Кровь кальмара гибель правил

Га-ён. Сеул. Архив исчезнувших.

Она впервые увидела лицо отца через зернистый экран архивного терминала.

Изображение было старым, поцарапанным цифровыми искажениями, как будто его тащили сквозь песок времени. Он стоял в углу зала — на нём был красный спортивный костюм, слипшийся от пота и крови. Рядом — другие. Не личности, а цифры. Все одинаковые. Га-ён смотрела, как он шевелит губами, говорит что-то... но звука не было.

— «Звуковой слой утерян».
Надпись в углу экрана пульсировала, будто насмехаясь.

Она сидела в полной тишине, только шорох кондиционера за спиной, и ощущение, что комната слишком маленькая, слишком гладкая, как внутри гроба. Архив исчезнувших — место, куда больше никто не приходил. Легенды считались закрытыми. Правда была неудобной. А прошлое — товаром, который перестали покупать.

Отец...
Ки Хун.
Игрок 456.

Так звали его в базе. Настоящее имя было затёрто.
Файл помечен как: «Не рекомендован к изучению. Потенциально опасен. Психогенное воздействие.»

Га-ён улыбнулась, почти горько. Даже мёртвый, он всё ещё мог влиять.

Она не помнила его голоса. Только один кадр из детства — как он стоял у двери с плюшевым единорогом в руках и неловко улыбался, а потом... исчез.

Мать не говорила о нём. Никто не говорил. Его стерли из официальных записей, как пятно, которое никто не хотел признавать.

Но он всё равно вернулся.
Сначала — в снах.
Потом — в письме.

"Если ты это читаешь, значит они ещё не дошли до тебя. Иди в Неваду. Архив под кодовым словом 'SEVEN'. Там ты поймёшь."

Подписи не было. Но она знала. Это был его почерк.

⸻

Сэ-джи. Лос-Анджелес. Дом, в котором не разговаривают.

Отец всегда говорил:
— "Мы живём здесь, потому что никто не смотрит вверх. А значит — не увидит, кто ты на самом деле."

Сэ-джи не спрашивала, что он имел в виду. Она привыкла не спрашивать. В этом доме слова были как вода — холодные, текучие, исчезающие.

Ин-хо был странным. Слишком вежливым. Слишком точным. Он не смеялся. Не обнимал. Но всегда приходил, когда она просыпалась в слезах. Просто садился на краю кровати и говорил:

— "Ты здесь. Всё хорошо. Не вспоминай."

Но вот беда — она начала вспоминать.

Сначала — странные картинки. Маски. Куклы. Гигантские комнаты, залитые красным светом.
Потом — звук. Короткий, отрывистый голос, говорящий:

"Зелёный свет. Красный свет."

И однажды, роясь в старом ноутбуке, она нашла файл с надписью "456_CAM_14.mov".
Она щёлкнула — и увидела лицо.
Мужчину в красном костюме. Грязь на лице. Глаза — полны страха. Он держал на руках ребёнка. Девочку. И кричал:

— "Вы не заберёте её! Она не ваша!"

Рядом — человек в чёрной маске. Высокий. Статный.
Отец.

Сэ-джи отпрянула от экрана, будто обожглась. Мир стал слишком тихим. Её рука всё ещё висела в воздухе, будто она дотрагивалась до чего-то мёртвого.

— Кто я?

Вопрос родился сам. Глухо, как выстрел внутри черепа.

Позже ночью она спустилась в подвал. Отец сидел за старым проектором, смотрел на пустую стену. Он не обернулся, когда она вошла.

— Это был ты?
— ...
— Эта девочка... это я?

Он молчал. Только склонил голову. Медленно. Как приговор.

— Почему?
— Потому что я хотел, чтобы у тебя был шанс.
— А теперь?
— Теперь тебе придётся выбрать, как с ним распорядиться.

Он протянул ей флешку. Чёрную, как пуля. Без подписи.

— "Если откроешь — назад не будет."

⸻

Га-ён. Через неделю. Невада.

Солнце било в лобовое стекло, как паяльная лампа. Пыль въедалась в губы. Га-ён ехала по пустынной дороге, и каждый километр казался точкой невозврата. Навигатор молчал. Карта заканчивалась.

Но где-то здесь... был комплекс. Архив. Или что-то большее.
В рюкзаке — тот самый файл. Письмо от отца.
Внутри — тревога, тянущая живот, как перед прыжком с высоты.

Она остановила машину. Перед ней — бетонная стена, без ворот. Только один штрих — надпись краской:

"ТЫ УЖЕ ВНУТРИ."
Га-ён. Песок, который знает слишком много.

Она стояла перед бетонной стеной, будто перед зеркалом. Внутри — пустота. Снаружи — слишком много мыслей. Ветер трепал её волосы, пыль въедалась в зубы, а солнце давило на макушку, как вина, которую давно не признавала.

Ты уже внутри.

Надпись не обещала ничего. Не угрожала. Просто... констатировала факт.
Так всегда делают в таких местах — не спрашивают, хочешь ли ты войти. Просто ждут, пока ты поймёшь, что выхода уже нет.

Сердце било тревожно. Ладони — влажные. Она нажала на единственную кнопку у стены. Та отозвалась легким щелчком — и всё вокруг зашумело, как будто кто-то глубоко под землёй перевернулся во сне.

Проход открылся не громко, не эффектно. Он просто стал быть.
Как будто исчез кусок мира.
Как будто его и не было.

Внутри — тишина.
Серая комната. Пластик и сталь. И ни одного человека.

Лишь терминал.

Она подошла ближе.
На экране — только один вопрос.

"ЖЕЛАЕТЕ БЫТЬ ЗАБЫТЫМ?"
ДА / НЕТ

— ...что?

Она даже рассмеялась — неуверенно, как человек, которого застали в неловком сне. Пальцы дрожали. Это шутка. Или проверка. Или всё сразу.

Она нажала НЕТ.

Экран замер. Потом надпись исчезла. И появилось новое:

"ТОГДА ТЫ ОБЯЗАНА ПОМНИТЬ."

—

Сэ-джи. Воспоминания — это плесень

— Что ты знаешь о себе?

Голос в записи был чужой. Женский. Мягкий, но будто из подвала, где давно никто не дышал. Он звучал, пока видео шло на экране: кадры, на которых были дети. Смех. Крик. Залитые красным светом комнаты.

— Я... я не знаю.

Сэ-джи сидела в тёмной комнате. Но не от страха. От усталости. Отец мёртв. Убит собственным прошлым. Или — уничтожен той системой, которой он сам когда-то служил.
Он оставил ей только одно — возможность понять.

Она теперь знала, кто она. Девочка, которую вынесли из Игры.
Выжила. Не потому что была сильной — потому что была нужной. Или удобной.
И теперь — стала слишком неудобной.

На экране: череда лиц. Все стерты.
Файлы называются просто — «01». «02». «03».

Она нажала на первый.
Мужчина. Лет сорока. У него — лицо, будто уже похороненное. Он сидит в белой комнате, смотрит в камеру.

— Я пришёл сюда не за деньгами. Я хотел, чтобы меня не вспоминали.

— Почему?

— Потому что я сделал вещи, за которые не могу просить прощения.
Потому что если меня забудут — может, и я перестану помнить.

Сэ-джи выключила экран. Голова кружилась. Не от боли. От... тишины внутри.

Она поняла: таких, как он, миллионы.
И система не предлагала смерти.
Она предлагала забвение как освобождение.
И люди соглашались.

— Господи... мы сами это выбрали?

⸻

Га-ён. Серверная.

За терминалом дверь — открылась. Мягко. Почти заботливо. Внутри — помещение, напоминающее сердце машины. Стеллажи, экраны, кабели. Свет — ровный, ледяной. Здесь не чувствовалась жизнь.

Она нашла нужный сервер по подписи:

456_HIST.LOG[LEGACY]

Её руки дрожали. Она боялась не того, что найдёт...
А того, что больше не сможет это забыть.

Файл запустился.

На экране — отец. Молодой. Измождённый. Вся одежда в пыли. Глаза — полные страха.
Он смотрел прямо в камеру.

— Если ты это видишь... значит, меня больше нет.

Я не герой. Я не победитель. Я просто... выбрал жить, когда должен был умереть.
Я выбрал деньги — и предал всё, что было живым во мне.
Если ты моя дочь — прости.

Но если ты не простишь — тогда помни.
Помни, кто я был. Чтобы никогда не стать мной.

Га-ён не плакала.
Она смотрела, пока видео не закончилось.
А потом шепнула — будто не ему, а кому-то внутри себя:

— Я не пришла, чтобы тебя простить.
Я пришла, чтобы вернуть тебя обратно — во мне.

⸻

Сэ-джи. Последняя запись.

На флешке — зашифрованный доступ. Только для "наблюдателей".
Её отпечаток подошёл.

Запись открылась.
Женщина в чёрной форме. Лицо скрыто. Голос искажён.
Она смотрит в камеру.

— Третья фаза Игры активна.
Цель: децентрализация.
Уничтожение концепции "личности".
Победитель — не тот, кто выжил.
А тот, кого невозможно больше вспомнить.

Сэ-джи отключила запись.
Теперь она знала: система перешла в народ.
Игра — это уже не организация.
Это — привычка.
Это — наша способность забывать тех, кто нам был неудобен.