2
Ебо, еще 15 минут до оговоренного времени, а у входа столпилась дичь. Спросил у пацанов, говорят, на работу. Значит, все норм. Вообще, я сюда шел не только за деньгами, но и ещё чтобы поболтать с людьми, которые вынуждены посещать такие подработки всю жизнь. Но что-то болтать не хотелось, зато сигареты расстреливал, как из пулемета. Вообще, я тут задумался, что очень странно просить сигарету у человека, который зарабатывает косарь. Это тоже самое, что подойти к таджику и попросить его отлить тебе половину бичпакета. Так же никто не делает? Чем сигареты/курильщики заработали такую дискриминацию?
Нам открыли дверь, и мы завалились на что-то вроде склада. Оттуда в что-то вроде офиса, нас встретило что-то вроде начальника какого-то отдела (он платит деньги, кто он – не интересно) и сказал становиться в очередь. Ну все, подумал я, это будет долго, и предложил парню, с которым заобщался пару минут назад, выйти покурить.
Курим, знакомимся. Ну, вернее, я все про него расспрашиваю, а ему особо ничего обо мне и не интересно. Хотя сам заливает мне в уши второй том Бремени страстей человеческих. Ну а мне, конечно, интересно. Как он в школе «хуйню мутил», потом в универе, отчислился и теперь уже 2 года работает в таких местах. Два года уже не может уйти в армию. Короче, типичный парень 23-х лет. Если ты, читатель, учишься в университете или устроился на нормальную работу, то ты вращаешься в кругах людей, которые не характеризуют общую действительность. Вокруг тебя – исключения. А общая действительность такова:
– Че, какие планы вообще на жизнь? – спрашиваю.
– Да так... Семья, теплый дом, уют. – Отвечает мне парень без образования, без особых способностей и амбиций, без конкретного плана, как он собирается это все обустраивать.
– Ну, это пока все так... в мечтах... А сейчас надо заработать чуть-чуть баблишка, продержаться до военкомата, ну, а потом после армии решим. Может, в архитектурный поступлю, там, здания буду проектировать, ещё какую-нибудь хуйню.
– А человеку 23 года. Сейчас ноябрь, если он уйдет в армию на этот призыв, то вернется через год. А, значит, до сентября ещё около 9-ти месяцев. Ему будет 25 лет и ЕГЭ действовать уже не будет, он будет вынужден сдавать ещё раз. Будет ли сдавать ЕГЭ заново, готовиться к поступлению в вуз 25-ти летняя дылда без денег, после армии и в жизни ничем особо никогда не занимавшаяся. Вряд-ли. Я уж не стал наводить его на эту мысль. Но трагедию его жизни я уже вижу. Хотя, может, это и не трагедия. В принципе, можно и так деньги зарабатывать. Хоп-хоп, и пристроился куда-нибудь. Все можно решить. Наверное, да. Только если ты этого хочешь. А хотение – значит не мечты о чем-то или цели на что-то, а готовность прикладывать к этому усилия. Это банально, да и во всех пабликах ВК Майк Тайсон или Сун-Цзы об этом уже говорили, но я, пожалуй, повторю. Просто, когда мне человек говорит, что он хочет в туалет, но лежит в кровати, я ему не верю. Но если он после этого восклицания, поднимается, одевает тапочки и идет – дело другое. Только действие объективирует твоё хотение (желание, мечту ли), делает его частью реального мира и даёт увидеть его окружающим.
А в подработке в пересчете туалетной бумаги и грязных кабачков есть только одно – трагедия, которую, кстати, большинство таковой не считает.
Докурили и зашли, там уже началась давка. Сказали, что будет перебор. Ветераны пересчета, получают приоритет, а те, кто впервые – по принципу «Кто первый, тот и...», бля, не могу придумать харизматичную рифму. Ну, и ладно. Вы поняли.
Я понял, что в КФС похавать мне надо, если не говорить о всем другом, а мы в конце очереди. Надо коренным образом решать question. «Пойдем, щас будем делать вещи», – сказал я своему новоиспеченному кенту, и мы пошли вглубь очереди. Под предлогом того, чтобы заобщаться с кем-то из толпы, я продвигался вперед. У кого спросил, сколько будут платить, у кого – сколько мест осталось, с кем-то пошутил, кому-то подмигнул. Рядом со входом в ту комнату, в которой записывались на работу, стоял охранник. Я подошел к нему, срезав ещё метра 3-4.
– Здрасьте. У вас записываться?
– Нет, вон там, – и показал на дверь. Да я и так знаю, идиот. Надо как-то разговорить его, чтобы не привлекать внимание ребят в очереди. Если хоть на секунду приостановишь харизматичное, развязное, уверенное в самом себе поведение, они сразу поймут, что это – все великая хитрость, план Барбаросса по захвату тысячи рублей.
– Слушайте, мы же в магазине будем работать. А у меня пачка сигарет с собой. Не будет потом проблем при выходе? Вы подпишите её как-нибудь, может?
– Конечно, подпишу. А так и надо. Вам разве не сказали?
– Нет, – даю ему пачку и говорю очереди, – ребят, все сигареты подписали? – Он отдает мне подписанную пачку.
– Подходим-подходим. Если есть что из продуктов с собой – давайте сюда. Утром другая смена придет, им потом ничего не докажете. – И люди начали сходиться. Это хаотичное движение превратилось в толкучку. Толпа начала перемешиваться. Те, кто был спереди, оказались сзади к охраннику, и наоборот. Сзади были пацанята резвые и, тоже понимая, что дело пахнет жареным безденежьем, ломанулись к охраннику. Когда началась толкучка, я спокойно зашел в кабинет и встал за какой-то тетёй. Мой кент за мной.
Записываемся, все нормально, без происшествий. Потом нас спускают в подвальные помещения, чтоб мы оставили там свои вещи. Такую антисанитарию я редко вижу. Даже в тюрьме, в которой я живу, почище. А здесь продукты продают. Пиздец. Раскиданные огромными упаковками товары (даже синька лежит) по грязным, немытым полам. Везде развешаны эти цеплялки летающих насекомых. Но это все ладно. Самое обидное – это камеры на каждом углу. Когда я сюда шел, я рассчитывал не только на тысячу, что здесь обещали за ночную работу, а на жирный куш ввиду хавки и пары бутылок норм синьки. Но все начало складываться не так. Нас развели по переодевалкам, или как их там, мужской и женской. Женщины с нами были такие, что, проработав с ними пару дней, можно было найти в себе гейские наклонности. Поэтому я не буду шутить, что я, типа, ворвался в женскую раздевалку и начал делать грязь. Грязь там была везде, а если даже и того мне стало бы мало, я лучше сделал бы её с мужиками.
Видите. Какие пару дней? 5 минут. Так и становятся пидорами.
Короче, переоделись мы и поднялись на верх. Все куда-то разбежались, но работа ещё не началась, магазин не открылся. А мы с Серым искали что-нибудь, что плохо лежит. Пошли покурили, опять поболтали. Он начал хвалиться, мол, какой он только грязи в жизни не делал. Какие вещи исполнял! Я решил не доказывать ему, что, если он зашел через метрошный металлоискатель с ноутбуком в сумке, и он не запикал, или если он не сделал однажды домашнее задание по труду или физре – это ещё не грязь. По нему было видно, что это типикал маскау мальчик из фэт филистайн эвэрэйдж инкам фэмили, и максимальная грязь, на которую он способен – это дать в рот телке без презерватива (и то, если найдет желающую среди пересчетчиков товара в Перекрестке).
Стоим курим. Подходит парень, с начальства:
– Ребят, вы первый раз?
– Да.
– Подойдите, – и показывает рукой на тот кабинет, где мы записывались.
– Здрасьте, – заваливаемся, – сказали подойти нам. Новенькие.
– Ребят, у нас перебор. Мест нет.
Бляяя, подумал я. Вот это пиздейшн. Сейчас останусь без денег.
– А не вариант вообще никак? Мы же записывались не последние, тем более, вон, ещё 4 счетчика осталось.
– А нужно, чтобы пять аппаратов оставались в резерве.
– Бро, очень нужно. Давай что-нибудь придумаем.
Он подумал, подумал и говорит:
– Ладно, пошли.
Мы погнали в торговый зал, он выцепил двух новеньких и сказал, что у них перебор. Им надо уйти. Те олухи сдали аппараты и ушли.
– Вот так вот, ебать. Вот так Руслан Джамбеков вещи делает, – хвалюсь Серому, – кому не надо – пускай не работают. А мы щас поднимем лэвэндэйшн.
– Да, красава. Нормально, – ответил кент. Этот, что нам помог, проходит мимо и говорит:
– Нормально работать будете?
– Да конечно будем.
– Смотрите мне. В 2 часа будет проверка, если плохо будете работать...
Наверное, по своему опыту работы с долбоебами, которые зарабатывают себе на опохмел и другими неудачниками, он думал, что я буду вестись на такие угрозы. Может, я среагировал на это слишком дерзко, но со мной не надо так базарить. Я свел все на шутку со скрытой, но агрессивной защитой. Показывать словами, как это делается, наверное, смешно. Но, все-таки. Я слегка опустил подбородок, чуть наклонил голову вправо (ту сторону от меня, в которую он направлялся), посмотрел чуть исподлобья, делая упор на взгляд правым глазом (ближе к нему) в точку, где заканчивается нос и начинается лоб. Говорю голосом, словно свысока умиротворяющим взбунтовавшегося ребенка:
– Не ссы, все нормально будет.
– Я-то не ссу, – отвечает он и уходит.
Ладно, я к нему не очень справедлив. Хоть он привык работать с идиотами, его начальство идиоты, подчиненные идиоты, он сам – идиот, но, все-таки, помог нам.
– Братишка, – он повернулся, – спасибо тебе. – Он кивнул и ушел. Вот господи, сука, этот голливуд – везде. Пытаюсь не пускать его в литру, но в жизни бытовой он постоянно проскакивает. С этим ничего не сделаешь, по крайней мере, за маленький промежуток времени длиною в человеческую жизнь.