Глава первая.
Сиэль сел, сонно моргая. Он опять проснулся раньше всех. А ведь так хочется не жит... не просыпаться совсем.
Подросток, содрогаясь, потянулся. Всё-таки, спать на холодной земле так неприятно. Не смотря на то, что он уже привык, всё тело ноет. Холодно, грязно, воняюще. Как не хочется видеть каждое утро эту неутешительную реальность.
*Катамит: мальчик - любовник гомосексуалиста.
**Калидарий: помещение в бане, ближайшее к кипятильным котлам, поэтому самое жаркое (чем-то напоминает современную парную или джакузи).
Увидев, что его "товарищи по несчастью" начали просыпаться, мальчик тихо и незаметно прошёл и прижался к одному из старых, на вид хрупких столбов, поддерживающих купол грязного шатра. Люди, точнее те, кого за людей совсем не считают, с горечью просыпались, уныло здороваясь друг с другом. Послышался приглушённый плач. Никто из этих грязных, потных, одетых в лохмотья личностей, не обращал внимания на вечно тихого и мрачного подростка, что, кажется, был здесь дольше их всех. Если большинство рабов предпочитали держаться кучками, находя друг в друге подобие утешения, то Сиэль держался в стороне. Мало кто слышал от него больше двух-трёх слов. В душную, наполненную отталкивающими запахами палатку, зашло два, сверкающих немного пыльным вооружением, стражника. Пнув пару несчастных, они связали всем руки за спиной одной просмоленой верёвкой и выгнали их на шумную рыночную площадь. Ранним утром, когда аристократы ещё спят в своих, пропитанных благовониями, опочивальнях, а жаркое солнце только-только оторвалось от горизонта, не успев ещё прогнать ночную свежесть, здесь уже во всю шли торги. Со всех сторон лилась какофония самых разных языков. Люди громко спорили друг с другом, смеялись, выбирали товары из плотно стоящих лавок. На улице стояли, целуясь, любовники, иногда скакали, поднимая тучи пыли, всадники и весело кричали, смеясь, дети. Людей, украшенных тяжёлыми медными рабскими ошейниками, по одному вгоняли на вращающееся, напоминающее гончарное, колесо и устраивали шумные торги. Среди разношёрстной толпы гуляк, выкрикивающих шутливые, порой обидные оскорбления в сторону рабов из разных Римских провинций, были и серьёзные покупатели, ищущие в дом или в поле прислугу.
- Ну-ка! Раздень её! Покажи, что ты хочешь нам подсунуть! - выкрикивал кто-то, комментируя молодую стриженную худосочную женщину. Очевидно, она была из Иудеи, недавно восставшей, но вновь покорённой Титом. Женщина, споткнувшись, взошла на сооружение и стояла, крепко сжав зубы и терпя невиданное унижение.
"Новенькая, наверное", - подумал Сиэль, равнодушно-сочувствующе смотря на неё. Он очень хорошо понимал чувства тех, кто впервые "поднялся на колесо", ведь сам когда-то (не так давно) испытал подобное. Но мало что изменилось. Сейчас молчаливого мальчика-раба заполняло глухое раздражение.
Он стоял в самом конце, там, где на него не обращали внимания. Нет, обращали конечно - ободранные мальчишки бросали в него камешки, злорадно улюлюкая и радуясь своей безнаказанности, но это не столь важно, как то, что ему вот-вот придётся снова терпеть. На Сиэля почти не обращали внимания, и лишь это спасало его от арены. Когда почти всех купленных рабов увели, ближе к знойному полудню, и когда часть зевак разошлась, подросток поднялся на колесо. Раздался новый всплеск насмешек и возмущения. Не смотря на милое личико, греческий мальчик был худощав и слаб. Почти непригоден для нормальной работы. Его можно было, разве что, катамитом* взять. Но кто хотел бы иметь одноглазого любовника, чей слепой глаз прикрывала длинная чёлка? Он склонил голову, гневно сжимая зубы. Каждый день, каждый день он ненавидел именно из-за этого момента! Сиэль чувствовал себя почти голым, униженным, оскорблённым, выставленным на посмешище римской толпе... хотя так оно и было.
Наконец, когда работорговец, отчаявшись, сбил цену до десяти сестерциев, кто-то выкрикнул из невнятно шумящей толпы:
- Беру!
Подростку показалось, что он ослышался. Сердце сделало кульбит, а кровь прилила к голове. Увидев, как его спихивают с колеса, передавая верёвку в чьи-то холёные руки, до его распалённого сознания начало что-то доходить. Но, когда продавец приподнял табличку, записывая на обратной стороне имя купившего, Сиэль шокированно понял - его купили! Не зная смеяться или плакать, мальчик неловко склонил голову, идя за неторопливо шагающим куда-то... господином. Тут заговорило любопытство. Ведь он, смазав момент своей покупки ненужными, но вполне логичными чувствами и мыслями, так и не увидел, кто его... приобрёл.
Подросток приподнял голову, смотря недоверчиво-хмурым голубым глазом на идущего впереди мужчину. Высокий, широкоплечий, в очень дорогой с виду, бардовой тоге, оттороченной золотыми нитями, он производил впечатление человека, как минимум богатого. Белая кожа, мускулистые изящные руки и сильные ноги, плотно оплетённые качественными ремнями кожаных сандалий. Уверенная, лёгкая походка, статная фигура. Гос... господин спокойно идёт по шумной улице, не обращая ни капли внимания на клубы пыли, поднимаемые повозками, громко зазывающих к себе продавцов, чьи прилавки полны хороших и не очень товаров, людей, спешащих в храмы своих богов и просто прохожих.
Вдруг молодой мужчина повернул черноволосую голову, ловя любопытный взгляд. Мальчик быстро опустил голову, испытывая неловкость. Он не ожидал, что будет так скоро пойман. Аристократ мило улыбнулся, забавляясь интересом раба.
- Вот мы и пришли.
Мужчина зашёл в прохладный перестиль, наполненный звонким и мягким журчанием воды в изящном фонтане. Сиэль с плохо скрываемым интересом разглядывал выложенные мозаикой стены. Изображения римских богов и иллюстрации к легендам. Большие медные кувшины, стоящие около стен, мягко блестели вычищенными боками.
- И так, - мужчина развернулся, насмешливо глядя на раба. Тот быстро опустил голову, разглядывая край своей мешковатой туники. - будешь помогать по хозяйству остальным слугам. В частности, повару. Лейни, позови Барда! - окликнул он проходящую служанку. Та кивнула и побежала за хаттом.
Вскоре к ним подошёл германец-повар. Кивнув, он остановился перед хозяином и смиренно опустил глаза в мраморный пол. Скользнув взглядом по мальчику, господин обратился к пришедшему:
- Бард, этот мальчишка в твоём распоряжении. Научи его своему делу, - бросив эту фразу и небрежно махнув рукой, римлянин отправился в бани.
Сиэль поднял голову, хмуро смотря на рядом стоявшего мужчину. Тот, задумавшись, грыз соломинку. Внезапно, словно очнувшись, Бард поднял голову и весело потрепал подростка по голове.
- Ну привет. Я местный повар, Бард. А ты у нас кто?
- Сиэль. - мальчик немного удивлённо взглянул на мужчину, так вольно разговаривающего с незнакомцем, - Как зовут господина?
- Себастьян Михаэлис. Странное имя, да? Ладно, Сиэль, давай-ка я покажу тебе свою кухню.
Обхватив раба за худые плечи, повар потащил ошалевшего от этой жизни Сиэля к себе в логов... в место приготовления и оформления пищи.
Тем временем Себастьян сидел в калидарии**, размышляя о недавно купленном мальчике. Позволяя рабу натирать своё тело маслами, а потом сдирать его специальным скребком, аристократ размышлял: что же привлекло его в этом слабом подростке? Он не привык разбрасываться деньгами. Но тот упрямый, полный ненависти и боли взгляд... Восхитителен.