Пролог
https://www.youtube.com/watch?v=IDZSxp0xFXw
Как предрекал учёный люд - первыми громогласную тишину, страшнее гула набата, попрали секундные стрелки, вещая о восстановлении хода времени. С каждой городской часовни во все стороны света, как исполнительные гонцы, побежали ритмичные стрекотания от каждого пройденного деления. Всего, чудилось, мгновение назад мир потрясло сильнейшее заклятие - такое, что должно было погрузить все земли в сон или хотя бы в лёгкую контузию. Никого, даже этих обделённых должной магией пришельцев, не могло обойти стороной колдовство.
Но сколько времени длился магический сон? Сколько воды утекло с тех пор, как мир померк? Сколько минут, часов, дней, месяцев, а может, годов понадобилось, чтоб до сознания дошёл первый бой курантов?
Тайриникс, - возможно, так его звали, - долго вслушивался в то, как секунды превращались в минуты, пока не раздался первый звон, за которым вмиг расцвела бывшая в спячке жизнь. Пятнадцать минут, ровно четверть часа понадобилась, чтоб наконец вою одиноких башен вторили возгласы, крики, мольбы и плач. Первые колдуны очнулись, смогли разомкнуть веки. Вероятно, некоторые даже на ноги поднялись. Дух людей оказался сильнее, нежели у их короля.
Он не открывал глаз, хотя сквозь веки пытался ломиться настырный, обжигающий свет. И кто посмел светить на него фонарём? Ничто иное не могло так жечь очи, разве только поднесённый сильно близко огонь. Но дым в ноздри не поступал. Либо он лишился обоняния, либо просто какой-то негодяй стал светить ему в лицо фонарём. Второй вариант логичнее.
Иное невозможно. Ведь не могло заклятие так быстро подействовать? И всё это лишь древние легенды из гнилых летописей былых веков. А заклятие - оно для того, чтоб мир не погиб. Не более. Всё остальное просто сказки... хотя в них и верила с жаром его безмерно умная, драгоценная сестра.
Тайриникс поморщился и, почувствовав, что жизнь вернулась к конечностям, поднёс потяжелевшую руку к лицу, пытаясь спрятаться от настырных лучей. Но от шума скрыться не удалось: возгласов вокруг становилось только больше - колдуны всё просыпались и просыпались.
Вскоре, когда в них затерялось пение часов, ему удалось разобрать их крики. Странные, невозможные, по-настоящему фантастические крики.
- Смотрите! Небо голубое!
- Этот шар жёлтый! Как в сказках!
- Там солнце! Мама, видишь?! Солнце!
- Это невозможно!
- Как тепло!
- Оно жжёт глаза! Но греет душу!
Ещё больше хмурясь, он не хотел верить слуху. Скорее, его одолели галлюцинации. Либо обморок продолжался, показывая сладостный, но лживый сон. Нелепую, по-детски наивную мечту.
- Король Тайриникс, это всё правда?! Это и есть настоящее солнце? - глаза прекратило жечь: чья-то тень преградила путь свету. Судя по голосу, то был мальчишка. Маленький, быть может, лет десяти. - Господин, вы в порядке? Господин, проснитесь! - тон ребёнка переменился, стал встревоженным.
Не желая показывать себя слабаком перед молодым поколением, перед будущим своей страны в этом новом мире, Тайриникс разрешил себе разомкнуть веки. Лик румяного и лохматого мальчишки нависал над ним, а его кудри светились. Как у какого-то ангела из детских сказок. Меж золотых прядок стелился, словно туман, яркий жёлтый свет.
Малыш улыбнулся ему.
- Вы живы! - он захлопал в ладоши.
- Как же иначе... - король постарался улыбнуться и прозвучать могущественно, но голос оказался сиплым, больным.
От собственной слабости стало тошно. Пересилив себя, Тайриникс медленно приподнялся на локтях, а ребёнок отступил. Открыв обзор на то, чего быть не могло. Словно стрелы, в глаза вновь врезались яркие лучи. Сотни, тысячи лучей. От одного фонаря, яркой жёлтой дневной звезды, что висела без опоры на небе всех оттенков голубого. На таком же, как на картинах тысячелетней давности. Только намного красивее...
Король ничего не ответил малышу - язык заплёлся, он не мог вслух высказать своего восхищения. Произошло чудо невиданной силы. Которое они, колдуны, сделали совместно...
Медленно поднявшись на ноги, - теперь он возвышался над ребёнком на добрый метр, - Тайриникс оглянулся: на белоснежных террасах сквозь зазоры меж плит рвалась зелёная трава, вода в многочисленных фонтанах сияла, а между раскинутых по горам домов носились пёстрые птицы.
Где-то на террасе внизу молодые девчонки, все ещё незамужние, исполняли приказ юной принцессы, сестры Тайриникса. Она наказала каждой девушке, если всё удастся, забыть о глупом обычае носить пышные и тёплые платья с узкими корсетами. Девушки, сверкая улыбками и хохоча, рвали на себе корсеты, отбрасывали и сжигали ненавистные им ткани. Налитые жизнью юнцы подле хлопали картине того, как девушки оставались в панталонах, нижних юбках и полупрозрачных майках, подставляя открытые участки кожи солнечным лучам.
Тайриникс отвернулся от них - негоже королю глядеть на прерадостных девиц в неглиже.
Особенно, когда вокруг исполнились самые заветные мечты всех народов мира. На Ектарлане настали добрые времена, озарённые дневной звездой... иначе быть не могло.
- Но цена этого тебе не понравится, - заметил удивительно равнодушный голос сзади.
Только одному человеку во всём мире могло быть всё равно на восстановление солнечной эпохи на Ектарлане. И только один имел возможность читать мысли почти всех королевских семей.
- Альвин... - хотелось вздохнуть, но на фоне общего восторга получилось, скорее, радостно присвистнуть.
- Прошу прощения, твои мысли очень громкие нынче, - заметил нежеланный собеседник.
Король обернулся к нему - эта тварь, как обычно, прятала своё лицо под белой маской, а волосы скрывала под чёрным капюшоном. Фигура тоже утонула под ворохом тканей. Он не хотел, чтоб его видели.
- Чего тебе надо?
- Ну, поздравить тебя с тем, что у вас всё получилось. Хотя бы Ектарлан не умер по ошибке ваших славных предков.
- Я тоже их ненавижу...
- Не трать свою жалость на меня. Там твоя сестра, Тай. И ещё очень много близких тебе людей, - Альвин кивнул куда-то назад, а после исчез, не оставив от себя ничего, кроме нарастающего страха в груди короля.
Хотя Тайриникс не любил, почти ненавидел Альвина, он знал, что эта напасть просто так словами не разбрасывалась. Даже самая оскорбительная или бестолковая его шутка имела отношение к реальности. Альвин невыносимый, но далеко не дурак.
Чуть щурясь от непривычно яркого света, под которым весь мир окрасился в странные, но прекрасные цвета, король посмотрел в сторону, куда указал нахал. И сразу понял, откуда он слышал плач. Многие люди в городе обливались слезами от счастья, но они не поддавались истерике. Истошно плакали те, кто склонил головы над телами на огромном постаменте. Десятки колдунов лежали кругом.
Издалека было не разобрать, но Тайриникс сомневался, что его народ будет лить слёзы над спящими товарищами, игнорируя все произошедшие чудеса. Боль затмила радость тем, у кого погибли близкие...
- Вийви... - почти взвыл король, массивными шагами, обходя ликующую толпу, двинулся к постаменту.
Игнорируя лестницу, он взобрался на возвышенность, а плачущие колдуны расступились, открывая ему обзор на порядка тридцати человек, что лежали, подставив безмятежные лица солнечным лучам. Но если лики бодрствующих сияли, то кожа не проснувшихся оказалась серой. Это единственное, что отличало их от обычных спящих. Все тридцать колдунов умерли. Высшие чиновники; великие купцы; две прекрасные королевские фрейлины; пожилой десница с плечами помощнее, чем у молодых офицеров; королева соседней Альгреналы, троюродная сестрица Тайриникса; несколько учёных; парочка безызвестных студентов, а чуть ближе к центру постамента лежала молодая колдунья, совсем девчонка. Чёрные, отливающие блеском аметиста волосы разметались по чёрно-белой плитке, обрамляя безучастное ко всему, серое, но оттого не менее прекрасное лицо с сомкнутым рядом густых ресниц и волнами тонких бровей. И на нём, в отличие от остальных, навеки застыла лёгкая улыбка.
Руки она сложила чуть ниже груди, на узком корсете, скрытом белым платьем с синими и зелёными узорами. Малышка Вийви, родная сестра Тайриникса, юная принцесса Вэйнавет Виельнай Файтверлерр, умерла в одежде, что всю жизнь презирала. В пышном тёплом платье, сковывающем движения юного гибкого тела. Только заклятие разметало волосы, распустило ненавидимые ею косы и добавило ей посмертно в образ лёгкой небрежности.
- Вийви... - король ощутил, как по его щекам заструились обжигающие слёзы.
Эйфория от победы над самою природой отошла на задний план, оставив в его душе пропасть, на дне которой клубилась тьма. Вэйнавет - та, кто придумала, как всех спасти. Гений, юное дарование, сильно прекрасное для их мира, а она за все свои заслуги даже не успела взглянуть на жёлтый диск на голубом фоне, о котором всю жизнь грезила.
Он коснулся её кисти. Кожа холодная, но мягкая, поддающаяся, хотя ещё не гнилая. Как и у всех колдунов, в отличие от бездарных пришельцев, понять, когда наступила смерть, было нельзя. Магия ещё долго сохраняла тело в прекрасном состоянии. Казалось, Вэйнавет умерла мгновение назад. Или, скорее, что она спала.
- Ты справилась, Вийви, - король, смахнув с лица слёзы, поднял обе её руки.
И обомлел, увидев, что сестра прикрывала руками глубокую рану. Должно быть, она была ещё жива, когда заклятие пронзило её тело... и оно оставило на ней вовек отметину, куда более пугающую, чем рана - за разорванной кожей прятались напитанные не то синей, не то фиолетовой кровью ткани. Такая же кровь, какой когда-то окропили целый мир его предки. Кровь не как у колдунов...
Тайриникс оглянулся - раны на телах других павших не окрасились в неестественные цвета. Заклятие отметило только его сестру... как напоминание, вероятно, о грехах его предков. О той ошибке, что была совершена безнравственными эгоистами, настоящими чудовищами.
Заключив холодное тело сестры в объятия, прижав к груди её безмятежную голову, король шепнул ей на ухо:
- Пусть твоя жертва, пусть твоя кровь запечатлит вовек все невзгоды. Пусть люди помнят. Пусть никогда не повторится ад... отныне и вовек, Ектарлан для нас - наш единственный дом. Мы не позаримся на чужое и не попробуем изменить саму суть мироздания, - довершил он, подняв взгляд к небу. Пусть солнце станет ему свидетелем.
Пусть невероятное небесное тело, как и весь люд, запомнит, что они достаточно настрадались. Вэйнавет и двадцать девять других павших, - а, может, и сотни других где-то ещё, - станут последними жертвами ушедшей эпохи.
Отныне на Ектарлане будут яркие дни, озарённые солнцем и умением его ценить.
Тысячи лет спустя
Часы, утонувшие во мраке, разразились оглушительным звоном - сообщили о наступлении полуночи. Бессовестно посмели нарушить царящую идеальную тишину. Два маленьких огонька испуганно колыхнулись, задрожали, пытаясь спрятаться от пугающего звука. Но они, как пленники, зависели от фитилей свеч. Никуда убежать они не могли. Только плакать - не спеша по тонким стеблям свечей стекал тающий воск, опадая в кованые чаши подсвечников. Воск - слёзы огня и свеч.
Луру забавляло, как огонь отзывался на оглушительный звук - это отвлекало её от собственного испуга. Она ненавидела громкость. Возможно, более, чем свет.
Как всегда, вторя каждому предыдущему дню, она пряталась от реальности в комнате без окон. Туда не поступало ни единого солнечного или лунного луча. Только две свечи неизменно не позволяли погрузиться в царящую вокруг тьму одному лишь захламлённому всевозможными бумагами столу. К сожалению, работать без всякого света она не могла.
В худых длинных пальцах лежала перьевая ручка - она нервно ставила пометки в гигантском фолианте, записи в котором полумрак сделал едва читаемыми. Над её головой висела на цепях россыпь ламп, но Лура их никогда не включала. Свет от живого огня принимать ещё получалось, но от искусственного свечения ей выворачивало нутро.
Наконец её дрожащая рука отпустила ручку, оставившую на странице короткую надпись: «Фрейган Сапран 8430-го года рождения по колдовскому календарю погиб в эру Новой Радужной Звезды 28 августа 8446 года. Дорогу Смерти не прошёл». Она едва не оставила пометку: как и все предыдущие.
Вздохнув, Лура откинулась на спинку стула и смахнула с себя капюшон, обнажив черты ещё совсем девичьего, но чудного лица. Ромбовидное, болезненно-бледное, с острыми скулами и странными кремовыми глазами, над которыми тянулись тонкие линии бровей. Смягчали резкие черты выбившиеся из свободной косы огненно-рыжие пряди длинных волос, ниспадая на щёки.
Она бросила на книгу преисполненный досады взгляд, словно вписала туда собственный смертный приговор. Впрочем, частично это действительно могло оказаться так. Если череда несчастий продолжится, её век также окажется недолог. Её, как и всех, погонят на Дорогу Смерти, откуда живой не выбраться. Она не считала себя какой-то избранной или особенной - понимала, что ей не пережить подобное испытание. Ещё никто не выжил. Но все остальные почему-то верили, что им удастся.
Наивные дети с затуманенным разумом. Им всем хотелось оказаться избранными... они отчаянно верили в собственную исключительность. В особые магические способности.
Лура знала больше их. И количество имён в тяжеленном фолианте намекало, что кампания тщетна. Они все, достигая непонятной зрелости, уходили на Дорогу Смерти, где погибали. Из года в год... ей не хотелось оказаться среди них. И не хотелось, чтоб остальные, такие же как она, умерли вслед за остальными. Всех она знала, со многими росла... а их, как восполняемый ресурс, транжирили.
Внезапно в дверь постучали, нарушив бесценную глухую тишину, и, не дожидаясь отклика, отворили её. В комнату ворвался прохладный ветер, колыхнув испуганное пламя на свечах, и яркий свет, от которого Лура поморщилась, вновь скрыв лицо под капюшоном. Проклятое освещение... оно жгло глаза, безжалостно царапало их. Но всем всё равно на её боль.
На проходе в комнату стоял молодой, но заросший густой бородой парень в плотной кожаной одежде, выступающей в роли хорошей брони. Его низкие густые брови почти оседали по самые пуговки чёрных глаз, делая его взгляд тяжёлым, неприятным. Но грузному облику совсем не соответствовал чарующий голос:
- Лура, тебя Золотая Маска зовёт, - стражник пытался говорить сурово, но его слова скорее напоминали мелодию.
- Да он издевается, - она вздохнула. После уведомления о смерти её приятеля, отец решил вызвать её. Бессердечный человек.
- Может и издевается, но прийти ты обязана.
- Я поняла, - с губ сорвалось оглушительное фырканье.
Лёгким движением руки она захлопнула книгу и, потушив пальцами обе свечи, - это совсем не больно, - пошла прочь из помещения, одним лишь жестом оттолкнув подальше от прохода крупную фигуру стражника. Иногда было трудно разобрать, когда многочисленная отцовская прислуга повиновалась ей по своду правил, а когда ими двигала её магия.
Лура натянула капюшон ниже глаз и носа, почти до губ, но свет и так доставал до её глаз. Пришлось сомкнуть веки. Когда-нибудь она уговорит отца тушить свет в коридорах хотя бы по ночам. Пары свечей на коридор хватало бы.
Она шла, слушая эхо своих шагов и ориентируясь по памяти. Хотя пуская пальцами потоки частиц-бумергангов в разные стороны, по тому, как скоро они возвращались, она могла безошибочно определить, когда рисковала врезаться в стену. Как бы она не относилась к отцу, он дал ей должное образование колдуньи. Она знала какие частицы имели свойство возвращаться на место, знала их точную скорость и могла просчитать в голове всё. Время сначала поделить на два, а потом умножить на скорость частицы. Если она прошла несколько шагов, пока частица вернулась, надо учесть погрешность. Ничего сложного.
Она петляла по коридорам несколько минут, пока затормозила примерно около излишне помпезных ворот. Нехотя приподняв капюшон и разомкнув веки, она удостоверилась, что пришла по адресу. Деревянные ставни украшала позолота на каждом вырезанном узоре. На самом деле под тонким слоем золота пряталась целая система из нитей, что сплетали одно простое заклятие - оно определяло личность вошедшего. Если заходил незнакомец, кто-то, кто отсутствовал в базе или враг, то дверь включала сигнализацию и оглушала недотёпу.
Но отец мог бы это прятать за чем-то менее роскошным. Хотя золото хорошо скрывало чары от постороннего взгляда.
Нехотя сбросив с головы капюшон, - взлохмаченные волосы спутанными патлами упали на плечи, а глаза стали слепнуть от света, - Лура толкнула створки. Они отъехали в сторону с лёгкостью пёрышка, пропуская её в зал. К счастью, окутанный терпимым полумраком.
Его дальние концы терялись во тьме: витражные окна под сводчатым потолком едва пропускали слабый лунный свет, лучи которого озаряли единственную деталь интерьера: массивный деревянный стол посреди помещения. За ним восседал всего один человек, чьи очертания в сумраке было не разобрать. Отчётливо блестела только золотая маска на всё лицо с острыми прорезями для рта и глаз. Казалось, маска приросла к лицу отца.
- Я услышал, что Фрейган погиб, - его хриплые, преисполненные недовольства слова эхом разнеслись по помещению.
- Как и всегда, - уклончиво процедила Лура, остановившись подле двери. Ей хотелось поскорее поговорить с отцом и уйти восвояси.
- Вот же олухи... - вздохнул родитель.
- Ага, портят тебе весь твой гениальный план. Мы уже когда там должны были на Ифтарлан попасть? А, точно, я должна была там родиться. Значит, минимум пятнадцать лет назад... - протянула, вздыхая, она и сложила руки на груди.
- Свой скептицизм оставь при себе, Лурабель, - строго попросил отец.
- Лура. Просто Лура.
- Хорошо, просто Лура, - Золотая Маска хмыкнул.
- Что-то ещё, папа? - она нахмурилась. Если он её позвал просто уточнить про Фрейгана и обозвать всех олухами - то она не побоится направить на него несколько камней, летящих со скоростью стрелы.
- Разумеется, - он кивнул и щёлкнул пальцами.
В помещении вспыхнул свет: заплясал огонь в огромных чашах по углам, на столе зажглись маленькие язычки пламени на свечах, а на сводчатом потолке зарябили красочные мозаики. В лапах каменных горгулий, висящих на стенах, загорелись фонари, похожие формой на вырванные человеческие сердца. Помещение вмиг преобразилось, сбросив плотный занавес тьмы; теперь были заметны и пёстрые картины, и мягкие диваны в дальнем углу зала. Несмотря на статуи горгулий с лампами в виде человеческих сердец, всё стало выглядеть довольно уютно.
Фигура Золотой Маски стала отчётлива - это был высокий широкоплечий мужчина с копной ало-рыжих волос, словно вымытых в крови. Полы его нарочито старомодного сюртука колыхнулись, когда он наклонился, чтоб опереться одной рукой на стол.
Лура же отшатнулась к стене и поморщилась от ударившего по глазам света. Она натянула капюшон по самый подбородок и скукожилась, словно её зрачки пронзил не свет, а стрелы. Очень больно. Точно она взглянула прямо на слепящее солнце и пару мгновений не отводила взгляда.
- Это всего лишь свет, дорогая. Залог жизни, залог счастья.
- Я не оставляю залогов. Найду счастья без него как-нибудь, - фыркнула она, прижимая пальцами капюшон к глазам. Якобы могла заставить не терпящий свет зрачок слиться с тканью.
- Какое остроумие, - снисходительно заметил отец. - Ладно, Лура, хватит ломать комедию. Достигнем Ифтарлана - хоть в полной тьме живи.
- Если мы его достигнем.
- Достигнем, дорогая дочь, не беспокойся, - заверил излишне дружелюбно Золотая Маска.
- Кого ты пошлёшь следующим? - вырвалось хриплое из её груди. Отца не останавливали неудачи её сородичей. Значит, и до неё когда-нибудь дойдёт очередь. До сих пор не дошла просто по какому-то особому везению.
На её вопрос папа издал громкий смешок, и, судя по звуку, постучал мощными пальцами с неизменно чёрным покрытием по лакированной поверхности стола.
- Ты всерьёз остерегаешься, что я тебя отправлю на Дорогу Смерти? Свою родную дочь?
Лура, постепенно поднимала капюшон выше, но не рисковала разомкнуть век. Стоять перед отцом, пряча лицо и вжимаясь в стенку не хотелось. Даже когда он говорил то, что не соответствовало его действиям и решениям.
- Моих сестёр ты же погнал... - заметила она, обнажив лицо прогревающемуся от огня воздуху.
- Они были рождены с этой целью.
- А я?!
- Ты окажешься на этой дороге, если её никто не сможет пройти.
- Обнадёжил...
- Ты - мой единственный ребёнок, которого я люблю. Я любил твою мать и люблю тебя, - прохрипел папа, кажется, стиснув зубы.
- И всё-таки я через год-другой умру. Когда все остальные умрут, - заключила Лура, вынудив себя распахнуть веки и с вызовом взглянуть через зал на отца. Любое упоминание мамы доставляло ей боль.
Папа говорил, что он любил её маму, Лисаль. Она была гроуником из Мийграда, прекрасной и златокудрой, с жемчужными глазами. Лура помнила её в деталях, даже ту забавную янтарную родинку над губой и пухлое телосложение, которое она не передала ей. И также Лура помнила, как четыре года назад блеск в глазах мамы померк. Она тогда говорила маленькой Бель, - раньше Лура отзывалась только на это имя, - что они уходят. Миловидная Бель с двумя хвостиками и пирсингом в носу только хмурилась, не понимая, куда так спешила мамочка.
А потом пришёл папа. Поднял Лисаль в воздух, обхватил её магией за шею, и мама повисла, точно на виселице. Пару мгновений она брыкалась, прежде чем упала на пол, пронзая застывшими глазами потолок.
Перед тем, как уйти, оставив маленькую Бель оплакивать маму, отец только сказал, что так надо. А Лура ещё долго не могла прийти в себя. Только недавно перестала хныкать, вспоминая родительницу. Но хотя скорбь ушла, воспоминания - нет.
Лура всё помнила и не доверяла отцу.
- У нас ещё достаточно ирфилов, дорогая дочь. Кто-то среди них бездарным не будет.
- Да? И сколько их всего?
- Присядь, - папа настойчиво кивнул на стул.
Когда Лура исполнила приказ, пустая поверхность стола преобразилась: бархатная синяя скатерть устелила голое лакированное дерево, а на ней рассыпались многоуровневые блюда с различными деликатесами. По краям стола выросли строгие ряды из белоснежных тарелок и стройных стеклянных бокалов. Они вмиг наполовину наполнились красной жидкостью, схожей с вином.
Трогать ничего она не стала.
- Тридцать ребят, что достигли зрелости. Ещё двадцать два младше. И семнадцать младенцев. Но они ещё могут не выжить.
Лура едва не поперхнулась воздухом.
- Наши старшие через два года уже точно закончатся.
- Ну-ну, не будь так категорична. Может, они сейчас откроют мир? Мы же не знаем.
- А, да, сотни до них умерли, но среди этих пятидесяти детей точно найдётся избранный. Бред.
Золотая Маска покивал головой. Было не разобрать, что это означало.
Лура глубоко вздохнула. Думать об ирфилах - гиблое дело. Она не тешила розовыми мечтами, как её отец. И переубедить его перестать посылать всех на смерть - это невозможно. Наверное. Если она что-нибудь не придумает особое.
Но лучше просто об этом не думать.
- По какому поводу ты стол накрыл? Тут еды сильно много для нас двоих.
- А ты не догадываешься?
- Догадываюсь, - фыркнула Лура. - И зачем тебе из-за этого стол?
- Надеюсь, что наш говорливый друг решит, что я не в курсе. И как-то выдаст себя. Надо же отблагодарить его за то, что он учинил? - папа вдруг засмеялся. Но звучало это пугающе. Он смеялся раскатисто, заставляя землю содрогнуться. Как грохочущие, неприятные раскаты грома.
- Разболтать мог кто угодно. Ты что, пригласишь всех людей сюда?
- Лура, они болтают уже давно, мне плевать. Но кто поверит какому-то идиоту, что в баре сказки про третий мир рассказывает? Никто. А тут кто-то разболтал правительству Нарлазии. Это кто-то из моих приближённых.
- Ты что сделаешь с этим бедолагой?
- То, что буду считать нужным. В конце-концов, из-за него сейчас мировая ситуация дестабилизируется. С одной стороны, это нам на руку. А с другой... придётся лучше шифроваться, - рассудил отец и как-то через маски припал к бокалу.
- Кто поверит в третий мир?
- Все, Лура, - она не поверила отцу, только плечами пожала.
Даже в их рядах не все верили в существование Ифтарлана. Многих людей просто завербовали в их ряды и они только делали вид, что верят в третий мир. Выгода заставляла их притворятся. А у них, ведь, было на руках достаточно доказательств. Не только слова какого-то человека...
Весь Ектарлан не мог во всё это поверить.
- Можно я не буду участвовать на этом твоём ужине? А пойду спать?
- Ты и спать? Ночью? Сиди и учись быть лидером, Лура, - снисходительно и строго заметил папа. Отпускать, значит, он её не собирался.
Но и она не маленькая. Захочет - уйдёт. Она, в отличие от мамы, наделена должными магическими силами и не позволит отцу себя обидеть. А для начала можно попробовать несколько лёгких, совсем незначительных манипуляций.
- Я не уйду отсюда, если скажешь, как можно сохранить наших ирфилов. Есть ли в мире другие ирфилы? - Лура повернулась к отцу, взглянув с вызовом ему в глаза, посаженные глубоко за вырезами на маске.
- Да, есть. Вот только это пока дети. Им всем и десяти лет нет. С ещё одним я не определился. Есть сведения, что это ирфил, но пока я не уверен, - она удивилась: не ожидала, что папа ответит. - Думаю, ирфилов достаточно. Но их очень тяжело найти.
- В скольких ты уверен? Сколько ирфилов точно есть?
- Четырнадцать. Или пятнадцать, если тот, в ком я не уверен, и есть ирфил. Самому старшему сейчас девять.
- А в ком ты не уверен? - продолжала расспрос Лура, надеясь выведать побольше, пока отец это позволял.
- Так, один малец из энарийской знати. Его родители очень хорошо прячут его силы, если таковые имеются.
- Среди энарийской знати? - девушка обомлела. - Разве ирфилы не рождаются в естественной среде только в Каилфе?
- Это энатры, Лура, - отец снова засмеялся, вынуждая её морщиться: и зачем так громко смеяться? - Стереотип про то, что энатры сношаются со всеми подряд - не такой уж стереотип.
- А откуда остальные дети?
- Отовсюду, - фыркнул Золотая Маска, а Лура не стала продолжать спрашивать. - Только, сожалею, они сильно бездарны, чтоб найти Ифтарлан. Скорее его разыщут эти горе-исследователи - а я уверен, что сейчас все начнут искать Ифтарлан, - продолжал он с явной насмешкой. - Уверен, энатры поставят на Бэвелтена Соугларли или на его бездарного племянника - Дейлена Лайли. Лумфары... ну, у них с этим сложно. Гроуники будут питать надежды на Варлана Поулуна. Эти чокнутые оскфелы будут надеяться на каждого из своих исследователей. Малочисленные расы в этой анархии участвовать не будут - они поумнее этих идиотов, что услышат часть легенды и, не разобравшись толком, тут же бросятся её исполнять.
- Возможно, ничего и не начнётся... - чуть неуверенно отозвалась Лура. - Да и мы-то знаем, что отыскать этот мир могут только ирфилы.
- Да, но не те, кто даже не знают, кто они такие. А если и знают, то всю жизнь прячутся, чтоб их не убили. Это убьёт в них всё магическое.
- И всё-таки, надежда есть.
Нехотя, но Золотая Маска согласно кивнул, прислонив к прорези на маске бокал с красным напитком. Явно не хотел признавать, что ирфилы непонятно откуда могли даже обойти в умениях учеников его непубличной и особой школы.
А Лура постаралась скрыть хитрую улыбку от плана, созревшего в её голове.
- Давай заключим договор? - сорвалось с её чуть дрожащих губ.
Папа глянул на неё с неподдельным изумлением, что вскоре сменилось ехидством. Поставив почти осушенный бокал на стол, он важно положил руки на колени и спросил:
- И какой же договор хочет заключить дочь с собственным отцом?
- У нас сейчас есть тридцать зрелых и двадцать два ребёнка?
- И семнадцать младенцев, - уточнил отец со скептицизмом.
- Давай, если эти тридцать погибнут, то новое поколение мы трогать не будем?
- Ты хочешь вместо них посылать этих бездарей с улицы? - иногда отец раздражал своей проницательностью. Даже озвучить свой план не позволял.
- Именно, папа.
- Ну... - в размышлениях начал тянуть тот, - предложение весьма спорное...
- У тебя есть лучше? Убить вообще всех наших? Тем более, ты сказал, что самому старшему из «не наших» уже девять. Приблизительно через три года он может попробовать. В конце-концов, мы ничего не теряем. Только дадим нашим пожить дольше, - начала распинаться Лура, желая любым способом убедить отца согласиться.
- А когда все эти бестолочи помрут?
- На Дорогу Смерти пойду я, - отчеканила девушка. - Если я тоже не смогу, то делай уже дальше что хочешь. К тому моменту у нас будет уже больше ирфилов. Продолжишь их посылать.
Кажется, отец вздохнул.
- Приму это предложение с поправкой - ты на Дорогу Смерти не пойдёшь, пока жив в этом мире хоть один зрелый или почти зрелый ирфил.
Уголки её губ едва не дрогнули - Лура с радостью не позволит себе умереть на этой проклятой дороге. Какой бы печальной и унылой её жизнь не была, она её ценила. Не хотелось закончить свой век ради заведомо обречённой цели.
- Я согласна.
- Хорошо. Хотя не могу сказать, что я совсем с тобой согласен... но так уж и быть. Если умирает тридцать человек - мы переключаемся на этих бездарей.
Стоило сил, чтоб не запрыгать от радости на стуле. Отец одобрил её план! Скрепя сердце, явно нехотя, но согласился...
Оставалось сделать так, чтоб он не забыл об этом. И существовал способ. Сложная татуировка с таймером. Она могла знать сколько угодно дат. А когда необходимость в ней пропадала, она легко выводилась из кожи, не оставляя шрамов.
- Мне нужна метка времени, - процедила холодно Лура, скрывая за мрачностью радость.
Папа на её высказывание едва не уронил бокал, который взял было обратно в руку. Установив его на месте, он сложил руки в замок и недовольно начал:
- Это очень сложное колдовство... и это мне надо узнать даты рождения каждого из этих бездарей. А у многих это не просчитать. Да и зрелость наступает в разное время.
- Хорошо... возраст в диапазоне от четырнадцати до шестнадцати лет. В любой момент. К этому возрасту все достигают зрелости.
Отец шумно вздохнул.
- Сделаем завтра вечером, - заключил он, стиснув зубы.
Щурясь и едва не плача от боли, Лура смотрела, как на груде веток горело замотанное в ткань тело очередного бедолаги. Его, как и всех, собирали по частям. И, как и всех, замотав в ткань и щедро облив горючим, оставили гореть. Обычно это делали без её ведома... ныне же ей не повезло оказаться поблизости. Пришлось пойти из принципа отдавать честь усопшему. Смотреть на проклятый сильно яркий огонь, разъедающий ей слизистую. Особенно на фоне полутьмы ночи.
Воняло горелой плотью, тошнотворным горючим и деревом, но от запаха она не морщилась. Ароматы разносились ночным ветром по лесу, почти не задевали её ноздри. Или так казалось на фоне боли, что испытывали глаза.
Душевная боль отсутствовала. Она пропала уже давно. Ирфилы умирали всегда - такова их участь. Стоило перестать принимать их за людей, а за ресурс, пускай и ценный, и больше боли не было. Много лет назад умерли все тридцать зрелых ирфилов её отца, - как она и ожидала, - и обещание сдержали: остальных оставили в покое. Но ещё год-другой и очередь дойдёт до тех, кому она жизнь продлила на долгие годы.
Оставалось очень немного ирфилов, прозванных отцом бездарными. Она их из года в год отлавливала, обучала, а затем отправляла на смерть. И как бы она не пыталась тянуть время, эти бедолаги были обречены. Все до единого.
Как звали того, что горел ныне перед ней, она даже не помнила. Кажется, Ат. Или Аф. Может, Оттэ. Она не заостряла внимания на именах смертников.
Почти ровно десять лет назад, в тот момент, когда она заключила сделку с отцом, она и не думала, как сильно это её ожесточит. Лура надеялась, что всю работу выполнят за неё. Но Золотая Маска отказался иметь хоть какое-то дело с этими бездарями. Поручил все невзгоды на неё и помощников, что сменялись из раза в раз. В основном они только собирали тела погибших и хоронили их. Всё остальное выполняла она. Жестоко и чёртовски несправедливо.
Когда тело объяло пламя целиком, Лура отвернулась. Сильно ярко. А заодно руку засаднило.
Она подняла к глазам запястье. Её ничем не примечательная на первый взгляд татуировка в виде бабочки стала видоизменяться и загорелась, как фонарь.
Когда свет потух, на месте бабочки появилось имя ирфила, его возраст и как его найти.
Лура вздохнула - ещё предыдущий смертник сгореть не успел, как татуировка стала завлекать её искать следующего несчастного. Хотя хотелось просто её проигнорировать - дело гиблое. За десять лет с момента появления метки на её руке, так никто Ифтарлан и не нашёл.
Но, может, хотя бы спустя десять лет удача будет на её стороне?