Девиант

     Бой за боем падал противник. Диас дышал тяжело, с бычьим нахрапом, наблюдая, как одно за другим мертвое тело уносят с арены. Положение, статус, связи были не важны, итог – смерть. Жуткие переломы со смещениями, вывихнутые конечности, гематомы и свернутые шеи. В каждом ударе была немыслимая сила, что росла вместе с его желанием не просто выиграть, а убить. Контроль окончательно потерялся во время второго боя. Стоило противнику не так посмотреть, подумать о чем-то гадком и ухмыльнуться так, словно бой уже был завершен в его пользу, и Диаса пробрало. Кластерные боли усилились, спазмы в пальцах стали непроизвольными, а голова задергалась, указывая на отклонения в психике. Эдакая сломанная марионетка, что существовала без кукловода и была не в ладах сама с собой.

     Наследник убил второго противника быстро, не стал тянуть, как с предыдущим. Силы в руках хватило, чтобы поднять его над песком, ухватившись рукой за горло. От медленной асфиксии лицо утонуло в синеве акварели, где смешались тени страха и ужаса. Булькающие звуки от скопления слюны играли предсмертную симфонию, заглушая хрипоту голоса от сдавленной трахеи. Диас знал противника, его звали Санчес. Он воровал у того, у кого не следовало – и вот теперь попался. Стоило отпустить – и человеческая шкура упала к ногам, задыхаясь от возможности снова дышать. Контроль пьянил. Стремление делать все самостоятельно и идеально – было его уделом. Но власть не даст тебе быть главным, если ты позволишь другому косо смотреть. Шаг к цели, шаг другой – и вот ты уже на распутье. Несколько секунд отделяет от непоправимого, но закономерного решения.

     Противник не успел встать с колен и спокойно увидеть свет, как его глаза накрыла тьма. Пальцы наследника впиваются в веки, прижимая глазное яблоко к костям орбиты. От давления под подушечкам что-то противно хрустит, звук напоминает раздавленную скорлупу. От нажима костяшки пальцев начинают неприятно зудеть, заставляя прекратить мучения: и свои, и чужие.

     — Возьми себя под контроль... еще один бой.

     Наследник взглянул на добитое тело, а затем перевел лишенный раскаяния взгляд на пришедших вышибал. Вновь уносили чьё-то тело. Вновь это это был не он. Диас всегда четко планировал, каким будет его следующий ход. Казалось, действовал бездумно, гряз в самоконтроле, но все было как обычно выверено до того хладнокровно и безупречно.

     Динамик шикнул предупреждением: следующий противник готов.

     — Вы пришли вовремя, госпожа Эббет.

     Магай лениво растянулся в своем кресле и предложил даме закурить, на что та лишь отмахнулась. Густое облако дыма повисло между ним и его спутницей, и он поспешил его развеять, чтобы взглянуть на лицо чародейки.

     — Что вы знаете о Диасе Коста, моя дорогая?

     Сухой остаток красного вина на дне бокала привел в чувство внезапно высохшее горло. Манерно прикрыв ладонью рот, господин директор откашлялся. Вряд ли то было волнение, скорее радость от долгожданной встречи. Стеклянное дно царапнуло по поверхности полупрозрачного стола, и Магай, растянув кончик усов, с выжидающим наблюдением уставился на спутницу.

     Она же его словно не замечала, смотрела прямо, придерживая ровную осанку. Пальцы немного нервно стучали по коленкам, пока взгляд наблюдал за расправой наследника.

     — Ничего о нем не знаю, — шепнула Кая, зная, что Магай всё равно её услышит. — Мы с ним незнакомы.

     — Но это не значит, что вы о нем ничего не знаете. Жажда до знаний выдает вашу натуру сполна всякий раз, когда я изучаю ваши работы. Несмотря на вашу несговорчивость, точно знаю: любопытство берет верх перед неизведанным, ведь каждая узнанная деталь – это защита, если её суметь правильно использовать.

     — Если вы так хорошо обо всем осведомлены, тогда и знать должны побольше моего.

     Парирующие ответы изрезали сердце Андриана Магая. Он скрытно улыбнулся и отвел взгляд к арене, а сам аккуратно склонил голову чуть в сторону, чтобы продолжать искоса рассматривать пепельные пряди чародейки. Оторваться от любования ею было не в его силах. В синеве барьера красота чародейки словно одухотворилась: хотелось прекратить невинные поглядывания через плечо и перестать искать причину, чтобы увидеть эти наполненные холодом блистательно голубые радужки. Боевой чародей привык действовать открыто, с искрой иронии, не скрывая истинного подтекста. Лишь наводящий флёр, что он опускал на ухаживания и флирт, были тонкой маскировкой, что не позволяла выдавать все чувства сполна.

     — Фелисия... Вы смотрите на этого безумца с мнимой сердобольностью. Что это: научный интерес или сублимация ваших чувств на происходящее?

     — Вы назвали это встречей, господин Магай, — холод блеснул в глазах Каи, когда она посмотрела на директора. — Говорите о деле, или я уйду.

     
     — Прямолинейность и неуступчивость вам к лицу, — Магай притворно вздохнул и через силу оторвал свой взгляд от чародейки. — Но не стоит забывать, что иногда нужно позволять себе... насладиться игрой. — Андриан выждал нужную паузу, прежде чем продолжить: — Диас Коста. Вы обратили внимание, как он сражается? Это не бой – это его исповедь. Каждый удар словно кричит: «Я ненавижу себя больше, чем вас».

     — Вы следили за всеми его боями, господин директор. Почему?

     Магай потянулся к портсигару, небрежно брошенному вблизи бокала, и вынул оттуда тонкую сигарету. Провел аккуратным движением от одного уголка к другому и наконец оставил фитиль между влажных губ. Яркий огонек вспыхнул, окутывая дымкой.

     — Мне нравится наблюдать за теми, кто любит разрушать себя. Это напоминает домашний театр. — Андриан стряхнул искрящийся пепел и наклонился ближе к чародейке. — Но вас интересует не это: не наследник, не происходящее здесь, не я. Вас интересуют пропажи. И, вероятно, какая-то конкретная. Я могу узнать, кого вы ищете?

     Кая лишь молчаливо поджала губы. Ложь расползалась ядовитой и липкой паутиной, затрагивая всё и каждого, с чем предстояло иметь дело чародейке. Девушка проскользила взглядом по уютной вип-ложе, не задерживаясь ни на одной вещи. Воздух пропах дорогим табаком, полированной сталью и синтетической свежестью кондиционированного кислорода. Над столами из черного стекла висели голограммы – полупрозрачные экраны с лихорадочными цифрами ставок и замедленными повторами ударов. От холода кожаного дивана хотелось ерзать, но Кая не шевелилась. Антураж кругом пленил, заставлял приглядеться, но она не могла всем этим насладиться, пока её мысли витали где-то далеко.

     — Боюсь, что нет. — В решительном действии девушка сжала кулаки. — Господин директор, понимаю, с моей стороны это бесчестно: просить вас о помощи в то время как сама я не готова до конца быть с вами откровенной. Госпожа Эббет, моя мать... она сказала, что ваши связи могут мне помочь. Но я пойму, если вы откажете в содействии.

     Магай молчал. Лишь продолжал восседать в кресле, выпуская ровные колечки дыма. Кая наконец решилась взглянуть на него и поймала себя на мысли, что сейчас директор напоминал истинного натурщика с филигранной внешностью и манерностью, свойственной лишь ему. Его неприкрытой вуалью была внешность – чуть грубоватый нос с дерзкой горбинкой придавал не уступчивой деликатности. Золотисто-янтарные глаза обрамляла чуть смазанная растушевка слизистой. Незаметная родинка над верхней губой придавала легкого шарма, сглаживала четкие скулы и острые контуры лица, где успели появиться легкие морщинки от возраста. Он сидел здесь, готовый помочь, воспользоваться связями и найти решение, но не спешил. Анализировал, цинично расставляя приоритеты и возможности, что могли пойти ему на пользу.

     Перекинув сигарету из одной руки в другую, господин директор спрятал пальцы во внутреннем кармане. Спустя мгновение достал оттуда пожелтевшие листовки и кинул их на стол.

     — Три года назад Левьера разбрасывала их, как конфетти, — он отделил бумажки друг от друга, когда Кая принялась поочередно рассматривать каждую. — «Ищем трудолюбивых. Хорошая оплата. Деньги за короткий срок». Забавно, не правда ли? Их не было в столице. Листовки были разбросаны только на окраине острова: в портах, шахтах, в Клоаке... местах, не столь отдаленных, но так не похожих на нашу Левьеру.

     — Вы утверждаете, что исчезновения связаны с этим? — Кая скептично выгнула бровь. — Но какой прок вестись на такую дешевую рекламу, где нет никакой объясняющей информации.

     — Вот поэтому вы и здесь, моя дорогая Фели, — Магай направил на Каю два пальцы, между которыми догорала сигарета. Девушка закашляла от дыма, и господин директор поспешил убрать дымящийся фитиль в сторону. — Вы ничего не делаете просто так. За каждым вашим действием анализ. За каждым рассуждением – наблюдение. Вы задаетесь вопросами, прежде чем что-то сделать. Те, кто ведется на подобное, их не задают. — Мужчина откинулся на спинку кресла и пожал плечами. — Утверждаю ли я это? Нет. Лишь предполагаю, что совпадения – это язык богов. А боги, как известно, любят черный юмор.

     Поспешно собранные листовки Кая решила убрать в поясную сумку, но перед этим просканировала каждый лист. С этим предстояло еще разобраться, но не сейчас – в Академии её ждала Вайолет. Чародейка встала на ноги и отряхнула не успевший помяться плащ. Поклонилась.

     — Пожалуй, я пойду. Спасибо за информацию, господин директор. — Девушка собиралась уйти, но вспыхнувшее внезапно любопытство взяло верх: — А вы? Не собираетесь на праздник?

     — Чуть позже, — Кая проследила неотрывно, как мужчина крутанул кончик усов и как его губы растянулись в полуулыбке. — Пафосные речи я слышу каждый день и уверен, что и в этот раз не пропущу что-то новое. А вы... — он склонил голову набок, рассматривая перьевой веер на плече девушки, — будьте осторожны. Мне бы не хотелось, чтобы следующая ваша форма оказалась траурным саваном.

***

     Искусственный ротанг был немного грубо связан и полоснул оголенную кожу на еще не зажившей спине. Диас развалился в кресле, смотря на миниатюрный био-платонов куб. Совершенно черная матовая поверхность была холодной на ощупь. Гладкие грани напоминали тленный омут, что завораживал неизвестностью и манил в темную пучину бездны. Если приложить руку к поверхности – она становится прозрачной. Диас так и сделал: коснулся обсидиановой стенки и увидел внутри сердце, что висело в невесомости.

     — Гравитационный стазис. Я угадал?

     Рядом скрипнула половица. Наследник не обратил внимание, продолжая разглядывать человеческий орган.

     — Сердце не стареет, так как время внутри замедленно, — Диас поставил на столешник куб, не отрывая взгляда. Его голос дрожал от одержимости, словно он готов был разбить стекло и схватить орган голыми руками. — Внутри наножидкость – она содержит микроскопические репликаторы, восстанавливающие клетки. Еще там действует квантовая синхронизация. Благодаря ей, сердце "помнит" ритм своего владельца и продолжает искусственно биться в его темпе.

     — А ты помнишь, что тебе необходимо подлечиться?

     Наконец Диас Коста перевел взгляд на старика. В дверях стоял Асклеп. Он был семейным врачом Дома Коста, "иссохшей веткой" – как про себя мысленно называл его наследник. Его седые волосы, собранные в строгий пучок, и пронзительные серые глаза выдавали человека, видевшего слишком много страданий, чтобы так просто терять самообладание. Даже запах в комнате изменился с его появлением – горьковатый аромат трав смешался с терпким дымом ладана, всегда сопровождавшим старика.

     Асклеп молча подошел и его тень накрыла куб, словно пытаясь оградить наследника от собственного безумия. Врач знал Диаса с детства — видел, как мальчик, разбив колени, бежал к нему, а не к отцу. Видел, как тот прятал слезы после первых тренировок, когда Корво называл его «слабым звеном». Теперь же Асклеп наблюдал, как яд одержимости разъедает юношу изнутри.

     Он протянул знакомую настойку с оранжевой жидкостью наследнику и попросил того выпить.

     — Пей. Отец волнуется. Ты на уши поднял всю Левьеру своей пропажей: знаешь ведь, что участвуешь в открытие праздника.

     — Мне все равно.

     Диас нахмурился, но взял склянку. Высушил до дна и откинул её в сторону. Небрежно вытер рот.

     — Где отец? Еще дома?

     — У него гости.

     Голос Асклепа напоминал трухлявый пень: изможденный годами, покрытый густым мхом с покореженным надрывом. От тембра веяло старостью и рухлядью. Диас поспешно поднялся, придерживая рукою измазанные в крови лоскуты.

     — Дай гляну, — Асклеп придвинулся и заботливо ухватился за талию наследника. Как и всегда осторожно, без напора, ведь знал, что из-за своего строптивого характера Диас Коста мог в секунду вывернуться и натворить дел. Но Диас не шевелился, и это позволило старику внимательно рассмотреть тело: — Ссадины не сходят, гематомы тоже. Уверен, что не хочешь их замазать?

     — Отец привык видеть нелегкие труды на моем теле, — Диас убрал руки врача и заговорчески улыбнулся: — Как мои, так и его.

     Врач повернулся к выходу, но на пороге остановился. Не поворачивая головы спросил:

     — Сердце в кубе... Чье оно?

     Диас не ответил. Асклеп кивнул, словно и не ждал иного, и, шурша по паркету босоногими шагами зашел в дом, оставив наследника наедине.

     Левьера постепенно утопала в глубокой синеве вечера. Элитный район поражал своим великолепием. Вдоль улиц тянулись ухоженные кипарисы, они плавно огибали аллею, ведущую к центральной площади. Фонари висели чаще и утопали в свете сотен инсталляций, образуя сверкающую паутину над головой. Их алый свет смешивался с ароматом шалфея, сочащегося из еще открытых публичных мест, где звучали хмельные напевы жителей.

     До начала праздника оставалось немного.

     Дымок из труб сливался с туманом и нависшей духотой, – Левьера была пронизана водой, как венами, мосты здесь лавировали между берегами, а отражения фонарей в черной воде дробились на тысячи осколков. На другом конце улице еще не закрылся прилавок – от него веяло сладкой копченой паприкой. Но истинное волшебство начиналось в переулках, где фонари становились реже, а тени – гуще.

     Тишина вела Диаса знакомыми улицами. Он свернул в узкий переулок, где стены домов почти смыкались над головой, и отправился к дому. Из-за суматохи праздника не хотелось ни с кем пересекаться. В переулках фонарей было меньше, а весь народ скапливался в центре в ожидании роскошного фуршета и представлений.

     Перед глазами наследника предстал рекламный щит, мелькающий лазурными волнами. NexGen Loyalty Systems – бегущая строка хвасталась новыми нейроимплантами «для вашей безопасности и комфорта». Надпись сменилась портретами трех влиятельнейших членов инвесторских Домов: слева Дебора Эббет в шелковых тканях, Шайло Мамонс справа с образцом мрамора и в центре Корво Коста. Отец смотрел вдаль, как диктатор, сошедший с выгравированного барельефа. Важность вида выдавала в нем ключевого инвестора, который спонсировал целый остров, уделяя особое внимание Левьере и выстроенным над ней воздушным Академиям. Образовательная монополия позволяла ему контролировать всю инфраструктуру Мраморного острова, следить за образованием и вносить коррективы в неугодные проекты.

     Диас замер. Голограмма Корво ожила, повернув голову в его сторону. Биометрический сканер в щите уловил движение рядом, и отец улыбнулся — холодно, как алгоритм.

     — Добро пожаловать, — прозвучал записанный голос.

     — Иди к черту! — прошипел Диас и рванул за переулок.

     Щит рассыпался на пиксели и уже показывал подготовку к празднику: толпа ликовала под дождем из конфетти и происходящее на площади напоминало бурлеск – дети бегали по площади, раскинув руки в стороны, и наблюдали за парящими грифонами в малиново-ночном небе.

     Диас влетел домой стремительно. Ослепительно-черные стены из полированного мрамора были пронизаны золотыми жилами. «Хрустальный левиафан» – гордость Корво Коста. Воздух внутри был густым от жары, несмотря на работу скрытых вентиляторов. Диас вошел через черный вход, успокаиваясь и ощущая родной дом незнакомой крепостью. Послышались разговоры – в соседнем зале, за резной ширмой, отец обсуждал с гостями систему квот.

     Диас цокнул языком и усмехнулся:

     — Паразиты в костюмах.

     Наследник свернул на кухню. Повар в белоснежном кимоно нарезал трюфели, когда Диас бросил на стол био-платонов куб. Глубокий и терпкий аромат нависал над теплом сковороды, где по дну каталось растопленное сливочное масло. От дымчатости несло земляничным бархатным шлейфом. Где-то в облаке прятались отголоски лесного ореха, едва уловимая сладость груши и щепотка черного перца. Живот стянуло моментально, как только Диас почувствовал вкусный аромат и вспомнил, как ничего не ел с самого утра. Наследник прислонил ладони к кубу, позволяя тому раскрыть матовые стенки, превращая их в полупрозрачный аквариум. Внутри плавало человеческое сердце, ритмично сжимаясь в питательном растворе.

     — Приготовь это.

     — М-молодой господин... это...
сердце дикого кабана? — Повар неуверенно присмотрелся к живому органу.

     — Не видишь разницы между свиньей и человеком? — Диас усмехнулся, подняв бровь. — Жарь с чесноком. Или ты предпочитаешь рассказать отцу, как воруешь трюфели?

     Повар побледнел, кивнул. Свет, исходящий от куба, упал на вены, что от страха вздулись на лбу.

     Диас отправился к себе в комнату – в душ, желая смыть остатки крови. Вода, горячая до боли, смывала липкие разводы, но не въевшийся запах смерти. Вспоминая косые взгляды на улице, наследник дернул головой. Он стоял под сильным потоком, разглядывая собственное отражение в замутненном зеркале. По идеально поджарому телу скатывались капли, тугие мышцы била крупная дрожь. Откуда ей взяться? На ребрах, чуть ниже сердца, проступали сине-багровые гематомы – свежие, как напоминание об «уроках» отца. Разорванные лоскуты валялись в углу. Диас вновь дернулся, вспоминая отца, и почувствовал, как у рта заиграла судорога. Пар заполнял пространство, превращая отражение в зеркале в мутное пятно. Он провел ладонью по груди, смывая остатки крови, и замер.

     Пальцы дрогнули, коснувшись ушиба. В ушах зазвенело.

     Голос отца, глухой, булькающий, словно из-под толщи воды, прозвучал над ухом:

     — Слабость – это роскошь, которую ты не можешь себе позволить.

     От испуга Диас вжался в стену, вода хлестнула его по лицу. Зеркало проступило сквозь пар, и он увидел себя – двенадцатилетнего, прижатого к кафелю в той же позе. Корво стоял над ним, придавливая тяжелой, массивной подошвой в неокрепшем корпусе желудок к хрупкому позвоночнику.

     — Не смей закрывать глаза. Наследник не прячется.

     Знакомая и уже такая привычная кластерная боль ударила точечно в висок. Диас схватился за голову, стараясь унять непрошенную мигрень, ногти впились в кожу. Его затошнило от запах мыла – такого же, как в детской ванной.

     — Ты разочарование, Диас. Всего лишь разочарование.

     Он зажмурился, но образы не исчезали: отец в дверном проеме, тяжелый каблук у горла, капли воды, смешанные с кровью на полу. Сердце колотилось так, словно готово было вырваться на волю из грудной клетки. Гематомы пульсировали, превращаясь в нетронутые кошмары, что копошились, словно черви, под кожей.

     Наследник ударил кулаком по кафелю на стене, да так, что стройная плитка покрылась витиеватыми трещинами. Боль в костяшках вернула его в реальность.

     — Я здесь. Я здесь. Я здесь... — шептал он, словно мантру, пока ритм дыхания не совпал со звуком воды.

     Открыв глаза, он увидел лишь пар и свое отражение – взрослое, аккуратное, целое, не похожее на отца. Гематомы все еще саднили, приводя торс в ненужный тонус. Диас вытер лицо полотенцем, наспех смочив промокшие дреды.

     — Отец будет в восторге, — хрипло усмехнулся он, натягивая шелковый халат поверх обнаженного тела.

     Диас спустился на первый этаж, оставляя на полу после себя влажные следы. Дверь распахнулась с грохотом. Наследник вошел вальяжно, неся в руках украшенную под подарок разноцветную коробку с бантом. Приглушенные блики света падали на его лицо, выделяя на смуглой коже белоснежную саркастичную ухмылку.

     — Простите за опоздание, — Диас поставил подарочную упаковку в центр стола, прямо между серебряных блюд с фруктами.

     Гости замерли. Затянутые в узкие смокинги и платья с высокими воротниками, они принялись перешептываться за столом, обмахиваясь пергаментными записками. Корво Коста сидел во главе, словно изваяние из того же мрамора, из которого был построен его дом. Его пальцы водили по резной ручке кресла. Он не шевельнулся на появление сына. Только левая бровь дрогнула, будто поймала невидимую нить.

     — Что. Ты. Творишь. — Корво чеканил каждое слово, сохраняя тон ровным, как лезвие. — Забыл, что сегодня ужин в честь подписания контракта с Домом Мамонс?

     — Напротив. Именно поэтому я принес подарок, — Диас раскрыл коробку под сомнительные взгляды гостей. Шурша разноцветной фольгой, наследник извлек оттуда еще один био-платонов куб. Радостно щелкнул пальцами по кубу, и вниманию всех предстало сердце, что испуганно сжалось, выдавив струйку крови. — Держите мой скромный подарок – сердце контрабандиста, которого вы искали и который крал наше серебро. Отказы не принимаю. Восхищенных взглядов будет достаточно.

     Тишина стала гуще. Кто-то сглотнул, другие – протяжно вздохнули.

     — Убери это. — Корво наконец поднял глаза. В них не было гнева, лишь холодная сталь. — И смени одежду. Ты выглядишь как клоун.

     Диас рассмеялся. Невинно, искренне, по-детски. Смех оставался бархатным. Местами его непосредственность граничила с наглостью, но такова была натура наследника Дома Коста.

     — Как клоун? — Он широко раскинул запáх халата, обнажив торс. На ребрах синели свежие гематомы и мелкие рубцы. — Как тебе «уроки стойкости»?Помнишь? Или думаешь, что контролируешь здесь все только ты? Но даже воздух в этой комнате фальшивый.

     Корво поднялся с кресла – тефлоновые ножки скрипнули от нажима по паркету,  и сделал шаг вперед, тень от его фигуры поглотила Диаса. Воздух ощутимо гудел от напряжения.

     — Когда же ты поймешь, что контроль является необходимостью. Без него остров разорвут на части. — Отец удрученно выдохнул, сжимая от усталости пальцами вспотевшую переносицу. — Ты играешь в несносного бунтаря. Но даже эта... выходка ничего тебе не дает. Ты все еще предсказуем.

     Диас отшатнулся. Его пальцы сжали край стола, выступив меловым раскрасом на костяшках.

     — Ты слаб. — Отец произнес это тихо, словно констатировал погоду. Не обращая никакого внимания на гостей, он твердо верил, что вел воспитательный процесс, на который наследник сам напросился. — Слаб, потому что позволяешь боли править тобой.

     — А ты силен, потому что ничего не чувствуешь? — Диас вновь рассмеялся, но ровно иначе, чем было несколько минут назад: грохочуще, безумно, злобно. — Поздравляю!

     Корво вдруг улыбнулся на резкие перепады сына. Холодная стужа растянула его губы в механический оскал.

     — Ты прав. Я не чувствую. — Он подошел вплотную, запахи химозы, ментола и стиральной марли обволокли наследника. — Но ты... ты чувствуешь слишком много. Я дал слово, что сделаю тебя сильным, и сдержу его. Я помогу с твоей слабостью.

     Пальцы Корво легли на гематому, самую большую, что грозовым облаком, облепляла тугой торс. Нажал до боли. Диас не дрогнул.

     — Знаешь, почему я разрешил тебе участвовать в боях и никак не помешал? — За сдержанностью Корво скрывалась сила – на руках проступили переплетения вен, что винтажным узором поднимались к длинным пальцам. Диас не повел бровью, он прекрасно знал, что отец был в курсе его поединков. — Чтобы ты понял: даже на дне ты мой.

     Диас вскипел, лицо исказила гримаса ярости. Тишину разорвал звон разбитого бокала, а следом на паркет полетел куб, глухо ударившись об пол. Стекло на нем треснуло и раствор смешался с вином. Все еще живое сердце, выскользнув наружу, забилось в алой луже, словно рыба на суше.

     — Наслаждайтесь ужином, — Диас смягчил свой тон и повернулся к дверям. — Впереди ждет праздник. Не задерживайтесь.

     Тон сквозь зубы просачивался ощутимо. Наследник вышел, оставив двери специально распахнутыми. Бесшумные шаги были на слышны. Лишь только силуэт младшего Коста скрылся в стенах многочисленных коридоров, в зале сразу задвигались стулья и зашептались гости. Корво поднял руку – и тишина вернулась.

     — Прошу прощения за эту сцену, — он машинально поправил манжету. — Наследник еще только учится сдерживать собственные эмоции. Всему виной – посттравматическое стрессовое расстройство. Но не переживайте, я держу это под контролем.