Столкновение

— Просыпайся, девочка, — нежный шепот на ухо.

— М?

— Нам пора ехать в Хокс, — напоминает Курт.

— А нельзя поспать еще часик? — потягиваюсь и вжимаюсь в горячее тело.

— У меня все затекло. Ты не слазишь с меня полтора часа, — довольно произносит, — Когда-нибудь я и сам не позволю тебе слезть раньше этого времени, но не сейчас.

Резко распахиваю глаза, и парень смеется. Он выглядит... счастливым? Это так красиво и непривычно.

— Прости, — смущенно проговариваю.

Сажусь, и Курт сразу встает с постели. Он трет шею, разминая мышцы.

— Сколько времени тебе дать на сборы?

— Полчаса, — морщусь в попытке окончательно проснуться.

— Хорошо, — натягивает ботинки, — Оденься потеплее.

Он выходит из номера, и я сразу спешу приводить себя в порядок. В душевой, вместо дверцы, зеленая шторка. Я моюсь под перебоями струй — они то ледяные, то горячие. Мотель — не так романтично, как я себе представляла. Местами разбитая плитка заставляет передвигаться зигзагами, дабы не пораниться. Полотенце бардовое, отчего непонятна степень его чистоты. Выбираю свободные штаны, а грязные джинсы откладываю на стиральную машину. Слава Богу, Курт предусмотрел такие моменты. Кофточек всего три. Натягиваю водолазку, чтобы «сбалансировать» фигуру. Я хочу выглядеть так красиво, как никогда. Косметики практически нет. Только тинт для губ и гель для бровей — они завалялись в рюкзаке с незапамятных времен. Наношу тинт еще и как румяны. Вроде бы смотрится неплохо. К счастью, я не особо завишу от таких средств и чувствую себя вполне неплохо без них. Распыляю духи — ура, он их положил! Брызгаюсь дезодорантом.

Курт заходит равно через полчаса. Я сижу на одиноком стуле и переписываюсь с Лией. Она засыпает вопросами. Мне, по просьбе парня, приходится умалчивать о некоторых моментах.

— Готова? — произносит, и я поднимаю взгляд.

Под его курткой находится белая футболка, а джинсы сменились на серые. Он никогда так не одевался.

— Что? — слегка нервно проговаривает, когда не перестаю пялиться.

— Тебе очень идет, — подчеркиваю и вижу, как он прикусывает губу.

— Пошли, — его явно смутил комплимент.

На улице не холодно, ветра почти нет. В машине наконец-то спокойно. Обычно здесь висел напряг и ожидание катастрофы. До сих пор не верю, что мы вместе. Мы встречаемся. Для Курта это, кажется, тоже странно, и все же он предельно уверен, что контрастирует с моими волнениями.

— Можешь включить свою музыку, — указывает на панель и выезжает на трассу.

Солнце садится прямо по горизонту, где-то вдали дороги.

— Правда? — смущаюсь в предвкушении.

— Конечно, — Курт нажимает на какую-то кнопку, — Цепляй телефон по блтюз.

Я быстро управляюсь с задачей и пролистываю плейлист, не зная, что выбрать.

— Бо, просто поставь любимые, — посмеивается парень над очевидным мини-стрессом.

— Ладно, — бормочу.

Я включаю песни с концерта "The Neighborhood" и рассказываю Курту о каждой. Делюсь эмоциями. Он слушает. Ни разу не перебивает. Задает вопросы только тогда, когда я замолкаю.

— Когда ты стала их фанаткой?

— В тринадцать лет. Одна девочка из класса смотрела их клип. Я увидела краем глаза и нашла это видео дома. В этот же вечер пересмотрела все.

— Все? — посмеивается.

— Все!

Мне кажется, ему правда интересно. Это приятно. Я не помню, когда в последний раз кто-то хотел узнать меня с такой стороны. Все грозится обернуться сном. Как так произошло, что еще два дня назад мы доказывали друг другу свою ненависть, а сегодня стали парой? То, что он сказал, то, какими словами он признался, абсолютно полностью уверили меня в его честности. Может быть, я не ошиблась? Я не хочу ошибиться. Это будет больно.

Так мы добираемся до городка. Всю дорогу Курт поглаживает меня по ноге: ненавязчиво, но приятно. Хокс совсем маленький. Центр увешан разноцветными фонариками. Люди простые: с широкими улыбками, всеобъемлющим смехом, в клетчатых рубашках и шапках с забавными пушками сверху.

— Не любишь праздники? — спрашиваю, когда Курт паркуется в укромном месте с недовольным видом.

— Пьяных идиотов, — смотрит на нетрезвых незнакомцев.

Да, многие выпивают, но я привыкла.

— Ты вообще не пьешь? — наблюдаю, как он закуривает.

— Никогда, — подтверждает и, дразня, добавляет, — В отличие от некоторых.

Дым красиво выходит изо рта. Курт один из немногих, кому идет курение. Мама раньше курила. Это всегда выглядело отвратительно — то, как ее губы в помаде сжимали фильтр с неким причмокиванием.

— Даже оправдываться не стану, — возражаю, но все равно притупляюсь в землю.

— И не надо, — пожимает плечами, — Я не такой зануда, как ты думаешь.

— Можно поспорить, — смеюсь, и он с улыбкой мотает головой.

Поправляю куртку и оглядываюсь. Шатры со всякой всячиной расставлены с двух сторон улицы. Из закутка, где мы стоим, видны яблоки в карамели и глинтвейн. Мои глаза загораются при виде хот-догов. Боже! Как давно я их ела! Все из-за ограничений в еде.

— Сначала Мортал Комбат, потом булка с сосиской, — по-доброму подмечает, делая новую затяжку, — Чем еще ты меня удивишь?

— А ты всегда все замечаешь! — поворачиваюсь к нему и покачиваюсь на пятках.

— Да, потому что не могу перестать смотреть на тебя, — хриплый голос невозмутим.

Краснею. Курт выкидывает бычок в большой открытый мусорный бак. Он снова сплетает наши руки вместе и ведет за собой. Нет. Подождите. Наши руки вместе. Вместе в таком плане.

Мы едим классические хот-доги, а потом я получаю сладкую вафлю в стаканчике. Все так вкусно, красочно и ярко, что я буквально искрюсь от счастья. Курт расслабленный и «светлый». После признания в симпатии он изменился. Будто выдохнул и избавился от груза. Я очаровываюсь им все больше.

В семь вечера начинается концерт. Неизвестная группа поет песни в стиле кантри. Мы стоим в стороне. Курт обнимает меня со спины, когда ежусь от прохлады. Задираю голову и осознаю, что парень совсем не следит за сценой. Его глаза прикованы только ко мне. Внутри приятно тянет и покалывает.

— Мне хорошо с тобой, Бо, — наклоняется и обжигает ухо дыханием.

Танцующие увлечены праздником. Убедившись, что не стану центром внимания, я поворачиваюсь и целую Курта в уголок челюсти. Он сглатывает и ненадолго соединяет наши губы. Сердце сжимается от невероятных ощущений.

— И мне с тобой, — проговариваю куда-то в грудь.

Сильные руки чуть крепче прижимают к себе. Солнце уже давно село. Ребята сворачивают аппаратуру на сцене. Мы садимся в машину и едем обратно. По дороге заезжаем на заправку. От запаха бензина болит голова. Курт покупает большие бутылки воды в магазине, загружает все в багажник, и вскоре мы оказываемся на пороге моего номера. Я переминаюсь на деревянных дощечках — они тихо поскрипывают.

— Спасибо тебе за вечер, — почему-то шепчу.

Курт мягко кивает. Фонарь освещает половину его лица. Он смотрит на мои губы, а я, хоть и не делаю того же в ответ, только и представляю, как мы заваливаемся в комнату, не переставая целоваться. Когда успела обзавестись такими безумными желаниями?

В номер мы все же попадаем, но без страстных сцен. И это радует. Мне нужно время.

Курт заносит пятилитровку, открывает ее и наливает полный стакан. Его забота в мелочах трогает меня. Эрик ни в жизнь не подумал бы о том, что мне будет затруднительно управиться с тяжелым бутылём.

— Спокойной ночи, девочка, — говорит на выходе.

— Спокойной ночи, — произношу и окликаю уже в дверях, — Курт!

Он поворачивается и смеется в полголоса, когда я показываю ему время. Пятнадцать минут десятого.

— Почти уложился.

Парень не отвечает и, подмигнув, нехотя покидает комнату. Этот день длится долго, но его ужасно мало. Мне нужно больше.

***
От лица Курта

— И они поверили?

— Не знаю. Скорее нет, — что-то по ту сторону шипит, вероятно, банка пива, — Но я сделал все, что мог.

Я встаю с крышки унитаза, поднимаю ее и выкидываю бычок, но только для того, чтобы закурить снова.

— Знаю, спасибо.

Дым заполнил всю комнату и начал поджигать роговицу.

— Старик, Чейз сказал, что им не нужна Бо. Крегли ищут только тебя, — толкует и случайно ляпает, — Меня это не радует, но тебя — определенно да.

— У них есть адрес ее дома.

Гребаное дерьмо.

— Ты этого не знаешь.

— Мэт, — еще одна затяжка.

— Крегли не станут трогать невинную девушку. Не их стиль.

— Да что ты говоришь? — смеюсь куда-то в ладони, хотя несмешно.

— Сара не была распоряжением сверху. Фред хотел выслужиться перед этими мразями, поэтому все так вышло.

— И мне стоит положиться на это? — говорю спокойно, но, не сдержавшись, пинаю мусорный бак, — У них десятки борделей, где молоденькие девчонки становятся шлюхами не по своей воле.

Мэт молчит. Слышу, как он тоже закуривает. Сегодня они пришли к нему, но ничего не добились. Рано или поздно: я все равно должен привезти Бо в Стелтон. Если все так, как говорит друг, то я действительно рад. Главное, чтобы Бо была цела.

— Лучше бы ты не бил Рея, — подытоживает, — Слухи расползлись быстро: все тебя обсуждают. От этого только хуже, потому что Крегли на взводе. Им, мягко сказать, не нравится быть слабыми в глазах людей.

Я представляю, как возвращаюсь в тот день и простреливаю им головы. Вот, что было бы правильным. Но шанс упущен.

— Что есть, то есть.

— Курт, ты же понимаешь, что они с тобой расправятся? Помнишь, как Тристан наорал на них? Его убили в тот же вечер. С тобой будет то же самое! Ты уже погасил долг, им незачем тебя оставлять в живых! Ты сечешь?

— Да.

Мэт усмехается, звучит отчаянно. Когда я увозил Бо, то думал, что опасность грозит только ей. Если бы знал, что все с точность да наоборот, то остался бы и принял последствия. Как мне быть теперь? Что она почувствует, когда, по приезде, я исчезну? Я настолько сконцентрировался на ней, что даже на секунду не раскидал другие исходы. Не стоило признаваться. Это было поспешным решением.

— И что планируешь делать?

— Ничего.

Друг тяжело сглатывает и предлагает то, за что я хочу его расчленить.

— Может быть, не все потеряно? Если она... отдай ее им. Сохрани себе жизнь.

— Ты совсем башкой поехал?! — у меня аж отвисает челюсть, — Что ты несешь?!

— Курт, ты знаешь ее месяц. Ты умрешь ради нее? У меня тот же вопрос: ты совсем башкой поехал? Бо не заслужила этого, но и ты не заслужил. Ты мой лучший друг...

— Я не собираюсь об этом говорить, все, завали, — выпаливаю и склоняю голову, жмурясь.

Мэт мнется и прыскает:

— Ты влип из-за малышки, которая тебе совсем не нужна. Это верх дебилизма!

Я замолкаю: похоже, слишком красноречиво. Уже вижу как он отодвигает пивную банку от губ.

— Она тебе нравится? — спрашивает удивленно и самодовольно.

Нравится... я сказал ей именно так: "Ты мне нравишься, Бо". Но я не думаю, что был честен. Чувство другое. Гораздо сильнее, чем какая-то симпатия. Я хочу задушить ее теплом. А еще и это вечное желание сделать так, чтобы она была в безопасности. Как все это называется? Я бездарен в таких вопросах. После очередной нашей встречи, когда это подавляющее влечение поглотило меня с головой, я искал ответы в интернете. «Забота» — вот, что я нашел. Получается, я забочусь о ней. Разобрался хоть с чем-то, уже легче.

— Да.

— Черт, ну ты и сукин сын! А сколько раз посылал меня на хрен! Еще скажи, что вы вместе!

Не отвечаю, и он припеваючи свистит. Только вот я не нахожу ничего хорошего. Я обещал себе, что не приближусь к ней, но не справился.

— Держи в курсе дел, — докуриваю и смываю пол пачки бычков, — И, Мэт, прости за неудобства. С меня выпивка.

— Да забей, — отмахивается он, — Хотя...

— Договорились.

Я обрываю его и, скидывая звонок, понимаю, насколько зол, когда вдавливаю большой палец в экран.

Холодный душ собирает мысли в кучу. Крегли не успокоятся, пока не получат свое. Я не собираюсь бегать от них, поэтому приду сам. Что уж там дальше — понятно. Они не пойдут на уступки и, по всей видимости, прикончат меня на месте. Не знаю, расстроен ли. Скорее чувствую, что это должно было случиться намного раньше.

Кручу мешочек с черными камнями, сидя на краю кровати. Когда получил подарок, переполнился эмоциями. Это было безмерно искренне и чисто. Не помню, когда в последний раз меня хотели порадовать таким образом. Только если в двадцать первый день рождения. Мама связала свитер. Я забрал его с собой, когда ушел из родительского дома. Примерно через месяц выкинул в случайный мусорный бак на улице. Случилось это после долгих ночей, проведенных с ним в руках. Было просто невыносимо. Последующие дни рождения я уже не отмечал.

Что же до подарков в отношениях — они ограничивались какими-то известными датами. А если ничего не даешь, то и в ответ получаешь скромно. Отец постоянно радовал мать, но я, по неведомой причине, не перенял эту привычку. Так что бойфренд из меня был не к черту.

Я должен был быть в ее глазах тем, кем являюсь на самом деле — плохим человеком. А потому, выкинув вещь на заднее сиденье, я добился того, чего требовала здравая часть мозга: заставил девушку испытать ненависть. Я понимал, что способен сорваться: рассказать о своих настоящих чувствах. Делал все, чтобы Бо, услышав признание, оттолкнула меня. Но она не сделала этого. Почему? Как в ней умещается столько доброты? Раньше я считал, что быть добрым — равно быть идиотом. Но Бо не идиотка. Нет, конечно, она бывает чертовски неумной, например, когда не сидит в гребаной машине, а идет в дом. Но... неважно. Я устал копаться в этом, мой мозг едва ли справляется с сегодняшним днем, не говоря уже о более глубоких размышлениях.

Мобильный на столе вибрирует.

От кого: «Бо».
«Не получается уснуть».

Без лишних раздумий набираю ответный текст, но девушка опережает.

«Придешь ко мне? Извини за надоедливость».

Накидываю футболку и выхожу на улицу. Стучусь в соседние двери. Передо мной предстает донельзя смущенный котенок.

— Привет, — мягко говорю, чтобы успокоить.

— Привет, — вздыхает и топчется на месте.

Тонкие плечи слегка подрагивают от холода.

— Пустишь? — напоминаю, отчего Бо, спохватившись, отходит назад.

В комнате пахнет сладковатыми духами. Не жду нерешительного приглашения и просто ложусь на заправленную ко сну кровать. Подзываю к себе. Девочка, помедлив, укладывается неподалеку. Ее и без того короткие шорты задрались, оголив белую кожу. Вероятно, она никогда не загорает. Я безмерно злюсь из-за всех комплексов, что ей вдолбила мать.

— Так и будешь там лежать? — произношу и Бо хмурится.

— А где мне лежать?

Тяну ее к себе и накрываю нас одеялом.

— Вот здесь.

Нежные ладошки, короткий вздох и близкий контакт немного выводят из равновесия. Но растерянный вид заставляет напрячься.

— Что-то не так?

Не понимаю, почему она вдруг отстраняется и располагается поодаль.

— Давай оставаться на разных частях кровати.

— Я тебя напугал?

Прежде мне не приходилось быть таким аккуратным с кем-то. И это ощущение... крайне приятно.

Мир, рядом с Бо, естественно не становится лучше. Но рядом с ней лучше становлюсь я.

— Нет, — смеется девушка, — Просто я хочу спать, а не целоваться всю ночь напролет.

Я с ума схожу от желания почувствовать ее губы и тру лицо, отгоняя эти мысли.

— Хорошо, но мы же можем спать вместе.

Она прикусывает губу, когда я сдвигаюсь и нависаю сверху. Большие каре-зеленые глаза излучают тепло. Ей комфортно и хорошо, что успокаивает. Не могу забыться, потому что боюсь, что она не скажет мне, если что-то пойдет наперекосяк.

— Курт, — тянет с улыбкой и упирается в мое тело.

Я перекатываюсь обратно, и хрупкие запястья расслабляются.

— Ты пригласила меня к себе и даже не позволишь обнять? — шучу, любуясь игривым взглядом.

— Да, — утыкается миниатюрным носом в подушку.

Черт, какая же она красивая. Я встречал много спутниц. Подавляющее большинство были на ночь. Но мне отвратна даже сама идея сравнивать их с Бо. Она другая. Не знаю, в чем конкретно. Кажется, что абсолютно во всем. Это странное ощущение. Теплота прямиком... в сердце. Когда я смотрю на девушку, все внутри колотится. Я без понятия, что за хрень она со мной сделала. Кажется, мне снова необходим Гугл.

— Какой в этом смысл?

— Не знаю, — краснеет, — Просто хочу, чтобы мы находились рядом.

И вот опять: что-то екает. Это обычные слова. Почему я испытываю такое от набора букв?
— Смотри, теперь проблема решена! — она комкает одеяло и помещает его между нами.

Специально ли она закидывает ногу поверх этого кома или нет? Неважно, ведь это так же невинно, как и сексуально.

— Бо, ты серьезно?

— Более чем, — дразнит и, приютившись, добавляет, — Спокойной ночи, Курт.

Не спешу выключать торшер, так как хочу рассмотреть еле заметные веснушки получше. Свет идеально ложится на ее щеку, поэтому я заправляю короткие шелковистые волосы за ухо, чтобы открыть больший обзор.

— Ты не хочешь спать здесь? — наполовину спрашивает, наполовину утверждает она.

— С чего ты взяла?

— Ты спишь один, — вспоминает то, что когда-то ей говорил.

Да, я сплю один. Всегда спал один. Она первая девушка, с которой я проснусь. Но этого я не скажу. Мне самому волнительно. Опять же: для многих — привычная вещь. Но не для меня. Я ни за что не подам виду. Пробовать новое во взрослом, осознанном возрасте — сложно. Честно, я был уверен, что никого не пущу к себе в постель. Из раза в раз, когда разные девушки пытались подвести к этому, меня одолевало что-то по типу брезгливости, как бы грубо это не звучало. Ненавижу сближаться с чужими людьми, но один чужой человек стал для меня тем, за которого я пожертвую собой. Как она это сделала? Почему она? В какой момент мое черствое нутро сломалось?

— Теперь нет, — отвечаю как можно кратче.

Мне неприятно думать об этом, но скоро все кончится. Бо будет считать, что я исчез, чтобы порвать с ней. Не могу же я рассказать, что меня пристрелят. Уйду тем, кого она возненавидит. Так же, как ненавидят родители и сестры. Мэту даже некуда будет придти. Хосе с Яго точно не похоронят меня на кладбище, не поставят памятник и оградку.

— О чем задумался?

Я поворачиваю голову и вижу глаза, донельзя наполненные чувствами.

— О том, как обнять тебя и уснуть вместе.

Бо тянет одеяло до ушей, чтобы скрыть улыбку.

— Ты все равно обнимешь меня ночью, да? — до нее наконец-то доходит.

— Сейчас я еле сдерживаюсь, а во сне за себя не ручаюсь, — подкладываю руки под голову, — Если тебя это напрягает, я уйду к себе.

— Нет, — мягко проговаривает и чуть привстает.

Футболка спускается с одного плеча, пока девушка собирается духом.

— Ты пойми, — прикусывает губу, — Я бы с удовольствием легла к тебе. Просто переживаю, что завтра ты возьмешь свои слова обратно.

Бо достаточно настрадалась в жизни. Я всегда держу в уме, что плачет она часто не из-за капризов, а из-за расшатанной психики. И тревожится по этой же причине. Будь моя воля, я бы спрятал девушку от всей боли, что ей пришлось стерпеть. Но единственное, что я способен дать — счастливые двадцать дней, чтобы загладить вину за то, что было, и за то, что будет.

— Иди сюда, — зову уже настойчиво.

Она издает короткий вздох и неловко перемещается ближе. Я беру маленькие ладони и заставляю поднять голову. Сколько волнения в ее взгляде — описать трудно.

— Все, что я говорил — правда. И это не изменится, Бо, — она прячется, и я снова возвращаю ее к себе, — Не изменится.

Когда меня не будет, Бо высмеет это обещание с подругами. Более чем уверен. Но сейчас девушка кивает и глубоко выдыхает.

— Хорошо, — шепчет так, что сердце сжимается, — Прости.

— Все в порядке, — не перестаю успокаивать, — Давай отдыхать.

Бо устало соглашается и аккуратно укладывается у меня на груди. Это ощущение невероятно. Оно другое, не похожее на что-либо еще. Раньше я все мог объяснить. Я встречался с Сарой, потому что мы были чем-то похожи. Я встречался с девушками до Сары, потому что они мне подходили.

А с Бо... мы абсолютно разные люди. Мы не подходим друг другу. Порой мы ненавидим друг друга. Иногда, да ладно, что уж там, почти всегда, мы взрываемся и ссоримся. И все равно. Я хочу быть с ней не по какой-то одной определенной причине. Я хочу быть с ней по всем причинам в мире. Мне трудно принять это желание, но и перебарывать его больше нет сил.

— Кстати, — сквозь дрему говорит она, — Я позвала тебя не потому, что соскучилась. Просто в ванной что-то скребется. Полагаю, это крысы.

Я смеюсь, мотая головой.

— Так вот, в чем причина.

— Да.

— И что поменяется, если я буду тут?

— Ну... надеюсь, они съедят тебя, а не меня, — хмыкает, и я улыбаюсь.

Мы засыпаемся под шум скрежета. Я думал, что она пошутила. Но нет. Дело и впрямь в гребаных крысах.

У нас, оказывается, было мало времени. Половину из него я потратил на ссоры.