогал даже ритуал подбрасывания магических монет; а ведь эта церемония была совсем не праздной игрой. Доселе Духи всегда подсказывали ему правильные действия. Но по поводу Ультиматума они были глухи к его воззваниям о помощи. Мастер Джани подкидывал монеты по многу раз, хотя это было запрещено правилами гадания. Но все равно каждый раз они выпадали одинаковыми сторонами. А это говорило о том,  что Небеса к ответу не готовы, и ему придётся встретиться с проблемой один на один, без намёка на помощь Духов… Или просто не подошёл нужный момент. А когда он настанет? Может быть, как раз сегодня? Об этом мог знать только Оракул. Без нужды трогать Оракул не стоило, но беспокойство, овладевшее Мастером, подсказывало ему, что именно сегодня откроются нужные страницы.
Что делать? Какое постановление будет самым  правильным и мудрым? Об этом неусыпно думал Ванфуриос Джани.
А требования Ультиматума касались одного: обучения гайянских детей боевой магии.
А положение в Кунгфурии накалялось, и чем дальше, тем больше. Мирной обстановку на планете назвать было труднее с каждым днём. Кунгфурийцы были явно взволнованы – то тут, то там происходили спонтанные сборища. На площадях собирались группы, люди что-то выкрикивали. На самодельные трибуны взбирались самые активные. Мнения кунгфурийцев по поводу прибытия на их планету гайянских школьников разделились.
Те, кто был против появления в Кунгфурии гайянских школьников, были порой просто оглушены яростными протестами родителей детей-изгоев.
Осиротевшие когда-то родители были уверены, что вернутся их собственные дети, отнятые у них Законом. Остальные боялись, как бы не стало хуже.
– Зачем нам чужаки?! – кричали одни.
– Это не чужаки! Это наши собственные дети, которых нас лишили когда-то! – отвечали другие.
– А с чем они придут к нам?! С желанием мстить?
– А с чем уходили от нас наши?!
– Не уходили! Их забирали!
– А как быть с ослушниками? С теми, кто теперь в Безвременье?! Кто вернёт нам их?!
– Как вы можете поднимать голос против Воли Духов?! Это Закон!
– А что решат те, кто всё это допустил здесь, в Кунгфурии?! Почему молчит Великий Правитель?!
И этот вопрос был страшнее всего. Это был вопрос к Мастеру Ванфуриосу Джани, и не было на этот вековой вопрос ответа…
А народ ждал его.
Ведь никогда, даже через много лет, родители не оставят надежду вновь увидеть своего ребёнка, отнятого у них когда-то. Даже если ребёнок не сможет узнать отца и мать… Хорошо, до драк не доходило, а с наступлением сумерек  все рассасывались по домам.
В Кабинете Министров не смолкали бесконечные дебаты, и порой стоял гомон похлеще, чем на площади.
Великого Правителя отвлёк от мыслей глухой стук чего-то об пол. Он взглянул вниз и увидел, что один из расшитых шлёпанцев свалился таки с его ноги. Оказывается, Мастер сделал полный круг по огромному замку и вернулся к дверям спальни.
– Ты думаешь, пора спать? – задумчиво обратился он к шлёпанцу, и погрозил ему пальцем: – Да нет, дружок. Надеюсь, что сегодня ночь особая…
Мастер Джани аккуратно опустился на пол, сунул ногу в сбежавшую тапочку и вошёл в спальню, посередине которой стояла большая кровать с балдахином. Плотные шторы закрывали окна, в комнате царили тьма и духота. Мастер вновь щёлкнул пальцами, и тяжёлые шторы разъехались в стороны; незаметный повелительный жест – и створки окна с лёгким скрипом медленно отворились, впуская лёгкий ночной ветерок. Он прохладной ладошкой коснулся горящего лба, успокаивающе шевельнул тонкую прядь седых волос. Внутрь заглянула огромная круглая луна, напоминающая золотой талер – такая же равнодушная к его метаниям.
Большие напольные часы в углу спальни пробили половину двенадцатого.
Из окна хорошо просматривалась  площадь, на которой обычно проводились кунгфурийские парады и собрания. Сейчас, когда площадь была пуста, она выглядела особенно торжественной. Золотым лунным сиянием был освещен и мраморный фонтан, изображающий огромного дракона, из пасти которого мощными струями выталкивалась вода. Сейчас она переливалась серебряным дождем и тяжело падала в чашу, разбиваясь хрустальными радужными брызгами.
Вид площади, звуки падающей в мраморную чашу воды, бой часов – все это казалось наполненным древним магическим смыслом. Мастер Джани внимательно вгляделся в сияющий диск луны.
«Полная луна – хорошее знамение, – подумал он. – Святые Духи моих предков никогда не молчали в полнолуние».
Он откашлялся.
– Да, похоже, ночь сегодня особенная, – негромко произнёс он, обращаясь к лунному диску и стараясь, чтобы голос его звучал твёрдо и спокойно. – Я чувствую, что это будет именно Та Самая Полночь. И надеюсь, что Небеса смилостивятся надо мной и благосклонно подскажут правильное решение, дабы воцарился на Кунгфурии порядок и спокойствие.
Мастер Джани не часто обращался к Святым Боевым Духам, он всегда старался сам принимать решения, опасаясь гнева и проклятий потревоженных предков.
Но сегодня он отчаянно нуждался в помощи Духов, в их совете. Судьба Кунгфурии – важнее всего. Решение позволить гайянам, которые по части науки и техники давно обскакали Кунгфурию, приобщиться к секретным принципам Кунг-Фу ему совершенно не нравилось. Сам бы он уж точно такого решения не принял. Но ультиматум, который ему поставил правитель Гайи, был чудовищен: либо кунгфурийцы учат гайян тайным знаниям, либо Кунгфурия… будет уничтожена. Вот так, ни больше, ни меньше. А мир надо сохранить любой ценой.
Но можно ли доверять гайянам? Ведь, овладев секретами кунг-фу, они все равно смогут уничтожить Кунгфурию, так как, заполучив желаемое, больше не будут нуждаться в помощи кунгфурийцев. Однако отказать гайянам и не делиться с ними секретами магического боевого искусства Мастер Джани тоже не мог. В этом случае уничтожение было тем более неизбежно – неизвестными становились только сроки.
Может быть, сыграть на этом? Да, есть магия врождённая. Но магии можно и научить. Правда, на это потребуется куда больше времени. Годы. Может быть, десятилетия. Однако если согласиться на требования, но объявить при этом, что обучение каждого ребёнка затянется лет на пятнадцать…
Нет, не получится. Ведь гайане знают про эликсир, который во много раз ускоряет обучение. А что именно они знают? И всё ли они знают? Знают ли они, что формула давно найдена в лаборатории самого Джани? Это была бы катастрофа.
Но и с ультиматумом не всё так просто. Война ещё не объявлена, ею просто пригрозили. Даже не войной, а уничтожением процветающей планеты Кунгфурии. Это было не очень логичным. Разве Гайя выиграет что-то от того, что уничтожит процветающую планету? Конечно, нет. Ведь на Гайе, как известно, почти нет кислорода и воды. Гайяне явно хитрят. Значит, речь идёт не об уничтожении, а о захвате Кунгфурии. Что точно так же грозит войной и гибелью ни в чём не повинных людей…
Вот обо всем этом и думал Ванфуриос, уже не первую ночь. До полуночи, когда он собирался воззвать к Святым Духам, оставалось всего ничего, и он приводил в порядок свои мысли и очищал их от суеты. Его разум и чувства должны быть полностью открыты, а помыслы чисты.
Шаркая домашними тапочками с загнутыми носами, Великий Правитель Мастер Джани медленно направился в библиотеку, словно волоча за собой пудовые гири. Так тяжела была его ноша, ноша человека, от которого в эту ночь зависело всё. Он не смог бы сейчас подняться в воздух, даже на самую капельку…
Приблизившись к одному из книжных шкафов, он нащупал в стене углубление и открыл тайник. Там, на единственной полке, стояла урна с прахом одного из его Великих Предков. Но сейчас не она была нужна мастеру. Аккуратно отодвинув урну в сторону и извинившись за неуважение перед прахом, Джани достал укрытый в маленькой нише серебряный резной ключ. Вставил его в замочную скважину небольшой дверцы, спрятанной в самой глубине тайника.
Раздалось два щелчка, первый глухой, второй чуть громче. В полной тишине они прозвучали особенно пронзительно. И в этот же момент стена медленно и беззвучно отъехала в сторону, открывая великолепный тропический сад, освещенный мягким светом фонарей. Это место называлось Парк Наследие.
Это слово многое значило для Мастера Джани. Наследие – это все те духовные ценности, которые прошлые поколения собирают по крупицам, дабы передать потомкам, чтобы те, в свою очередь, бережно сохранили бы эти ценности для грядущих поколений. Это и есть культура…
Великий Правитель любил бывать здесь, но, к сожалению, крайне редко ему это удавалось.
В Наследии он мог, пусть ненадолго, отвлечься от текущих проблем и насладиться красотой и покоем. Сад утопал в зелени и цветах, а журчание воды действовало на Джани умиротворяюще. По камням струилась небольшие водопады, дробясь на крохотные ручейки, еле слышно лепетали многочисленные фонтанчики. Сад был миниатюрным, тихим и вселял спокойствие, настраивал на неторопливое философское созерцание, на раздумья о вечном.
Мастер Джани на секунду прикрыл глаза, разрешив себе немного расслабиться и насладиться ароматом цветов и журчанием воды, которая тянула нескончаемую песнь вечности. Но всего один прекрасный миг отдохновения позволил себе мастер Джани. По-стариковски вздохнув, он открыл глаза и вернулся к делам, которые предстали перед ним во всей своей суровой неотложности.
По самой широкой и ярко освещённой аллее, засаженной кипарисами, он направился в глубину парка к небольшой витой калиточке. А за ней, перекрывая вход в тайную пещеру, сверкала стена одного из водопадов. Вода, струясь по камням, стекала в необыкновенной красоты небольшой пруд, заросший лилиями и кувшинками.
И вдруг откуда-то сверху с радостными пронзительными воплями на Мастера налетел черный какаду, Мистер Хуа, намереваясь, как обычно, усесться на плечо к своему старому другу. Джани явно было не до него.
– Ах, как не вовремя ты, мистер Хуа, – вздохнул Великий Правитель. –  Ну, кыш-кыш…
Он попытался отогнать надоедливую птицу, но не тут-то было.
– Золото! Серррребро! – скрипучим голосом завопил какаду, всей своей немалой тяжестью обрушиваясь Ванфуриосу на плечо. – Оррррешки! Фррррукты! Мистеррр Хуа суперррр!!! Пррррросто суперрр!!!
– Я и не сомневался никогда, что ты супер, – с ласковой досадой отмахнулся Ванфуриос от птицы, – но не до тебя мне сейчас...
Конечно, мы в ответе за тех, кого приручили. Ведь приходя в этот сад, Мастер Джани всегда позволял птице посидеть у него на плече, приносил для своего друга кусочки фруктов и орешки, которые Мистер Хуа так любил! Какаду перешел к Мастеру по наследству от предков и уже тогда, как значилось в старинных писаниях, птице было триста лет. Но истинного его возраста так никто и не знал.
Не сразу поняв, что у его теперешнего хозяина не самое лучшее настроение, и что тот чем-то озабочен, Мистер Хуа до последнего надеялся, что все будет, как обычно. Они присядут на скамейку, Мастер Джани достанет из кармана красной мантии заветный кулечек, в котором всегда лежали финики или сушеные абрикосы, столь нежно любимые птицей, и заведет легкий и интересный разговор.
Но сегодня, к великому разочарованию какаду, все было не тем, к чему он привык. Старец был не в мантии, а в халате, пришел ночью, что тоже удивляло, и был явно чем-то озабочен, несмотря на то, что мистер Хуа всячески подлащивался к хозяину и нежно пощипывал его клювом. Тогда попугай, взмахнув крыльями, отлетел от Джани, немного покружил в воздухе и присел на верхнюю перекладину калиточки перед водопадом.
– Мистер Хуа очень ррррразумная птица, очень ррррразумная, – обиженно прокричал он в никуда и, нахохлившись, погрузился в свои птичьи мысли. И они подсказали «разумной птице» повременить с нежностями.
А Джани двинулся к пещере. Подойдя к водопаду, он два раза хлопнул в ладоши и, повинуясь его хлопкам, вода остановила своё нескончаемое падение. Струи словно застыли в воздухе, дав Мастеру возможность подойти к пещере. Еще один негромкий хлопок, и появился маленький мостик над прудом. Пройдя по нему несколько шагов, Ванфуриос дошел до навеса у входа в пещеру. Он уже хотел войти внутрь, но вдруг резко остановился. Пробормотав про себя что-то про старческую рассеяность, он, не оборачиваясь, снова пару раз хлопнул в ладоши. В этот же момент исчез мостик, ожил водопад, струи воды вновь направили свое приостановленное движение в пруд. Вот теперь все было в порядке. Великий Мастер Джани вошел в пещеру.
Внутри царила приятная прохлада. В принципе, назвать это место пещерой – в обычном понимании этого слова – было бы не совсем правильно. Скорее, рабочим кабинетом, отделанным под старину.
Вдоль стен стояли кованые сундуки, стеллажи прогибались под тяжестью внушительных фолиантов. Золотые буквы на корешках книг еле поблескивали, а кое-где и вовсе истёрлись, ведь они прослужили верой и правдой не одному поколению. На овальном столике с витыми ножками в виде переплетённых змей лежала одна из таких книг, рядом стояла чаша, полная оплавленных металлических комочков – серебряных и золотых – а пол украшал круглый коврик с восточным орнаментом.
Везде горели свечи, бросающие на обстановку красновато-жёлтые тёплые блики. Тяжёлые бронзовые подсвечники, выполненные в виде ящериц, в открытые пасти которых и были вставлены свечи, производили магическое впечатление и очень подходили к обстановке.
Чтобы подчеркнуть мистическую атмосферу, были зажжены и три факела. Колеблясь от малейшего движения, они отбрасывали на стены причудливые тени.
Обойтись без такой «пещеры» Ванфуриос не мог, она помогала ему приходить в нужное состояние, отрешённое от обычной жизненной суеты. Приходить сюда без особой необходимости было незачем, однако, представить необходимость более острую, чем сегодня, пожалуй, было сложно.
И Джани обратился к тому самому фолианту, что лежал на столике. Вот она, знаменитая Книга Перемен, более известная под названием Оракул.  Пальцы правителя дрогнули, когда он коснулся шершавой кожи переплёта. В последний раз страницы, которые он так отчаянно искал, оказались чистыми. Так может быть, именно сегодня?..
Быстро пролистав Оракул, Мастер нашел нужное место. О да. На желтоватой от времени бумаге постепенно проступали  знаки и символы. Джани стремительным жестом выхватил с соседней полки книгу-календарь, составленную ещё Великими Предками на много-много лет вперёд. Сравнил даты, записи и убедился: да, всё совпадало. Именно сегодня ему надо будет провести ритуал. И Духи в полночь дадут ответ-предсказание.
Так. Быстрее. Для ритуала понадобятся две золотые и одна серебряная монеты. Подойдя к одному из сундуков, Мастер Джани с видимым усилием рывком поднял тяжелую скрипучую крышку и достал их – старинные, тяжелые, с круглыми отверстиями. Ладони тут же неприятно вспотели и Мастер поморщился.
Положив монеты на коврик, Джани встал рядом на колени и сложил руки в позицию «Мудра Жизни» – соединил подушечки безымянного, большого пальца и мизинца, а остальные пальцы выпрямил. Упершись локтями в колени, он замер в этой позе, погружаясь в медитацию. Ему было необходимо сконцентрироваться на мучавших его вопросах, а главное, установить контакт с Магическими Духами.
И вновь сторонний наблюдатель был бы поражён – через минуту неподвижная фигура Джани плавно взмыла над ковриком, её окружил голубоватый ореол, и даже лёгкие седые волосы Мастера поднялись над его головой, словно у человека на глубине. Воздух уплотнился и задрожал, над головой Мастера тут и там засверкали искры, и пещера наполнилась низким гудением. Подсвечники дрогнули, и пламя всех свечей, кроме одной, моментально погасло, оставив только несколько поднимающихся от обугленных фитилей дымков. Глаза Джани широко открылись, и он медленно опустился обратно на коврик.
Медитация была почти завершена, и Мастер подбросил монеты вверх. Пронзительный хлопок и голубая вспышка – и вот вместо трёх монет на коврик упали три оплавленных комочка металла. Духи услышали, Духи приняли жертву, золото и серебро.
В этот момент к ногам Великого Правителя неспешно и тяжело опустился лист папируса, свёрнутый в трубку и перевязанный серебристо-голубой лентой. Края его были слегка обожжены, а сам лист испещрён триграммами. Из темноты возникли чернильница и перо.
Ванфуриос развернул папирус, перо само собой обмакнулось в чернильницу и на свободном месте начертилась первая горизонтальная линия. За ней – следующие две, на этот раз разорванные, одна над другой. Уставившись на полученную триграмму, он глубоко вздохнул и долго сидел молча. Потом медленно протянув руку и снова взял Оракул.
Сначала Мастер Джани перелистывал страницы неспешно и задумчиво, затем темп начал убыстряться, и, наконец, книга, трепеща, развернулась подобно вееру. Магистр застыл изваянием, почти не дыша. Казалось, это не просто шелестит пожелтевшая от времени бумага, а проносится перед глазами целая жизнь. Время потекло вспять. Вот он уже не пожилой человек, а зрелый муж, вот ещё безусый юноша, а вот снова мальчишка! Неужели прошло столько лет?! А кажется, что это было лишь вчера! Боясь потревожить магию времени, Мастер сидел, не шелохнувшись...
Священная книга оживала на глазах. Перед глазами Ванфуриоса возникали реальные моменты его жизни, лица тех, с кем сводила его судьба, сцены из жизни кунгфурийцев, сражения, победы, радость мирных дней. Но вот проявились из небытия и несчастные младенцы, по воле злой судьбы рождёнными ущербными «пустышками», лишённые магической силы и потому отвергнутые родиной-Кунгфурией. Рыдания матерей, туго спелёнутые дети, улетающие в неизвестность по Чёрным турбинам... Ничего не изменить... По спине Магистра пробежал озноб. Перелистнуть бы это и забыть, но… нельзя, это История. А историю не перелицевать, как заношенную одежду, не переписать, навеки её следы остаются выжженным тавром на сердце.