Глава 19
День 3894
Отдав команду погасить свет, Маршалл плюхнулся на кровать и вывел на потолок экран. Через несколько минут просмотра каталога новых фильмов-кроссоверов, выбор остановился на драме под названием «Неправильное имя». Синопсис обещал противостояние Шекспировского Ромео и злодея со странным французским именем на фоне альтернативной истории XX века. Подложив под голову подушку, Маршалл запустил фильм и приготовился посмеяться с «качественного» трэша.
Расположенный на плоскости потолка экран раздвинул границы и покрыл стены. Комната преобразилась под плотной голограммой. Он перенёсся в обставленную под старину гостиную, где лысый мужчина переговаривался через камин с кем-то из правительства. Стоило чуть отвлечься от авансцены, как картины на заднем плане оживились. Люди на них подмигивали и строили рожицы, привлекая внимание. Это точно то? Засомневавшись, Маршалл свернул фильм, но опровергнуть или подтвердить догадку не успел. Вместо экрана перед ним появилась полоска закатного неба между угловатыми небоскрёбами.
Он лежал на холодном асфальте, а вокруг туда-сюда сновали люди, громко возмущаясь. У Кейна новые фокусы? За все одиннадцать лет игры ИИ ни разу не позволял себе так грубо выхватывать их из пространства. Поднявшись, Маршалл растерянно застыл. На его глазах Главная улица быстро заполнялась, островки свободного места занимали новоприбывшие, пока тех совсем не осталось.
Заметив торчащий из толпы бритый затылок с узелком красной банданы, Маршалл стал протискиваться вперёд. Удобно, что он такой дылда.
— Мик! — окликнул друга Маршалл, подойдя ближе.
Тот обернулся и показал шаку.
— Додо не находил? Она вроде собиралась к Куралай в Пятый. Наверно, мудон высадил её где-то рядом, раз я из Первого тут.
— Впервые слышу от тебя осмысленное предположение.
— Пошёл ты! — усмехнулся Миккель.
Прошу внимания. С этого момента игра будет проходить по-другому. Правила изменились.
Голос Кейна звучал иначе. Никакой привычной мягкости, свойственной его речи во время объявления даже самых жутких заданий. Сегодня ИИ говорил безразлично и жёстко. Предчувствуя проблемы, Маршалл беспокойно переглянулся с Миккелем.
Каждый волен делать всё, что заблагорассудится. Наказания за проступки отменяются. Отныне тебе не нужно сдерживаться, когда хочешь кого-то ударить. Не бойся опять попасть в шахты или на лесопилку, Маршалл. Последствия твоих поступков сводятся лишь к тому, как отреагируют окружающие.
— Самосуд? Его космической радиацией ударило? — Миккель скривился, словно съел нечто кислое, и возмущённо всплеснул руками. — О! Или, может, он превратился в потакателя? Так увлёкся, что по ветру пакетом понесло. Все же суперинтеллекты так дичат. Кризис синтетической личности. Обычное дело.
Маршалл, по сложившейся традиции, протянул Миккелю кулак в знак хорошей шутки, хоть ничего из сказанного улыбки у него не вызвало. Внутри закралось опасение. Воображение рисовало мрачную картину постапокалиптического будущего, где господствовали хаос и страх. И самые нелепые остроты лучшего друга не могли развеять надвигающиеся тучи.
Вы будете получать задания каждые семь дней.
До этого храня молчание, толпа разразилась одобрительными возгласами, свистом и аплодисментами. Но Маршалл не спешил радоваться переменам, ведь Кейн никогда не закачивал обращения на хорошей ноте. Сладкий леденец, что ИИ обычно им протягивал, всегда оказывался с горькой начинкой. Сейчас же гадость в центре конфеты заменил яд.
Система наказаний так же изменилась. Все, кто не выполнит задание, будут вынуждены участвовать в боях.
«Бу-у-у!» — хором протянули собравшиеся, прекрасно понимая, что решение ИИ обжалованию не подлежало.
Одиннадцать лет они жили в утопии, и в один миг та обратилась в ничто. Радикальные перемены откатили их на задворки истории, где всё решало физическое превосходство. Сначала растят в теплицах, затем отправляют на войну. Сюр! Маршалл не мог поверить, что жизнь скопировала кино, скатившееся до псевдопостмодернистского искусства — фильмов-кроссоверов о выживании на пороге катастрофы.
— Сбегать с корабля уже поздно? — Миккель поправил бандану на лбу и мрачно усмехнулся. — Кейн совсем отлетел. Его постоянные рекорды в мудонстве, ух. Я бы записался на такие курсы, конечно, но... да. — Он потёр веки. — Теперь мы гладиаторы. Не как по истории, а как переврали. Круто.
— Ага, обожаю вкус крови во рту, — продолжил за друга саркастическую тираду Маршалл, стараясь отвлечься от перечисления в голове всех известных ему развитий такого сюжета. — Напоминает День рождение. И остальные дни на Земле тоже.
Миккель протянул ему кулак.
— У-у, друг, полегче.
В связи с новым методом наказаний, запрет на оружие снимается. У вас будет возможность калечить и убивать друг друга, как в реальном мире. Но я надеюсь на ваше благоразумие. Оружие требует самодисциплины.
Маршалл до боли сжал кулаки. Ты не можешь... Его разрывало от злости. То, что он ненавидел и хотел забыть, вернулось, грозясь ураганом смести всё на своём пути. Жестокость, что они должны были оставить в прошлой жизни, добралась до них спустя столько лет и вонзила когти в их очистившиеся от токсинов сердца. Вседозволенность всегда порождает хаос. После стольких загруженных книг Маршалл знал, что убрав жёсткие рамки, Кейн спустил с цепи Цербера. И сделал ИИ это с чётким намерением, понятным лишь ему одному.
Вашим первым заданием на новых условиях будет побег из города. В старых секторах под номерами с первого по одиннадцатый небезопасно. Для вас уже подготовлены укрытия в новых секторах на окраинах. Спасайтесь.
Небрежность и безразличие, с которыми Кейн отчеканил последнее слово, вводили в ступор. Угроза не ощущалась реальной. Спасаться? Да что ты несёшь! Понимая разумом, что опасность вероятно существенная, раз Кейн выбрал такую формулировку, Маршалл шёл на поводу у чувств, отказываясь верить словам ИИ. Затмившая сознание ярость подначивала сделать всё наоборот, отвергая доводы рассудка.
Скептические настроения в толпе перекликались с его мыслями, хотя в большинстве своём концентрировались на части о секторах. Казалось, что переход к анархии представлялся всем куда менее значительной проблемой, нежели потеря обустроенного жилища. Вокруг раздавались вопросы: «Это типа шутка такая?», «Так зачем нам бросать дома?», «А что с нашими вещами?»
Мало кто проникся серьёзностью туманной угрозы, да и разрешение оружия внушало обманчивую безопасность. Толпа начала расходиться.
Маршалл с Миккелем так и остались стоять.
— Побег из города, а? — Миккель хмыкнул и процитировал героя культового фильма-кроссовера с таким названием: — Будем бежать, стрелять и жевать жвачку. У нас же апокалипсис. — Он облокотился о плечо Маршалла и кивнул в сторону уходящих. — Ладно. Может тоже домой? Или мудон тебя убедил спасаться? Я на сто с тобой в любом случае. Не понимаю, что за цирк происходит.
Может не стоит, но пошёл он.
— Не убедил.
Двинувшись в потоке, парни добрались до конца Главной улицы и свернули к Шестому сектору. Один шаг через невидимую границу, и небо над их головами потемнело. Здесь ночь? Проснувшаяся подозрительность подсказывала ему быть настороже. Разум потихоньку возвращал назад контроль, заставляя ревущий гнев отступать. Отстав от друга, Маршалл остановился и уставился на стену. Та больше не пестрила ребяческими ругательствами. Гладкий бетон сменился грубой каменной кладкой. Чуть выше же растянулась сияющая голограмма с взрывающейся снова и снова стеклянной бутылкой. Откуда такие перемены?
— Что со стеной? Хочешь её ментально сломать об коленку? — засмеялся Миккель, подойдя к нему.
— Соблазняю, чтобы выведать секреты.
— Да она только появилась. Ещё ничего не знает. Пошли.
За следующим поворотом они обнаружили прежде не существовавшую развилку, встречающую их всеми возможными цветами. Количество голограмм увеличилось до масштабов психоделических галлюцинаций. Небоскрёбы напоминали доски объявлений в зоопарке, кричащие на всех известных языках. Оранжевые совы кружили вокруг блестящей вертикальной надписи «お前の考えは分ってる» (яп. я знаю, о чём ты думаешь), висящей над развилкой. На здании за ними порхала сотня колибри, выводя на фоне гор по несколько букв, повторяя их вновь и вновь. «Lo», «sie» и «nto». (исп. мне жаль) На соседнем парень с зелёной кожей и неряшливо накрашенным красным ртом танцевал балет над бегущей строкой. «амнавредитьнезаходитевовторойсектор...» — прочитал часть послания Маршалл. Прежде чем он успел понять суть, к нему обратился Миккель и сбил с мысли:
— Какой дикий апгрейд Ривер устроила, — глядя на высотку, превратившуюся в гигантский светящийся аквариум, произнёс Миккель. — Там что касатка? Люблю этих стайковых маньяков. Я тебе не говорил, но пару лет назад... или около того, тут слишком эфемерное время. Так вот, я купил сорок часов документалок про касаток. Немного помешался, да. Как до того с химией.
— Хочу забыть тот период. Сумасшедший учёный худший сосед. Все поверхности в формулах и постоянно воняет. Тайлер сбежал из-за твоих увлечений.
— Звучит как притон. Так жалею, что не додумался тогда варить нарко. Разбогател бы, у-у. И за твоего кота я извинялся раз пять, хотя вообще его не видел. Для меня он даже не Шрёденгеровский, а воображаемый. (Кот Шрёдингера — мысленный эксперимент, в котором кот, закрытый в ящике, находится для наблюдателя в суперпозиции: одновременно и жив, и мёртв. Герой неправильно интерпретирует его, имя ввиду, что кот одновременно существует и не существует.)
— Ага, вы с Додо ещё полгода потом шутили об этом.
— Не понимаю, ты всё ещё дуешься или нет.
— Сам не знаю, — передёрнул плечами Маршалл. — Тайлер был озлобленным клептоманом и крал мои вещи. Я так и не нашёл его нору.
Издав короткий смешок, Миккель поднял глаза к небу и вздохнул.
— А зачем мудон вытащил нас в центр? Я такую деву встретил. Тело в татуировках, длинные волосы, easy-goin' (англ. лёгкая на подъём). — Он присвистнул. — Вундешун. (иск. нем. wunderschön — прекрасно)
Опять.
Миккель любил мелкими штрихами обрисовывать партнёрш и их предпочтения, никогда не разглашая слишком многого, чтобы сохранить анонимность девушек. Подобные «постельные подробности» без конкуренции попадали на почётное второе место в списке худших вещей. Маршалл предпочитал пропускать их мимо ушей. Привычка переключать внимания уже дошла до автоматизма.
Уловив на периферии зрения движение кислотно-зелёного текста бегущей строки, он прочёл часть послания: «учшебегитеизгор...» Разум быстро отбросил лишнее и выделил слово «бегите» из буквенной массы. Ривер? Ответственная за Шестой сектор впервые не отозвалась. Пелена скепсиса, заставлявшая его не верить Кейну, стремительно рассеивалась, и в голове закрутились шестерёнки мрачных подозрений.
— Главная улица не относится к секторам. Раз в домах опасно, Кейн выбрал нейтральную...
— Стоп. Нет. Без оснований, не засчитывается. Раз опасность не доказана, и на нас ещё не нападали, всё тут 'кей. Да, Ривер сменила плитку. Но это же пф... Прекращай омрачать логическими цепочками.
— Ты делегировал мне ответственность. Уже забираешь?
— Ага, ночное время — моё время. Теперь я главный. Иди, пошей мне оранжевый костюм, прихлебала. — Миккель высокомерно задрал нос и приложил палец к губам, имитируя известный жест Ответственного за наказания. — Как же приятно быть гнилодушной задницей.
— Если я прав, ты платишь за оружие. И карту «гнилья» сыграть не получится.
— Но право выбора... — Миккель ткнул себе в грудь пальцем и подмигнул другу.
— Без боевых летающих касаток.
— Кайфолом.
До дома оставалась лишь пара кварталов. Разглядывая голограммные творения Ривер, парни лениво болтали ни о чём и обо всём сразу. Миккель рассуждал о странной политике Кейн, о том, что всё легально, если делать самому, когда огни погасли. Улица на пару секунд исчезла во тьме. «Я ДУМАЛА, МЫ ДРУЗЬЯ», — загорелась надпись на небоскрёбе в конце дороги. В тишине раздалось несколько тихих всхлипов. «Я ГОВОРИЛА УХОДИТЬ, НО ВЫ ВСЁ ПРОИГНОРИРОВАЛИ», — появилось на здании слева, осветив парней ярким зелёным светом. Ривер, что происходит? Вместо ответа вспыхнула очередная надпись: «Я НЕ ХОТЕЛА ПРИЧИНЯТЬ ВАМ ВРЕД. ВСЁ ЕЩЁ НЕ ХОЧУ». Тишину вновь нарушили всхлипы. Она плачет?
Маршалл с Миккелем почти синхронно попятились назад. Ситуация стремительно обострялась, но они медлили. Ривер стала для них старшей сестрой с самого первого дня в игре; кем-то родным и важным, нежели рядовой подпрограммой Кейна, контролирующей один из городских секторов. Очеловечив её, они совершили непростительную ошибку.
Когда всхлипы прекратились, улица вновь погрузилась во мрак, и заиграла противная электронная музыка, напоминающая наложенные на сипящие биты звуки шлифовки металла. Вместе с ней на всех высотках появилась одна и та же надпись: «ДРУЗЕЙ НУЖНО СЛУШАТЬ. МОЖЕТ, ЕСЛИ Я УБЬЮ ВАС, ВЫ ЗАПОМНИТЕ ЭТО».
Игра никогда не поощряла медленных взвешенных решений, и получив недвусмысленную отмашку к старту, Маршалл и Миккель стремглав понеслись назад, где ещё светили неоновые огни. В их бегстве не было страха. Лишь предусмотрительность.