Дороги власти

Глава10. Узысемьи

Лойс сидел на полу, привалившись к стене, и уставился в массивную металлическую дверь, за которой его заперли. Комната была небольшой, но обставленной с необычным вниманием к комфорту: кровать с ровно заправленным покрывалом, тяжёлый деревянный стол, два простых, но крепких стула. Ни окон, ни часов — только ровный искусственный свет под потолком, не дававший ни тени, ни надежды.

Внезапно замок с глухим щелчком повернулся, и дверь распахнулась. На пороге появился один из драков — угрюмый, с пепельно-серой чешуёй и вертикальными зрачками, как у рептилии. Его голос прозвучал неожиданно мягко, почти издевательски:

— Принцеска... — он усмехнулся. — Узнаёшь?

За его спиной охрана втолкнула в комнату мужчину. Высокий, широкоплечий, с тёмными кольцами под глазами — Даниэль Агатти, телохранитель, известный многим как Песочник.

— Где-то виделись... — произнёс принц, потирая запястье. — Только вот никак не могу вспомнить, где именно...

— Дерзишь, значит? — спросил солдат, приподнимая бровь. — Что ж, дружок твоего папаши погостит с тобой часок-другой, пока ему готовят личную камеру. Будет время познакомиться... раз не припоминаешь.

Драк хмыкнул и вышел, дверь за ним закрылась с тяжёлым металлическим стоном, словно заключая не просто людей, а их прошлое и будущее в одной капсуле.

В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь лёгким гудением систем вентиляции. Ни окон, ни часов, ни намёка на время — как будто сама реальность здесь застыла в ожидании приказа. Воздух пахнул железом и чем то животным, реплиями.

— Как ты, Лойс? — первым заговорил Агатти, опускаясь на край кровати.

— В порядке, — отозвался юноша, пожав плечами. — Попался из-за пары легионеров. Забавно, да?

— Хороший король ценит своих людей, — сказал Песочник, опершись локтями о колени. — Это твоё время — учиться, ошибаться... и показать отцу, что ты не лентяй. Возможно, однажды ты займёшь его место.

— Как вы попали сюда? — быстро сменил тему Лойс, опустив глаза.

— Быстрее, чем хотелось бы, — произнёс Агатти, и в его голосе проскользнула едва уловимая досада.

— Да уж, — вздохнул Лойс. — Вы, Даниэль, человек общительный.

Песочник не ответил. Он встал и прошёл к столу, поставил руки на поверхность, будто прислушиваясь к вибрациям, которые никто, кроме него, не мог уловить. Он думал. Всё происходящее — не просто плен. Это возможность. Возможность узнать структуру, ритм, слабости противника. Главное — передать информацию в Голдлэнд. Каким бы надёжным ни казался этот серый, глухой монолит стен, он знал: нет непроходимых тюрем. В отличие от Лойса, которого мир знал не по воинским заслугам, а по новостным заголовкам о скандалах, вечеринках и ночных арестах.

Тем временем, в другом крыле дворца, Император Бэнедикт вошёл в Зал Совета. Его шаги отдавались эхом под сводами из чёрного мрамора. Он был высоким, крепким драком — кожистые пластины его брони плотно прилегали к телу, но при этом двигались с почти кошачьей грацией. Его чешуя была угольно-чёрной с металлическим отливом, двойные рога отбрасывали острые тени на стены. Белоснежные, безупречно ровные зубы слегка поблёскивали из пасти, и почему-то это не вызывало отвращения, скорее — восторг, страх, благоговение. Он был воплощением силы, власти, звериного величия.

Император занял своё место за парящим в воздухе овальным столом. Его оранжевый пиджак — эксцентричный, как и сам он — резко контрастировал с мраком зала. Вскользь поправив лацкан, он заговорил:

— Господа, приветствую.

Он не ждал ответов и сразу продолжил:

— Перейду к делу. Нам удалось ликвидировать нескольких Идентов Голдлэнда, пятый и второй легионы, а так же всю армию королевы Бетти. Это первая проверка эффективности Синевы — и она пройдена. Следующая цель — Фанару. Планета, где укрывается Шестой Легион. После победы мы направим взор на сам Голдлэнд.

Он выдержал паузу. В его голосе звучал холодный огонь.

— Пока я займусь штурмом Фанару, ваша задача — выяснить, как пробить "сферу" города. Без этого говорить о покорении — смешно. Это всё.

Политики и советники согласно кивнули. Некоторые переглянулись, но молчали — при Бэнедикте спорили редко.

Император плавно поднялся, и направился в свой кабинет — просторный зал с высоким потолком, затянутым полупрозрачной тканью, сквозь которую пробивался мягкий оранжевый свет. Здесь не было лишних предметов: только массивный письменный стол, интерактивная стена с проекциями космических систем и кресло, больше напоминающее трон. Он опустился в него и на миг прикрыл глаза.

Через несколько минут двери распахнулись, и в кабинет ввели пленника. Даниэль шёл сдержанно, спокойно, но в его глазах читалась настороженность. Несмотря на наручники он держал спину прямо и взглядом не избегал Императора. Его жестко усадили на низкую табуретку. Она скрипнула под давлением, но Агатти даже не шелохнулся, пристально глядя на Бэнедикта.

— Приветствую тебя, Даниэль, — негромко произнёс Император. — Очень рад наконец встретиться лично.

Он протянул руку — огромную, покрытую мелкой чешуёй, с когтями, отполированными до блеска. Агатти секунду не двигался. Потом медленно поднял свои закованные запястья и пожал протянутую лапу — сдержанно, твёрдо, но без вызова.

— Как думаешь, — Бэнедикт говорил почти ласково, растягивая слова, — угроза твоей жизни... и жизни малого, заставит Назарини открыть купол?

— Нет, — твёрдо сказал Даниэль. — Сравнили нас двоих и двенадцать миллиардов жителей.

Император склонил голову, будто соглашаясь. Он улыбался, но глаза оставались холодными, хищными.

— Очень, очень грустно, — произнёс он почти шёпотом. — Прям печалька... понимаешь?

Агатти ответил не сразу. Он посмотрел на свои наручники, потом снова встретился взглядом с Бэнедиктом.

— Если бы я мог, я бы перерезал вам горло, мистер Бэнедикт, — произнёс он без тени эмоции, спокойно, будто обсуждал погоду. — Но, к сожалению, браслеты на руках не дадут этого сделать.

Наручники на Даниэле были не обычными. Их внутренний слой содержал микроскопические капсулы с активной синевой. Такая технология использовалась исключительно для захвата и удержания так называемых идентов. При активном контакте с кожей Синева блокировала всплески энергии значков и даже частично искажала память боевых рефлексов. Иначе сдержать кого-то вроде Агатти было бы просто невозможно.

— Ты прав, друг, — усмехнулся Император, запрокидывая голову назад. Его смех был коротким, низким, почти урчащим. — Клевая технология, согласен? Заставляет даже таких, как ты, сидеть смирно.

— Вы всегда заканчиваете предложения вопросом? — спросил телохранитель, даже не моргнув.

Бэнедикт изогнул губы в усмешке:

— Хм... когда как. А тебе не нравится?

— Увы, — сказал Даниэль, — я бы предпочёл вернуться в камеру. Там стены меньше говорят.

Император молча всмотрелся в лицо пленника. Он будто искал трещины в его взгляде, хоть крупицу страха, мольбы, отчаяния. Но находил лишь твёрдость. Упрямство. Железо.

Он махнул рукой:

— Как хочешь.

Охрана шагнула вперёд. Один из солдат коснулся плеча Агатти, но тот встал сам, не дожидаясь приказа. На выходе он на мгновение остановился, бросив взгляд через плечо:

— Вы не представляете, как много вы уже проиграли, просто пытаясь понять Голдлэнд.

***

Назарини сидел в тишине своего рабочего кабинета, опершись локтями о массивный стол из белого алтерийского дуба. На лице застыло выражение сосредоточенности, взгляд скользил по голографическим картам, тактическим схемам и отчетам, будто ища в них неочевидную, но жизненно важную деталь. Он размышлял — не о планах наступления, не о численности армий, а о логике противника. Всё происходящее было слишком прямолинейным, почти вызывающе дерзким. Что скрывается за этой бравадой? И какой следующий шаг сделает противник?

Сделав выбор, он передал приказ отозвать легионы с внешних периметров и стратегических точек, сосредоточив все силы на обороне самого Голдлэнда. Это было рискованное решение, но лишь уравновешенность и хладнокровие могли спасти их в грядущем шторме.

Король выдохнул, позволив себе редкий момент расслабления. Он закрыл глаза и прислушался к тишине — столь же плотной и тяжелой, как бронированная стена.

Но тишину внезапно нарушил быстрый стук каблуков и почти беззвучное открытие двери.

В кабинет, как буря, влетела Акира — его младшая дочь.

Её золотистые волосы, уложенные в небрежные волны, спадали до плеч и мягко сияли в свете ламп. Огромные, небесно-голубые глаза — точь-в-точь как у Назарини — сверкали тревогой, словно в них отразилась грядущая буря. На ней было экстравагантное розовое платье с высокими разрезами, открывавшими тонкие бёдра, обтянутые чёрными чулками. Глубокий сердцевидный вырез подчёркивал хрупкость фигуры, а белая пушистая шубка, едва державшаяся на плечах, придавала её облику кокетливую дерзость, как у актрисы со старой обложки глянца — слишком эффектной, чтобы остаться в тени.

— Отец, — сказала она, мягко усаживаясь на край стола, — что с Лойсом? Когда ты его вытащишь? — Голос её дрогнул, но быстро вновь обрёл привычную браваду.

Назарини сдвинул брови, устало переводя взгляд на дочь.

— Здравствуй, Акира, — произнёс он сдержанно. — Насколько я знаю, он жив и невредим. Надеюсь, скоро ты сможешь его увидеть. Но... Что это, чёрт возьми, на тебе?

Акира скривилась, сделав наигранно-драматическую рожицу:

— Трендовая одежда, пап. Меня волнует брат, а не твои строгие папские нравы.

— Я тоже переживаю, — тихо сказал он. — Но, поверь, не всё зависит от меня. И... как у тебя дела?

— Заибись, папочка. — Она хихикнула. — На прошлой неделе вышел новый мерч, и, как обычно, он в топах продаж. Фанаты в восторге, особенно от лимитированной линейки.

Акира уже несколько лет возглавляла один из крупнейших домов высокой моды в Голдлэнде, названный в её честь — Akira. Линии одежды, от кибер-гламура до футуристического кутюра, неизменно диктовали тренды и приносили колоссальные прибыли. Она могла позволить себе всё — в том числе и эпатаж, который многие лишь копировали.

— О, и смотри! — Дочь лукаво улыбнулась и чуть приоткрыла вырез на груди, показывая татуировку в форме глаза. — Глаз Бога. Он теперь всегда следит за мной. И, возможно, за тобой тоже, хе-хе.

Назарини потер висок и покачал головой:

— На мой взгляд, это пошло. Как и макияж. Это что, факи под глазами?

— Ну да. Знак внутренней свободы! — пропела она, демонстрируя под глазами символы, — Не будь занудой. Я же не политик, как твоя идеальная старшая дочь.

— А как там моя младшая, Наоки? — перевёл тему король, понимая, что спор будет бессмысленным.

— Как всегда, — пожала плечами Акира. — Сидит в апартаментах, рисует, шлёт мне эскизы для новой коллекции. Всё такая же тихоня, но по-своему очаровательная. Думаю, ей стоит чаще выходить в свет.

— Навещу её в ближайшее время, — с облегчением сказал Назарини.

— Уверена, она будет рада. — Акира поднялась с грацией модели. — Ну всё, мне пора. Ты давай там с Лойсом решай. Он мне нужен. Как минимум — как муз для фотосессии. Пока, пап!

Она не стала ждать ответа. Её духи ещё витали в воздухе, когда дверь уже захлопнулась, оставив Назарини в одиночестве и лёгком недоумении. Он устало опустился в кресло, глубоко вздохнув. Иногда политические заговоры казались ему проще, чем воспитание собственных детей.

***

В это время, где-то в глубине планеты Дым — королева Бетти сидела в уютной, но богато оформленной кухне. В комнате царила теплая, почти камерная атмосфера. В воздухе витали ароматы специй, поджаренного кунжута и мясного бульона. Ни одного окна.

Напротив Бетти в огромный деревянный стул втиснулся хозяин дома — Биткоиз. Он выглядел так, будто мог снести стену плечом, но при этом двигался удивительно ловко и уверенно, будто бы за ним стояли годы дисциплины и привычки к изысканному быту.

— Значит, Вертусу нужна помощь? — протянул он, держа в одной руке глубокую миску, в которой плавали яйца, грибы, водоросли и густой бульон.

— Он в сложной ситуации, — кивнула Бетти, поправив полы белого пальто. — Я не прошу рисковать жизнью. Просто... он рассчитывает на тебя.

— Я помогу, — просто сказал Биткоиз, пододвигая ей миску. — Только не лично. Опасно сейчас. Скажи ему, я буду на связи — дистанционно. Надёжная связь, проверенная. Как думаешь, сойдёт?

— Более чем, — улыбнулась Бетти и сделала глоток бульона. — Как вкусно... Ты всё такой же волшебник на кухне.

— Ну, старая подруга в гостях, как не постараться? — хмыкнул он. — Да и как откажешь королеве Льда. У нас тут профессиональная этика, знаешь ли.

— И бессовестное обаяние, — усмехнулась она, беря рисовый шарик. — Я помню, как ты соблазнял меня сладким сорбетом четыреста лет туму назад.

— Не я один, — он подмигнул. — А теперь ты у нас вся такая взрослая, серьёзная. Не ревнуешь Айлинь к Назарини?

Бетти на мгновение опустила глаза, слегка повела ложкой в чаше.

— Нет, — ответила она тихо. — Хотя, знаешь... иногда накатывает. Не ревность — скорее тоска. Ностальгия. Всё кажется таким... далёким. Но ты же знаешь, мы с Назарини расстались не из-за Айлинь.

— Ты тосковала по первому мужу, — мягко напомнил он.

— Угу, — кивнула она, не поднимая взгляда. — Некоторые потери не заживают.

— А как у них вообще? — с интересом продолжил Биткоиз, криво усмехаясь. — Твоя сестрёнка всё ещё в форме? Айлинь — та ещё штучка.

Бетти взглянула на него с лёгким укором, но улыбнулась.

— Да, она по-прежнему прекрасна. Такая же хрупкая, как цветок, такая же умная как боги. Между ними есть... уважение. Не знаю, любовь ли это. Но она знает, как с ним обращаться.

— Да уж, у Назарини вкус не меняется. Только самые сильные рядом.

Он замолчал. Тепло кухни, запах еды и воспоминания сделали этот вечер неожиданно домашним, даже несмотря на войну за пределами этих стен. Они ещё немного поговорили — о прошлом, о давно забытых историях, о дурацких песнях, которые пели в юности, и о том, как быстро меняется всё вокруг. Тёплый вечер в доме старого друга был почти нереален — как короткий сон посреди тревожного мира.

Когда пришло время возвращаться королеве вместе они прошли сквозь узкий коридор. По пути Бетти бросала взгляд на расставленные в нишах артефакты — покрытые пылью шлемы павших героев, осколок зеркала из Мира Забвения, искривлённый компас, якобы всегда указывающий в заданном владельцем направлении. Коллекция Биткоиза была безумной, он всегда был собирателем невозможного. Некоторые экспонаты стоили целые империи, другие — лишь жизнь. Дверей здесь не было. Как и окон. Дом словно жил по собственным правилам, отрезанный от остального мира. Они сново вошли в зал тот самый в котором стоял камин с черным пламенем.

— Береги себя, снежная королева. Мир стал слишком хрупким.

— Спасибо, — мягко сказала она. — Ты тоже.

Биткоиз провел ладонью по воздуху — и в следующую секунду тело Бетти затуманилось, словно растворилось в тонкой дымке. Она исчезла так же, как и появилась — без звука, без вспышек, просто... перестала быть здесь.

А через мгновение она уже стояла в старой телефонной будке, одинокой среди вечных раскатов грома газовой планеты Дым. Добравшись до айкара она быстро покинула это поистине странное место.

***

Хрупкая Королева Айлинь сидела в саду, раскинувшемся под пологом искусственного неба и купола. Лазурная гладь над головой ничем не отличалась от настоящей — даже солнечный свет прорывался сквозь облака так же мягко и нежно, как на родной планете. Вокруг пели птицы, благоухали редкие сорта роз, а влажный воздух был напоён ароматами лилии и лотоса. Искусственный, но безупречный рай.

Рядом на кованой скамье сидела её старшая дочь Хидеко, погружённая в экономические отчеты города. Девушка напоминала изваяние из мрамора: прямые белые волосы как у отца, черты лица — смесь утончённости матери и строгости логики. Азиатская внешность Айлинь передалась дочери в чистом виде, но в её глазах читалась решимость, которая с годами делала её всё более похожей на Назарини. На ней был строгий серый костюм и лёгкий белый тренч, подчёркивающий статус и холодную элегантность.

— Сколько времени мы уже здесь, в этом райском уголке под названием Голдлэнд? — тихо произнесла Айлинь, продолжая смотреть в небо.

— Триста лет, мама. Я чуть меньше. Рада, что родилась здесь и не видела того мира, в котором жила ты, — не отрываясь от книги, ответила Хидеко.

— Я тоже рада, — с мягкой улыбкой кивнула королева. — Как твоя магия?

— Отлично. Занимаюсь понемногу, больше для саморазвития. Сейчас важнее разобраться с поставками: запасов на складах хватит только до следующего цикла. Если не подстрахуемся, будет нехватка.

— Молодец. Вся в отца — всегда в деле. Я горжусь тобой, Хидеко.

— Спасибо, мама, — вновь спокойно отозвалась девушка, не прекращая чтения.

— Давно я не пользовалась своей... — начала было Айлинь, и на мгновение в её голосе промелькнула хрупкость.

— Магией? — спросила дочь, подняв взгляд.

— Да. С тех времён, как... — Айлинь замолчала, будто в попытке сдержать старые воспоминания.

— Тогда ты была ещё той коварной злодейкой, — усмехнулась Хидеко. — Хорошо, что те времена прошли. Насколько всем известно, твоя магия считается... не совсем законной.

— Да, — кивнула королева. — Но иногда... иногда тянет. Это как зависимость.

— Тьма всегда тянет, — ответила дочь с тихой задумчивостью.

Разговор прервал преторианец, подойдя почти бесшумно:

— Ваше Величество, вас ждут в Зале Совета по управлению социальными структурами.

Айлинь без слов поднялась, легко коснулась плеча дочери и скрылась за арочной галереей. Хидеко вновь осталась одна среди цветов и тени садов. Никто не подходил к ней. Только редкие прохожие — чиновники, учёные, иденты — сдержанно кивали в знак уважения. Она была одна, как ей и нравилось.

Тем временем, на другом конце дворца, в коридоре, утопающем в мягком фиолетовом свете, послышались лёгкие шаги. Тонкие пальцы скользнули по сенсору электронного замка. Панель отозвалась тихим щелчком, и дверь бесшумно скользнула в сторону.

Акира проскользнула внутрь, ловко скинув на ходу высокие каблуки. Мех её шубки прошуршал о стену, запах парфюма мгновенно смешался с лёгким ароматом ванили и черешни, витавшим в воздухе.

— Это ты, сестрёнка? — раздался из глубины комнаты мягкий голос, почти сонный, как шёпот шелка.

— Да, — улыбнулась Акира. Голос сестры всегда успокаивал её, словно тёплое одеяло.

В дверях появилась Наоки. Девушка с длинными, прямыми голубыми волосами, аккуратно собранными под светлый платок, казалась почти нереальной — будто вышедшей с живописного полотна. Одетая просто, но элегантно, она словно не принадлежала ни дворцу, ни войне, ни интригам — только своей семье, только им. Наоки была тихая, наблюдательная и эмоционально ранимая, но обладающая внутренней стойкостью. Предпочитала уединение, творчество и картины, редко появляясь на публике. Несмотря на внешнюю хрупкость, она обладала острым умом и преданностью семье.

 (иллюстрация сгенерирована нейросетью, это примерная визуализация)*

— Ты так быстро, — прошептала она, слегка растерянно, будто всё ещё не веря, что Акира здесь.

— Конечно быстро. Я ведь знаю, как ты не любишь оставаться одна, Нао, — Акира подошла ближе, мягко сжав ладонь сестры. — Ты вся дрожишь.

— Просто скучала, — Наоки опустила глаза, и в её голосе зазвучала пронзительная искренность.

Акира обняла её крепко, нежно прижимая к себе, успокаивая, как делала всегда, когда сестра нуждалась в поддержке. В их объятии не было ничего, кроме родственного тепла и понимания, — лишь попытка сохранить близость в холодном и жестоком мире.

Минуту спустя они уже сидели на кровати, закутавшись в мягкие покрывала, босые и умиротворённые.

— Я люблю тебя, Акира, — тихо прошептала Наоки, положив голову на плечо сестры.

— И я тебя, милашка, — отозвалась старшая. — Ты — моё всё. Если бы не ты... я бы совсем не выдержала.

Несколько мгновений они молчали. Только шум вентиляции и отдалённые звуки садов напоминали, что мир всё ещё существует.

— Папа сказал, что Лойс в порядке, — наконец сказала Акира, глядя в потолок. — Но они ничего не делают, чтобы его вытащить. Думаю, мне стоит отправить преторианцев, пусть займутся этим.

— Аки... они погибнут. Даже иденты не справились, — Наоки аккуратно прижалась плечом к сестре.

— Я знаю... — Акира сжала кулак. — Но я не могу сидеть сложа руки. Он один. Где-то там. И никто даже не пошевелится.

— Папа всё равно что-то придумает. Он... он просто не спешит. Он всегда так делает. Ты же знаешь.

— Иногда мне кажется, он думает, мы ещё дети, — Акира усмехнулась.

— А ты и правда иногда ведёшь себя, как девочка, — поддразнила Наоки, улыбаясь.

— А ты... — Акира тепло улыбнулась, глядя в глаза сестры. — Ты моя опора. Самая важная.

Они замолчали. Объятие снова подарило им спокойствие и тепло. Потом Наоки выскользнула из-под одеяла и достала планшет.

— Я вот для тебя нарисовала новый эскиз. Хочу, чтобы ты его увидела первой.

— Уже жду, — оживилась Акира, выпрямляясь.

На планшете загорелся контурный силуэт — высокое платье с асимметричным кроем, словно туман, растворяющийся в воздухе. Линии мерцали — ткань на экране будто жила. Эскиз был не просто модой, он был манифестом красоты в разрушающемся мире.

— Новый стиль, немного дерзости, немного надежды, — сказала Наоки. — Думаю, Голдлэнду это сейчас нужно.

Дом высокой моды «Акира» уже давно стал символом культурной силы Голдлэнда. Через образы, показы и ткани Акира говорила с людьми. Она умела превращать страх в вызов, тревогу — в стиль. Для неё красота была оружием.

— Это потрясающе, Нао. Ты снова превзошла себя.

— А ещё... — Наоки порылась под стулом и достала картину, написанную маслом. На ней волны разбивались о скалы, солёный туман вздымался и рассыпался в воздухе. Всё будто бы жило.

— Не понимаю, как ты это делаешь... — прошептала Акира, заворожённо следя за ритмом воды.

— Не знаю. У меня странный значок. Он до сих пор не раскрылся. Но зато я могу делать картины... живыми.

— Думаю, твоя сила — что-то большее, чем ты думаешь, — сказала Акира. — Может, однажды твои картины не просто будут двигаться. Может, они станут реальными.

— Когда-нибудь узнаем, — тихо ответила Наоки, прислонившись плечом к сестре. — А пока... просто рисуем.

И они вновь засмеялись, обнявшись, как две половинки одного целого. Несмотря на власть, войну и страхи, что кружились вокруг них, в этой комнате было то, чего не хватало всему миру — тёплая, безусловная любовь сестёр.