Повешенный

Июль, 1932

Тусклая лампочка рвано мигала от перепадов напряжения, и Уильяму приходилось все время напрягать глаза, чтобы рассмотреть что-то во вскрытой грудной клетке человека перед ним. Не сказать, что это помогало, потому что даже при хорошем дневном свете он вряд ли смог бы разобрать, что было лёгкими, а что рёбрами этого несчастного — сейчас его внутренности больше напоминали фарш, изредка булькающий, когда слабо бьющееся сердце запускало очередной виток крови по организму в тщетной надежде на спасение.

Пустой театр, обычно набитый гудящими от предвкушения сотрудниками и студентами, сейчас молчал. Было ли причиной этому раннее время операции или то, что оперировал Уильям, оставалось для последнего большим вопросом, о котором он хотел сейчас думать как можно меньше. Раскрошенная грудина юноши на столе вспыхивала вместе с лампочкой, и Уилл раздражённо чертыхнулся, вытаскивая щипцами мелкую дробь. Чудом было уже то, что сердце оказалось не задето, но состояние пациента оставалось неудовлетворительным настолько, что Уильям сквозь силу заставлял себя проводить операцию.

«Случайно упал на дробовик», — сказали в приёмном покое двое высоких мужчин в дорогих костюмах, многозначительно похлопав Уильяма по плечу и бросив парня к его ногам, как мешок с картошкой.

«Вы знаете, что делать», — добавил один из них, понизив голос и сунув в карман белого халата несколько купюр. — «Надеемся на плодотворное сотрудничество».

Клапаны аппаратов глухо ухали в такт дребезжанию лампы. Сердце несчастного в последний раз сквозь силу перелилось ударом и замолкло. Уилл выдохнул, замерев с разжатыми щипцами, которыми уже нацелился на очередную дробинку. Собственное горячее дыхание под маской обжигало потрескавшиеся губы, а голова в туго затянутом чепце чесалась и ныла.

Щипцы звякнули о металлический поднос. Беглый взгляд на часы, и Уильям отвернулся от операционного стола, коротко бросив стоящим рядом сёстрам:

— Время смерти — четыре часа сорок семь минут.

Солнце только показало свои первые лучи, пробираясь вперёд мягкой поступью, когда Уилл устало стянул с себя ненавистные маску и шапочку. Окрасившаяся в алое ткань рухнула на пол, а вода в раковине потекла багровым вином.

«Перчаток нет», — так прошлёпала старыми губами сгорбленная медсестра, увидев перед собой Уильяма.

Кровь струйками стекала по коже, цепляясь за длинные тёмные волоски на руках и повисая на них маленькими каплями. Перчаток нет. Уильям сквозь силу улыбнулся воспоминанию об этой милой сценке, в которой и старуха, и он сам делали вид, что все в порядке. Всего лишь обыденная ситуация — позволить хирургу измазаться по локоть в крови пациента. Сдавленный смешок вырвался из его груди, и он с остервенением принялся тереть кожу, ощущая лёгкое пощипывание. Перчаток нет. Как нет и привычного хорошего отношения: только одна медсестра смотрела на него с обожанием во время операции, да и та вскоре изменит своё отношение, поддавшись мнению старших.

Ноги гудели, и дрожь от них вибрацией проходила по всему телу, казавшемуся Уиллу после нескольких часов за операционным столом мягкой подушкой с перьями. Он едва чувствовал руки, и каждое движение казалось ему чужим, словно это не он управляет своими пальцами, а кто-то другой, дёргающий за ниточки как кукловод. Грубая щётка оставляла после себя длинные борозды, но он не прекращал тереть, пытаясь снять кожу и обнажить, наконец, все, что копилось внутри него.

Уилл вздрогнул, когда маленькая женская ладошка легла ему на плечо, а тонкий голос пробормотал «Не мучайте себя. Все уже отмылось». Часы противно тикали, когда он вышел из операционной, громко хлопнув дверью и оставив молодую сестру в растерянных чувствах.

Они думали, он не видит? Не замечает взглядов, которыми его встречают и провожают? Не слышит голосов, стоит ему пройти по коридору и поздороваться? Первый день на работе прошёл для Уильяма тяжелее, чем он изначально думал, лёжа на диване в своей новой гостиной и пялясь в потолок под хриплое жужжание радио.

Ключ щёлкнул в дверном замке, обещая ему несколько часов спокойствия и сна. Уилл вытащил из верхнего ящика стола массивный будильники завёл его несколькими оборотами: проспать обход не хотелось, да и позволять сёстрам найти его спящим в запертом кабинете он не собирался. Действовать на опережение было лучшим вариантом. Ноги на стол, халат вместо одеяла, и вот мысли уже медленно утекают, позволяя забыться мягким облаком сна.

Ему снился дом. Маленький пруд около него и высокая скрипучая качель, спрятанная в тени раскидистого дуба. Усеянные маленькими розовыми цветами кусты и пахучие лилии, которые любила высаживать его мать. Высокая мягкая постель, прохладная после целого дня, в которую он забирался, укрываясь одеялом с головой, как в маленький замок. Ему снилось все то, что давно отняло время, растоптав и перемолов нещадными жерновами взросления. Улыбки сестёр стёрлись и погасли, родительский дом покосился под порывами ураганов, а лилии завяли и поникли, как поник и сам Уилл, уверенно вышагивая по коридорам больницы с высоко вздёрнутым подбородком.

Его разбудил долгий и настойчивый стук в дверь. Будильник, еще не прозвонивший, продолжал негромко тикать, отмеряя оставшийся час сна. Выползать из сладкой пелены полудрёмы Уиллу не хотелось, но каждый удар по дереву разносился по телу и болезненной вибрацией пульсировал в голове.

Кресло скрипнуло, и Уилл протёр глаза, несколько раз моргнув, чтобы скинуть с себя последние остатки сна. Надев на ходу мятый халат, он обогнул стол и в несколько шагов подлетел к двери. Пальцы замерли в нескольких дюймах от ключа, но спустя несколько мгновений уверенно провернули его три раза. Маленькие замочки щёлкнули. Уильям распахнул дверь, едва не столкнувшись с медсестрой в чепчике и новеньком переднике.

— Д-доктор Белл. А вы... как... что? — девушка отшатнулась, запнувшись о ковровую дорожку и едва не завалившись назад.

Уильям медленно через силу вздохнул и оперся предплечьем о дверной косяк.

— И тебе доброе утро, Грейс, — слегка насмешливо протянул Уилл, обводя девушку взглядом, а затем уже более сухо и словно для галочки добавил: — Как всегда прекрасно выглядишь.

Она растерянно таращилась на него — это было всяко лучше недоверчивых и полных недовольства надменных взглядов, которых он уже насмотрелся за прошедшие двенадцать часов с момента начала смены.

— А что вы здесь делаете? — пролепетала Грейс, быстро моргая длинными ресницами.

— Работаю, — нетерпеливо хмыкнул Уилл, мысленно прикидывая, насколько у него сейчас помятый вид, и радуясь тому, что за прошедшую неделю с чем-то его волосы успели отрасти практически до прежней длины. — Если ты вдруг забыла. Проверь пациента в тридцать третьей и не забудь раздать лекарства. И проследи, чтобы мистер Джонс не вставал с кровати. Как я вижу из его карты... — он осёкся, понимая, что никакой карты у него в руках нет. — Как я увидел в его карте, ему только зашили аппендицит. При этом вчера он уже подскочил и начал делать приседания. Что ж, — Уилл цокнул языком и покачал головой. — Придётся ему полежать у нас на пару недель дольше.

— Да, хорошо, доктор Белл.

Уилл с трудом подавил рвущийся наружу зевок и собрался вернуться к своему сну — он на это надеялся. Вот только Грейс продолжала стоять перед ним посреди коридора, привлекая и без того лишнее внимание, и заламывала руки.

— Еще какие-то вопросы, Грейс? — бровь Уильяма выгнулась дугой.

— Я... я не ожидала вас здесь увидеть. Наверно, это не моё дело. Просто это так неожиданно и...

— И ты задаёшься вопросом, почему я снова работаю? — закончил за неё он. — Что ж, это действительно не твоё дело, Грейс, и не суй свой симпатичный носик, куда тебе не следует.

К счастью для Грейс Меррифилд, обычно слова Уильяма доходили до неё с большой задержкой — будь то предписания для пациента, признание в любви или же яд, рвущийся сейчас сквозь спокойную маску доктора Белла.

И снова он не смог уйти. Маленький червячок в его голове по имени Даниэль любезно подкинул воспоминание, принёсшее, возможно, больше всего пищи для размышлений в последние дни, что он провёл в холодной постели, укрываясь только тонким подранным в боях с самим собой покрывалом. Уилл сжал ладонь в кулак, приложив его к губам и уставился на Грейс, буквально ощущая, как слова огоньками пляшут на кончике его языка.

— Ах да, — будто бы внезапно вспомнив, с театральным удивлением заметил он, — я слышал ты помолвлена. Совет вам да любовь. Уверен, ты будешь прекрасной женой.

— Уильям, я...

— Как закончишь — жду в операционной. Если еще что-то интересно, то советую поговорить с начальством. Я с тобой говорить на личные темы не собираюсь. Да и ты, предположу, не горишь желанием общаться. И не опаздывай. Пациент не переживёт лишние пять минут, пока ты будешь пудрить носик.

Захлопнуть дверь перед самым носом Грейс оказалось еще более тяжёлой задачей, чем смотреть ей в лицо и разговаривать. И все же Уилл это сделал: прижался спиной к двери и напряженно вслушивался в удаляющий стук каблуков своей — нет, уже давно не своей — девушки. Или их отношения изначально были обречены, как любой союз молоденькой медсестры и столь же молодого хирурга? Наверно, он никогда не узнает ответа.

Сон уже давно покинул Уилла. Все карты пациентов прочитаны вдоль и поперёк, все заметки внесены в маленький кожаный блокнот, а до предстоящей операции оставалось еще слишком много времени, и заняться доктору Беллу было на удивление нечем. Даже радио стало раздражать. Количество сигарет в помятой пачке слишком быстро уменьшалось, пока он, прислонившись к металлической пожарной лестнице, курил и наблюдал за просыпающимся городом.

Жаркое июльское солнце плавило асфальт и стены домов — они плыли в лучах, извивались волнами стекольных отражений и взрывались яркими вспышками. И вместе с ними плавился и сам Уилл, взъерошивая уложенные гелем волосы и выпуская вверх серый прогорклый дым. Сейчас ему как никогда захотелось тех приторно-терпких сигарет, что курил Алан Маккензи, вместо дешёвого и едкого табака, оседавшего на языке плотной плёнкой.

— Да, я понимаю, что ваша проблема очень деликатная, и я...

— А мне кажется, вы не понимаете. Я пришла к вам за помощью, а вы говорите, что не можете ничего сделать? Что не видите никакой проблемы? Я ожидала от вас большего. Надеюсь...

Последние слова потонули в визге промчавшейся полицейской машины. Уилл вскинул голову, без удивления обнаружив, что голоса раздавались из окна кабинета Даниэля — он принимал парой этажей выше и обычно врывался к нему не через коридорную дверь, а сквозь балконное окно. Уилл безуспешно прислушивался: теперь к шуму проснувшихся машин добавилось монотонное дребезжание поездов и стук колёс по рельсам. Сделав последнюю затяжку, он бросил окурок вниз и поспешил обратно в кабинет, чтобы успеть добраться до Даниэля раньше, чем его оживлённый разговор закончится.

Уилл не любил подслушивать. Обычно у него это получалось случайно. Он всегда оказывался в нужном месте в нужный момент, чтобы узнать информацию, но порой начинал жалеть об этом уже через несколько минут, когда дела приобретали опасный для жизни поворот. Так что все тайны он предпочитал поскорее забывать, с головой уходя в работу и бессонницу, которая хорошо помогала рассеять внимание.

Сейчас же Уиллу даже не нужно было прислушиваться: крик из кабинета Даниэля был слышен даже в конце коридора. Стоило ему ступить на последнюю ступеньку, как до его ушей донёсся еще один фрагмент слишком горячего и напряженного разговора. И чем ближе Уилл подходил, тем ясней становилось, что беседа приобрела чересчур острые обороты.

— Послушайте, давайте мы еще раз все хорошо обсудим, и я честно скажу вам все, что думаю по вашей ситуации. Мы не можем торопиться и делать ложных выводов. Вы должны понимать, что это в ваших же интересах.

— Это в ваших интересах. Всего хорошего.

Уилл едва успел увернуться от распахнувшейся двери и спрятаться за ней, как в коридор ураганом выбежала девушка. Она не стала утруждаться тем, чтобы захлопывать её за собой. Только остановилась, огляделась и, заметив лестницу, промчалась мимо, громко цокая каблуками по паркету. Нервно теребя сумочку в руках и то и дело разъярённо тряся копной огненно-рыжих волос, она остановилась около самой лестницы, громко выругалась и неожиданно вскинула голову, устремив свой взгляд в сторону Уильяма.

Он видел, как время замедляется. Пыль неспешно парила в проникающих с улицы лучах солнца, а в волосах девушки заиграли маленькие яркие зайчики. Он вдохнул — и этот вдох обжёг его лёгкие раскалившимся за несколько секунд воздухом. Уильям горел, он клокотал изнутри от незнакомого до этой секунды гнева, а кровь вскипала под его кожей, пульсирующими струями устремляясь к сердцу. Два раскалившихся до бела золотистых омута глаз всплывали пузырями расплавленного металла и разрывались маленькими опаляющими каплями.

«Теперь ты доволен? Сынок...»

Уилл вздрогнул — голос отца зазвучал совсем рядом — и обернулся, но позади него была только горчично-жёлтая стена. Пальцы с силой сжали металлическую дверную ручку. Шепчущие голоса становились все громче и надвигались на него лавиной. Он тонул в этих золотистых глазах, из последних сил цепляясь разумом за реальность.

«Позор семьи. Надо было позволить тебе умереть. Тогда я был бы сейчас жив...»

Слова отца раскатами грома пронеслись по коридору, столкнулись с женским плачем и взорвались криками чаек и змеиным шипением баллона с газом. Уилл дотронулся до уха — тонкая липкая дорожка устремилась по линии челюсти, оставляя после себя знакомое ощущение, но его пальцы все так же были чистыми. Он дотронулся еще раз, чувствуя, как кровь с новой силой хлынула из разорванных контузией отцовского крика барабанных перепонок, но кончики пальцев только чувствовали под собой пульсирующую багровую жидкость: его халат все так же оставался чистым, и на руках не было ни капли. Горло пересохло, а охватившее Уилла чувство всепоглощающего страха сменилось эйфорией.

Уильям плыл. Он стоял на ногах, но пол двигался волнами, и Уилл плыл вместе с ним. Он посмотрел на незнакомку, словно надеясь привлечь к себе ее внимание, вцепился в неё взглядом — она ярко светилась в потускневшем коридоре и казалась ему единственной ниточкой к спасению.

Но смотрела девушка не на него, не на Уильяма, а на появившуюся из-за двери тёмную копну Куэрво. Даниэль выглядел вполне спокойным, но все его черты заострились, искажаясь уродливой маскарадной маской. Линии лица плыли и заворачивались в петли. Он смеялся. Истерично, надрывно и сломлено, а его смех отражался эхом от стен и выбивал из груди последние остатки кислорода, заставляя Уилла хватать воздух ртом. Незнакомое ему ощущение поднималось, сдавливая сердце, стучавшее плавно и неторопливо, что будто мёртвое..

Мир показался Уильяму неестественным. И главным чужаком в нем был он сам.

Все закончилось слишком неожиданно. Коридор перестал кружиться и сжиматься. Смех стих, а ощущение липкой дорожки на шее исчезло. Даниэль, привычно приветливо выглядывал из-за двери, махая на прощание незнакомке.

— И вам тоже до свидания! — крикнул он вслед пациентке.

Уилл оглянулся, но девушки уже не было. Она исчезла, оставив после себя тонкий аромат крепкого кофе и цитрусовых.

Куэрво растерянно выдохнул, зарылся пальцами в волосы на затылке и покружился на месте. Он, казалось, не замечал Уильяма, пока тот не скрипнул закрывающейся дверью и не шагнул в сторону, глядя на друга сверху вниз. Даниэль подпрыгнул и полным недоверия и неверия взглядом уперся в грудь Уилла, где на халате изящными каллиграфическими буквами были вышиты инициалы врача. Он пару раз моргнул, прежде чем перевести взгляд выше.

— Уилл! Черт возьми! — наверно, его крик было слышно даже на первом этаже. — Ты что здесь делаешь?

— А по моему халату не видно? Вроде как работаю. Ну или пытаюсь. Это не очень просто делать, когда все вокруг на тебя пялятся и удивляются твоему появлению, — Уилл устало выдохнул, проводив взглядом группку местных медсестёр. — Ты уже второй человек, который спрашивает, что я делаю в больнице. Не стоило, наверно, возвращаться, раз моё присутствие вызывает у вас вопросы.

— Нет-нет-нет, — тут же активно зажестикулировал Даниэль, всем видом выражая протест, — даже не думай мне тут такое говорить. Ты здесь — и это лучшее, что было со мной за последнее время!

— Даниэль, мы виделись с тобой две недели назад. Прошло совсем немного времени.

— Да. Но теперь я могу набить тебе рожу и мне ничего за это не будет.

Сначала Уильяму показалось, что ему послышалось. Но даже через несколько секунд Даниэль не перестал самодовольно улыбаться, уперев руки в бока в позе, выдающей в нём властелина этого мира. Ну или сумасшедшего. Ни в первом, ни во втором варианте Уилл нисколько не сомневался, зная, насколько врачи его специализации подвержены влиянию собственных пациентов.

Поэтому ему оставалось только потереть лоб, всплеснуть руками и поднять глаза к скрытому за потолком небу.

— Ты сдурел?

— Это ты сдурел, — обиженно цокнул в ответ Даниэль. — Ты хоть представляешь, что мы здесь все пережили? Я, Маргарет, больница?

— В последнюю нашу встречу ты был более дружелюбным.

— А что ты от меня хотел? — Даниэль на всякий случай осмотрелся по сторонам. — Чтобы я вывалил на тебя все проблемы, которые нам пришлось разруливать из-за того, что ты решил вляпаться в дерьмо? Кто же мог предугадать, что великий и ответственный Уильям Генри Белл решится преступить черту закона и покинуть наше общество на неопределённый срок, не предупредив никого?

— Из-за твоего брата, на минуточку, — резонно заметил Уилл.

— Но ему искренне жаль, — тут же с улыбкой парировал Даниэль.

— Охотно верится.

Уильям поджал губы. С его стороны было бессмысленно заводить этот разговор, потому что ни Даниэль, ни Анхель не признают, что, помимо него, виновных в случившемся было намного больше. Он не снимал с себя ответственности, потому что взрослые мальчики сами думают и принимают решения, а не ведутся на уговоры других, но и отрицать причастность Анхеля Уилл не мог, каждую ночь просыпаясь от приходящих к нему кошмаров, главным действующим лицом которых был кузен Даниэля. Возможно, Уилл был бы рад видеть Анхеля болтающимся в петле. Но он знал, что этого никогда не произойдёт, — старший Куэрво был слишком изворотливым, чтобы так глупо закончить свою жизнь, а вот Уиллу стоило бы чаще переживать за свою шею, вокруг которой сейчас с силой стягивался узел галстука, как еще полгода назад угроза умереть в двадцать шесть лет.

— Я, между прочим, несколько недель потратил, чтобы привести в порядок все твои дела здесь. Оказалось, хирурги — не слишком сговорчивый народ, — недовольно пробурчал Даниэль, скривив лицо. — К тому же еще и высокомерный.

— Ты о чем? — понимающе пробормотал Уилл.

— Да так. Забудь.

Даниэль отмахнулся и еще несколько долгих секунд изучал Уильяма пристальным взглядом, словно они не виделись не пару недель, а несколько лет. Наконец, удовлетворив своё любопытство, он довольно и мечтательно улыбнулся, словно увидел перед собой что-то божественно прекрасное, и хлопнул себя по бокам, изрядно напугав этим жестом Уилла.

— А чего это мы стоим в коридоре, как осужденные перед казнью? — Даниэль неловко крякнул от собственного каламбура. — Давай, проходи, садись.

Он распахнул дверь своего кабинета. Все выглядело точно так же, как Уильям это запомнил: дорогое кожаное кресло, дубовый стол, больше подходящий для какой-нибудь юридической конторы, и позолоченные часы, которым было самое место на камине, а не на столе врача какой-то захудалой клиники. На вопросы, почему он работает именно здесь, Даниэль всегда отвечал так же уклончиво, как и на все остальные вопросы. Его кабинет разительно отличался от всех остальных помещений больницы, и в своей практике мужчина не выходил обычно дальше своего кресла, просиживая дни и халаты, на которых регулярно появлялись дыры в районе бёдер.

Даниэль активно замахал из глубины кабинета, а затем отвернулся и зарылся в каком-то шкафчике. Дверь хлопнула за спиной Уилла, подгоняемая сквозняком. Стекло подозрительно зазвенело, и через мгновение Куэрво обернулся, в одной руке зажав горлышко бутылки, а в другой — два гранёных стакана, которые когда-то ему подарил сам Уильям.

— Тебе налить?

— Я на работе, — с напускной серьёзностью буркнул Уилл, опускаясь в кресло пациента.

— Я тоже. И что? — Даниэль с удивлённо-обиженным видом развёл руками. — Мы в Чикаго, Уилл.

— Не нужно оправдывать свой алкоголизм окружением, — едко отозвался Уильям, закидывая ногу на ногу и складывая на груди руки.

— Сказал мне лучший шулер города. И только попробуй мне доказать, что ты занялся этим неблагодарным делом не потому, что живёшь здесь, — Даниэль не дал ему сказать хоть что-то в своё оправдание, выставив вперёд руку и указав на него пальцем. — Уилл, дружище, место во многом определяет наш характер и строит наши личности. Живи ты где-нибудь на юге — ты был бы совсем другим человеком. Плантатором скорее всего. Выращивал бы хлопок, бил рабочих кнутами и развлекался с хорошенькими молоденькими девушками на сеновале. — он было рассмеялся, но осёкся под осуждающим взглядом Уилла, которым тот обычно смотрел на людей, в чьих умственных способностях сомневался. — Так что брось ломаться, как монашка перед дьяволом, и выпей со своим другом. Я полгода ждал этой возможности.

Слова Даниэля имели смысл, и Уильям не нашёл, что на них ответить. Он молча следил за тем, как друг разливает янтарно-жёлтый напиток, напевая себе под нос модную песенку, и нервно тёр подушечки больших пальцев друг о друга. Как только стаканы были наполнены до краёв, Даниэль небрежно подтолкнул один из них к Уиллу, благополучно расплескав добрую часть напитка, и с размаха опустился в кресло.

— Ну, рассказывай, — он хлопнул в ладоши.

Уилл непонимающе уставился на друга. Его брови сдвинулись к переносице, сомкнувшись в глубокой и рваной морщинке, а челюсть напряглась до нервного скрежета в зубах.

— Что?

— Ну, как именно ты сейчас сидишь передо мной и почему я не узнал об этом сразу же, как ты приехал домой, — Даниэль вёл себя так, словно Уилл был маленьким ребёнком. — Почему ты мне не позвонил?

— Телефон подключат только на следующей неделе.

— Понятно-понятно. А чем ты... — Даниэль замолчал, прижав кулак к губам и на мгновение задумавшись. — Точнее, сколько ты уже тут?

— Полторы недели, — скупо бросил Уилл, пытаясь показать, что он не в настроении.

Их общение с Даниэлем часто напоминало игру слепого с глухим: Уильям пытался отвязаться от навязчивого и профессионального заглядывания в душу и разум, а Куэрво делал вид, что не замечает, как его лучший друг пытается скрыть важные детали своей жизни, от которых могло зависеть многое. Включая будущее самого Даниэля.

— И ты только сейчас вышел на работу? Что ты делал все это время, мальпаридо, раз даже не удосужился сообщить о своём освобождении другу?! — полным обиды голосом возмутился Даниэль.

— Не поверишь, — Уилл буквально почувствовал во рту горечь, с которой слова вырвались из него. — Сходил в кино. Трижды. Каждый вечер набирал полную ванну горячей воды, смотрел на неё и слушал радио. А еще я никогда не думал, что буду радоваться гудящему холодильнику и капающему крану. Сантехник обещал прийти через неделю.

Даниэль промолчал, смерив Уильяма понимающим взглядом, и негромко промычал, словно делал для себя какие-то выводы. Резко выдохнув, он опрокинул в себя стакан виски и отставил его в сторону. Пальцы ловко пробежались по столу, словно это была клавиатура рояля, и схватили одну из толстых папок.

«Карты пациентов» — гласила крупная изящная надпись на обложке.

Часы мерно стучали. Иногда Даниэль протягивал к ним руку и что-то поправлял, чтобы затем вновь вернуться к изучению разложенных перед собой бумаг. В какой-то момент Уиллу даже показалось, что он забыл о его присутствии в кабинете, но Куэрво тут же вскинул голову, улыбнулся ему и вновь опустил взгляд на мелкие убористые строчки. Они молчали, и это молчание давило на Уильяма, напоминая ритмичным тиканьем часов долгие месяцы, проведённые в одиночестве, когда единственным его развлечением были собственные мысли и проплывающие в маленьком окошке высоко под потолком звезды.

— Хотя назвать то, что я здесь, освобождением, у меня вряд ли повернётся язык, — наконец, не выдержав, сказал Уильям, несколько раз сжав и разжав ладони.

— В смысле? — Даниэль оторвался от бумаг и поднял на него взгляд.

— Я не уверен, что, кхм, все было достаточно законно, — Уильям перевёл взгляд на часы, только сейчас заметив, что в них был встроен маленький маятник, который нужно было периодически подталкивать. — Однако мне сказали, что моя свобода — результат мирного дипломатического общения. Придётся поверить на слово. Раз уж проверить это я все равно никак не смогу. Да и не хочется снова лезть во все это. Предпочту поскорее забыть, как страшный сон.

Сердце перехватила невидимая рука, предупреждающе сжав в тисках. Кровь прилила к ушам, зашумела морским прибоем, а отступившая после бессонных ночей боль в голове пронеслась с новой силой. Уиллу показалось, что весь его череп трещит, хрустит и грозит вскрыться по швам неровными зубчатыми краями.

— Кто?

Даже без уточнения было ясно, что Даниэлю до смерти интересно, кто приложил руку к освобождению Уильяма. Долго скрывать это у него все равно не получилось бы — и Анхель, и Алан были знакомы друг с другом, и в какой-то момент правда выплыла бы наружу вместе с весенними ручейками, и Уильям оказался бы в достаточно щекотливой ситуации. Так что оставалось только заглянуть в глаза своей гордости, пожать губы и бесстрастно ответить:

— Натаниэль Кёниг. — он поморщился, потерев круговыми движениями висок.

Брови Даниэля поползли вверх, и она едва сдержал рвущуюся сквозь маску хладнокровия обеспокоенную улыбку.

— И что? Он ничего не попросил взамен?

— Почему же. Все как и всегда, — Уилл пожал плечами, взъерошив слегка вьющиеся тёмные волосы и пропустив пряди сквозь пальцы. — Он помогает мне — я помогаю ему. Для него это всего лишь бизнес. Не более. По крайней мере, он это описывал именно так, — он тут же поспешил пояснить свои слова, заметив полный подозрения взгляд Даниэля. — «Ты мой человек, и я не могу позволить, чтобы мои люди прохлаждались, пока я горбачусь на благо этого общества», — не дословная цитата, но что-то такое он и имел в виду.

От Алана Маккензи не было известий все эти полторы недели, и Уилл был этому рад. Ни загадочных писем, ни внезапных автомобилей перед порогом — только блаженная тишина квартиры, жужжание лампочки и надоедливые мухи, пробирающиеся из-под приоткрытого от жары окна в прохладу помещения. Могло бы показаться настоящим раем, если бы не маленький красный неровный овал, которым была обведена дата выхода на работу с «вынужденного больничного». И если бы не ощущение пустой растерянности, преследовавшее Уильяма, — все последние дни до выхода на работу его не покидало чувство, что он встречался с Аланом, и совсем недавно, но, как бы он ни силился, вспомнить, при каких обстоятельствах и когда это происходило, он не мог. Ему казалось, что они о чем-то говорили.

Но чем больше Уилл думал об этом, тем нереальней ему казалось собственные мысли.

Даниэль потёр лоб и взмахнул рукой, выписав кистью пару кругов в воздухе. От этих движений в глазах у Уилла начало двоиться, а отступившая на несколько минут головная боль вернулась с новой силой.

— А ты... уверен, что это все-таки безопасно?

— Знаешь, Даниэль, у меня как-то и в мыслях не было отказаться, когда меня посреди ночи подняли, повели в неизвестность, а потом втолкнули в машину и пожелали хорошего пути, — едко отозвался Уилл, прожигая друга взглядом. — Наверно, мне стоило сопротивляться и остаться там, да?

— Ты слишком резко реагируешь, дружище. Я же просто предположил...

— А я не очень хотел оставаться и ждать, пока мне запихнут куда-нибудь дубинку, а потом изобьют ею изнутри. Ощущения будут не из приятных, скажу я тебе. Я видел одного такого счастливчика в паре камер от моей. — Уильям нервно усмехнулся, и в этом смехе не было ни капли веселья, только холод и болезненная насмешка. — Вид у него был жалкий. А он ведь всего лишь не поделился сигаретами с Томми. А я, — он развёл руками и извиняюще улыбнулся, — просто стряс с этого ирландца почти все деньги, что у него были. Надеюсь, мы с ним больше никогда не встретимся в этой жизни.

Даниэль расхохотался, запрокинув голову и схватившись за живот, вздрагивая от каждого судорожного выдоха, вырывавшегося из его тела. Губы Уилла невольно изогнулись в улыбке.

— Я не сомневался в том, что ты даже там не упустишь возможности кого-нибудь раздеть, — Даниэль шутливо пригрозил Уиллу пальцем.

— Если есть угроза, что тебя разденут, надо брать инициативу в свои руки.

Двусмысленность этой фразы дошла до него только через мгновение. Его щеки резко запылали, воротник рубашки стал тесным, а воздух вокруг нагрелся. Уилл сдавленно сглотнул и, схватив свой стакан, опрокинул в себя все до последней капли под добродушный и искренний смех Даниэля.

— Эх, Уильям, Уильям, — покачал он головой. — Вот смотрю на тебя порой и гадаю, почему ты все еще не мой пациент.

— Потому что я скорее вскрою себе череп, — сглотнув набежавшую во рту слюну, ответил Уилл, — чем дам тебе в нем копаться своими загребущими ручонками.

Способность Даниэля решать проблемы ментального характера всегда его поражала. При всей неспособности Анхеля Куэрво хоть немного различать эмоциональное состояние собеседника, его кузен в пределах своего кабинета проявлял феноменальные умения.

— К слову о твоей работе. — Уилл поудобней устроился в кресле и немного подался вперёд, кивнув взгляд в сторону закрытой двери. — А кто это был у тебя, когда я пришёл? Мне показалось, у вас вышел несколько напряженный разговор. Я не подслушивал, — он улыбнулся, — но вы говорили настолько тихо, что услышать все можно было с другого конца этажа. Так что усмири моё разгоревшееся любопытство. Обычно никто из твоих пациентов не ведёт себя настолько... вспыльчиво. Когда эта девушка вылетела из твоего кабинета, вокруг неё едва искры не сверкали. Думал, вспыхнет сейчас, как спичка, до того была чем-то раздосадована. Или это ты виноват? — Уильям прищурился, с подозрением уставившись на друга.

— Ничего от тебя не скроешь. Вот что значит профессионал. Это большая тайна, но тебе, как моему лучшему и близкому другу, которого я считаю своим братом, я ее расскажу. — Даниэль заговорщицки понизил голос и точно так же, как до этого Уилл, подался вперёд. — Это дочь сенатора О'Брайана.

— О'Брайана? — вскинул бровь Уильям.

— Ага. Того самого. Который «надежда штата» и все прилагающееся. — Даниэль неопределённо взмахнул рукой; отношение Куэрво к политике было точно таким же, как к истории или здоровому образу жизни. — Он еще активно выступает против отмены Сухого закона.

— Как будто кто-то собирается его отменить.

Даниэль немного надменно усмехнулся, как любой человек, обладающий исключительной информацией, недоступной другим, и Уильяму захотелось ударить друга, чтобы стереть эту улыбочку как можно быстрее. Куэрво, заметив его потемневшее лицо, тут же приосанился и с видом величайшего в мире мудреца поспешил успокоить:

— И вот тут начинается самое интересное. Ходят, скажем так, слушки, что уже в следующем году все это безумие закончится. Анхель сказал, что среди бутлегеров началась такая возня, что они почти спалили свой тайный склад. В обоих смыслах, — Даниэль прыснул от смеха; на его глазах выступили слезы, которые он поспешил смахнуть. Но продолжение увлекательного рассказа ему давалось с трудом — как только он открывал рот, чтобы что-то сказать, из него вырывался очередной поток смеха, причину которого знал только он сам. — Полицейские сидели на хвосте у парочки идиотов, а-ха-ха, а те решили, что покурить рядом с разлившимся спиртом — хорошая идея. Думаю, зрелище было бы видно даже в Джолиете.

Сдавленный смешок исказил лицо Уилла, и он почувствовал, как кожа натягивается, а каждая мимическая мышца пульсирует, заставляя губы приветливо изгибаться, а взгляд теплеть. К его счастью, средство успокоения нашлось довольно быстро. Свеженькая пачка щёлкнула картонным замком, и Уилл выцепил из неё одну из спрессованных пахнущих табачным дымом трубочек. Он хотел было предложить одну Даниэлю, но тот жестом отказался.

— А мисс О'Брайан приходила по делу или просто повидаться? — зажав сигарету, Уильям захлопал себя по карманам, но ни коробка спичек, ни зажигалки под рукой не оказалось.

— Конечно, по делу, Уилл. — Даниэль распахнул один из ящиков и протянул ему искусно выполненную золотую зажигалку. — Я все-таки тут работаю, а не шашни кручу с медсестричками, в отличие от некоторых. Это вы там занимаетесь моральным разложением прекрасного пола. Мне же потом приходится вытирать их слезы и убеждать, что они найдут себе еще одного такого «доктора Белла», — ехидно пропищал Даниэль, передразнивая какую-то девушку. — Или ты думал, у меня с дочерью сенатора?..

— Я уже ничего не думаю, друг, — вздохнул Уилл, нервно пытаясь выбить из зажигалки огонёк. — Но я не был бы удивлён такому повороту событий.

Он прикурил зажатую во рту сигарету и рассеянно бросил зажигалку на стол, чем вызвал на себя ураган стрел полного недовольства взгляда Даниэля.

— По-хорошему я должен был бы обидеться, — задумчиво протянул последний, потирая подбородок и поспешно убирая зажигалку. — Но я слишком давно не видел тебя вот так вот близко, чтобы позволить себе минутную слабость.

— Как великодушно, — Уилл рукой разогнал прогорклое облако дыма. — Запишу это в свой блокнот, чтобы перечитывать, если вдруг снова начну задаваться вопросом, почему ты мой друг.

— Лучший друг, на минуточку.

— Ах да. Запамятовал.

Уилл повёл головой: из углов кабинета на него начал надвигаться уже знакомый молочный туман. Он пробирался медленно, облизывая каждый предмет мебели, и остановился около его ног, словно не решаясь двинуться дальше. Тонкие полупрозрачные пальцы дёрнулись, дотрагиваясь до штанины Уилла, а боль в голове заискрила перед глазами оранжевыми пятнами. Сигаретный дым заполнял лёгкие, окутывая его изнутри, а туман, недолго поколебавшись, двинулся дальше, закручиваясь вокруг ног Уильяма плотной спиралью.

— Не волнуйся за неё, — довольно расплылся Даниэль. — Я мозгоправ, а не живодёр. Электричеством я ее не бью. Всего лишь помогаю справляться... с ее небольшими особенностями.

— Особенностями? — выпустил вверх струю дыма Уилл.

— Да. Или ты думал, что ко мне ходят здоровые люди? — саркастично отозвался друг. — Это вы делаете из них инвалидов, а мне потом приходится вправлять им мозги и убеждать, что потеря ноги — это не конец света.

— Потеря ноги лучше потери жизни, уж поверь мне.

— Меня убеждать в этом не надо, но все же. Будьте помягче со своими больными. А то потом и правда слишком много геморроя возиться с ними.

Уильям нервно дёрнул ногой, пытаясь скинуть с себя невидимые путы, но белый дым лишь крепче обхватил его, заскользив дальше. Он сжимал его, стискивал до красных полос на коже, но, кроме Уилла, никто больше этого не видел. Даниэль продолжал безмятежно восседать в своём кресле, вещая что-то о своих недавних пациентах, уже отойдя от темы разговора. Вот только вместо его слов Уилл слышал только сплошной гул, лишь изредка выхватывая знакомые уже фамилии «особо важных и ценных клиентов» Даниэля.

Кабинет медленно плыл, покрывался рябью и рассеивался в вырывающемся сквозь губы паре. Туман плотным покрывалом обхватил грудь Уилла — ребра хрустнули, на корпус разом навалилось несколько бетонных плит, а сверху кто-то будто решил для уверенности еще и попрыгать, вколачивая острые края разрывающихся костей в истерзанные в кровь лёгкие. Уильям опустил голову, но вместо белого халата и чистой рубашки увидел разверзнувшуюся багровую пропасть. Под молочным туманом ритмично пульсировало сердце, перекатываясь в своей пустой мышечной оболочке, лёгкие лопались влажными кровавыми пузырьками альвеол, а ребра с каждым вдохом, хлюпая и чавкая, входили все глубже в плоть. Туман практически добрался до шеи, выпустив свои невесомые щупальца, и Уилл задержал дыхание, пытаясь поднять руку и дотронуться до своей груди.

Но вместо этого туман дотронулся до его сердца.

Уильям вынырнул на поверхность из-под плотной пелены, хватая ртом спасительный воздух. Он несколько раз медленно моргнул, отгоняя от себя остатки тумана, и поморщился, когда горячий дым от сигареты коснулся легких едва ощутимым покалыванием. Халат был на месте, как и рубашка. Уилл двинулся, и грудь пронзила обжигающая боль. Он не мог вдохнуть — каждая попытка заканчивалась парализующей невозможностью. Даниэль продолжал что-то говорить про своих пациентов, но Уилл резко оборвал его:

— Так что там такого занимательного с этой девушкой? — еще одна попытка сделать вдох, и он с облегчением обнаружил, что боль отступила.

Даниэль пустым взглядом уставился на Уилла и подскочил в кресле, будто вспомнив важную информацию. Хлопок кожи о кожу разорвал воздух кабинета. Куэрво потёр лоб, покрасневший после сильного удара ладони мгновением ранее.

— Как ты правильно заметил, она и ко мне ворвалась так, словно мы с ней спали несколько лет, а потом я бросил ее в интересном положении, — Даниэль понизил голос и переложил пару листов обратно в папку. — И я бы еще понял ее настрой, если бы это действительно было так. Но залетать в мой кабинет посреди приёма другого пациента — не лучшее начало для отношений. Даже деловых. Однако я просто не мог отказаться от столь интересного образца.

— Ближе к делу, Даниэль, — с раздражением улыбнулся Уилл и бросил взгляд на часы. — У меня через два часа операция. Я надеюсь, что ты уложишься за час.

— Не занудствуй, — скривился Куэрво. — Так вот. Ворвалась ко мне сегодня эта сеньорита и заявила, что у неё шизофрения.

— Вот так прям и заявила? — с сомнением переспросил Уилл.

— Да, — Даниэль откинулся на спинку кресла, развалившись в нем бесформенным мешком. — Опустила своё тельце в кресло, на котором ты сейчас сидишь, и сказала, цитируя: «Я слышала, что вы лучший специалист в этой области, поэтому я к вам и пришла. Рассчитываю на конфиденциальность. У меня в голове кто-то живёт. Меня это не слишком смущает, но по вечерам этот голос начинает раздражать. Он все время бубнит что-то, как навязчивое радио. Сделайте с ним что-нибудь», — к концу речи он совсем запищал, изображая высокий голос девушки, и в итоге зашёлся громким и долгим кашлем; пришлось несколько раз стукнуть себя по груди, пока из горла не вырвался булькающий хрип, прежде чем он смог продолжить: — Думаю, ты можешь представить мою реакцию на это.

Уильям коротко кивнул, стряхнув пепел с сигареты в изящную пепельницу из зеленоватого полированного камня — он как-то попытался поднять её и едва не вывернул себе пальцы. Он развалился в кресле пациента, точно так же как Даниэль, медленно качая ногой и периодически делая долгие затяжки.

— И вот что самое занимательное, — Куэрво неловко усмехнулся, сцепив пальцы в замок, — у неё нет шизофрении.

— Это как? — Уильям был не так силен в психиатрии, как Даниэль, но кое-что из университетского курса все же помнил. — Голос в голове есть, а шизофрении нет? Что-то мне не очень в это верится, Дэн.

— Да, я тоже этому удивился. Но я пообщался с ней, незаметно проверил по всем симптомам, и оказалось, что у неё вполне здоровая голова, — Даниэль постучал пальцем по одной из разложенных бумаг, и Уилл подался вперёд, силясь рассмотреть маленькие буквы. — Может, немного взбалмошная, но это не страшно. До сумасшествия ей еще очень и очень далеко. Как понимаешь, я не могу скрывать от пациентов своё мнение, и оно... ей не очень понравилось.

— Так вот почему она так вспылила, — с полуулыбкой заметил Уильям.

— Да. Считает, что я ей не верю и сговорился с ее отцом, чтобы в итоге выставить ее сумасшедшей, — Даниэль рассмеялся. — Иронично, правда? После этого я уже несколько усомнился в своей уверенности об ее здоровье. Но я... не представляю, что лечить. Я могу поверить ей на слово. Могу допустить, что она слышит голоса и все такое, но я не могу залезть ей в голову и проверить. И я не могу лечить ее, если я не знаю, с чем должен работать. Пока что я вижу расстроенную и отчаявшуюся девушку, которой, судя по ее реакции, никто не верит. Но она не сумасшедшая.

Мисс О'Брайан не была сумасшедшей. Так сказал Даниэль. И причин не верить мнению дипломированного специалиста у Уильяма не было. Но он видел блеск в её глазах, видел взрывающуюся фейерверками россыпь веснушек на лице и пожар рыжих волос. Мир вокруг Уилла все еще немного кружился, стоило ему повести головой или моргнуть, а голоса призрачным эхом отражались в ушах, заставляя сердце леденеть, а позвоночник содрогаться от электрических разрядов. Внутренности сжимались, скручивались и замирали, как при взлёте на качели, чтобы в следующую секунду сорваться вниз.

Он зажмурился и затряс головой, сдавленно кашляя вырывающимся сквозь плотно сжатые губы дымом.

— И... — воздух с силой вырвался из горла Уильяма, рывками продирая себе путь наружу, — ты точно уверен, что она абсолютно здорова?

— Она здорова не более, чем все люди вокруг. Но тем не менее я не могу сказать, что она больна. В той степени, как мы это обычно называем. А что? Сомневаешься в моей компетенции?

— Да нет, просто мне показалось... — Уилл прикусил язык, затихнув; воспоминания о короткой встрече быстро гасли — как оплывшая до основания свеча, и он засомневался, что в принципе видел то, что видел. — Забудь. Мне показалось.

— В церковь сходи.

Уилл закатил глаза. Церковь была последним местом, куда мог бы прийти, чтобы разрешить свои проблемы. Сигарета в последний раз вспыхнула на конце и опала в пепельницу серым снегом. Несколько раз ткнув окурком в каменное дно, Уилл широко зевнул и потёр покрасневшие глаза. Даниэль все-таки смог потратить меньше отведённого ему часа — всего сорок пять минут. Жаловаться в этом случае на друга Уилл не собирался — Куэрво сейчас даже не раздражал своими ухмылочками и глупыми неловкими шутками, как две недели назад. Правда, большую часть времени он просто рылся в бумагах, мычал под нос песенки и улыбался мыслям в своей голове.

— Что будешь делать? — не то чтобы этот вопрос действительно мучил Уильяма, но узнать дальнейшие планы из вежливости было делом дружбы.

— С мисс О'Брайан? Для начала закончу все оплаченные ее отцом сеансы, присмотрюсь получше — может, я что-то пропустил, — а потом уже буду думать. Но и бросать ее в такой ситуации мне бы не хотелось, — Даниэль поджал губы и повёл головой, неловко оскалившись. — Кто знает. Может, у неё действительно сложный случай, а я сужу исключительно поверхностно. В конце концов всегда можно использовать полученные опытным путём материалы для своего блага.

— А ты все о деньгах.

— И о славе, — он буквально засветился изнутри от предвкушения несуществующей прибыли. — Кто-то же додумался изобрести аппарат для лечения истерии у женщин и сделать на этом кругленькую сумму. А истерия, должен я тебе сказать, настолько полная чушь, что я не представляю, что еще придумает когда-нибудь человечество для женщин.

— И ты думаешь, что она вернётся? После того, как назвала тебя предателем и пособником ее отца?

— Предателем она меня не называла. Но да, — Даниэль поиграл бровями, — она сказала, что будет с нетерпением ждать следующей встречи. Не могу отрицать, что я нравлюсь своим пациенткам. Хотя, — протянул они вальяжно развёл руками, — может быть, это голос в ее голове рад встрече со мной. Кто знает этих женщин.

Тишину их молчания нарушали лишь часы, которые Даниэль изредка подталкивал. Уилл неторопливо качал ногой в такт маятнику и зевал. Курение всегда его успокаивало, но сейчас сигарета оказалась фатальной — теперь Уиллу до смерти хотелось досмотреть прерванный Грейс сон, и бороться с этим желанием помогали лишь стрелки на циферблате, кричащие, что до запланированной операции оставалось все меньше и меньше времени.

Уильям в очередной раз зевнул, когда его взгляд зацепился за пристально пялящегося на него Даниэля. Куэрво нервно перебирал кончиками пальцев друг о друга, навалившись на стол, и явно напряженно думал: его лоб то и дело морщился, брови сдвигались к переносице, чтобы в следующую секунду взлететь и выгнуться дугой, а губы раскрывались, демонстрируя плотно сжатые белые зубы.

— Слушай, Анхель устраивает ужин. Приходи, а? — на одном дыхании выпалил он и с надеждой заглянул Уильяму в глаза.

При упоминании имени кузена Даниэля Уилла передёрнуло. Он с трудом заставил себя разжать губы, чтобы ссохшимся языком невнятно пробормотать:

— Нет, спасибо.

Даниэль удивился, но тут же натянул на лицо серьёзную маску понимающего человека, громко прочистил горло и пару раз кивнул. Пытался ли он таким образом показать, что понимает, или же просто пытался выйти из неловкой ситуации? Уилл хотел было поверить в первое, но Даниэль собственноручно все испортил, добавив:

— Ну почему? Приходи. Будет здорово, обещаю. Все хотят с тобой повидаться, — Куэрво заёрзал в своём кресле и забегал взглядом по кабинету. — Особенно Мария.

— Мне очень приятно. Но нет, — вновь холодно отозвался Уилл. — Я сейчас не настроен на светские вечера.

Даниэль хмыкнул. Он захотел сказать что-то еще, но в этот момент в дверь кто-то осторожно постучал, и Куэрво, бросив взгляд на часы, негромко чертыхнулся и спешно собрал раскиданные по столу бумаги. Пепельницу он стряхнул в задвинутую под столом мусорку и, подскочив, открыл окно, впуская в комнату свежий воздух. Стаканы звякнули друг о друга и отправились в потайной бар вместе с бутылкой. Надпись «Карты пациентов» на покосившейся дверце предупреждающе блеснула красными буквами.

Уилл мягко усмехнулся, поднимаясь из кресла, и, прежде чем открыть дверь навстречу очередной операции и хмурым взглядам медсестёр, обернулся на Даниэля.

— Напомни принести тебе в следующий раз ведро со льдом. Сможешь предложить его мисс О'Брайан, если она снова вспыхнет от твоих профессиональных навыков.