a_void

Величественные мраморные колонны Апостольской библиотеки нависали внеземными чудовищами над случайными зрителями. Массивные двери, будто состоящие из камня, навевали Алексу давно забытое ощущение. Он всё никак не мог идентифицировать его — это было что-то знакомое и одновременно такое далекое и давно забытое. Наверное, это было ощущение дома.

Он шёл в библиотеку без плана, думая, что он сможет понять, что делать на месте.

Идя по ступенькам, он никак не мог избавиться от мыслей про Алисию.

Что, если её вообще никогда не существовало? Что, если вместо Алисии был этот мистер Никто, с которым я умудрился поговорить в кафе? Ладно, я просто паранойю, это в принципе нормально, учитывая все приколы Завесы, но это не должно влиять на моё критическое мышление и на мою деятельность. Нужно выдохнуть. У меня есть две зацепки. Две фотографии.

Он ещё раз включил телефон и открыл фото. На него жизнерадостными и слегка хитрыми глазами смотрела Алисия.

— Что же ты прячешь?

Наконец-то он отвлёкся от неё и начал рассматривать задний план. И тут Алекс к своему изумлению заметил экспонат лебедей, скрывавшийся за силуэтом Алисии.

— Надеюсь, ты не спела свою лебединую песню.

Он довольно-таки быстро нашёл статуи — ему подсказал дорогу смотритель.

Рядом с ними была пожилая пара, которая увлечённо разговаривала на английском:

— Лебедь часто ассоциируется как переход между мирами, смотри этот, — мужчина показал на первого лебедя, — расправил крылья, что может означать саму жизнь, её начало, зарождение, здесь же, — мужчина указал на второго лебедя, — он в закрытой позиции, весь съёжился, свернулся клубком или же иначе увял.

— Это значит La morte non è fine, ma passaggio - Смерть — не конец, а переход? — спросил Алекс

Женщина и мужчина обернулись на него.

Женщина мягко улыбнулась:

— Именно так. Эта надпись раньше была под лебедями. Давным-давно. Но её стёрли. Слишком философская для туристов.

— Или слишком правдивая, — добавил мужчина с таким видом, будто знал больше, чем говорил. — Лебедь здесь — не просто птица. Он — хранитель тишины. А тишина, юноша, приходит либо перед великим откровением, либо перед концом.

Алекс молча кивнул. Что-то в этих словах зазвенело внутри, будто отголосок нераспознанного дежавю.

Он подошёл ближе к статуям. Первый лебедь действительно раскинул крылья, взгляд его был направлен вверх — туда, где высокий потолок терялся в тенях. Второй же, наоборот, свернулся, как будто прятался от чего-то. Или от кого-то. Между ними — мраморное основание с лёгким намёком на старую гравировку. Алекс провёл пальцем по шероховатой поверхности.

— Здесь что-то было, — пробормотал он.

Пальцы наткнулись на почти невидимый срез — углубление между плитами основания. Он оглянулся: пара уже уходила, будто исчезала в густом воздухе зала. Алекс осторожно надавил на срез — и в ответ услышал тихое, но ясное щёлк.

Плита под вторым лебедем дрогнула и чуть приподнялась. Он заглянул внутрь — тёмная полость, пахнущая пылью, книгами и временем. Внутри что-то лежало. Он аккуратно вытащил это.

Маленький пергамент, скрученный в тугой свиток, перевязанный чёрной ниткой.

Он оглянулся по сторонам. Но никто не обращал на него внимание.

Он развернул его. Почерк был древним, каллиграфическим, аккуратным. Слова были на латыни, но он узнал их.

"Vocem intus audi. Ubi finis, ibi initium."
Слушай голос внутри. Где конец — там начало.

И рядом — крошечный символ, судя по всему это был символ Завесы, нарисованный почти незаметными чернилами. Только с определённого угла он вспыхивал серебром.

Алекс посмотрел на лебедей снова. Один взмахивал крыльями. Другой уходил в себя.

Жизнь и смерть. Открытие и тайна. Бинарность — или обман?

Он почувствовал, как воздух изменился. Внутри него. Вокруг него.
Что-то началось.

И, возможно, он только что прошёл точку невозврата.

Алекс отошёл от лебедей, всё ещё ощущая на коже след их немой речи. Пергамент он бережно спрятал во внутренний карман куртки, будто это было нечто живое — пульсирующее, как сердце.

Он вернулся в главный зал. Внутри было немного людей, но каждый звук казался громче, чем нужно. Как будто Завеса здесь тоже действовала — просто тише, деликатнее. Алекс шёл вдоль стен, будто в полусне, пока не оказался перед одной из самых известных фресок Ватикана — «Афинской школой» Рафаэля. Он знал её, как знает своё имя: она была в учебниках, на плакатах в университетах, и тем не менее, здесь — вживую — она выглядела иначе.

Глубже. Опаснее.

Он подошёл ближе, и внезапно фреска перестала быть просто фреской. Взгляд Алекса скользнул по фигурам: Платон и Аристотель в центре, один указывает вверх, другой — вперёд. Теория и практика. Мысль и действие. Всё просто. И одновременно — нет.

Впервые он заметил то, чего раньше не видел: справа, чуть в тени, почти неразличимая фигура. Не та, что указана в справочниках. Что-то в её лице, в осанке... в слишком живом взгляде.

Эта фигура смотрела прямо на него.

Алекс замер.

Всё внутри сжалось.

Это невозможно. Рафаэль умер столетия назад. Всё здесь зафиксировано, описано, задокументировано. А это лицо... Оно двигалось?

Он моргнул — и фигура исчезла. Просто слилась с остальными. Или... снова стала каменной. Но Алекс уже знал: это была не ошибка зрения. Он повернулся к смотрителю, стоявшему неподалёку, и с каким-то странным голосом спросил:

— Эта фреска... когда она была реставрирована в последний раз?

— Несколько лет назад. В основном чистка. Но некоторые слои — да, обновлялись. Почему спрашиваете?

— Просто... показалось, будто она изменилась.

— Она всегда кажется разной. Зависит от того, с чем вы пришли, — сказал смотритель, и ушёл прочь.

Алекс снова взглянул на центр композиции. "Vocem intus audi..." — голос внутри. Он чувствовал, что он его слышит, просто пока не может расшифровать. Что-то в этой фреске... не даёт покоя. Как будто она — следующая дверь.

Где конец — там начало.

Может быть, не лебеди были целью. Может быть, они — указатель. И цель — здесь, в глубине, между слоями, между линиями Рафаэля.

Он сделал шаг назад, вдохнул глубже. В голове вдруг промелькнул образ Алисии. Но теперь — без привязки, без формы. Как будто она была не девушкой, а триггером. Сигналом.

Мир внутри начал меняться. И, кажется, он это допустил.

Он пытался собрать мысли в кучу. Что же ему делать? Куда сейчас идти? Всё что у него было — это кусок пергамента, цитата и неясный фантом, который он увидел. И то, скорее всего это иллюзия — мозг играет с ним в злые шутки, ведь он невыспавшийся, голодный, с небольшим джетлагом и на смеси кофеина и адреналина, проживающий этот день.

Его слегка похлопали по плечу. Алекс обернулся. На него смотрели хитрым взглядом голубые бездонные глаза.

— Ты правда думал, что будешь изучать окрестности один?

— Как ты меня нашла?

— Во-первых, я летела тем же рейсом, что и ты..

— Это невозможно, я бы заметил тебя!

— Я просто мастер маскировки, Алекс, не утруждайся..

— Так, стоп, это были твои сообщения на борту?

— Я была выключена весь полёт, и я тебе ничего не отправляла, а что такое? Что ты получил, Алекс?

— Ладно, давай чуть позже это обсудим.. Мне кажется для начала было бы неплохо поговорить о нашей прогулке по Ватикану, не зря же ты меня сюда притащила.

— Ты сам сюда притащился.

— Не без твоей помощи.

Она сделала шаг вперёд, и у Алекса на секунду закружилась голова. Воздух между ними будто сгустился. Пространство — немного дрогнуло. Не физически. Психически.

— Ты нашёл пергамент?
— Откуда ты знаешь про него?

Алисия промолчала. Её рука скользнула к мраморной колонне — легко, будто она здесь уже бывала не раз.

— Эта фраза, Алекс, — Vocem intus audi. Ubi finis, ibi initium. — это не просто послание. Это ключ.

Он ощутил, как пергамент у него в кармане словно отозвался. Как будто тёплая пульсация пробежала по коже.
— Ключ... от чего?

— От дверей, которые обычно не замечают. Даже те, кто тут работает. Даже те, кто читает больше всех.
— Ты имеешь в виду...
— Подземный уровень. Тот, что не значится в официальных планах.

Алекс замер.
— Есть тоннели?
— Есть кое-что глубже тоннелей. Но путь открывается не тем, кто ищет глазами. А тем, кто слышит.

Она смотрела прямо ему в душу. Алекс кивнул медленно.
— Что мне делать?

Алисия чуть улыбнулась.
— Иди к архивной секции. Стой у западной стены. Найди нишу с изображением святого Иеронима. Там есть трещина в мраморе. Почти незаметная. Вставь туда пергамент.

— А дальше?
— Голос внутри скажет.

Он взглянул на неё с долей сомнения.
— А ты? Ты со мной не пойдёшь?

— Нет. Я не могу.
— Почему?
— Потому что я уже проходила. И я до сих пор не уверена, вышла ли оттуда.

И с этими словами она просто... пошла прочь. Ни обернулась, ни сказала прощай. Алекс остался один, с пергаментом в груди и шёпотом фрески у себя за спиной.

И он пошёл.

Коридоры Апостольской библиотеки становились всё тише, тени — гуще. Алекс двигался, как будто не сам — его вёл тот самый голос внутри, которому он ещё не успел довериться, но уже не мог игнорировать. Стены больше не казались историческими, они будто дышали — живым мрамором, пропитанным веками.

Он добрался до архивной секции. Никого. Только лампы под потолком давали мягкий, почти музейный свет. Книги, карты, свитки — всё дышало тайной, но не тем, что он искал.

Западная стена. Ниша. Иероним в привычной позе, с черепом и пером. Алекс подошёл ближе. Дотронулся до холодного камня. Сначала — ничего. Потом — тонкая вибрация в пальцах. Он провёл рукой по мрамору. И нашёл её.

Трещина. Почти незаметная. Но она была.

Он достал пергамент. Рука дрожала.

«Vocem intus audi...»

Он вставил свиток в щель. Секунду — ничего. Потом — щелчок. Механический, сухой, словно старый замок, которому дали вторую жизнь. И стена... издала едва слышный выдох. Один из фрагментов мрамора начал медленно отодвигаться, открывая проход.

За ним — тьма. Не глухая, а живая. Шепчущая.

Алекс вдохнул. И вошёл.

Лестница была узкой, витой. Камень под ногами — гладкий, словно тысячи ног уже прошли этим путём. Воздух пах влажной пылью, воском и чем-то... металлическим.

На нижнем уровне было прохладно. Свет исходил от тонких полосок на полу — будто кто-то встроил сюда освещение, но очень давно. И всё же оно работало. Алекс шёл, как во сне. Или как в древнем ритуале. Ни один шаг не был случайным.

Первое, что он увидел — была дверь. Древняя. С рельефом, изображающим то, что он не сразу осознал. Фрагмент Завесы. Как на тех чертежах, что он видел на складе. Только здесь — в камне.

Он коснулся ручки. Та поддалась.

Помещение оказалось круглым, высоким, как купол, уводящий взгляд в темноту. В центре — пюпитр с раскрытой книгой. Рядом — стол из чёрного дерева. На нём — четыре предмета, каждый накрыт тканью. Вокруг — витрины, но стекло мутное, как будто само пространство пыталось что-то спрятать.

Алекс подошёл к книге. Страницы покрывали символы, часть которых он знал, часть — нет. Он провёл пальцами по краю и заметил знакомую фразу:

"Vocem intus audi. Ubi finis, ibi initium."
Слушай голос внутри. Где конец — там начало.

Видимо это было не просто посланием, а ключом, командой.

Он раскрыл одну из витрин. Внутри — манускрипт, подписанный "Experimentum Veilum. Alpha – 1."

Там было всё. Подписи. Коды. Схемы подключения к «шлему наблюдателя». Перечни жертв. И среди них — знакомые имена. Фамилии тех, кого Алекс уже не мог найти.

— Вот откуда Завеса знает всё, — прошептала он. — Её не просто написали. Её вырастили. Прямо здесь. Под ватиканскими фресками и молитвами.

Алекс открыл второй документ. Там была схема. Слова: PHASE III. OBSERVATIONAL INVERSION.

— Что это значит? — Алекс нахмурился.

— Это не наблюдение за объектом. Это когда наблюдатель становится объектом.

Он повернулся к Алисии.

— Я думал, что ты меня оставишь разбираться один на один

— Это было бы слишком бесчеловечно с моей стороны. Хочешь узнать, что такое фаза 3?

— Фаза 3 — это когда люди больше не изучают систему. А она изучает тех, кто её создал. Нас.

Он медленно снял ткань с одного из предметов на чёрном столе. Это был тот самый куб. Только древнее, из другого материала — будто он был выточен из метеорита. Внутри — сгусток света, переливающийся, как живой.

Куб дрогнул.

— Он... активировался, — прошептала Алисия.

На втором постаменте под тканью лежала маска. Почти идентичная той, что Алекс видел в лаборатории. Только эта — в ней было что-то звериное. Как будто она не для человека. Или — уже не для человека.

Алекс подошёл к третьему объекту. Он снял ткань и увидел зеркало — чёрное, тусклое, но не отражающее ничего, кроме... себя самого. Только в отражении он был в другом костюме. Белый халат. Символика Завесы. Искажённая ухмылка.

Отражение подняло палец к губам. Тссс...

Алекс попятился.

— Что это значит? — прошептала Алисия.

— Что мы опоздали. Фаза 3 уже началась.

Тьма в куполе сжалась, словно дыхание затаилось. Куб вспыхнул. Маска дрогнула. И зеркало — стало обычным. Ничего, кроме пыли.

— Нам нужно выбираться, — резко сказала Алисия. — Прямо сейчас.

Алекс посмотрел на пергамент.
"Слушай голос внутри."

— Нет. Ещё нет.

Он подошёл к пюпитру и положил на него пергамент. Страница книги перевернулась сама.

И на ней было только одно слово: "SCEGLI."
Выбери.

Алекс выдохнул. За ним — тьма. Перед ним — голос.

Где конец — там начало.
И Завеса теперь смотрела на него.

SCEGLI.
Выбери.

Слово не светилось. Не пульсировало. Оно просто... было. Как камень, как закон, как смерть.

Алекс сжал кулаки. В груди что-то дрожало — не страх, нет. Это было чувство, которое приходит, когда ты находишься слишком близко к правде. Когда ты слишком близко, чтобы повернуть назад.

— Если я выберу... что произойдёт? — прошептал он.
— Это зависит от того, что ты выберешь, — ответила Алисия. Она стояла рядом, но казалось, будто её голос звучит изнутри самой книги.
— Есть инструкции?
— Нет. Завеса не даёт инструкций.

Он закрыл глаза на секунду. Вспомнил всё. Исчезновения. Лабораторию. Соло.
И всё это как будто больше не имело значения.

Он снова посмотрел на книгу. И вдруг понял. Это не был выбор между правильным и неправильным.
Это был выбор между реальностью и Завесой.
Между наблюдением и участием.
Между памятью и властью.

— Я выбираю... — он дотронулся до страницы, — слышать.

Мгновение — и всё вокруг вспыхнуло светом. Нет, не вспышкой — растворением. Как будто стены исчезли, маска обратилась в пыль, а куб — в звёздную карту.

Голос прозвучал не снаружи, а внутри него:

«Ты слышишь. Значит, ты несёшь.
Ты несёшь — значит, ты связан.
Связан — значит, ты стал.
Теперь смотри не глазами.
А структурой тьмы.»

Он не успел ничего спросить. Всё стало одновременно прозрачным и бесконечным.

Он уже не стоял в зале.
Он был внутри него.
Внутри Завесы.

А за его спиной — осталась Алисия.

И шёпот:

"Теперь выберет она."

Алисия осталась в зале одна.

Слово на странице исчезло, будто его никогда не было. Пюпитр — пуст. Куб погас. Маска — вновь мертва. Зеркало отражало лишь её — бесконечно усталую, вжавшую пальцы в холодную поверхность стола.

— Алекс... — прошептала она. Но ответа не было. Его не было.

Завеса не позволяла звать. Только слушать.

Алисия сделала шаг к книге. Пергамент исчез, но на странице — уже новый текст. Не слово. Фраза.

"Non tutti devono sentire.
Alcuni devono vedere."

"Не все должны слышать.
Некоторые должны видеть."

Она выдохнула.
— Конечно, — горько усмехнулась она. — Конечно ты оставил мне это.

Подошла к столу. Провела рукой над маской.
— Ты выбрал путь через звук. Через голос.
— А мне... как всегда, достаётся зрение.

Она подняла маску. Та была тяжёлая. Теплая. Как будто ждала. Как будто... знала.

— Ты хочешь, чтобы я смотрела в Завесу. Лицом к лицу. Не как наблюдатель. Как её... зеркало?

Она надела маску.

И в ту же секунду —
зал исчез.

Мир рассыпался на фрагменты. Световые. Мгновенные. Слепящие.

Она стояла на перепутье. Всё было одновременно.
И мраморная колонна, и обгоревшая земля, и бесконечный коридор лаборатории, и лицо Алекса, и профиль Ключника, и глаза ребёнка, которого она никогда не рожала.
Тысячи лиц. Тысячи историй.

И только одна её собственная.

«Ты смотришь.
А значит, ты запоминаешь.
А значит... ты — память Завесы.»

И тогда она увидела то, что никто не должен был видеть.
Первую чертёжную линию. Первый алгоритм. Первый эксперимент.
Слово.
Из которого родилась Завеса.
И имя, стоявшее рядом.
Алисия.

Она сорвала маску. Закричала.
Но крик не отразился.

Всё снова стихло.
На пюпитре — новая надпись:

"SCEGLI TU."
Теперь выбери ты.