Глава 15. Апокалипсис
А если б на двоих нам эту тяжесть,-
насколько легче было бы идти...
Вероника Тушнова
Осень пришла довольно быстро. Уже с середины сентября дул колючий ветер, листва резко пожелтела, и дождь накрапывал каждый день. Конечно, хотелось ещё тепла и бабьего лета, но у природы был свой прогноз, и она не соглашалась с моими желаниями.
Мой мужчина был в командировке, злополучный фикус стоял нетронутым в горшке перед лифтом, а я, поменяв высокие каблуки на ботинки, платья на джинсы, бежала на работу, прикрывая голову от дождя папкой с бумагами. Зонт по нелепой случайности я оставила дома.
— Готова к трудовому дню? — спросила коллега Наташа, когда мы с ней вместе шли от метро к офису. Её коричневый зонт оказался кстати.
— Да, конечно, — кивнула и тут же уткнулась в телефон, расплываясь в улыбке. «Доброе утро, Мариночка! Как твои дела? Прилетел в Лондон» — прислал Андрей смс.
— Чего это ты такая довольная? — бросила взгляд в сторону телефона Наташа.
— Личная жизнь наконец-то налаживается, — мечтательно вздохнула я.
— Хоть у кого-то на улице праздник, — улыбнулась девушка.
Утреннее совещание прошло очень бойко. Бойче всех была я. У меня было много идей на эту осень. Моя новая рубрика про секс пестрила одними заголовками про любовь, любовь и ещё раз любовь. Все обратили на это внимание. Но я отбилась весомым доводом: чем пасмурней погода, тем сильнее хочется окружить себя лаской и теплом. Завернуться в любимого, словно в мягкий плед, и ни о чем не думать.
Александр Григорьевич был в восторге. Кажется, дела нашего Богом забытого журнала «Город женщин» шли в гору. После все разошлись по местам, только Голубкина осталась переговорить с Александром Григорьевичем с глазу на глаз.
— И чего Лиза постоянно с ним совещается? — тихо спросила у меня Наташа, когда мы шли по проходу от кабинета.
— Не знаю, — ответила я. — Тоже это заметила. Может, хочет повышение?
— Куда? Тут и "стареньким" некуда двигаться, а она относительно недавно к нам пришла, — подметила Наташа.
— Согласна, — мы улыбнулись друг другу и разошлись по своим местам.
Через 15 минут из кабинета директора вылетела разгоряченная Голубкина. Видимо, они с редактором о чем-то спорили.
— Марина, зайди к Александру Григорьевичу, — тихо произнесла Лиза, задержавшись на секунду у моего стола.
— А зачем?
— Узнаешь, — бросила та и быстро удалилась.
Мне стало не по себе. Я посмотрела на Наташу, та в ответ пожала плечами. Я захватила ежедневник и направилась на ковер с чувством чего-то неизбежного.
Александр Григорьевич был не в духе. Усы его раздувались веером от пыхтения себе под нос, на лбу испарина. Мне это не нравилось. Потому что не предвещало ничего хорошего.
— Присаживайся Майорова. Я хотел с тобой поговорить.
— Да, Александр Григорьевич. Я вас слушаю, — я открыла ежедневник на чистой странице и вжалась в спинку стула. Чтобы он ни сказал, я ни в чем не виновата. Что я такого сделала? Я абсолютна чиста.
— Я хотел поговорить с тобой вот о чем, — начал издалека редактор, теребя нервно авторучку пухленькими пальцами. — По нашему законодательству гражданин имеет право работать на двух работать и иметь две трудовые книжки. Некоторые люди в силу особенностей профессии или рабочего режима трудятся у двух, а подчас и у нескольких работодателей сразу. Но в тоже время человек должен наладить так основную работу, чтобы работа по совместительству не страдала, и наоборот. Верно?
— Верно, — согласилась я.
— И человек должен по совести отработать трудовой день на одном предприятии, а потом бежать на другое предприятие так, чтобы ни один работодатель из двух не жаловался. Верно?
— Верно, — снова ответила я и сглотнула.
— Майорова, — посмотрел исподлобья Александр Григорьевич. — Признайся сразу, ты работаешь на нескольких работодателей одновременно?
— Я не работаю на нескольких. Иногда подрабатываю копирайтером, мне нужен дополнительный доход, я взяла ипотеку, понимаете? — призналась я. — Выплачивать её 20 лет! И мне просто необходимы маленькие денежные вливания в жизнь. Но вы же сами сказали, что главное, чтобы не страдал ни один работодатель. Разве я вас в чем-то подвела или не вовремя сдаю статьи?
— Статьи ты сдаешь вовремя, — начал объяснять начальник, вальяжно откинувшись на спинку кожаного кресла. — Но ты подрабатываешь в период рабочего дня. То есть именно тогда, когда должна быть полностью занята работой над «Городом женщин».
— Нет, я делаю это в обед или тогда, когда чай пьем. Ведь у нас короткие перерывы не запрещены. Кто-то ходит в туалет или разминает кости по офису, я же успеваю подрабатывать. Это никому не мешает.
— Да, это так. Но посмотри сюда, — и Александр Григорьевич кинул на стол распечатки моей личной электронной почты. Там было всё, включая несколько дней, где я вела переписку с редакторами других журналов, один из которых был TATLER и моя единственная вышедшая в нем статья о моде. За что меня наказывал мир? Может за беспорядочные связи с кучей анонимных покупателей текстов с сайта копирайтеров?
— Это мое, — нехотя призналась я. А точнее моя личная почта, пароль от которой я скрываю и всегда чищу память браузера. Неужели мой компьютер взломали? Это так несущественно! Я же не разрабатываю секретные операции в ЦРУ, а всего лишь пишу тексты. Кому это вообще надо?
— Дело в том, что я совмещаю свою работу. Иногда статьи для нашего журнала пишу дома, а для других пишу на работе, и наоборот. Но смею заверить, что это никак не отражается на качестве и сроках.
— Я понимаю, — редактор безучастно посмотрел на мои распечатки, с шумом выдохнул, и я приготовилась к самому худшему, к увольнению. — Марина, у тебя отличные статьи, ты сдаешь всё в срок и даже раньше. Я понимаю, что дело молодое и хочется во всем преуспеть. Я не против того, что ты работаешь по совместительству здесь за офисным компьютером, — мужчина замолчал и посмотрел на меня в упор, мне сделалось ещё страшнее, чем раньше, хотя говорил он уже без твердости в голосе и напряжения. — Но некоторым заинтересованным лицам — заинтересованным в плане нашего дохода — это не нравится. И прошу тебя прекратить любую постороннюю деятельность в рабочее время. Договорились?
— Хорошо, договорились, — я готова была уйти из кабинета, ведь разговор был закончен, но что-то здесь было не так:
— Александр Григорьевич, не сочтите за наглость, но кому не нравится? Кто эти заинтересованные лица?
Редактор замешкался, хотел было что-то сказать, но прикусил губы с задумчивым видом.
— В скором времени у нас будут перемены, — только и ответил мужчина. — Иди, Мариночка, иди.
Из кабинета я вышла с кучей мыслей и распечатками электронной почты. Мне было, мягко говоря, противно. Кто-то. Это кто? Кому есть дело до моей личной работы? Я же мелкая сошка, у меня нет капиталовложений, и с крупными махинациями я не дружу. Кто меня заложил? Может, та же Голубкина? Она всегда мне не нравилась.
Но Лиза была ни при чем. Как только я села за компьютер и включила его, по внутренней сети мне пришло от девушки сообщение: «Тебе тоже от АГ досталось за внерабочие?». Я не знала, можно ли Лизе довериться. Поэтому ответила: «Надо просто лучше работать, смайлик».
Первое, что я сделала, это проверила свои явки и пароли на компьютере. Всё чисто — я не оставила никаких следов. Кэш браузера был пуст. Я перебрала в уме всех коллег, кто мог желать мне зла, но так и не вычислила «заинтересованное» лицо.
Примерно через час меня ждала ещё одна не очень приятная новость.
— Слушаю, — ответила я на неизвестный номер.
— Добрый день, это Майорова Марина Николаевна?
— Да.
— Вам звонят из офиса компании «МирДОМ», секретарь Кристина. Вы сейчас можете говорить?
— Да, конечно.
— Дело в том, что осталась неподписанной одна бумага, — тараторила Кристина. — У вас квартира с муниципальным ремонтом? Так вот, надо подписать акт выполненных работ.
— Хорошо, приеду, как смогу.
— Марина Николаевна, а вы могли бы подъехать на этой неделе, пока Андрей Валерьевич в отпуске.
— Где? — не ожидала я такого поворота событий.
— В отпуске, вы меня слышите? — громко и членораздельно произнесла Кристина. — До конца этой недели. Сможете подъехать?
По спине пробежала нервная дрожь. Этого не может быть! Он же в командировке. Андрей меня обманывает? Обманывает!
— Алло, Марина Николаевна, вы здесь? Алло...
— Э... да, да, — опомнилась я. — Могу завтра, примерно в час дня.
— Хорошо. Только начальство об этом не должно знать, я могу на вас положиться?
— Да, конечно, Кристина.
На меня можно было положиться в любом случае и при любых обстоятельствах. А вот на Андрея — нет. Он вел двойную игру, а может, и тройную. И какое место занимала в его жизни я — не ясно.
Я поставила локти на стол и запустила руки в волосы, пытаясь разобраться в чувствах. Но ничего не могла понять: нервы сдавали, в глазах начинало предательски щипать. Мне нужен был срочный ответ. Срочный! И я позвонила Розе.
— Привет, Мариночка! Как раз собиралась тебе звонить. У меня такая новость! — сходу начала подруга.
— У меня тоже, — выдохнула я.
— В общем, слушай, — начала Роза. — Нам не хватало ещё одного человека в новую аптеку на Новоарбатском, пришлось заново размещать вакансию фармацевта. Ко мне на собеседование пришёл мальчик. Ну, он, конечно, не мальчик, доучивается на последнем курсе заочно, вот-вот должен получить диплом. Но он такой! Господи, я, когда его увидела, сразу захотела расстегнуть пуговицу на блузке. Ты меня понимаешь?
— Частично, — вздохнула я, царапая ручкой закорючки на попавшемся под руку листке.
— Он, конечно, ничего не знает толком в лекарствах, — тараторила Роза. — Да чего могут знать эти студенты, еще и с заочного? Но это всё фигня! Знаешь, он такой молодой, такой симпатичный и такой брутальный, что меня всю перевернуло. Я давно хотела сделать это на рабочем столе с подчиненным. Знаешь, как в фильмах для взрослых там, где...
— Роза, это всё прекрасно, — перебила я. Не хотелось знать подробностей, к тому же подробности моей жизни были похлеще малобюджетной эротики. — Я только что узнала, что мой Андрей не в командировку уехал, а в отпуск. Отпуск!
— Он сам тебе это сказал? — дошло наконец до подруги.
— Нет, мне позвонила его секретарша, попросила приехать в офис, подписать какие-то бумаги на квартиру. В общем, я не знаю, что теперь и думать.
— Ничего не думай, а просто спроси его и всё. Делов-то! — у Розы всегда всё просто. Можно ли было ожидать другого ответа?
— Марин, ты кстати не знаешь, где Света? Не могу до неё дозвониться. Она обещала мне дать номер дизайнера, хочу поменять визитки.
— Нет, не знаю, попробуй позвонить Игорю, — и я разочарованно нажала на «разъединить».
Вечером, нервно поедая шоколад и зализывая свое внутреннее состояние мороженым, я думала о том, что всё-таки это предательство. Слова Андрея в сообщениях говорили о любви, а факты доказывали обратное. В глубине души я лелеяла надежду, что всему есть здравое объяснение, либо я этого не переживу. И пока я пережевывала свою внутреннюю драму и разрывалась между логикой и чувствами, у Светы разворачивались события куда серьезней, чем у меня.
— Я в больнице, — позвонила мне подруга поздно вечером.
— Что случилось? — испугалась я.
— У меня стало колоть внизу живота. Я была на работе. В общем, вызвали неотложку, — слова ей давались с трудом. — Я беременна. Но у меня кровотечение маленькое. Меня накололи всем, чем можно.
— О, Боже мой, Света! К тебе приехать? — я готова была рвануть с места точно Чёрный Плащ из диснеевского мультика — только свистни и он появится.
— Нет, сегодня уже нельзя. Игорь был, мама приезжала. Со мной всё в полном порядке, — слабо верилось, Света изо всех сил пыталась говорить весело. — Посещения здесь с пяти до семи, можешь приехать завтра. Но надеюсь, это временно, и я тут не задержусь.
«Надеюсь» — вот, во что верила Света, на тоже чувство полагалась и я. У всех есть эта великая «надежда». Мы цепляемся за неё, как за спасательный круг, пытаемся внушить себе, что всё ещё будет хорошо, когда и так всё понятно. Надежду хорошо подавать в постель ранним утром, но вот с заходом солнца все самые худшие ожидания, как правило, предстают перед нами в полном обличии.
Я же припасла свой запас надежды на следующий день. В обеденный перерыв отправилась в офис «МирДОМ». Всю дорогу вплоть до лифта я была в тихом ожидании здравых объяснений, почему мой мужчина говорит одно, а его секретарша другое. Сердце верило Андрею, а вот разум посылал тревожные сигналы.
— Здравствуйте, Кристина! — улыбнулась я девушке в белой рубашке. — Я Марина Майорова, вы мне вчера звонили.
— Ах, да точно! Спасибо, что пришли так быстро. Одну секундочку, — девушка схватила трубку разрывающегося телефона и начала что-то черкать у себя в календарном планшете.
— Добрый день, — поздоровался со мной молодой белобрысый мужчина с ямочками на щечках. В руках он держал кипу бумаг, с которой нахально оперся о высокую стойку секретарского стола.
— Документы? — спросил он у Кристины.
— Ага, — протянула девушка бумаги, не переставая что-то писать. — Я вас поняла, конечно, передам, — говорила она в трубку.
Парень был хорош собой во всех отношениях. Начищенные ботинки, часы на запястье, строгий костюм и тонкий аромат парфюма. Не знаю, что ожидает меня через лет пять, и каких вершин я успею достичь, но как такие молодые успеваю пробиться по карьерной лестнице до личных кабинетов и дорогих машин? Как? Может дело в карме?
— Ваня, привет! — окликнул белобрысого парня другой молодой человек примерно такого же возраста в синем костюме, он тоже подошёл к стойке. — Как дела? Проект уже сдал?
Белобрысый Ваня с ямочками на щеках отвечал шутливо, с юмором, который понимали только они вдвоем.
— Вот письменный акт приемки выполненных работ, ознакомьтесь и подпишите, — передала мне Кристина тоненькие листы бумаги. — Вы же претензий никаких не имеете?
— Нет, — пожала плечами. Я попыталась читать текст, но смысл от меня постоянно ускользал. Передо мной стояла другая задача. Как спросить Кристину про Андрея? И когда эти двое парней уже уйдут?
Буквы летали перед глазами: «заказчик», «подрядчик», «несоответствия сведений об объемах», «порядок проведения работ», «приемка Заказчиком объекта». Не могу сказать, что я совсем ничего не понимаю в юридической лексике, но меня мало волновал акт. Я готова была подписать бумаги — из квартиры меня уже никто не выгонит, на маломальский ремонт я не жалуюсь, но тут я услышала то, зачем пришла.
— Нагорный полетел отдыхать в Англию? Разве это курорт? — удивился белобрысый Ваня. Я отодвинула руку с графы «подпись» и опять стала переворачивать бумаги, будто что-то изучаю.
— Андрей Валерьевич полетел на Торбей, насколько мне известно, — вмешалась в разговор Кристина, отбрасывая длинные волосы за спину. — Торбей, к вашим сведениям, считается Английской Ривьерой с кучей песчаных пляжей. Там есть всё для культурного путешественника: разрушенные крепости с историей, гольф, птичьи заказники, парки у моря и куча всяких походов по живописным обрывам.
— А ты откуда знаешь? — посмотрел на неё хитро Иван и ещё больше оперся о секретарский столик.
— Ну, просто... — девушка пожала плечами. — Андрей Валерьевич сам просил подобрать тур, найти толковый отдых для него и какой-то Ани.
Меня шибануло током. Ани?
— Вот это уже разговор! — продолжали мужчины. — А куда делась Инесса?
— Не знаю, — безразлично повела бровью секретарша. — Мне об этом не докладывают.
— Хозяин барин, как говорится. И на Торбей летать может, и за гроши кому-то однушку в Котельниках продавать, и.... — начал было говорить парень в синем костюме, но Кристина его перебила и глазами указала в мою сторону.
Я подняла от бумаг своё пунцово-красное лицо, в точности как телефонные будки в той самой Англии. Парни были растеряны не меньше моего, особенно тот, что в синем костюме. Он хотел было продолжить говорить, но Кристина ещё раз показательно откашлялась.
— Вообще-то, это я купила ту самую однушку в Котельниках, — начала я дрожащим от злости голосом. — Не за гроши, а за деньги, за мои собственные деньги. Меня зовут не Анна. И заметьте, молодые люди, я здесь, а не на Английской Ривьере. И если вам от этого станет легче, то с Андреем Валерьевичем у нас строго деловые отношения, — последнее я солгала, надо было как-то утереть им нос.
— Да, хорошо, хорошо, извините нас, — заголосили парни. Шутникам было неудобно, а мне хотелось провалиться сквозь землю. Иван тут же оставил все бумаги Кристине, невнятно дал понять, что подойдет чуть позже. И под предлогом выпить кофе мужчины скрылись из виду.
— Марина Николаевна, простите их, пожалуйста, — попыталась извиниться Кристина, забирая у меня из рук подписанные акты. — Не ведают, что творят. Дети высокопоставленных лиц, им поперек ничего не скажешь. Вы же понимаете?
— Понимаю, — ответила я, хотя на самом деле ни черта не понимала. — Значит, Андрей Валерьевич в отпуске в Англии?
— Да, — подтвердила секретарша, рабочий телефон зазвонил и девушка отвлеклась на звонок, позабыв обо мне.
Это был конец всему! Я быстро шла по коридору офиса строительной компании и кусала до боли губы. Только бы задержать в глазах слезы! Только бы они не покатились у всех на виду! И как только я оказалась на улице, я дала волю чувствам.
Я, не раскрывая зонта, семенила под проливным дождем по направлению к метро. Волосы превратились в сосульки, тушь растеклась по лицу черными потоками. Люди оборачивались на меня, а я не могла остановиться и громко плакала.
Вот оно кораблекрушение любви — выход в открытый океан на всех парусах, шторм и прибрежные скалы. Я одна играла в эту игру. Никогда не было «нас» и «мы». Я сама создала себе иллюзию, позволила окунуться в неё с ног до головы. И вышла на берег с разбитым сердцем, а у него есть Анна и Английская Ривьера. Всё, что нас могло соединять — секс. Остальное придумала я.
Дура! Дура! Какая же я жалкая! И как себя ненавижу!
Я промокла насквозь, меня пробивала холодная дрожь, туфли наполнились водой и хлюпали. Я зашла в метро, спустилась на станцию, и меня вдруг жутко потянуло броситься на рельсы. Неотвратимая, сиюминутная мысль. Упасть перед летящим поездом и тебя нет, и проблем нет, нет никаких Андреев никогда не было. Да! Да! Это слишком. И я согласна с брюзжащим голоском среднестатистического психолога у меня за спиной: ни один мужчина не стоит того, чтобы лишать себя жизнь. Ведь она прекрасна, черт ее подери!
В любой другой день я бы позвонила главному редактору, сказала, что плохо себя чувствую и поехала домой лечить сердце горой шоколада под песни Тони Брэкстон и Селин Дион. Но в связи с последними переменами, я решила ехать на работу. Я не уступлю свое место каким-то там «заинтересованным» лицам, которым захотелось под меня копать.
— Господи, Марина! Ты что забыла зонт? — привстала из-за рабочего стола Элла Эдуардовна и смотрела на чучело женщины, перепутавшее рабочий офис с вечеринкой "Хеллоуина". В недоумении находились и остальные коллеги. Только Голубкина с долей наслаждения улыбнулась. В её жилах точно текла кровь чешуйчатого примыкающего.
— Тебе главное высушить штаны, — суетилась вокруг меня Наташа, пока я в женском туалете вытирала волосы полотенцем. — У меня есть теплая кофта, если что. Храню на всякий случай.
— У меня тоже есть кофта. Вот кто бы штаны сухие одолжил. У меня, кажется, даже трусы с лифчиком промокли, — констатировала я столь позорный факт.
Наташа мне нравилась. У неё были тонкие русые волосы, которые она любила накручивать на карандаш, большие глаза и смешной чуть вздернутый носик. Она всегда говорила всё, что думала и не стеснялась своих мыслей, как и полноватой фигуры. Без зазрения совести ей можно было сообщить, что у тебя через час начнутся месячные, и ты прихлопнешь любого в поле зрения, потому что твои гормоны играют в догонялки, а потом вдоволь посмеяться над всей этой женской ерундой за чашечкой кофе из автомата. Ей можно было доверить не только сушку штанов маленьким феном, который по счастливой случайности оказался в тумбочке у бухгалтера, но и расспросить о тайнах нашего офиса. Может, она знает, кто меня заложил?
— В нашем журнале в последнее время никаких изменений не ожидается? — спросила я издалека.
— Не знаю, — пожала плечами Наташа. — Но АГ сегодня сам не свой, ходит мрачнее тучи. А в обед к нему приходили какие-то типы в костюмах гражданской наружности с портфелями. Первый раз их вижу.
— Надо же! — удивленно повела я бровью. — Может у него проблема с рекламодателями?
— Нет, здесь дело не в этом, — Наташа перешла на шепот, если это можно так назвать, когда работает фен. — Мне сказала наша секретарша Анечка, а ей наши менеджеры Галка и Светка, но Элла Эдуардовна всё отрицает. В общем, ходят слухи, что нас хотят перекупить.
— Какие-то заинтересованные лица? — выпалила я первое пришедшее в голову.
— Не знаю. Может быть какой-нибудь издательский магнат, который заберет нас под свое крыло и сделает из журнала прессу международного формата, — предложила мечтательно Наташа. — Представляешь, будем выходить под эгидой «Космополитена». Вот было бы здорово!
— Это, конечно, хорошо, если бы так не настораживало, — заметила я.
Мало-мальски высохнув и приведя свой внешний вид в порядок, я преступила к работе. Открыла на компьютере чистый лист и тут же застопорилась. Как можно писать, если твоё сердце не на месте? От одной мысли, что Андрей — лгун и обманщик, скручивало живот морским узлом, и поднималась обида под самое горло. «Ненавижу! Ненавижу!» — строчила я по клавиатуре и с каждым резким ударом по клавишам из меня выходила ненависть. Я была вся там, в своей обиде, которая закипала, бурлила и просилась наружу в виде какой-нибудь мерзопакостной мести или выходке. Хотелось, чтобы ему тоже жилось не сладко, чтобы у него болело в груди так, как болит у меня!
— Марина, ты что не слышишь? Марина, у тебя телефон в сумке разрывается! — слова ведущего редактора Эллы Эдуардовны заставили опомниться и оторвать голову от важного занятия — мести на электронном носителе.
Номер был незнакомый. Я предположила, что, может звонить Андрей. Если это он со своей Английской Ривьеры, то ему точно не поздоровиться. Уж я лебезить больше не буду и прикидываться мирной овечкой. Хватит! Надоело!
— Да! Что надо? — дерзко ответила я.
— Марина, привет! Это я — Игорь, парень Светы. Ты занята?
— Ой, привет! Прости, мне тут должны были звонить, а впрочем не важно, — мне было не по себе. — Я не занята. Слушаю. Как Света?
— Вот именно насчет Светы я и звоню, — Игорь запнулся и глубоко вздохнул в трубку. Я почувствовала что-то неладное в его словах.
— Ночью в больнице ей стало плохо. Опять начало колоть внизу живота. И, в общем..., — тянул парень, а я начинала нервничать. — В общем, Света потеряла ребенка. Она сейчас в палате, состояние нормальное, но говорит, что ей очень больно. Она потеряла много крови и ей надо лежать.
— О, Господи! — всё, что могла сказать я, прикрыв рот рукой.
— Она никого не хочет видеть. Даже меня.
— О, Господи! — повторила я, представив состояние, в котором находилась подруга, и мои глаза тут же наполнились слезами.
— Света никому ничего не хочет говорить. Но я думаю, что ваш визит с Розой или просто звонок пойдет ей на пользу.
— Да, да, конечно, — кивала я головой как робот. Новость была просто ошеломительной, покруче всех моих любовных передряг.
— Я не знаю, что теперь и делать, — казалось, что Игорь на том конце провода тоже плачет. — Света говорит, что жизнь для неё закончена, и она больше не хочет быть матерью. Дело в том, что сначала она лежала в общей палате, где все беременные лежат на сохранении. Но я договорился сегодня об отдельной, чтобы не травмировать её. Но она всё равно твердит одно и тоже.
— Я поняла тебя, Игорь. Это временно, это всё пройдет, — пыталась я хоть как-то поддержать парня. — Света сейчас так говорит, а потом всё наладится. Вот увидишь! Просто это тяжело и через это надо пройти. Раны лечатся временем.
— Спасибо тебе, Марин, — только и смог сказать парень, после чего повесил трубку.
Всё! Приехали! Тушите свет, выключайте компьютеры, разбегайтесь, кто куда — в мою жизнь постучался мистер глобальный Апокалипсис и мне срочно нужен бункер. Нельзя, чтобы бесконечно светило солнышко, иногда на небо приходят и тучки. Это круговорот воды в природе, или круговорот событий в человеческой жизни — хорошее, плохое, плохое и хорошее. Без него не проживешь.
Я сидела за компьютером и шмыгала носом, силясь не разреветься при всех. Немного успокоившись, я позвонила Розе, та сразу взяла трубку и, не выслушав меня, стала городить свой огород:
— Я показывала ему полки и рассказывала, где какие лекарства лежат, — бежала впереди паровоза подруга. — Мы были так близко, наши халаты соприкасались, а когда я расстегнула вдобавок ещё пуговицу. Халат я же надела на голое тело...
— Роза! Роза! Подожди. Ты слышишь меня? — пыталась я прорваться сквозь её неугомонные речи.
— Слышу. А ты меня хорошо слышишь? Алло!
— Света в больнице, — произнесла я членораздельно. — Она потеряла ребенка, — и я выложила всё, что было известно.
— Иисусе, — пробормотала Роза, когда, наконец, до неё дошел смысл сказанного.
— Игорь сказал, что к ней можно приехать. Но я не знаю, когда именно — сегодня или завтра, — вслух рассуждала я. — Сегодня может не пустить, видеть она никого не хочет. Завтра... Это только вечером, в часы приема.
— Чего раздумывать? Едем сегодня! — призвала к действию подруга.
— А если к ней не пустят?
— Тогда возьмем больницу штурмом. Пробьем дорогу палкой колбасы и пачкой кофе, или что там обычно приносят докторам в бесплатные больницы? — парировала Роза, будто секунду назад и не была напугана серьезным известием. — А если Света с нами не захочет говорить, разобьем девичий лагерь у её кровати, прямо на полу. Будем красить друг другу ногти, перелистывать глянцевые журналы, обсуждая звезд, и хрустеть мятными леденцами. В какой-то момент она точно сдастся!
Настрой Розы мне нравился. Она умела из любой катастрофической ситуации выходить строгим солдатским шагом под раскаты марша «Прощание Славянки». У неё стоило поучиться.
Роза заехала за мной на работу. Я в тысячный раз проверила компьютер и свой рабочий стол на наличие жучков. А вдруг меня прослушивают или за мной наблюдает маленький глазок вон из той заводской прорехи по кромке стола? И, ничего не найдя, вышла из офиса.
По пути в больницу мы накупили всяких любимых Светкиных вкусностей — то, чего всегда очень сильно хочется, но от чего отказываешься ради красивой фигуры. Сегодня можно! Жаль, что и вправду нельзя устроить в палате девичник, думаю, никто этого не поймет.
Целый час мы простояли в пробке, а потом ещё 10 минут разгуливали по огромной территории больницы внутри забора, пока отыскали вход в гинекологическое отделение. Медсестра, увидев нас в халатах, которые Роза взяла у себя на работе, сразу заявила, что пройти к Свете не получится. Тогда мы попросили спросить у самой Светы, сможет ли она выйти. Оказалось, что она спала, и всё, что мы можем — это передать наш пакет с вкусностями.
Я была разочарована. Ведь кто, как ни подруги могут поднять настроение, сочувственно покачав головами?
Но Роза не сдалась, отдала пакет и стала нести медсестре какую-то чушь очень обреченным голосом:
— Понимаете, я — её подруга, Марина, — указала Роза на меня. — Её сестра двоюродная, но они всё равно что родные, — у меня глаза полезли на лоб. Что она задумала? — И мы знаем Свету, как облупленную. Она сейчас очень страдает. Говорит, что никого к себе не пустит, а потом будет обижаться целый год, почему мы к ней не пришли. И если мы сейчас с ней не поговорим, то потом она сляжет с депрессией и будет скитаться по больницам, обкалываясь антидепрессантами. Понимаете?
— Понимаю, — ответила медсестра с профессионально каменным лицом. Она привыкла и не к такому. — Проходите, только недолго.
Я была поражена. И готова была поклясться, чем угодно, что суровая медсестра сейчас вякнет что-то типа: «Пошли отсюда!», а она нас любезно пропустила. Чудеса, да и только!
Света лежала на широкой высокой кровати, накрытая одеялом с выстиранным белым в синюю полоску рисунком. Её русые волосы мелированные столько раз, что и не поймешь, где полосы натурального цвета, были раскиданы по подушке. Лицо в тусклом свете было бледным и распухшим, нос с глазами — отечными и красными, но слез уже не было. Мне вдруг стало жалко Свету так, что самой захотелось расплакаться от одного взгляда на неё.
— Светочка, привет, — тихо запищали мы вместе с Розой, осторожно прикрывая за собой дверь.
— Как вы прошли? Я же просила никого не пускать, — подруга злилась, но сил у неё на эмоции не осталось.
— Ты же знаешь Розу, — пыталась шутить я. — Если бы её НАТО выдвинуло на односторонние переговоры с террористами, то на Ближнем Востоке давно закончилась война.
— Я тебя умоляю, — усмехнулась Роза. — Голубая хрустящая бумажка, засунутая в карман медсестры, ещё не такие двери тебе откроет.
— Ах, вот оно что! А я уж подумала, — улыбалась я, но Света на шутки не реагировала. — Ладно. Как твое самочувствие? — Роза села на облезлый стул, я приземлилась на краешек кровати у самых ног Светы.
— Нормально, — девушка смотрела куда-то в окно, внутренне силясь, чтобы не расплакаться.
— Болит? — не отставала я.
— Да, но меня обкололи обезболивающим, и я очень хочу спать.
— Конечно, мы понимаем, — кивала головой я.
— Ни черта вы не понимаете, — грузно вздохнула Света и посмотрела на нас. — Я потеряла нашего с Игорем ребенка. Ребенка! Что может быть хуже?
— Сдашь все анализы, проверишься и забеременеешь ещё раз, — пожала плечами Роза будто мы говорим о пустяках. — С многими это случается, ты не первая и не последняя, кто теряет ребенка преждевременно.
— Да чтобы ты понимала! — из последних сил взорвалась Света. — Ты не любишь детей, ты тысячу раз это говорила. Ты даже представить не можешь, какого мне! Я истекала кровью, а у моего ребенка до последнего билось сердечко! До последнего! Даже когда меня врачи решили чистить!
И Света снова разревелась, умоляя нас сквозь слезы, чтобы мы ушли. Я мимикой старалась задать Розе тумаков, мол — чего она такое говорит? На что подруга закатила глаза к потолку и безучастно развела руками. Мы на время замолчали, прислушиваясь к душераздирающим всхлипам Светы.
— Девочки! — решила я призвать к вниманию подруг. — Света, я, конечно, не могу тебя понять и всех чувств, что ты испытываешь, но ты не права. Роза знает, что такое потерять ребенка. Очень хорошо знает!
Света уже не плакала, а только вытирала руками лицо от слез. В палате наступила звенящая тишина.
— Не надо, — одними губами прошептала Роза.
— Надо! — посмотрела я на подругу умоляюще. — Пожалуйста, расскажи Свете то, что рассказывала мне про свою первую школьную любовь и беременность.
— Беременность? — Света с ужасом посмотрела на Розу и слегка привстала с подушек.
— Да, — отчаянно ответила я. — Вам есть, о чем поговорить. Роза когда-то испытала тоже чувство потери, что и ты. Вам обоим необходимо поделиться этим друг с другом.
— Ладно, — качнулась на стуле Роза и посмотрела на меня уничтожающе, как бы говоря, что я не умею держать язык за зубами. И медленно перешла к рассказу о том, как влюбилась, как переспала и забеременела, и как узнала, что она была всего лишь частью спора его друзей.
Света весь рассказ сочувственно кивала головой, где-то вздрагивала, прикрывала рот ладонью, а в конце рассказа разревелась. На свежие раны история подействовала слишком проникновенно. Так, что я сама заплакала, и даже всегда стойкая Роза смахнула рукой одиноко скатившуюся слезинку. Так глыба льда, разделявшая нас и Свету, разлетелась на миллион маленьких осколков. И Света, которая прежде не хотела никому ничего говорить и никого видеть, поделилась с нами всеми своими переживаниями и в подробностях рассказала о случившемся.
Мы сидели у неё так долго, что 1000-рублевая бумажка в кармане медсестры перестала действовать, нас попросили на выход. Мы с Розой по очереди обнимали Свету и желали ей скорейшего выздоровления. Она нам с благодарностью улыбалась. По её уставшему лицу было заметно, что она всё же немного оправилась от потери, и всё непременно изменится в лучшую сторону. Друзья ведь для того и нужны, чтобы в трудную минуту не пройти мимо.
Для Светы рассказ Розы послужил уроком, что не стоит судить людей по их напускному виду — может там куда более серьезная история, чем кажется с первого взгляда. Роза же любила всегда говорить то, что думает, и сегодняшний урок для неё послужил... дайте, подумать... ничем. Она считала, что у кого-то слишком длинный язык. А у неё всё в порядке. В общем, у каждого из нас свои недостатки.
Что же касается меня, то проезжая станцию за станцией по своей фиолетовой ветке метро, я разглядывала людей в вагоне и думала, что у каждого из них за плечами свой груз — своя история. И может быть у меня с моим Андреем — это ещё не апокалипсис? Кто-то теряет детей, мужей и жен, попадает в аварии, авиакатастрофы, кому-то ставят диагноз рак или ещё чего похуже, и человек не хочет жить, а кто-то просто спивается, потому что упал на самое одно и оттуда уже не выкарабкаться. А я? У меня все живы и здоровы, есть крыша над головой и относительно спокойная работа. Мне грех жаловаться. Мне не на что жаловаться. В моей жизни разыгралась любовная драма. Но кто этим хоть раз не страдал?
«Переживу!» — решила я. Не вызывать же на дуэль неизвестную мне Анну и не стреляться на счет «три»?! От любви умирают только дураки, у которых крыша поехала. А я — мудрая женщина. Правда, эту «мудрую» иногда будоражит ворох неподвластных чувств. Но я переживу! Куплю пару плиток молочного шоколада, песочные корзиночки с джемом и масляным кремом и, наверное, ещё торт-мороженое, включу какую-нибудь комедию без намека на любовь, подотру бумажным платочком слезы и как-нибудь да переживу. Обязательно, переживу!