Вспомни меня

Когда вы последний раз просыпались от манящего запаха еды? Я года два назад, когда бабушка еще была жива. Она всегда готовила мне блинчики на завтрак, я с восторгом бежала умываться, дабы скорее насладиться незаменимым шедевром кулинарии.
Сегодня утром в нос мне ударил до боли знакомый аромат. Вначале я не поверила самой себе, посчитав это все ещё не отступившим сном, но к вкусному шлейфу присоединился звук работающей кофемашины, заставивший меня окончательно проснуться.
Первым, что я почувствовала после полного пробуждения, — сухость во рту и желание осушить океан. Потом, когда биологические потребности в еде и воде постепенно отошли на второй план, меня настигло недоумение и легкий шок. Марк стоял за плитой в бабушкином фартуке и махал сковородкой, ловко перебрасывая блины.
Что меня больше удивило: блестящее умение Марка готовить или сам факт его нахождения в моём доме — определить было трудно. Голова болезненно собирала отрывки прошлого дня в целую картину, но выходило у неё плохо, потому что последнее, что я помнила, как танцевала с ним в клубе. И всё!
Сидя в гнезде из скомканного одеяла, я понемногу свыкаюсь с ситуацией, игнорирую ноющий живот и жажду, пялясь расфокусированным взглядом на мужскую спину. Рядом со сковородкой виднелась ещё одна кастрюлька, сам Марк покачивался в стороны, будто в мыслях его играла какая-то песня, под которую невозможно было поставить танец. Сосед сверху очень романтично начал сверлить да так внезапно, что я вздрогнула. Марк посмотрел сначала наверх, а затем на меня и непринужденно улыбнулся.

— Проснулась. Как самочувствие? Голова болит? — он бросает плиту и идёт ко мне с приготовленным стаканом воды и таблеткой. — Это от отравления.

— Я в порядке...спасибо, — неловко произношу я, приняв лекарство и жадно проглотив стакан залпом.

Когда он возвращается на мою своеобразную кухню, я еще стыдливо переминаю в руках одеяло, все не решаясь спросить. Вроде вчера всё было прекрасно, Марк ведёт себя также, но почему у меня ощущение, что я наговорила каких-нибудь глупостей? Фактически мне стыдно за то, в чём я даже не уверена, чего не помню. Но всё же глаза мои неуверенно поднимаются, вновь наблюдая спину.

— Я же вчера...ничего не натворила?

— А что, не помнишь ничего? — Марк обернулся ко мне через плечо и кольнул неоднозначной ухмылкой. Это еще больше окунуло меня в сомнения.

— Не всё...— он отвернулся и не ответил.

Тогда я встала, чтобы подойти к нему, и заметила, что на мне та же одежда, на диване лежит одеяло, которое я не видела уже сто лет, а ещё от рубашки пахнет духами вперемешку с алкоголем, будто кто-то на меня пролил коктейль, но такое воспоминание отсутствовало в общей картине.

— Ты...спал здесь? — я указываю на диван, спрашивать, откуда он достал одеяло, даже нет желания. Марк с поднятыми вопросительно бровями спокойно кивает. — Да? Ну...мог и рядом лечь, диван то неудобный совсем, наверное, после него болит всё, — переминаюсь я с ноги на ногу. Он в ответ улыбается и скользит языком по губам.

— Ты мне не разрешала.

— А ты спрашивал?

— А толку тебя в таком состоянии спрашивать? Не по-джентельменски, — усмехнулся Марк и добавил в стопку ещё один блин. — Да и от тебя алкоголем пахло, а я не люблю этот запах, — и в этот момент я прикусила себе язык с желанием нырнуть под землю от стыда. И он заметил моё то красневшее, то белевшее лицо, сперва умилялся, а потом уже заволновался, подумав, наверное, что что-то не то сказал. — Да ладно, иди умывайся, будешь кушать, — мои волосы запутались в его пальцах: он погладил меня по голове, и это помогло успокоиться, а то мысли, что я могу ему быть противна после вчерашнего как-то быстро пробрались в сознание. — Ты же голодна? — кивок.

— А ты?...Ты же со мной будешь кушать?

— Мелори, ты себя переоцениваешь, если думаешь, что съешь всё это одна, — Марк самодовольно указал на стопку блинов. — Мои блины очень сытные.

В ванной комнате я привожу себя в порядок, но перед этим тупо смотрю на себя в зеркало, пока до ушей моих доносится шум столовых приборов, такой родной, но забытый. Вода бесполезно льётся мне на руку, глаза очерчивают помятый вид, за то внутри так непривычно тепло. Сейчас мне кажется, словно я вернулась в прошлое, когда было кому позаботиться обо мне. Будто я снова обрела семью...
Вам может показаться, что я уделяю заботе слишком большое значение, что это по-детски глупо так радоваться. Всем нам нравится чувствовать себя независимыми, казаться холодными и недоступными, не нуждаться в чей-то помощи и опеке, но чувствовать и являться — понятия разные. Независимость, в большинстве случаев, не может существовать без одиночества. Мы склонны привыкать к людям, становиться эмоционально зависимыми от них, а самый эффективный способ избежать этого — близко не подпускать к себе людей. Этим я занималась все эти годы, пока не встретила того, кого держать на расстоянии оказалось невозможным.
Человеку необходимо чувствовать себя важным и значимым, любимым и нужным. Забота — это то, что может показать эту значимость наиболее искренно и приятно. Мне тоже тяжело всегда быть независимой. Мне тоже хочется чувствовать себя нужной.

— Мелори! Уснула там, что ли? — зовёт с кухни Марк, когда я после душа вновь залипаю на отражении.

Выходя из ванной, я чувствую себя обновленной, свежей и перерожденной в чистой домашней одежде с вкусно пахнущими мокрыми волосами и проснувшимся лицом. Меня встречают беззлобным ворчанием:

— Такая жара с самого утра, — Марк идёт к окну и запускает в квартиру горячий ветерок.  Я, садясь за стол, хихикаю с него и молча включаю кондиционер. — А я хочу кофе выпить, не холодным же мне его пить, хотя пока ты намывалась всё уже остыло. Только вот я не уверен, хорошо это или плохо. А что это зашумело? — он оглядывается и замечает скрытый в углу кондиционер. — Он всё это время был здесь?

— Ты как моя бабушка, — поливаю блины сгущенкой и несдержанно смеюсь я, вспоминая, как она бурчала беззубым ртом на палящее солнце, заклеивая окна газетами.

— Это можно считать за комплимент? — добреет Марк и наконец присоединяется к завтраку.

— Она тоже готовила мне блины, — с наслаждением мой желудок принимает яства. — Это божественно, точь в точь, как у неё. Марк, я готова целовать твои руки! — замечаю в своём стакане какао и понимаю, что в той маленькой кастрюльке он варил именно его, и это пронзает мне сердце насквозь. — Как вкусно...

— Ну, всё-всё, захвалила. Подавишься сейчас, — отмахивается он, но не может скрыть довольную улыбку.

— Не знала, что ты умеешь готовить, да еще и так вкусно! — с удовольствием проглатывая блин за блином, я не замечаю, как руки пачкаются в сгущенке, мне так комфортно рядом с ним, что о таких мелочах, которые, казалось бы, не совсем красивые и приличные, я не задумываюсь. Просто знаю, Марк только рад, что мне нравится его еда настолько, что я забываю об этикете, он рад, что я кушаю, а не загибаюсь от отравления. Вот только, откуда такая уверенность?

— А что вообще ты обо мне знаешь, Мелори? Какой я? — загадочно спрашивает Марк. В ответ я закатываю глаза и улыбаюсь. Меня забавляет, как он играет недоступного и недосягаемого, но мне это нравится. Все мы понимаем, что даже закрытые в себе люди глубоко внутри хотят, чтобы кто-то смог открыть их.

— Тебя зовут Марк, тебе двадцать семь лет, в четырнадцать ты начал курить, не любишь алкоголь и пьющих людей, по ночам тебя мучают кошмары, ты работаешь главным редактором в издательстве, — беспардонно выкладываю ему всю информацию. — Профессионально читаешь не только книги, но и людей. О твоей жизни я знаю мало, но могу выделить несколько качеств по поступкам. У тебя большой жизненный опыт, ты мудр и умён, рассудителен и всегда спокоен, сохраняя трезвым сознание. Закрыт, недоверчив, любишь заставлять человека задуматься очередной недомолвкой или загадкой, путать его, — я прищуриваюсь, намекая на себя, и Марк догадывается, победно ухмыляясь. — Но вместе с тем, ты очень заботливый, вежливый и понимающий...да, понимающий, — мысль тянется нитью, но резко останавливается: клубок всё еще запутан.

— Неплохо, Мелори, — одобряюще кивает Марк, улыбка не сходит с его лица, как бы он не старался поджимать губы. — Быстро учишься.

— Думал, я совсем анализировать не умею, что ли? — возмущаюсь я с блином во рту, отчего Марк смеется.

— Так уж и быть, расскажу тебе, как я научился готовить блины, — неужели Марк поведает историю из своей жизни? То, что мне мало известно о его прошлом, лишь поджигает интерес к нему, желание узнать о нём больше, собрать все пазлы его загадочной картины. Поэтому с предвкушением я уставилась на него, даже перестав жевать, чтобы случайно не прослушать. — Ты смешная такая, ешь давай...неужели так интересно? — я, оживленно кивая, забираю себе в тарелку еще пару блинов и отпиваю какао, не отводя от Марка любопытных круглых глаз. — Не жди подробностей, ребёнок, — смеётся он от лица, мгновенно ставшего недовольным.

— Вот тоже тебе ничего рассказывать не буду!

— Я и так много о тебе знаю, — хмыкает самодовольно Марк.

— Вот и довольствуйся этим! Большего не получишь, — обиженно восклицаю я.

— Переживу, — бросает смешок и остро ухмыляется. — Как легко люди воспаляются, когда не получают желаемого, — делает заключение он. — Я расскажу столько, сколько тебе сейчас нужно знать, так что не жалуйся, — в ответ я хмуро киваю, но постепенно складка между моими бровями разглаживается. Раз дают один пазл, вместо двух, — ладно...это уже больше, чем ничего. — Учиться готовить... — Марк медленно подбирал слова, будто осторожничал, чтобы не сказать лишнего. — было не моим желанием, а скорее необходимостью. Мне однажды тоже пришлось резко повзрослеть, Мелори. И, если блюд на обед и ужин невообразимое множество, то на завтрак такого разнообразия не имелось. Когда примитивный омлет и глазунья уже стояли у меня поперёк горла, пришлось придумывать альтернативы. Да, ради блинов надо было вставать чуть раньше, но, поверь, когда ешь омлет по утрам в течение нескольких лет, ты готов встать и на час раньше, лишь бы увидеть на столе что-то другое. К слову, руку набил быстро и очень легко, у меня редко случались провалы, наверное это талант, — воодушевленно он заканчивает свой небольшой рассказ и встает изо стола. — Я налью себе ещё кофе.

— Подожди, а сколько тебе было?

— Двенадцать, — отвечает Марк, и меня отрезает от реальности.

Только из этого маленького отрывка можно было сделать вывод, что юношество у него прошло несладко. Мне было страшно даже делать предположения, а все мои проблемы на фоне показались пустяком. Да, мне пришлось повзрослеть резко, но в возрасте, который предполагает взросление и вступление во взрослую жизнь. Меня бросили в воду учиться плавать уже сформированной, а его — совсем ребёнком...
Мои брови выгибаются в сожалении, мне мгновенно хочется по-матерински прижать его к груди, но именно такой реакции он и не хотел, именно по этой причине мне не рассказывают сразу всё: Марк не из тех людей, кто любит, когда их поддерживают и жалеют. Поэтому я прикусываю нижнюю губу, подавляя эмоции, и лишь останавливаю его, ухватившись за футболку, чтобы приготовить кофе самой. Ворот на спине оттягивается, обнажая для меня едва виднеющееся начало татуировки. Черные линии мелькают на миг перед глазами прежде, чем вновь скрываются за одеждой.

— Что такое? — Марк озадаченно смотрит на замеревшую на месте меня. Любопытство и смятение переполняют меня разом, но мозг блокирует их, говоря: "Молчи, еще не время. Жди, пока он расскажет сам, и не показывай, что ты знаешь". Я открываю рот в удивлении, а закрываю уже с заговорческой улыбкой, отчего Марк подозрительно щурит глаза, но теперь ему меня не прочесть. — Ты что там себе надумала?

— Хотела сказать, что ты...очень сильный человек и сделать тебе кофе самой, чтобы было вкуснее, — чувства, которые мозг не в состоянии скрыть, вырываются, лукаво поднимая уголки губ, но круглые глазки сглаживают эти углы, принося лицу мягкую добросердечность.

— Я, по-твоему, хуже кофе делаю? — Марк приподнимает брови, провожая меня взглядом до кофеварки, и ставит руки в бока.

— У меня есть секретный рецепт, — сейчас была необходимость в смене темы, иначе моя голова надумает себе столько, что трудно будет держать это внутри. — Почему ты остался? — я стояла к нему спиной и доставала с полки забытые сиропы для вкуса, пришлось постараться, так как они находились в глубине шкафчика, чтобы не попадаться мне на глаза.

— Так ты сама попросила, — непринужденно отвечает Марк. Я в удивлении поворачиваюсь на его слова, мой вопросительный взгляд требует объяснений, так как в памяти таких моментов не находится. Получаю лишь ироническое выражение лица и легкое пожатие плечами. — Полагаю, одиночество под действием градуса показало свою нарывающую сторону, отчего ты даже не пустила меня домой, — он поджимает губы в притворном сожалении, но даже так видно, как уголки губ тянутся наверх. Издевается, будто сам живёт не один...а может и правда, не один? —  Ещё я заглянул в твой пустой холодильник и ужаснулся. После этого не мог оставить тебя наутро наедине с похмельем, головной болью и ноющим от голода желудком. На деле, я думал, тебе будет в разы хуже, но ты оказалась крепким орешком, хотя лучше больше не пей, — Марк опускается на стул и показывает всю строгость последних слов сложенными на груди руками.

— Спасибо, конечно, но я не просила тебя за мной ухаживать, — медленно отвернувшись от него, я поначалу не понимаю, что испытываю.

С одной стороны, эта забота безумно приятна мне и греет душу, но с другой — я не привыкла к ней и чувствую себя обязанной. Нижняя губа подвергается терзаниям мыслей, и мне уже начинает казаться, что высказалась слишком резко. Только хочу повернуться и что-то сказать по этому поводу, как сверху раздается громкий стук, заставляющий меня вздрогнуть, из-за чего кружка дергается, и горячий кофе попадает мне на руки. Марк мгновенно оказывается рядом, услышав моё шипение, и взволнованно хмурит брови, ласково дуя на ожог. Я забываю о боли, глядя на его вытянутые в форме буквы "о" губы, и невольно улыбаюсь.

— Я, пожалуй, схожу поговорю с ним, — серьезно проговаривает Марк. Даже не дождавшись моего ответа, он решительно выходит из квартиры.

Марк не из тех, кто ведёт себя импульсивно в напряженных, конфликтных ситуациях. Но мне показалось, в его выражении лица было что-то похожее на злость, недовольство минимум. Ему свойственна холодная сталь в голосе и внешнем виде, которая не даёт другим и словом возразить в спорах. Было бы неплохо, если бы после разговора, сосед перестал бы вести себя так шумно. Мне сложно засыпать по ночам, а ещё я часто вздрагиваю от неожиданности, что наверняка нехорошо для психики.
Он пришёл через пять минут, за это время я убрала всю грязную посуду и нетронутые блины со стола, оставив только напитки.

— У них ремонт и двое детей, Мелори, — садится за стол Марк и смотрит расфокусировано в пол — думает. — Длиться это всё будет долго, а мне не нужен в издательстве работник, который садит с собой за рабочий стол еще два мешка под глазами и не видит текста из-за лопнувших капилляров, — преувеличение у него вышло неплохое, я даже поежилась. — Но у меня есть идея. На этаже ниже в моём доме сдаётся квартира, я хорошо знаю её владельца, мы подрабатывали вместе в подростковом возрасте, попрошу его занять место для меня. Поживешь там, а эту квартиру можно сда...

— Не думаю, что потяну квартиру в твоём доме, — перебиваю я, обращая на Марка напряженный взгляд. Перспектива переезда мне не нравится. Я люблю эту квартиру, здесь прошло моё детство, здесь куча воспоминаний о бабушке, все родное и привычное. Перемен касательно работы и так достаточно для разнообразия жизни. Я не хочу...

— Могу помочь с деньгами.

— Однозначно нет, — ответила тверже, чем стоило, но всё моё нутро противится этому. — Я сама заработаю, если это будет необходимо, и не нуждаюсь в чьей-либо финансовой помощи, — Меня не покидает чувство, что я слишком резка, но язык сам говорит за меня, кажется, Марк немного задел мои личные границы своей настойчивостью. Возникает ощущение, что он не предлагает варианты, а решает за меня. По выражению моего лица он уже догадывается, что пора менять стратегию.

— Спрячь свои иголки, ёжик, ты же такое милое создание, — Марк наклоняет голову набок и ухмыляется. До чего хитёр этот зеленоглазый лис. — Реакция была ожидаема, но я всё же решил убедиться. Конечно, ты не возьмёшь деньги, моя самостоятельная девочка. Но рад сообщить, что тебе и не понадобится чужая помощь, ты уже заработала себе на прекрасную жизнь, — своими неоднозначностью и игривым тоном он застаёт меня врасплох. Я сглатываю вязкую слюну под его прищуренным взглядом и не понимаю, о чём идет речь. Мои вопросительно поднятые брови наконец получают ответ: — Сегодня утром меня оповестили о том, что весь тираж твоей книги был распродан. Поздравляю, Мелори, ты получишь приличный гонорар, — ирония на его губах заменилась гордостью.

— Ч..чего? Что ты сказал? — я взволнованно забегала взглядом по его лицу, в неверии пряча улыбку. Счастье резко нахлынуло на меня, подавив все негативные эмоции за долю секунды. Я кусаю губы, чтобы они не тряслись, но вместо них подрагивает подбородок, очертания Марка становятся расплывчатыми из-за застеливших обзор слёз. Быстро сморгнув их, про себя начинаю считать, только бы не залить скатерть, и чувствую, как мою ладонь накрывает теплая ладонь Марка. Короткий смешок вырывается из меня, и я свободной рукой размазываю всё же прорвавшиеся две капли с щёк, стараясь смотреть куда-то в сторону.

— Я очень рад за тебя, Мелори, ты этого достойна, — сквозь непрерывный счёт в голове прорываются слова, что греют душу.

— Ты правда считаешь мои книги достойны всего этого? — я поднимаю глаза на Марка, они блестят, как хрусталь на солнце, пока ждут ответа.

— Бесспорно, — полушепотом произносит он и пальцами скользит по тыльной стороне моей ладони, следя за этими трепетными поглаживаниями. — Мне понравилось, как глубоко ты раскрываешь своих героев, они буквально становятся для читателя прозрачными. И весь этот психологический мир меня завораживает, анализировать ты умеешь безупречно, признаю.

— Мне порой кажется, для людей, которые так глубоко мыслить не умеют, этот роман покажется скучным...

— Исключено, — прерывает Марк и отрицательно кивает головой, убеждая меня одним словом. — Да и совсем не важно, Мелори, о чём думают глупцы. У твоего творчества всегда найдутся поклонники, которые оценят его по достоинству. Главное, не опускать руки из-за тех, у кого оценить не хватило ума. "Цель жизни — самовыражение. Проявить во всей полноте свою сущность — вот для чего мы живем", —закончил он знакомой мне цитатой, сначала я в задумчивости нахмурилась, а после моё лицо разгладилось и просияло мягкой улыбкой.

— Лорд Генри, — хмыкнула я, с прищуром взглянув на него. Он похвально закивал мне в ответ. — Знаешь, а ты мне очень его напоминаешь. Пусть это не самый лучший персонаж за всю историю литературы, но его язык, наполненный фразами, которые хочется набить на руке или завесить ими все стены для вдохновения, напоминает твою манеру общения. Ты тоже умеешь красиво говорить. И вообще от тебя веет Достоевским, Германом Гессе, Ремарком и антиутопиями, такая мрачно-задумчивая, загадочная аура, — движениями рук пытаюсь показать что-то объемное в роли ауры. — но в то же время по-своему уютная, особенная.

— А от тебя...— губы Марка тянулись в заинтересованной улыбке, а изумруды необычно блестели. Полагаю, эта тема для него крайне приятна и увлекательна. —...Шарлоттой и Эмили Бронте, Джейн Остин и прочими романами для женщин. Эта аура даёт тебе нежность, хрупкость и очарование венчика цветка, но сильный, несгибаемый стебель.

— Довелось же столкнуться романтизму с реализмом! — возбужденно произношу я и мне сводит скулы от столь высокой беседы.

— Их сочетание и есть шедевр.

— Не могу не согласиться, — наши взгляды устремляются друг на друга, и все моё тело чувствует эту прошедшую мурашками по коже искру. Его веки плавно опускаются и поднимаются, словно в замедленной съемке, что говорит о полном расслаблении. В том, как он смотрит на меня, я замечаю свою особенность. Может все его чувства и под замком, но глаза — замочная скважина, которая сдаёт его с поличным. Если только я снова не романтизирую.

— "Унесенные ветром" — моя любимая книга, — продолжаю разговор.

— Почему же я не удивлён? — подхватывает Марк и ложится на спинку стула, глядя на потолок. — История про сильную женщину — Скарлетт О'Харра. С неё брала пример все эти годы? — внимание возвращается на меня. — Не возникало мысли, что и твоё сердце очерствеет со временем?

— Исключено, — смеюсь я, поправляя волосы. — Да и мне всегда казалось, я больше подхожу на роль Мелани...

— Ну, есть ли в тебе жизнестойкость Скарлетт, мы проверить не сможем, для этого нужна хотя бы война, да и страх не был мотивом всех твоих действий. Условия, конечно, другие, но главное отличие от Скарлетт — способность любить и быть любимой по настоящему, искренность и бескорыстность. Но и, разумеется, в тебе есть та сила, я уже говорил об этом, Мелори, но она немного другая, — Марк объяснялся слегка расплывчато, но я отчётливо поняла каждое его слово.

Я смущенно поджала губы и опустила взгляд, то и дело убирая пряди еще влажных волос за ухо. Чувствую, как в груди горит что-то столь приятное, что не позволяет улыбке сойти с моего лица. До сих пор в голове не укладывается мысль, как тираж моей книги распродался так быстро. Мне не верится и кажется всё происходит не со мной. Вчера я официально закончила университет, а уже сегодня я — популярный автор? Могу же я назвать себя популярной?
Робко поднимая глаза на Марка, я задерживаюсь на его остро отточенном, как у скульптуры, безмятежном лице и осознаю, что должна его благодарить. Ведь именно он подтолкнул меня выбрать этот путь, он вдохновил идти дальше, позже предложил издать мою книгу, пусть её просмотры не достигали высот в миллион, и был риск понести убытки. Он вдохновляет меня и сейчас, поддерживает и гордится...

— Спасибо, — голос отчего-то дрогнул, и я быстро отвернулась в сторону.

— За что? — спрашивает Марк, но все мы знаем, что он прекрасно понял то, что я благодарю не за комплименты, просто хочет, чтобы я сказала об этом вслух. Но я не хочу давать ему это удовольствие и скажу кратко:

— За всё, Марк.

После этого разговора прошло две недели. Я заняла в издательстве кабинет Флинта, что было очень неловким решением. Из-за чего поначалу казалось, что я не должна быть здесь, но Марк, заметив сомнения, погладил меня по голове и сказал, что я справлюсь с этой работой в разы лучше, и он рад видеть на месте литературного редактора ответственного и надежного человека.
В общем и целом, всё было бы просто отлично, если бы соседи сверху не продолжали мешать мне спать. Либо мой сон стал таким чутким в последнее время, что даже утомляемость после рабочего дня не сбивала меня с ног без сознания, либо звуки топающих ног, вопли детей и ссор были настолько громкими. Итог один: мой организм не восстанавливался полностью.
Марк это видел, но молчал. Неудивительно, ведь когда мне предлагали вариант переезда, я сказала как отрезала, без возражений. И почему я должна покидать своё родное местечко из-за противных и невоспитанных людей, которые не уважают ни друг друга, ни соседей! Долго в голове зрела мысль согласиться с предложением, но прошло две недели и шанс того, что квартиру уже сдали, был высок, из-за чего я тянула время еще больше.

— Марк, а та квартира в твоём доме...ещё сдается? — неуверенно начинала я однажды вечером в его кабинете, когда рабочий день подошёл к концу. И как до сих пор непривычно осознавать, что я работаю!

— Передумала? — победно улыбается Марк, поворачиваясь ко мне лицом.

— Я больше так не могу, — изнываю я, опуская плечи и голову от усталости.

— Я знал, что так и будет, поэтому договорился, чтобы её пока не сдавали.

— Предсказатель будущего? — ответ получается язвительным, потому что мне кажется, Марк издевается надо мной, говоря таким самовлюбленным тоном.

— Только так я могу подпустить тебя ближе...