В гостях
Это было обычное лето. Они сидели втроём в Её небольшой двухкомнатной квартире. Большее внимание привлекала комната квадратной формы, окна которой выходили на улицу, предоставляя солнечным лучам возможность осветить её всю. Почти всё пространство в этой комнате занимала большая и удобная кровать, заправленная синим одеялом. Располагаясь посередине стены, находящейся напротив окон, она была "солнцем", вокруг которого распределилась вся остальная немногочисленная мебель: тумбочка и пара мягких, небольших кресел. Он сидел на кровати, почти прислонившись к стенке, и читал первую попавшуюся в руки книгу, Она была на кухне и что-то готовила, a её друг, пришедший совсем не вовремя, играл на гитаре. Этот друг – он Ему сразу не понравился. Длинные, прореженные волосы светлого цвета, редкие волосы над верхней губой и такие же под нижней.
С кухни доносился аромат готовящейся еды, но думать о ней совсем не получалось, тем более под редкие возгласы измученной этим парнем гитары. Не зная зачем и почему, Он уставился на Её друга прямым, вызывающим взглядом, скользя от его лица к пальцам на струнах и обратно. Возможно, чувство враждебности диктовалось Его желанием побыть наедине со знакомой, к которой он приехал, проделав долгий путь, исчисляемый сотнями километров. И вот теперь Её друг, такой невозмутимый и самоуверенный, забирает себе всю атмосферу непринуждённости и спокойствия, какую хотел найти здесь Он. Внезапно взгляд Друга скользнул по нему:
- Чего смотришь, а? Убирайся отсюда - сорвалось с языка гитариста.
Ничего другого Он и не ожидал, даже ждал этого. Но сложно привыкнуть слышать что-то настолько грубое и вызывающее вот так прямо в лицо. Ему не хотелось уступать, к горлу подкатил комок, мешавший произнести хоть какое-нибудь слово. Ему хотелось встать и уйти, но ещё больше ему хотелось остаться здесь, остаться сидеть, ещё пристальнее всматриваясь в парня напротив, давая все поводы не любить себя, раздражать собой. Музыкант встал с пола, где он сидел до этого и, прислонив гитару к подоконнику, подошёл к Нему. Толкнул Его рукой в плечо:
- Слышишь? Пошёл отсюда, живей-живей, давай...
Это было последней каплей. Лёжа спиной на кровати, Он продолжал смотреть на задиру, не произнося ни слова, побуждая того к действию. Музыкант, схватив Его за рукав одежды, подтянул к себе, но стащить с кровати не смог. Тогда, замахнувшись, он попытался ударить Его в голову. Когда шум завязавшейся борьбы вырвал Её из кухни, Она увидела, как они, сцепившись друг с другом, перекатываются по кровати. Враг наседал на Него, давая всё меньшую свободу действия, придавливая собой. Пропустив пару ударов, Он начал думать о том, что его состояние близко к панике. Он не хотел оказаться со сломанным носом, но ещё сильнее не хотел, чтобы эта драка закончилась сейчас, вот так, когда она смотрит на них и он в положении терпящего бедствие. Как угодно, но только не так должна закончиться эта история. Пропустив ещё один удар, точно в лоб, Он решил, что попытается нанести ответный удар в последний раз. И если этот удар окажется слабым или неточным, то Он перестанет сопротивляться, тем более что теперь в этом нет необходимости, ведь Она пытается растащить их и вскоре, возможно, ей это удастся.
Однако парень продолжал бить Его, не отвлекаясь на девушку, а значит, ударить его сейчас не будет подло, трусливо и запоздало мужественно. Сжав кулак так, словно собираясь разбить кирпичную кладку, Он выбросил руку в лицо музыканта, невольно зажмурив глаза от встречного удара, который на этот раз попал Ему в переносицу. Постыдное проявления инстинкта самосохранения; он всё ещё не контролирует своё тело так, как хотелось бы...
Открыв глаза, он тут же зажмурился от яркого солнечного света. Уши были заложены – Он так и не понял отчего. Наконец, приподнявшись и оглядев комнату, Он увидел своего противника. Тот лежал на второй половине кровати с рассечённым виском. Левая сторона его щеки была залита кровью, которую Она пыталась остановить, прикладывая скомканную простыню к его голове. Это было бесполезно. О чём думала его подруга Он не знал, но сам, едва увидев эту картину, начал думать о том, что теперь должен делать.
Секунды текли неуловимо быстро, сбиваясь в поток реки времени, ещё быстрее текла алая кровь, пропитывая постель. Когда стало ясно, что уже ничего не поможет, Она швырнула окровавленную простыню в стену и, подойдя к окну, сбросила оттуда все цветы, после чего закрыла лицо ладонью, сдерживая слёзы.
Следующие часа полтора прошли в одиноком молчании. Он одновременно старался думать и отгонять от себя все мысли. Первым молчание нарушила Она, встав в дверях комнаты:
- Ну, что теперь делать ... нам?
Эта фраза тогда показалась ему спасательной шлюпкой. Что делать? Она спрашивает, что им делать, чтобы это осталось в тайне. Ему приходится начинать тихо объяснять, доказывать смыслом и звучанием своих слов собственную невиновность в произошедшем, но она, кажется, и так была в этом убеждена. Сейчас она оказалась подчинена ему, так что Он без колебания, тихо и вкрадчиво, находя нужное время каждому слову, обратился к ней:
- Я ... не хочу, чтобы о нём кто-то узнал ... Надо его спрятать.
Он начал перебирать в голове различные варианты, озвучивая самые лучшие. Сначала он предложил растворить тело Друга в ванной. Чем? Он не знал – быть может, уксусом, уксусной эссенцией, чем-то таким, что можно купить в садовом магазине. Нет, лучше не покупать ничего, лучше не выносить случившиеся за пределы Её квартиры. И всё же... Он спросил, что Она думает об этом, только потом вспомнив, что это не самый лучший способ. В одной статье он читал, как мужчина, убив и расчленив свою жену, попытался избавить от останков при помощи канализации. Останки же застряли в санузлах, что в итоге привело к обнаружению сначала их, а затем и самого преступника. Да и потом, нужно слишком много уксусного порошка, вряд ли у Неё есть столько.
Она заикнулась о том, что стоит сообщить о случившемся. Нет, это плохая идея. Сейчас Ему лучше не привлекать посторонних, пусть даже истина откроется впоследствии. Она тихо сидела в углу, слева от того места, где два часа назад был источник музыки, Он сидел на кровати, становящейся всё более влажной, и всё обдумывал разные варианты. Что если облить тело кипятком? Кожа отойдёт от мышц, мышцы от костей ... но что дальше? Вариант с канализационной системой уже отброшен. Сжечь здесь не выйдет, и спрятать тоже не получится. Рано или поздно квартира может подвести, не стоит использовать её как банку для консервации трупа. Может, вынести его ночью и ... нет, куда, как? Нельзя. Нужно придумать что-то до того, как Она сорвётся и перестанет быть его опорой, его сообщником. Если Она действительно захочет рассказать о произошедшем, он не сможет её остановить. Сейчас Ему самому хотелось встать и сказать, что он не намерен это скрывать, лишь затем, чтобы его остановили.
Внезапно ему в голову пришла мысль. А что, если сбросить труп в шахту лифта? Нет, его могут быстро обнаружить. А если поднять его над уровнем дома – завернуть во что-нибудь и вынести на крышу? Здание довольно высокое ... А птицы – ведь они непременно учуют запах разлагающейся плоти. И тогда музыканта всё равно найдут и опознают, и это будет катастрофой. Но как его смогут опознать? Он с ужасом попытался представить себя часа через полтора. Что Он будет делать? Дробить молотком кости Её друга, заворачивать тело в ковёр, одеяло? Конечно, при желании человека можно опознать, но есть шанс, что у нашедших его, такого желания не будет. Но если вдруг трупная вонь донесётся до соседей?
Пока Она рвала попадавшиеся в руки листы бумаги и ломала цветочные горшки, он понял, что все-таки способ избавиться от тела есть. Очень долгий и кропотливый способ, не подходящий для Её глаз. Весь вечер Он потратил на то, чтобы убедить Её на неделю переехать к знакомой. Знакомая, кажется, сейчас работает и ей будет сложнее уловить странности в Её поведении, которые наверняка вскоре станут заметными. Ночь они не спали, молча смотря каждый в свою точку на противоположной стене. На следующее утро Она ушла. Он остался, думая о том, что не стоило совершать такое длительное путешествие, однако также появилось и чувство удовлетворения – он не покупал билета ни на поезд, ни на самолёт, путешествуя без имени, без лица. Кто может знать о его отсутствии, равно как и о пребывании здесь?
Все последующие несколько дней он занимался одним и тем же. Разрубив топором труп на части, способные влезть в холодильную камеру, он составил график, согласно которому каждое утро выходил с мешком мусора, содержащим бумагу, цветы, сгнившие продукты, фрукты, овощи и части тела. Это была непривычно грязная работа, которой он больше брезговал заниматься, чем занимался. Чувствуя отвращение, он держал каждый отрубленный от тела кусочек в кипятке, пока от него не начинала отходить кожа. Большую часть мяса, которое он буквально отдирал от костей, разрывая связки и сухожилия, он помещал в вёдра, а остальное размалывал на мелкие части, которые выносил вместе с мусором. Мясо, копящееся в вёдрах, он решил постепенно перекручивать, приводя в состояние фарша, которым можно было бы кормить бездомных животных.
Стараясь не оглядываться по сторонам, из последних сил сохраняя самообладание, Он ходил по незнакомому ему городу, избавляясь от частей тела музыканта. Прошло несколько дней, и в холодильнике остались только голова и грудная клетка. На этом моменте его терпение кончилось. Найдя большую сумку, Он поместил туда последние оставшиеся крупные части гитариста, решив ночью закопать их в лесу. Они были там один раз – Она показывала ему свои любимые места, где часто гуляла в детстве. После более чем двух часов ходьбы по лесу, он приблизился к небольшому холму. Рыть землю оказалось сложнее, чем Он думал, и спустя минуту Он решил сбросить свой багаж, ставший к тому времени бесформенной жижей, в находившийся рядом овраг. Только когда на его щеку попали брызги грязной стоячей воды, он подумал, что здесь можно было бы сразу сжечь все останки. Это было досадным упущением.
Вернувшись домой, он долго оглядывал комнату, но не увидел ничего, что могло бы раскрыть тайну произошедшего. Это была самая обыкновенная комната. Разве что в ней чуть сильнее пахло хлоркой и моющими средствами.