Тектум

После насыщенного дня и умиротворяющей прогулки по Саду Красных Панд, Лина вернулась в общежитие. С её зонта всё ещё стекали капли дождя, но внутри комнаты царили сухость и тепло. Она переоделась в домашнюю одежду, проверила Пломбирчика, который мирно дремал в своей клетке, и приготовилась провести спокойный вечер за учебниками.
В дверь постучали. Лина открыла, и на пороге стояли два её соседа по этажу Леам и Джон — шумная парочка, всегда готовая к приключениям.
— Лин, ты с нами? У нас сегодня 'винный вечер', есть настоящий виноградный, через репликатор прогнали! — с ухмылкой протянул Деам, потрясая прозрачной бутылкой.
Лина вежливо улыбнулась и покачала головой.
— Спасибо, ребят, но нет. Завтра рано утром конференция у Войта, нужно быть свежей. Вы же тоже будете?
— Да ладно, всего один бокальчик! — настаивал Джон, но Лина была непреклонна.
— Правда, нет. Завтра увидимся.
Соседи разочарованно вздохнули, но спорить не стали и, пожелав ей доброй ночи, удалились в свою комнату, где уже слышались смех и приглушенная музыка. Лина закрыла дверь, чувствуя лёгкое облегчение. Она ценила своё личное пространство и спокойствие, ещё с детства  Лин привыкла быть одна, особенно перед таким важным событием она не могла себе позволить такого рода отдых. Она чувствовала ответственность и долг быть хорошей студенткой.
Утро встретило её привычным, контролируемым рассветом Тектума. Солнце, имитированное внутренними источниками, мягко заливало комнату. Лина поднялась, с плеча сползло одеяло. Она чувствуя себя отдохнувшей и полной энергии отправилась на кухню где Пломбирчик уже требовал завтрак с дозой внимания. Сборы были быстрыми, завтрак – лёгким. Покормив Пломбирчика и пожелав ему хорошего дня, она вышла в коридор.
Проходя мимо комнаты соседей, Лина невольно улыбнулась. Оттуда доносились стоны, судорожные кашли и отчаянные попытки найти что-то в холодильнике. Она легонько постучала в их дверь.
— Ребят, подъём! Конференция через полчаса!
Из-за двери послышалось глухое мычание и проклятия.
— О, голова... да ты дьявол, Лин!  — простонал Леам.
Лина тихо рассмеялась, уже зная, что увидит их бледные, страдающие лица в Большом Зале. Она продолжила свой путь.
По мере приближения к Большому Залу — центральному аудиториуму "Разума" — Лина почувствовала нарастающее возбуждение и запах сигаретного дыма.
— С ума сошли!? — пробормотала она,
— В такое то времня да с нашей кологией. Где вы вообще взяли сигареты?
Огромное пространство перед входом уже было заполнено людьми. Студенты, учёные, инженеры, администраторы — весь цвет Тектума стекался сюда. Леам и Джон протискивались сквозь толпу, бледные, с опухшими глазами, но всё же с ухмылками на лицах.
Воздух звенел от предвкушения. Обсуждались последние новости, выдвигались гипотезы, но главная тема была одна: Седна. Планета R731, которую человечество жадно изучало уже несколько десятилетий.
И вот начало, голос Арис просит всех присоединиться к презентации о Седне и узнать новые полученные данные.
Лина вошла в зал, который был огромным, амфитеатром, залитым мягким светом голографических проекторов. На центральной сцене стоял профессор Виктор Войт. Высокий, прямой, с уверенной осанкой, он уже привлёк к себе все взгляды. Рядом находились ведущие учёные проекта "Седна". Собрание такого масштаба могло говорить только об одном, должно произойти что то невероятно хорошее либо наоборот плохое.
Виктор Войт начал свою речь. Его голос, усиленный акустической системой зала, звучал мощно и убедительно. Он говорил о титанических усилиях, приложенных человечеством, о десятилетиях наблюдений и расчетов. Затем на главный голографический экран были выведены новые, потрясающие снимки R731. Не просто пейзажи, а детальные карты, данные об атмосфере, геологические разрезы.
– Сегодня, коллеги, — произнёс Войт, и в его голосе зазвучал триумф,
— Мы с полной уверенностью можем заявить: планета R731, которую мы назвали Седной, пригодна для жизни. Анализ последних данных подтверждает наличие кислородно-азотной атмосферы, стабильной температуры, обильных водных ресурсов и богатой флоры. Более того, зондирование выявило примитивные, но живые организмы, которые, по нашим данным, являются основой уникальной экосистемы. Они менее развиты, чем мы, и, что критически важно, мы можем войти с ними в контакт, не нарушая их естественного развития. 
Над сценой ожила голограмма. Седна медленно вращалась в воздухе — глубокие синие океаны пересекали тёмные, как леса, континенты. В лучах искусственного света купола поверхность планеты казалась живой: серебристые линии сканирования пробегали по её горам и долинам, выхватывая новые детали рельефа.
Зал взорвался аплодисментами. Это было не просто научное открытие; это было объявление о новом будущем, о втором шансе для человечества. Надежда, которая витала в воздухе, теперь обрела конкретные очертания.
После краткой паузы, давшей аудитории переварить ошеломляющую новость, к подиуму вышла доктор Эвелина Вайс. Она как солнце лучилась энтузиазмом.
— Как вы понимаете, коллеги, такие грандиозные планы требуют перестройки нашей работы, — начала она, её голос звенел от предвкушения.
— С сегодняшнего дня мы переходим на новый формат. Больше никаких делений по курсам! Отныне все сотрудники 'Разума' будут трудиться в единых группах по специальностям. Биологи, микробиологи, генетики — вы будете работать вместе, плечом к плечу, независимо от года обучения. Мы верим, что такой подход ускорит прогресс, ведь каждый из вас — ценный ресурс.
Презентация завершилась тем, что на личные устройства каждого присутствующего пришло чёткое техническое задание. Все должны были приступить к его выполнению, как только доберутся до своих рабочих мест. К счастью, конференция заняла лишь половину дня, поэтому для работы оставалось не так много времени — по сути, только ознакомиться с объёмом задания и наметить план действий.
В то же самое время, за стенами сверкающего Тектума, в привычно-суровом медблоке, Хелен Риверс сосредоточенно обрабатывала глубокую рану на руке пожилой женщины. Воздух в маленьком помещении был душным, пропитанным запахом антисептика и человеческого пота. Хелен привыкла к этому, но сегодня что-то было не так. Внезапно её голова закружилась, а перед глазами поплыли чёрные пятна. Последнее, что она услышала, был обеспокоенный голос пациентки, прежде чем земля ушла из-под ног, и она потеряла сознание.
Лина, находясь далеко под защитой купола, почувствовала это словно ожог. Неожиданная волна тревоги накрыла её, безотчётная, но острая. Что-то было не так с матерью. Не выдержав, она попыталась связаться с Хелен – набрала её номер, отправила короткое сообщение. Но связь, как всегда, была капризной и ненадёжной. Звонки не проходили сквозь купол, сообщения не отправлялись. Это была одна из самых больших фрустраций Лины – быть так близко и так далеко одновременно.
Хелен пришла в себя спустя несколько минут. Коллеги, бледные и обеспокоенные, тут же отправили её домой.
— Тебе нужен отдых, Хелен. Хотя бы неделю полежать, ничего не делать, — настаивал старший фельдшер, сам едва стоя на ногах от усталости. Хелен не спорила. Она чувствовала себя ужасно слабой.
Лина, испытывая странное предчувствие, тем не менее, направилась в свою лабораторию. Заняв своё рабочее место, она включила компьютер и открыла полученное техническое задание. Сообщение было кратким и чётким: ей предстояло заниматься пополнением Ген-банка. Её задача — создавать новый генетический материал, необходимый для колонизационной экспедиции на R731. Это была работа её мечты, но примесь тревоги за мать не давала полностью сосредоточиться.
За соседним столом, прямо напротив Лины, уже сидел Адриан Блеквуд. Высокий, спортивный блондин с глубокими синими глазами и острыми чертами лица, он излучал надменность. Адриан был старшекурсником, микробиологом, и, как было известно всему университету, сыном одного из профессоров. Он вырос под куполом, был эгоистичен и обладал тяжёлым характером.
Адриан с видимым отвращением смотрел на своё задание. Затем его взгляд упал на Лину, и по его лицу пробежала гримаса непринятия и недовольства.
— А это обязательно с дикарями в одном помещении сидеть? — произнёс Адриан громко, так, чтобы слышали все вокруг.
Послышались приглушенные смешки нескольких студентов, находящихся неподалёку.
Лина нахмурилась, глядя на него в упор.
— Привыкай, — добавил Адриан, криво усмехаясь. — У нас тут хлор и формалин, а не костры и тараканы. — лениво вибрасывая фантик от энергетического батончика.
Пластик стукнулся о край урны и упал на пол. Он даже глазом не повел.
— Как остроумно, — пробормотала Лина, закатывая глаза.
В этот момент чьи-то ладони мягко закрыли ей глаза.
—Угадай кто! — прошептала игривая, слишком знакомая энергия, окутывая её.
—Мия! Мия Колинс, это ты! — выкрикнула Лина, улыбаясь, не открывая глаз.
— Бинго! Я знала, ты скучаешь! — раздался громкий, жизнерадостный голос.
Мия ворвалась в лабораторию, как обычно, вихрем, бесшабашная, яркая, громкая. Спутанные светлые волосы, смуглая от загара кожа, на глазах — солнцезащитные очки, хотя света в лаборатории было предостаточно, и в руках — термокружка с чем-то подозрительно дымящимся. Её энергия будто растворила стерильный воздух помещения, принося с собой запах свежего океана и приключений.
— Ну что, скафандры шить будем, — подмигнула она Лине,
— Или сначала спасем планету?
Лина рассмеялась, искренне, заразительно. Она и забыла, как давно не позволяла себе такой простой радости, или, может, просто не было повода.
— Пошли, кофе спасёт. А то ты тут совсем как замороженная бактерия. Пошли, пошли, расскажешь, что тут без меня происходило, а я расскажу, что происходило со мной, — Мия громко расхохоталась и потянула Лину за рукав.
Они уселись в укромном уголке лабораторной зоны, где стояли два автомата — один с чаем, второй с мутной пародией на кофе. Мия уже вовсю рассказывала, прихлёбывая из своей кружки:
— Слушай, это было... ммм... шикарно. 'Океаника', солнце, песок, я — в снаряжении, ныряю к черепахам, а там — бах! — дрон завис прямо перед лицом. Думаю, ну всё, конец романтики, а он — сканирует, падла, купальник. Полный отпечаток, представляешь? До молекулы!
Лина хихикнула, слушая нелепую историю Мии.
В этот момент двери лаборатории распахнулись, и в помещении повисла абсолютная тишина. Все взгляды обратились к входу.
Вошёл Профессор Войт. Его взгляд будто насквозь прошивал воздух, скользя по лицам студентов, улавливая каждую эмоцию. За ним, паря в воздухе, следовал прозрачный планшет, на ходу загружавший те самые снимки R731, которые они уже видели в Большоем Зале.
— Итак, ещё раз, здравствуйте, дорогие коллеги, — сказал он. Голос звучал мягко, но в нём чувствовалась несгибаемая внутренняя сила, которая заставляла внимать каждому слову.
— Сегодня у нас первые обсуждения. Надеюсь, никто не устал от науки?
Смех прошелестел по залу, вежливый и вымученный, но никто не осмелился ответить вслух.
— Получив снимки поверхности планеты R-731. Или, как теперь официально — Седна, — продолжил Виктор,
— Я получил много комментариев от студентов и коллег. Теперь настало время послушать и ваше мнение. Нам нужно собрать как можно больше мнений, информации и домыслов перед официальной конференцией. Ваше участие критически важно.
На голограмме, что парила рядом с ним, появилась планета: насыщенно-синяя, с ореолом пушистых облаков, с зелёными венами континентов, такими живыми и притягательными.
— Ресурсы, атмосфера, потенциал, — чётко произнёс Виктор, обводя рукой голограмму.
— Состав атмосферы ещё не точный, но уже ясно, что он пригодный для дыхания. Начинается формирование отборочной команды для будущей колонизации. Подробности — в личных досье. Сейчас — общие вопросы. — Он неспешно уселся на высокий стул в центре внимания.
Вокруг него мгновенно взмыли вверх руки. Студенты и учёные, захваченные перспективой, наперебой задавали вопросы:
— Когда начнутся тренировки?
— Что входит в программу?
— Кто будет инструктором?
— Как это... финансируется?
— Да для чего это вообще нужно? — небрежно, с вызовом, бросил Адриан Блеквуд, его голос прозвучал слишком громко в общем гомоне.
— О чём это вы, мистер Блеквуд? — в недоумении спросил профессор, его пронзительный взгляд сфокусировался на Адриане.
— Ну, нам и здесь неплохо живётся, зачем рисковать жизнью и тратить кучу времени и сил на колонизацию другой планеты, которая, быть может, нам не подходит вовсе? — Адриан был абсолютно уверен в своей правоте, его голос звучал самоуверенно.
— Вы так думаете, любезный, пока вы под куполом и верите в безопасность, — ровно сказал профессор, медленно, с достоинством подходя вплотную к Адриану.
— Но вы не знаете, насколько она условна. И не можете знать... пока. — Он чуть улыбнулся, но его взгляд был ледяным, в упор.
Адриан, избегая зрительного контакта, отступил на шаг.
— А может, это всё и не нужно, — тихо, почти шёпотом пробормотала Лина, скорее самой себе, чем кому-то в зале.
— Бу-бу-что? — переспросил Адриан, его ухмылка вновь появилась на лице.
— Дикарям слова не давали.
На что профессор Войт моментально обернулся:
— Адриан! Чтобы я больше такого не слышал. Мы все равны, мы должны держаться вместе и работать в команде. — Он повернулся к Лине, его взгляд стал мягче, но сохранил остроту.
— Повтори, пожалуйста. Что именно ты сказала?"
Лина подняла голову, её зелёные глаза встретились с пронзительным взглядом профессора.
— Я сказала, что, может, всё это — лишнее. Вся эта гонка за спасением. У нас была планета, такая же, как Седна, был шанс. Мы её потеряли. Что помешает нам уничтожить и эту? — Она обвела взглядом каждого студента в зале.
— Кто виноват — те, кто курит, или те, кто после всех катастроф продолжает делать сигареты? Те, кто мусорит и пренебрегает грамотной утилизацией, или те, кто производит пластик в потребительских целях, когда можно использовать бумагу? — Её голос был ровным и уверенным, каждое слово отзывалось эхом в зале.
Зал замер. Те, кто курил, поникли, отступили чуть назад, словно их поймали на месте преступления. Адриан взглянул на фантик у урны и медленно перевёл взгляд на Лину. Она смотрела ему прямо в душу, холодно, с осуждением.
— Мы — потребители, профессор. Беда приходит, когда мы о ней забываем.
Раздались аплодисменты. Кто-то хлопал по-настоящему, чувствуя правду в её словах, кто-то — из страха, чтобы не стать следующим, кого она пронзит своим взглядом. Профессор слегка прищурился, и в его глазах мелькнула неуловимая гордость. Но Лина уже не могла остановиться.
— Моя девочка, — саркастично, по-актёрски вытирая слёзы, произнесла Мия.
— Да, я дикарка, — продолжила Лина. — Но у меня есть ценности. Адриан! — она вопросительно посмотрела на него; её голос стал тише, но не менее острым.
— Ради чего ты живёшь? Ради микроскопа и новых кроссовок?
Двери лаборатории вновь распахнулись. В помещении возникло новое напряжение.
Вошёл Доктор Блеквуд, высокий, лысый, суровый мужчина с таким же острым, как у сына, взглядом. Отец Адриана.
— Войт, у нас срочно. Сейчас. Пойдём! — Его голос был низким и требовательным.
Профессор кивнул и, бросив последний взгляд на Лину, словно пытаясь что-то прочесть в её глазах, удалился вслед за Реем Блеквудом.
— Не твоё дело, — буркнул Адриан, избегая взгляда Лины, и демонстративно уткнулся в микроскоп.
Лина отвернулась. В её зрачках отражалась Седна. Такая же красивая, такая же уязвимая.
После этой перепалки — тишина. Шумные обсуждения отгремели, и лаборатория вернулась к привычной рутине. Профессора покинули помещение, а с ними ушло и напряжение. Осталась работа.
«Дикарка», как  прозвали её некоторые в группе за глаза, уже не воспринималась как случайная пришлая. К ней присматривались. В ней начали видеть нечто большее, чем просто тень. Потенциал. Характер. Неудобные вопросы, которые могли обернуться движением.
Лина сидела, глядя в микроскоп. Картинка — клетки мутантной водоросли, собранной с внешней стороны купола — расплывалась в голубоватой жидкости. Рядом расположилась Мия и болтала без остановки — о погоде в "Океанике", о новых глупых слухах, о парнях с пляжа и о девушке из соседнего потока, у которой, якобы, хвост.
— Да ну, не может быть, — пробормотала Лина, щёлкая фокусировкой.
— Я тебе говорю, хвост! Такой, пушистый, как у лемура! Только рыжий. Наверное, побочный эффект прививки или кривой терапии в утробе. Всё может быть! У неё ещё глаза слегка фиолетовые — ты не замечала?
Лина не успела ответить — к их столу подошёл Адриан. В руках он держал коробку со стеклами.
— Вот. Пробы воды извне. Проверь!
Он положил их на стол перед Линой и, наклонившись ближе, холодно бросил:
— Тебе лучше молчать, когда не знаешь, о чём говоришь.
Но ответила не Лина.
– О чем? О том что у тебя член три сантиметра, — хмыкнула Мия, даже не глядя на него.
В лаборатории взорвался смех. Кто-то закашлялся, кто-то чуть не уронил пробирку. Один студент хлопнул ладонью по столу.
— Горячо! — прокомментировал кто-то, не скрывая восторга.
Адриан резко отвернулся, но ответного комментария не последовало. В его плечах будто промелькнула напряжённая дрожь, но он сделал вид, что всё под контролем.
— Пойдём ко мне сегодня? — спросила Мия, когда работа была окончена.
— У меня есть вино и пара старых фильмов. Один точно про катастрофу, другой — какой-то ужастик. Ну, для тебя — классика, да?
Мия жила в сфере «Жизнь». Этот купол предлагал спокойную и размеренную жизнь, где люди предпочитали уединение и просторные участки. Здесь можно было увидеть ухоженные частные дома, окруженные обширными полями, где кто-то разводил кроликов, а кто-то, сохраняя память о старом мире, выращивал цветы, создавая настоящий райский уголок внутри технологичной утопии.
— Я же не могу покидать пределы сферы «Разум» — напомнила Лина, застёгивая карман халата.
— Согласно программе, по которой начали брать студентов извне и из других городов, жители Тектума проголосовали, что мы не можем свободно передвигаться и контактировать со всеми, — сказала Лина, с горечью глядя на Мию.
— Тогда я возьму вино и приду к тебе! Будет женский вечер, без снобов и петри — твоей неуверенности. — Она подмигнула.
— Через час, максимум два, будь готова, дикарка!
Лина улыбнулась. Отказываться было невозможно, это ж Мия, её не зовут, она сама приходит.
Они покинули лабораторию почти последними. Остальные студенты уже разошлись, кто спустился к автоматической ветке метро, кто направился к электрокарам. Толпа учащихся растворялась в сияющих коридорах станции, уносимая по своим маршрутам через прозрачные тоннели — к Саванне, к Мегаполису, к Жизни.
Лина, как обычно, пошла пешком.
Леам и Джон, заметив её, предложили подвезти — их машина, полупрозрачная, как аквариум на колёсах, была вместительной. Внутри уже слышался смех, и сквозь стенки виднелась только что открытая бутылка.
— Спасибо, я лучше пройдусь, — ответила она сдержанно, но без обиды.
— Ну как знаешь, красавица! — крикнул Джон из окна, и машина, чуть вильнув, поехала дальше, оставляя Лину в тишине парковых аллей.
Тишину и мягкое пение птиц, что наполняли воздух после дождя, прервал звонок.
— Да? — ответила Лина, доставая наушник.
— Лиииина!!!" — раздался в ухо знакомый визг Мии, пронизанный ликованием.
— Угадай, кто приземлился в Новуме? Шаттл с астронавтами! Они уже завтра будут здесь! На поезде! И угадай, кто в составе?!"
— Нет... — Лина хмыкнула, чуть ускоряя шаг, предчувствуя очередную выходку подруги.
— Не смей
— Смею! Он! Он! Тот самый рыжий, с загривком! Который тебе понравился на конференции в прошлом году! Эй, готовься, у тебя завтра будет секс!
— Боже, Мия... — Лина прикрыла глаза рукой, чувствуя, как щёки заливает румянец.
— Перестань.
— Уже взяла вино, еду к тебе. Двадцать минут.
Вне купола, в небольшом модуле, болела Хелен. К вечеру её состояние значительно ухудшилось. Появился сильный кашель, надрывный и глубокий, оставлявший кровавые точки на салфетке. Хелен тяжело выдохнула, чувствуя, как конец близится. Болезнь прогрессировала, отнимая последние силы. А Хелен ещё не подготовила Лину к неизбежному. До поздней ночи она лежала без сна, думая о дочери, вспоминая каждый её шаг. Вспоминала, как ей было тяжело одной растить ребёнка в этом суровом мире, и как она гордилась каждым успехом Лины, каждым её вдохом чистого воздуха под куполом.
И тогда её мысли, словно по волшебству, вернулись к тому дню, когда она впервые встретила отца Лины. Она вспомнила Виктора.
Это был один из немногих дней, когда Хелен удалось выбраться на выездную конференцию. Несколько учёных из "Разума" рискнули организовать лекции в специально возведённом, временном надувном куполе на периферии заражённых территорий. Воздух внутри был фильтрован, но всё равно ощущался иначе, чем под настоящим Куполом. Хелен, тогда ещё молодая фельдшер, сидела в первых рядах, впитывая каждое слово. Среди ораторов был и он. Высокий, спортивный, совершенно не похожий на типичного "ботаника" с их бледной кожей и тонкими пальцами. Его блондинистые волосы были хаотично растрёпаны, а глаза горели живым огнём. Хелен словно оглохла, когда он говорил, просто любуясь его фигурой, его уверенными жестами. Это был Виктор Войт, и тогда его имя уже начинало звучать как синоним будущего.
Позже, во время скромного фуршета, их пути пересеклись. Хелен не заметила, как он оказался рядом с ней, выбирая фрукты. Он протянул ей бокал вина, и пальцы едва коснулись её запястья. Прикосновение было лёгким, но по коже побежали мурашки, и на миг Хелен забыла, что находится среди толпы.
— Нечасто встретишь такую красоту вне купола, — его голос был глубоким, с лёгкой хрипотцой, и он улыбался так открыто, что Хелен почувствовала себя неловко.
Виктор был молод, кровь бурлила в его жилах, и ему явно приглянулась Хелен. Они разговорились, обсуждая конференцию, жизнь внутри и снаружи купола. Часы пролетели незаметно, и когда фуршет подходил к концу, Виктор неожиданно предложил: — Может, продолжим наш разговор?
Хелен, обычно сдержанная, почему-то согласилась. В тот период она жила в небольшом школьном автобусе переделанном в дом на колесах с бабушкой. Но бабушка недавно уехала к сестре, и Хелен была одна. В связи с этим Хелен пригласила его к себе в гости. Виктор не побоялся загрязнённого воздуха за пределами герметичного купола. Они пили вино, которое Виктор принёс с собой, и смеялись. Смеялись над мелочами, над жизнью, над собой. В ту ночь, среди скрипящих стен старого автобуса, под мерцающим светом дешёвой лампы, между ними вспыхнуло что-то настоящее, что-то, что заставило Хелен сделать глубокий, полный вдох, предвещающий новую, пусть и такую сложную, главу в её жизни.
После той ночи Виктор стал всё чаще отправляться в экспедиции за пределы Купола. Его работа требовала постоянных выездов в опасные, заражённые зоны. Каждая его командировка была испытанием для Хелен, но он всегда возвращался, и их редкие встречи были полны обещаний. Виктор рассказывал Хелен о своих планах, о том, как однажды он заберёт её к себе, под защиту Купола, где она сможет дышать чистым воздухом, где её талант фельдшера будет по-настоящему оценён. Хелен верила ему, её сердце наполнялось надеждой, какой она никогда прежде не знала.
Именно тогда, когда её вера в будущее была так сильна, в её жизнь ворвался отец Виктора. Это было днём. Хелен вернулась с работы, усталая, пропахшая медикаментами и пылью, и увидела у своего автобуса фигуру. Высокий, седовласый мужчина в строгом, безупречном костюме стоял, скрестив руки на груди. Его взгляд, пронзительный и холодный, не оставлял никаких сомнений: он пришёл не с добрыми намерениями.
— Вы Хелен Риверс? — голос был властным, не терпящим возражений.
— Да, — ответила Хелен, сразу почувствовав опасность.
— Я Реймонд Войт, отец Виктора. И у нас с вами будет очень серьёзный разговор.
Разговор был коротким но жестоким. Реймонд Войт, не стесняясь в выражениях, потребовал, чтобы Хелен "отстала" от его сына и не портила ему жизнь. Он обвинял её в меркантильности, в попытке использовать Виктора, чтобы пробиться под Купол. Хелен слушала, как её сердце сжимается от боли и ярости. Но она не дрогнула. Когда Реймонд закончил свой поток обвинений, Хелен глубоко вдохнула заражённый воздух и произнесла слова, которые изменили всё:
— У меня будет ребенок. От вашего сына.
Лицо Реймонда исказилось. Это была не та реакция, которую он ожидал. Не угрозы, не мольбы, а простое, неоспоримое заявление. Он попытался что-то возразить, но слова застряли у него в горле. Разговор принял неожиданный оборот.
Реймонд Войт быстро перешёл от атаки к деловым переговорам. Он объяви о финансовой помощи Хелен и о том что ей будет предоставлен модульный дом, более комфортабельный и безопасный, чем её автобус, модуль находится в другом, отдалённом районе. Взамен — полное прекращение любой связи с Виктором. Никаких писем, никаких звонков, никаких попыток встретиться, ради его будущего. Хелен, оглушённая и растерянная, согласилась. У неё не было выбора. Она должна была защитить своего ребёнка.
После этого их связь оборвалась. Виктор исчез из её жизни так же внезапно, как и появился. Вик пытался найти её, но все его попытки были тщетны. Её будто стёрли из этого мира.
Хелен с бабушкой переехали в новый модульный дом, который стал для Хелен тюрьмой. Незадолго после переезда бабушка умерла. И спустя месяцы, в одиночестве, окружённая лишь треском фильтрационной системы и ароматом самодельной теплицы, Хелен рожала дочь самостоятельно. С каждой схваткой она вдыхала этот тяжёлый воздух, зная, что это и есть её новый мир — мир без Виктора, но с маленькой Линой, которую она должна была оберегать.
Её воспоминания были наполнены болью и тяжестью пережитого одиночества и предательства, но в то же время гордостью за пройденный путь. Гордостью за то, что она выстояла, вырастила дочь, и за то, что смогла дать Лине шанс на совсем другую жизнь. В этом калейдоскопе чувств промелькнула и лёгкая тоска по тем крайним, настоящим эмоциям — по страсти, по смеху с Виктором в старом автобусе, по тем обещаниям, что он когда-то давал. Те чувства были истинными, не приглушёнными серым существованием мира вне купола.
Кашель немного стих. Хелен почувствовала, как по телу разливается слабость, но вместе с ней пришло и облегчение. Её мысли замедлились, тяжелые веки сомкнулись. Наконец, она уснула, её дыхание стало ровным, а измученное тело нашло кратковременный покой.