Глава 8
Глава 8. Царская кладовая
...Наутро первым проснулся Козеровский. В лачуге Одиссея было на удивление светло; солнечный свет проникал сквозь щели в крыше и наполнял всё помещение.
Марк с удовольствием потянулся; он любил солнечное, летнее утро. Дома утрами он часто прогуливался по улочкам Щербинки или, сидя на балконе за чашкой кофе, работал над статьями для познавательных журналов.
Потом Козеровский вспомнил, что домой ему вернуться не суждено, и хорошее настроение разом оставило его. Он без особого энтузиазма поднялся и вышел на улицу, чтобы умыться, но тут понял, что вся вода осталась на «Корнелии».
- Ну что ж, ничего не поделаешь, - вздохнул Марк, - обойдусь без умывания.
Тем временем проснулись и остальные. За завтраком, состоявшим из одних лишь свежих яблок, сорванных прямо тут же, в лесу у поляны, разговаривали мало. Одиссей видел, что его гости сильно опечалены, и, желая хоть как-то их развлечь, обратился к Козеровскому:
- Может быть, показать вам моё хозяйство?
- Хозяйство? Какое?
- Ну, мою кладовую. Помните, вам давеча не понравилось моё винцо — так давайте посмотрим, вдруг у меня есть и повкусней! У меня там есть ещё наливки, варенье из яблок, изюм я там сушу, инжир... инструменты кое-какие храню...
- А где это?
- А есть тут у меня один тайничок. Пойдёмте со мной, я вам всё покажу.
Марк Сигизмундович сообщил о предложении своим друзьям; поскольку делать всё равно было нечего, все они согласились пойти посмотреть на погребок царя Итаки.
Одиссею и самому не терпелось его показать — у него был практический склад ума (сочетавшийся, тем не менее, с живой страстью к путешествиям), и он считал, что посмотреть на то, как он ведёт своё хозяйство, будет для незнакомцев не только интересно, но и поучительно.
Сразу же после завтрака все, не задерживаясь, отправились в путь.
Они пересекли поляну и скрылись в лесу. Царь повёл их прямо в сторону моря; дорога шла круто вниз.
Вскоре впереди показалась новая поляна; она была куда меньше, чем та, на которой обосновался Одиссей, но зато на опушке из-под камней пробивался родник; вода скатывалась по булыжникам, собиралась в небольшую лужицу и весело журчащим ручьём убегала дальше, в море.
Ни слова не говоря, Одиссей склонился к источнику и вдоволь напился прохладной воды; наши герои последовали его примеру, а Марк достал из рюкзака металлическую фляжку и наполнил её доверху.
От источника путешественники двинулись дальше по склону; лес остался позади, и они оказались на берегу крошечной бухточки, со всех сторон закрытой скалами и лишь узким, как бутылочное горлышко, проливом связанной с морем.
Вода в этом заливчике, совершенно спокойная, была белёсо-голубого цвета, как в горных озёрах Крыма и Балкан.
- Я тут мою лодку держу, - объяснил Одиссей, - к тайнику отправимся на ней.
Лаэртид проворно спустился к самой воде, прошёл немного вдоль берега и скрылся в прибрежных зарослях облепихи. Спустя недолгое время он появился вновь, толкая впереди себя большую, но очень лёгкую лодку из ивовых прутьев, обтянутых просмолённой тюленьей шкурой.
- Ну, вот, садитесь, - промолвил Одиссей и толкнул судно; оно с плеском упало в воду и закачалось на поверхности.
Козеровский прыгнул в лодку; за ним заскочил Одиссей, а следом и все прочие. Царь указал Марку на два длинных весла, лежавших на днище:
- Ты и кто-нибудь из твоих друзей будете грести, а я — править рулём.
- Хорошо, - согласился Козеровский.
Марк Сигизмундович и капитан Шахов взяли по веслу и уселись на банку; Одиссей взял третье — короткое и широкое, рулевое — весло и встал на корме.
...Лодка отчалила от берега; царь управлял умело, и она безо всяких препятствий миновала бухту и вышла в море.
- Теперь будем идти вдоль берега, - обратился к Козеровскому Одиссей, - до кладовки отсюда недалеко.
Несмотря на то, что лодка выглядела сущей скорлупкой, шла она уверенно; волны раскачивали её, но не переворачивали. Справа по борту тянулся обрывистый, скалистый берег; слева — безбрежное море.
Одиссей, которому наскучило молча держать рулевое весло, вновь заговорил с Марком Сигизмундовичем:
- Меня всё-таки это очень удивляет. Как же могло пройти три тысячи лет за один год? Хотя, конечно, чего только не бывает... а ещё здесь звёзды другие, не такие, как у нас.
- Так мы же вообще не на Земле. Вы разве не видели с горы, что тут море обрывается, а за ним — небо со звёздами?
- А я на гору не лазил. Зачем мне это, когда и внизу всего хватает? Так, значит, мы не на Земле... как же это так? Где же мы тогда?
- В космосе, - ответил Марк.
- Да уж, хотя тут всё странное, однако, соглашусь, свой порядок есть.
- Да нет! Мы в... э-э... в пространстве...
- Да, по ночам я иногда слышу, как поёт в небесах какой-то хор*...
- Нет же! Мы... как бы сказать...
- Ох, да какая разница! Всё равно ведь отсюда не выбраться, как я понимаю.
- И то верно, - вздохнул Козеровский.
Лодка продолжала медленно двигаться вдоль берега. Грести оказалось не тяжело — ветер дул попутный, а течений, по-видимому, тут не было. Ничем не занятые репортёр и академик сидели на носу — скамьи там не было, поэтому они устроились прямо на днище — и вполголоса разговаривали. Зубов говорил с увлечением, даже с каким-то вдохновением, и ничем не выражал своего былого пренебрежения к Кошкину. Вообще было заметно, что этот человек, раньше такой сухой и заносчивый, сильно изменился за те два дня, что провёл на краю Вселенной — вместе со взглядами у него поменялось и поведение. Если раньше он вечно размышлял о своих туманных теориях и редко обращал внимание на людей, что его окружали, то теперь обнаружил — разумеется, незаметно для самого себя — что, помимо его умственных построений, существует и реальная жизнь, в которой живёт не одна «личность», а множество людей, равных и разных — ну, вы понимаете, что я имею в виду.
Помолчав, Одиссей снова заговорил — и то сказать, когда ты провёл столько времени в одиночестве, будешь, наверное, говорить и с тем, кто с трудом понимает твой язык.
- На чём же вы добрались до края света? - спросил он Марка.
- На судне, - ответил тот, - оно у берега стоит, там, позади от нас.
- У вас тоже были соратники?
- Нет, мы плыли вчетвером. У нас другие суда, не такие, какие были у ахейцев.
- Да, и одежда у вас не такая, как у нас...
- В наше время почти все так одеваются.
- Я давно думал, что со временем обычаи должны меняться, - проговорил Одиссей, - хотя многие ахейцы со мной не соглашались. Нет, всё же времена меняются, это точно! У нас никто не стал бы одеваться в такой странный плащ...
Тут царь замолчал, поскольку ему нужно было произвести довольно сложный манёвр — обогнуть скалу, далеко выступающую в море. Лодка прошла у самого её края, однако ни за что не зацепилась и ни на что не налетела; а, когда скала осталась позади, Одиссей промолвил, указывая на берег:
- Вон в той пещере и есть моя кладовая.
Действительно, в скалах, высоко над водой, чернела дыра — лаз в пещеру. Лаэртид искусно подрулил к берегу; лодка уткнулась в песок. Все её пассажиры один за другим выбрались на очень узкий пляжик, с которого вверх, к пещере, уходила крутая и извилистая тропка.
Одиссей первым ступил неё и с завидной лёгкостью полез наверх; за ним, хотя не так бойко, но тоже быстро, стал карабкаться Марк, потом — капитан, следом — Кошкин; грузный академик очутился позади всех: ему было не так-то просто удержаться на этих крутизнах.
Наконец все оказались на широкой площадке перед входом в пещеру. От этой площадки шла вверх ещё одна тропа — куда-то в яблоневую чащобу на вершине горы.
- Я иногда по суше сюда добираюсь, - пояснил Одиссей, - но это не так уж просто: там, наверху, такие обрывы, что можно и убиться. А сейчас давайте пойдём смотреть кладовку.
Рядом со входом на валуне лежала палка, обмотанная обгоревшей тряпкой. Одиссей взял её в руку и спросил Марка:
- У вас есть огниво?
- Нет, - ответил Козеровский и тут же спохватился, - в смысле да, есть! - с этими словами он достал из кармана походную зажигалку.
- Это что за штука? - удивился царь.
- Это чтобы зажигать. На бензине.
- На чём?
- Ну, его делают из каменного масла.
- Занятно, - сказал в ответ Одиссей; было неясно, понял он, что Марк говорит о нефти, или нет, - только я не умею обращаться с такими вещами. Зажгите факел вы.
Козеровский подпалил тряпочку; она, очевидно, пропитанная маслом, ярко вспыхнула. Царь и его спутники вошли в пещеру.
Свет факела выхватил из темноты серые, отвесные стены прохода; затем путешественники увидели впереди просторный подземный зал; у его стен стояли большие самодельные бочки.
- В них вино, - промолвил Одиссей, - яблочное и виноградное.
Рядом с бочками торчали какие-то шесты; к ним были привязаны гроздья изюма. Чуть поодаль стояли и другие бочонки, поменьше.
- Здесь варенье, - продолжал объяснять царь.
Неподалёку от варенья лежали пучки сушёных трав, видимо, съедобных или целебных; тут же находились и сосуды с высушенным инжиром.
А в том конце пещеры у меня инструменты, - проговорил Одиссей и двинулся к противоположной стороне подземелья; за ним пошли и другие.
В неярком свете были видны какие-то предметы — кажется, лопаты и топоры или что-то в этом роде; над инструментами возвышалась гора чёрной шерсти.
- Вы что, и овец держите? - удивлённо спросил Козеровский.
Но Одиссей не успел ответить. Куча шерсти вдруг зашевелилась и начала издавать какие-то звуки, похожие то ли на карканье, то ли на хрюканье; потом куча поднялась и встала. Это была громадная обезьяна вроде гориллы c огромными лапами и длинными чёрными когтями. Но то была не обычная обезьяна, не такая, какую любой из нас может увидеть в зоопарке; о, нет! То была обезьяна о семи головах. Все её семь голов глядели на пришельцев страшными красными глазами и скалили белые клыки.
Целую секунду Марк молча глядел на это чудовище; когда же до него что-то стало доходить, путешественник пришёл в ужас. Он забыл, что у него под рукой двустволка, и, громко завопив, бросился прочь.
Его спутники испугались ничуть не меньше; их объял панический страх. И академик, и Кошкин, и Шахов, и даже сам Одиссей задрожали, заорали и вылетели из пещеры, как дробь из ружья.
- А-а-а! - кричал Козеровский — человек не робкого десятка — сбегая вниз по крутому склону, - спасите!
Следом за ним бежал, подпрыгивая, знаменитый царь Одиссей, скакал с громким криками капитан, катился кубарем Борис Зубов и бежал на четвереньках, хватаясь за камни и кусты, Сергей.
...Марк Сигизмундович пронёсся по тропе, вылетел на берег и столкнулся лицом к лицу с каким-то человеком. Это было так неожиданно, что путешественник резко остановился и, не удержав равновесия, плюхнулся прямо в море.
В воде Козеровский мигом пришёл в себя, поднялся на ноги — по счастью, вода в этом месте едва доходила ему до колен — и уставился на того, кто послужил причиной этого падения.
Пред ним стоял пожилой, тощий человек с морщинистым, безбородым лицом. Кожа его была очень смуглой, почти чёрной, волосы — чёрными и короткими, нос — приплюснутым; по этим признакам Марк, бывавший в Южной Африке, понял, что неизвестный должен принадлежать к капоидам — то есть к бушменам или готтентотам.
Одет человек был в набедренную повязку и накидку из козьей шкуры; он опирался на длинную, тонкую палку. Неизвестный смотрел на стоящего в воде путешественника с интересом, но ничего не говорил.
В это время на берег буквально скатился академик; впрочем, он успел вовремя затормозить и потому не повторил трюк с падением в воду, столь искусно проделанный Козеровским.
Зубов поначалу даже не заметил незнакомого человека; остановившись, он сразу глянул наверх, дабы убедиться, что страшилище не гонится за ним. Поняв, что опасность миновала, он облегчённо вздохнул и выговорил:
- Ну и монстр! Интересно, откуда он здесь взялся?
Тут академик увидел странного африканца и замолчал. Тем временем с горы спустились Кошкин, Шахов и Одиссей; они тоже замерли на месте.
Первым опомнился царь. Он внимательно поглядел на пожилого человека и с изумлением воскликнул:
- Как, Кхой, это ты? Откуда ты тут?
- Господин Одиссей! - вскричал человек на не лучшем, но сносном ахейском.
* κόσμος по-гречески - в первую очередь не "Вселенная", а "порядок"; слово χορός означает не только "пространство", но и "хор". От этой многозначности и происходит недоумение Одиссея.