Точка отсчёта
[23 век, Земля. Крупногабаритная дипломатическая орбитальная станция «Осирис».]
Конференц-зал был почти пуст.
Внутренние панели продолжали мягко светиться, хотя презентации уже давно завершились. Лишь где-то внизу, под полом, работали вентиляторы, разгоняя тяжёлый, будто застоявшийся воздух. Сама комната походила на стеклянный цилиндр, встроенный в одну из витальных платформ станции — с тёмными стенами, зеркальными потолочными линиями и подсветкой, реагирующей на движение. Сейчас она не реагировала ни на что.
Участники конференции разошлись час назад. Кто-то в столовые, кто-то в жилой сектор, кто-то — обратно в транспортные модули. Информация была передана. Презентации закончены. Все улыбались. Все соблюдали вежливый тон.
А Ририка задержалась.
Сначала — чтобы отправить сообщение. Потом — просто постояла у голографической панели, медленно перелистывая открытые слайды.
Рядом никого не было.
Её отец ушёл раньше. Он разговаривал с представителями Альянса, и, хотя говорил спокойно, лицо его было напряжённым — с той самой жёсткостью в челюсти, которую она узнавала с детства. Что-то в переговорах пошло не так. Или шло именно так, как и было задумано — но не им.
Станция «Осирис» дышала мягко и глухо. Сквозь иллюминатор было видно обшивку одного из внешних колец, тускло подсвеченную навигационными огнями. Всё выглядело спокойно. Слишком спокойно.
Когда потух свет — сначала в углу, потом по периметру — Ририка испугалась не сразу. Подумала, что это обновление. Или автоматический режим энергосбережения.
Но через секунду зашипели двери.
В этот момент девочка поняла, что что-то определённо было не так.
Она обернулась. Послышался резкий треск — будто что-то разорвало контакт. Потом — щелчок. Звук, похожий на отрыв кислородного шланга. За ним — тишина. И тёмный коридор за стеклянной перегородкой. Тот самый, через который они входили в зал. Он был погружён в полумрак.
Где-то там должен был быть персонал. Дежурные. Кто-то. Но никто не подходил.
Она медленно шагнула назад.
Резкое понижение давления воздуха почувствовалось не как ветер, а как пустота — как будто из комнаты выкачали звук. Ририка схватилась за край стола. Пол стал зыбким под ногами. Мир слегка качнулся.
И тут включилась система аварийной вентиляции. Слишком поздно.
Один вдох — и в лёгкие вошёл не воздух, а смесь. Холодная, с привкусом железа. В груди разошлось першение, будто она проглотила металл. Голова потяжелела. В ушах начал нарастать звон.
Она сделала второй шаг — и едва не упала.
Сквозь стекло было видно: в коридоре появились силуэты. Четыре. Может быть, пять. Все — в чёрной униформе. Без опознавательных знаков. Один из них поднёс ладонь к панели двери.
В следующий момент она уже бежала.
Она не помнила, как оказалась в коридоре. Всё двигалось рывками. Колени подкашивались, дыхание сбивалось, а от резкого света коридоров мутилось в глазах. Она пыталась найти эвакуационный шлюз, но навигация на стенах больше не работала. Везде — пусто. Ни голосов. Ни охраны. Только камеры — включённые, наблюдающие.
Она свернула за угол — и врезалась в них.
Двое. Чёрная ткань. Маски. Оружие в руках.
Ририка инстинктивно протянула вперёд руку, словно в мольбе, но сознание уже тонуло. Она успела только подумать: "Прощай, Рири, ты вышла на плохую концовку".
Потом — тьма.
Не глубокая. Не тёплая. А режущая, как вспышка после удара в висок. Разум отключился, и голова девочки ударилась об гладкую панель пола.
Всё замерло.
Спустя час капсулу с её телом доставили в технический отсек станции, оформив как «биологический объект, подлежащий стабилизации».
⠀
Никто из команды станции не был допущен к транспортировке.
Корабль состыковался с внешним шлюзом без оповещения.
Никаких названий. Ни в электронном отчёте, ни в канале идентификации. Только цифровой протокол класса D — экстренная доставка по внутреннему маршруту Альянса, зашифрованный и без права дублирования. Шлюзовая система приняла его, не запрашивая причины. Контурная подсветка мигнула дважды, указывая путь.
Механическая платформа внутри трюма поднялась и вывезла капсулу в приёмный коридор.
Капсула — модуль цилиндрического типа, с полимерным куполом и охлаждающей арматурой, встроенной в основание. Внутри — человеческое тело. Женское.
Бледная кожа. Светлые волосы, спутанные возле висков. Спокойное дыхание, едва заметное, но стабильное.
Показатели состояния — зелёные.
Но что-то в сигнатуре нейрополя привлекло внимание систем. Оно дрожало. Пульсировало, будто зашумлённый сигнал.
Через секунду статус обновился: "сознательное состояние, активность повышена, контекст не идентифицирован".
⠀
Капсулу подключили к автономной системе жизнеобеспечения, отключили внешние панели и погрузили в один из исследовательских модулей третьего отсека. Он был отмечен в базе как лаборатория нейрофизиологии, под управлением старшего научного сотрудника — Тиана Ф.
Он не знал об этом. Пока.
На экране перед ним высветился стандартный протокол:
"Доставлен объект класса: человек / ♀ / возраст: 18-20 / статус: нестабильный. Не реагирует на стимулы. Биометрия — не совпадает с активными гражданами Альянса. Рекомендованы: изоляция, диагностика, наблюдение. Уровень допуска: высокий. Временная классификация: ЕИ-7 (экспериментальный интерес — 7 уровень)."
Приложение к сообщению содержало только один фрагмент.
Фотография, снятая сверху: капсула в белом свете, лицо без движения, волосы, расходящиеся по коже, как нити растворяющейся памяти.
Фамилии — не было.
Только идентификатор: R-FD_0025.
Тиан вошёл в лабораторию не сразу.
Пока капсулу поднимали на платформу и подключали к внутреннему контуру, Тиан находился в изолированной кабине, завершая анализ предыдущей сессии. На экране всё ещё мелькали фрагменты нейронных цепей — усталый калейдоскоп вспышек, который не обещал новых открытий.
Слева пришло уведомление:
"Новая единица доставлена. Подключение завершено. Объект в состоянии глубокой нейроседативной блокировки. Идентификатор: R-FD_0025."
Он выключил проекцию.
Стенки кабины отъехали в стороны, выпуская его в основной коридор секции.
Шаги отдавались глухо — пол был ровным, из светлого сплава с примесью кевлара. Здесь не слышно было ни вентиляции, ни голосов — даже когда они были. Только звук навигационного потока, едва различимый, как остаток электричества в коже.
Дверь в лабораторию открылась, не спросив подтверждения. Его идентификатор система знала наизусть.
Он вошёл.
Прямо перед ним — капсула.
Она стояла возле дальней стены, как экспонат. Как объект, вокруг которого строится вся конфигурация пространства.
Прозрачный купол был уже открыт. Голограммы высвечивались на настенные экраны — биопоказатели, стабильные, чёткие, выстроенные в идеальные строки. Дыхание ровное. Нейроактивность — граничная, как у пациента в глубокой медицинской коме.
Тиан подошёл ближе.
Девушка внутри казалась почти кукольной. Светлая кожа. Светлые волосы, полураспущенные, слипшиеся возле висков от конденсата. Веки закрыты. Пальцы не двигались.
Он выпрямился.
В памяти проскользнуло ощущение дежавю — не образ, а скорее напряжённый резонанс, будто нервная система на миг откликнулась на что-то знакомое. Но он подавил это чувство. Такие вещи случались, особенно после бессонных ночей. Особенно здесь.
Учёный жестом вызвал интерфейс капсулы.
— Сканировать полную нейросигнатуру. Сравнить с закрытым архивом. Проверить на аномалии.
Система приняла команду. Сфера над капсулой заполнилась синим светом — анализ начался.
Он ещё раз взглянул на неё.
Спокойное лицо. Без следов боли, без видимых повреждений. С виду – всё идеально. И всё же... что-то в ней не совпадало с определением «обычного». Как будто её образ был слеплен из деталей, которые он где-то уже видел. Только где — не мог сказать.