Глава 9 Дождь
Феникс вышел из подземки. Уже наступила ночь. Он поежился и натянул перчатки; опустил голову и медленно побрел от станции. Он не собирался возвращаться домой. В департаменте в такое время было мало народа – сплошные полуночники, такие же дети тьмы, как и он. Некоторые люди определенно не были созданы для дневного света. Ночь – неплохое время для плодотворной работы, если ты привык жить в темноте.
Он повернул к зданию департамента, не поднимая головы. Эту дорогу его тело помнило наизусть.
Зачем я потащил его туда? Неужели и впрямь надеялся, что смогу таким образом защитить?
Он вздохнул, остановился около темной изгороди, закрыл глаза, прижался лбом к холодным прутьям. Так он простоял неподвижно некоторое время, потом очнулся, отступил на шаг и удивленно уставился на ограду. Несколько секунд он не мог понять, где находится, но потом догадался, что свернул не туда. Перед ним был детский приют.
Феникс поморщился, словно кто-то заставил его проглотить нечто кислое и противное. Ему даже не хотелось анализировать, почему он очутился именно здесь. Он уже собирался уходить, когда на втором этаже зажегся свет в окне. Он заинтригованно остановился. Все-таки было довольно поздно, и подобный своенравный шаг явно противоречил распорядку заведения. Теперь яркий свет вспыхнул около входной двери. На улицу выбежал воспитатель. Он ринулся к какому-то темному пятну, затормозил около него. Феникс подошел к воротам. Сканер считал его идентификатор, и он беспрепятственно направился к зданию. Под окном лежал ребенок. Это была девочка, судя по всему, мертвая. Воспитатель стоял рядом и что-то бормотал. Ясно, что он диктовал рапорт и никого не замечал.
Феникс присел на корточки, взял маленькую ручку за запястье. Пульс не прощупывался. Конечно, воспитателю не было необходимости прикасаться к ребенку, чтобы понять, что тот мертв: сканеры работали безупречно. Но он всегда предпочитал проверять лично. Что-то в этом ребенке показалось ему знакомым. Он откинул прядь волос и нахмурился, пытаясь вспомнить.
Беглянка, которая удрала от него во время стычки с наркоманом?
– Эй! Что вы тут делаете? – Мужчина заметил его. – Вы не должны находиться здесь!
Феникс поднялся и холодно посмотрел на служащего:
– Как она погибла?
– Это не ваше... – Считав его идент, воспитатель осекся, отвел глаза. – Данное дело не касается сотрудника департамента.
– Откуда вы знаете, касается оно меня или нет? Я знал ее. Позвольте мне судить, что касается разведки, а что нет.
Воспитатель нервно закусил губу:
– Это просто несчастный случай. Ребенок выпал из окна.
– Несчастный случай? – Феникс сжал зубы. – Что-то мне подсказывает, что этой девчонке недавно сделали операцию. Или я не прав? Разве вы не должны были обеспечивать ее безопасность?
– Ну, знаете ли... – Собеседник впился в него яростным взглядом. – Я не нарушал никаких инструкций. Она прошла полный курс реабилитации. Если не верите, можете посмотреть записи!
Феникс повернулся и пошел прочь. Воспитатель что-то кричал ему вдогонку, но он уже не слушал его, пытаясь как можно быстрее покинуть территорию приюта.
Конечно, он знал, что мужчина ни в чем не виноват. В таких случаях никто никогда не бывает ни в чем виноват. Такова система. Она ловит детей Дна и дарит им благословенный подарок общества – новое зрение, способность видеть дополненную реальность. Разве систему волнует, что эти дети почти никогда не погружались в виртуальное пространство? Всем известно, что операции подобного рода надо проводить в раннем детстве. Чем старше становится человек, тем сложнее ему совместить две реальности. Конечно, таким, как Феникс, ничто не грозит: он постоянно использует различные устройства, его мозг приспособился за много лет. Но эта девчонка, вполне возможно, никогда не надевала шлем, очки или линзы. Дети довольно быстро адаптируются и скоро перестают путать ссылки, но далеко не каждый способен научиться контролировать все процессы за столь короткое время. Прожив всю жизнь в нищете и получив возможность воплощать свои фантазии, они часто смешивают выдуманный мир и окружающую действительность. Хороший курс реабилитации должен сделать из них полноценных членов общества, но проблема в том, что детская психика все-таки индивидуальна, а курс вполне стандартный как по продолжительности, так и по набору адаптационных уроков. Он много раз видел такое раньше. В приюте, в котором он вырос, один подросток залез на дерево и спрыгнул, разбившись насмерть. Он был абсолютно уверен, что умеет летать. А девочка погибла, спасаясь от несуществующих монстров. Их психика не готова к подобным экспериментам, но ведь они всего лишь отбросы общества, и никто особо не заботится о том, чтобы обучение прошло безопасно. Работая в Подполье, он неоднократно слышал о подобных случаях, но там не принято придавать значение этим инцидентам. Там смерть была привычной, а такая и вовсе не значила ничего на фоне разных смертельных акций подпольщиков. У обычных граждан есть встроенные системы защиты. Их покупают все, ибо несколько десятков лет назад убийства путем наложения фальшивой картинки дополненной реальности на объекты физического мира не были редкостью. Но это не касается детей Дна. Нет денег - нет системы защиты.
Его накрыла дикая ярость, в глазах потемнело. Всё, к чему прикасается Система, умирает. Дети в приюте погибают, деревья перестают расти, беременные мамаши выкидывают своих детей, а подростки делают заявку на эвтаназию. Да, мир дополненной реальности подарил людям жизнь, где есть всё, любая фантазия. Всё, кроме самой жизни. Мир, где почти не осталось настоящей любви, где потребность в человеческих объятиях считается извращением, а счастье – всего лишь результат химических препаратов и сетевых алгоритмов, красивый код, вживленный в кору головного мозга.
В воздухе стал ощущаться запах гари. Он шел из глубин его памяти: поблизости ничего не горело, но для него этот фантом в тот момент был вполне реален. В висках застучали молоточки. Он вздохнул глубже, пытаясь избавиться от кошмара, и ускорил шаг.
Всего лишь код Е. Код несчастного случая. В общей статистике подобные смерти шли в пятой группе, они даже не попадали в лидирующую тройку. Самоубийств и то было больше.
Почему же я так злюсь? И зачем вообще пошел туда, догадываясь о том, что произошло?
Феникс остановился около здания департамента.
Может быть, я пошел туда, чтобы убедиться в правильности выбранного пути?
Он тряхнул головой и твердым шагом вошел в здание.
День выдался жарким для прогулки. Маленький домик-фургон почти на самой окраине города. Странный выбор для бывшего служащего высшего учебного заведения. Вокруг ржавого жилища валялся пластмассовый мусор, обломки старой мебели и битая утварь. Стриж переминался с ноги на ногу, желая как можно быстрее покинуть столь мерзкое место.
Перед ним стоял бородатый мужчина средних лет, с брюшком, совсем не заботящийся о своем внешнем виде. Он щурился, рассматривая изображение, и Стриж с удивлением понял, что бывший охранник академии не просто не использует аватар, но также игнорирует электронную коррекцию зрения.
«Вероятно, он отключил всю электронную периферию. Или, что не менее вероятно, город отключил сетевое обеспечение за неуплату. Такой долго не протянет», – с легким презрением подумал он.
– Говорите, я смогу получить несколько сотен кредиток, если вспомню что-нибудь про людей с этой фотографии? – Мужчина почесал свой живот. Серая майка топорщилась на его полном теле. Стриж отвел глаза, стараясь не замечать неприятного зрелища.
– Да, и чем больше вы вспомните, тем выше будет вознаграждение.
– Что конкретно вас интересует?
– Это случайное фото, или они были знакомы? Все-таки девушки младше парней. Они не могли быть однокурсниками.
– Случайное? Какое странное предположение! Очевидно же, что они позируют. – Бородач ткнул пальцем в фотографию, она слегка дрогнула и потеряла резкость. – Почему вас удивляет, что они были знакомы? Парни иногда встречаются с девушками, которые младше них.
– В этой четверке есть пара? – спросил Стриж осторожно.
– Да, вот эта девушка, – собеседник коснулся изображения Селены, – встречалась со Светлячком.
Светлячок... Он стоял рядом с Селеной, такой спокойный и серьезный, с легкой, едва заметной улыбкой на лице. Селена была довольно оживлена. Она держала молодого человека за руку. Даже полному дураку было ясно, что между ними что-то есть. Рядом с Селеной стояла Кицу, нерешительная и слегка сконфуженная: похоже, идея с фотографией смутила ее. Чуть поодаль стоял Феникс. Лицо у него было хмурое. Кажется, затея друзей не слишком забавляла его. Они все были без аватаров. Очевидно, тот, кто делал фотографию, выставил определенный режим съемки. Такая фотография, естественно, не могла быть случайной. И Стриж прекрасно знал об этом.
– Я пытался узнать что-нибудь о молодом человеке, которого вы назвали Светлячком, но информация оказалась закрытой.
– Ничего удивительного. Он был почти таким же талантливым, как Феникс. Вероятнее всего, он и сейчас где-нибудь в Подполье, ведет оперативную работу. Все знали, что эти ребята станут очень хорошими оперативниками.
– У него странный ник, – заметил Стриж.
– Ну, ники меня не интересуют. Он был неплохим парнем. И гораздо более непосредственный, чем его друг. Забавно, что они подружились.
– Я думал, у Феникса не было друзей в академии.
– Он действительно ни с кем не сближался. Но со Светлячком они нередко участвовали в спортивных состязаниях, вместе ходили на лекции. Не удивлюсь, если они общались и после занятий.
Бородач закряхтел и вытер мокрый лоб ладонью.
– Сегодня довольно жарко. Не хотите выпить чего-нибудь тонизирующего?
– Нет, спасибо. – Стриж поморщился. – А о другой девушке что вы можете сказать?
Бывший охранник вздохнул и покосился на фургон.
– Кажется, она была подругой Селены. Селена познакомила ее со Светлячком и Фениксом.
– Она дружила со всеми тремя?
– Трудно сказать. Они относились к ней нейтрально. Светлячок не обращал на нее внимание. Феникс, пожалуй, был даже слишком холоден.
– Почему вы так решили?
– Знаете, мне почему-то казалось, что эта девчонка влюбилась в Феникса, а он понял это и всячески старался подчеркнуть дистанцию между ними. Многие девчонки влюблялись в него. Это довольно забавно. Сначала всегда возникала жалость и сострадание, потом восхищение – и вот они в капкане своих заблуждений, повелись на некий образ бесстрашного слепца. Думаю, все это ему весьма надоело.
Стриж сжал зубы:
– Вы не допускаете мысли, что они встречались тайно?
– Тайно? – Мужчина удивленно посмотрел на него. – Зачем им скрывать такое? Нет, не думаю. Я видел, что Феникс не в восторге от этой дружбы. Он уже тогда имел какую-то цель, которая вовсе не способствовала романтическим встречам. Как показало время, он достиг этой цели. Теперь он не последний человек в департаменте. К тому же Селена нравилась ему больше. Ну, вы ведь понимаете меня?
– Честно говоря, не очень.
Мужчина захихикал, волосы на его подбородке затряслись. Он потер руки.
– Обычно, когда девушка нравится молодому человеку, а он не может признаться в этом, он начинает шутить и дразнить ее, ну, и все в том же духе. Мне кажется, я видел улыбку на лице этого молодого человека, только когда он видел Светлячка или Селену.
Стриж молчал.
Кицу, как же тебе, гордячке, наверное, было неприятно, что твой кумир увлекся твоей подругой! Никогда не поверю, что ты не пыталась сделать что-нибудь, чтобы изменить ситуацию.
– По-моему, вы сочиняете. В наше время молодежь не склонна придумывать такие глупости. Все уже давно говорят то, что думают и чувствуют.
– Возможно, вы так считаете. Но я много лет работал в академии, и, поверьте мне, молодые люди во все времена одинаковы. Они выглядят, как равнодушные, пресыщенные играми школьники. Но страсти обуревают их молодые сердца, и они, боясь признать их существование, продолжают изображать вежливое равнодушие. Вы, дети, все такие. Не умеете скрывать свои чувства, хотя и не понимаете их. Настоящее равнодушие приходит позднее. Только не говорите мне, что я не прав. Я живу в этом мире гораздо дольше вас.
Стрижу стал надоедать этот лепет про романтическую ерунду. Он понял, что бородач помешан на любовных сериалах.
– Вы помните что-нибудь особенное в их отношениях? Не было ли какого-нибудь инцидента, который бы вам запомнился?
– Особенное? Да нет, пожалуй. Этот квартет просуществовал очень недолго – месяца два. Феникса стала утомлять эта ситуация, и он отдалился от Светлячка. Возможно, ему было неприятно думать о своих чувствах к девушке друга. Они перестали общаться. Светлячок и Селена, кажется, встречались до выпускного вечера. Сегодня действительно жарко. Может, зайдем в фургон?
– Спасибо, я уже узнал все, что хотел. – Стриж перевел деньги и, больше не слушая бессмысленную болтовню, удалился от грязного жилища.
На следующий день он не пошел на работу, отправив соответствующий запрос.
Эта работа стала надоедать. С утра до вечера заниматься проверкой и классификацией идентификаторов слишком скучно. Отупляет. Пожалуй, стоит подумать о том, чтобы
поменять сферу деятельности.
Позавтракав, он уселся на теплый пол прямо в столовой. Перед ним появилась проекция большого серого поля, а также набор полупрозрачных голографических шаров. Стриж привык разгадывать загадки с помощью столь примитивной игры. Этому его научил отец.
Он взял серый шар и поместил его на поверхность.
Кипарис. Руководитель СИН. Помешан на различных древностях. Имеет болезненную тягу к такому атавизму, как плотское влечение к реальным женщинам. Убит. Знаком с Селеной, Кицунэ, Фениксом. Причина убийства под вопросом. Воровал иденты. С какой целью? Вполне возможно, что он отдавал их нелегалам в обмен на то, чего нельзя найти на обычном рынке: реальных женщин, древние книги и прочий хлам, ненужный нормальным людям. Но почему нейросжигатель? Его знания были настолько опасны, что пришлось уничтожить даже виртуала? И как с этим связана Селена, сотрудник внутренний разведки? Дно не стало бы убивать своего поставщика просто так, без явной угрозы.
Рядом появился красный шар.
Селена. Убита или покончила жизнь самоубийством. Наличие возможностей для убийства Кипариса – да, наличие мотивов – да. Это или ревность из-за беспорядочных связей отца, вызванная психическим расстройством, или попытка скрыть хищение идентов, или и то, и другое одновременно. Она имела связь с Подпольем, могла помогать в краже идентов, а потом наладить собственный канал сбыта. Допустим, Селена имела определенные отклонения в психике и могла использовать ворованные идентификаторы для удовлетворения собственных фантазий. Но это только необоснованное подозрение, догадка без доказательств. Может, ее кто-то шантажировал? Чем ей мог помешать Кипарис? Тем, что увидел в ней своего конкурента? Сейчас невозможно это выяснить.
Стриж перекатил сиреневый шар.
Феникс. Был знаком с Кипарисом и, по некоторым слухам, находился с ним в хороших отношениях (если это вообще применимо к руководителю СВР!). Наличие возможностей – более чем достаточно. Достать нейросжигатель он мог намного быстрее, чем любой из подозреваемых. Мотив? Единственное, что приходит в голову, – кража идентов. Правда, тут возникает некоторая путаница. Что могло заставить человека его уровня снабжать идентификаторами людей Дна? Будь у Феникса странные пристрастия, он мог бы удовлетворять их и более простым способом. Наличие больших денег, возможность использовать иденты разведчика, личные связи на Дне и в Подполье – да он мог получить почти все, что хотел! Значит, это могла быть только какая-то сделка. Но ради чего можно пойти на такой риск, да еще при его положении? Связь с подпольщиками? Но он же разведчик, который почти всю жизнь борется с Подпольем. И потом, Феникс несколько лет назад перешел во внешнюю разведку. Теперь его задача не подпольщики, а контрразведка по отношению к Восточному Альянсу – политическому конкуренту ОИД. Восточный Альянс всегда хотел подорвать власть департамента. Их задача – сделать обывателей частью своей системы, ослабить влияние конкурента, но идентификаторы им точно не нужны.
Зеленый шар оказался рядом с сиреневым; дразня, закружился на месте.
Кот. Убит Селеной. Что это? Случайное совпадение или предопределенное событие в цепочке убийств? Селена хотела ему что-то сказать, но не смогла. Не означает ли это, что истинным похитителем идентов был другой человек, он был жив, и Селена знала, кто он? Примечательная особенность – доверяла Фениксу и боялась службы внутренней разведки. Но сделала запрос на имя Кота. Почему? Не собиралась же стать живой бомбой еще до встречи? Что могло так напугать человека, чтобы он согласился на собственную смерть?
Стриж замер над доской и, немного подумав, положил рядом белый шар.
Кицу. Казалось бы, не связана со всеми этими событиями. Тем не менее она знакома с Кипарисом, Селеной, Фениксом и, как оказалось, довольно хорошо. При этом она ни разу даже не заикнулась, что знала Селену. Не придавала значения? Есть ли у нее возможность получить новейшие разработки модельеров? В принципе, да. Конечно, она ограничена в подобных действиях, но вряд ли это относится к категории невозможного. Но мотив? Вероятно, такой же, как и у Феникса – кража идентов. Правда, представить безупречную Кицу в роли похотливой девчонки, охотящейся за нейронаркотиками, совершенно немыслимо. Да и территория Дна далека от нее. Но вот ее связь с Селеной настораживает.
Золотистый шарик, медленно вращаясь, присоединился к белому.
Светлячок. Загадочная фигура, о которой ничего не известно. Он может находиться как агент в совершенно немыслимом месте, а может спокойно разгуливать под другим идентом в самом департаменте. Про мотивы и возможности этого человека тоже нечего сказать. Единственное, что смущает, – информация о студенческом квартете. Они были знакомы. Один из них покончил жизнь самоубийством, второй пытался выгородить убийцу, третий делал вид, что не имеет к этому делу никакого отношения. Был ли Светлячок знаком с Кипарисом?
– Что ты делаешь? – Лес появился, как всегда, внезапно, прервав стройный поток мыслей. Стриж поморщился:
– Играю, как видишь.
Лес смотрел на него. Лицо его было непроницаемо, как обычно. Безмятежный рыцарь, не нуждающийся в аватаре.
– Вижу. И мне это не нравится. Ты играл в такие игры в детстве из-за Кипариса. Не понимаю, зачем придумывать головоломки, когда любой ответ можно получить из сети.
– А ты не думаешь, что иногда интереснее догадаться самому?
– Нет. Пустая трата времени. Если в сети нет ответа, то, конечно, можно попытаться найти его самостоятельно, но не очень-то хочется сталкиваться с проблемой подобного рода.
– Люди всю жизнь ищут ответы на такие вопросы. Это заложено в природе человека, – улыбнулся Стриж.
– Большинство людей так не делает, – возразил Лес. – Большинство людей предпочитает получать ответы из сети и не тратят свое время на построение различных, по большей части бессмысленных логических конструкций. Ты поступаешь неправильно.
– Да ведь ты с детства говорил мне, что я неправильный! К тому же я не большинство. – Стриж вскочил с пола и направился к выходу. – Я решил прогуляться. Сегодня прекрасная погода.
Через секунду входная дверь пискнула.
Виртуал остался один. «Вечно убегает, – подумал он. – Каждый раз, когда я его о чем-то спрашиваю, он убегает. Так и остался непослушным ребенком с отклонениями. Что значит – хорошая погода? По стандартным человеческим меркам погода, при которой все небо затянуто тучами, вряд ли может считаться хорошей!»
По небу блуждали тяжелые тучи, делая город мрачным и некрасивым. Погода не располагала к прогулкам. Конечно, можно было повысить температуру костюма и включить другую заставку, что Стриж сразу же и сделал. Небо над его головой стало безмятежным и ярко-синим. Он пошел на ближайшую детскую площадку и отправил запрос по сети.
– Кицу, ты не могла бы составить мне компанию?
Она ответила через несколько минут:
– Вообще-то я работаю. Мог бы не отвлекать меня только потому, что сам бездельничаешь?
– Мне необходимо поговорить с тобой.
– Ну, говори, я вся внимание.
Стриж помолчал. Он не мог сказать, что ему необходимо личное присутствие девушки.
– Мне бы хотелось увидеть тебя.
– Да без проблем! – Кицунэ включила видеоизображение. Перед ним появился ее аватар.
– И угостить тебя чем-нибудь вкусненьким, – продолжал гнуть свою линию Стриж. – Только не говори, что вкусненькое тебе проще есть в ОИД.
– Поразительно! Ты просто читаешь мои мысли!
Он больше не мог придумать никакого благовидного предлога и брякнул:
– Вчера врачи обнаружили у меня смертельный вирус. Говорят, это какая-то мутация, и лекарства пока нет. Я нахожусь на детской площадке, координаты которой сеть, без сомнения, зафиксировала, и собираюсь проститься с прошлым. Поскольку я не хочу быть подопытным для наших биологов и сегодня же подам заявку на эвтаназию, шансов пообщаться с моей биологической копией у тебя, скорее всего, больше не будет.
– Пошел ты! – вспылила девушка.
Стриж резко отключился от сети.
«Пускай помучается, пытаясь угадать, соврал я или сказал правду, – подумал он. – Не уверен, что она будет настаивать на том, чтобы моя биологическая копия продолжала бороться за жизнь, но все же любопытство не позволит ей проигнорировать вызов. Наверняка приедет».
Он уселся около песочницы, где возились дети из садика, расположенного поблизости. Они тыкали своими ручонками в виртуальную плоскость, копая голографические траншеи и формируя виртуальные горы. Кицунэ застала его в тот момент, когда он под восторженные писки малышей заполнял траншею виртуальной иллюзией воды. Около замка появился настоящий ров.
– Развлекаешься? – услышал он раздраженный голос девушки. – Смотрю, сообщение о смертельной болезни не слишком тебя опечалило.
Стриж оторвал взгляд от поверхности и посмотрел на нее. Он отключился от сети и в первую секунду даже не узнал ее. Она была несколько ниже ростом, чем он привык за последние месяцы. Волосы были забраны в небрежный хвостик, а серая униформа не обтягивала округлости женской фигуры. Куда делись все соблазнительные изгибы? Пожалуй, она была слишком худощава и напоминала подростка. Впрочем, ее глаза ему очень нравились. Причем намного сильнее, чем вся искусственная красота ее аватаров.
Стриж поднялся и, несмотря на жалобные крики детей, отошел от песочницы.
– Разве можно бояться биологической смерти? – спросил он.
– Нет, конечно, – ответила Кицунэ. – И все-таки нет никакого смысла отказываться от объемного мира форм. Наверняка пара роботов-мутантов или импланты позволят тебе существовать и дальше.
– Для этого мне пришлось бы заменить все органические части своего тела. Не уверен, что хочу этого. – Стриж притворно закатил глаза.
– Ты уверен, что болен? – Девушка внимательно разглядывала его. – Честно говоря, ты совсем не похож на умирающего.
– Можно подумать, ты знаешь, как выглядит умирающий человек, – усмехнулся Стриж.
Они отошли к беседке. Стриж прислонился спиной к дереву. Кицунэ присела на скамейку.
– Когда ты собираешься распрощаться с жизнью? – нахмурившись, поинтересовалась она.
– Расслабься, я не собираюсь умирать. А нахмуренный лоб тебе не идет.
Кицунэ вспыхнула и бросила на него колючий взгляд:
– Придурок! Так и знала, что ты все выдумал. Когда в следующий раз тебе взбредет в голову мысль о самоубийстве, я даже пальцем не пошевелю!
– Я действительно впечатлен. – Стриж улыбнулся. – Не думал, что ты будешь так беспокоиться обо мне. Это придает мне смелости. Я действительно хотел поговорить с тобой.
– О чем?
– О своем отце.
Кицунэ удивленно вскинула брови:
– О Кипарисе? Сколько можно? Стриж, мне кажется, тебе пора к психотерапевту. Похоже, это стало навязчивой идеей!
Стриж коснулся искусственной коры дерева. Кора была прохладной на ощупь и слегка шершавой. Он чувствовал ветер, а свинцовое небо уже не казалось таким красивым, как несколько минут назад. Ему стало грустно.
– Я просто хотел узнать одну вещь. Каким ты его видела? Ты права, это стало для меня навязчивой идеей. Я был слишком привязан к нему, хотя всегда отрицал это. Мне бы хотелось понять, каким он был в глазах окружающих.
– Что за странный вопрос? Он был обычным человеком. Я практически не знала его. Разве я могу сказать что-то особенное?
– Разве? – Стриж внимательно наблюдал за ней. – Мне казалось, ты знала его лучше многих.
Ложь. Все ложь. Когда мы были детьми и ходили в один детский сад, ты всегда завидовала мне, ведь Кипарис так часто брал меня домой. Ты всегда хотела, чтобы он был твоим, а не моим отцом. Ты так часто говорила мне об этом, что я попросил Кипариса забирать и тебя. Ты фактически стала моей сестрой и получила МОЕГО отца. А теперь говоришь, что совсем не знала его.
– Я не понимаю, чего ты хочешь. – Она поднялась – И еще меньше понимаю, зачем ты затеял этот разговор.
– Я просто гулял по детской площадке и вспомнил наше детство. Мне всегда казалось, что ты восхищалась моим отцом.
– Брось, Стриж. – Она включила браслет и стала недовольно перебирать его сегменты. – Это было так давно, что я успела все забыть. Ты действительно считаешь, что я должна обожествлять твоего отца только потому, что тебе этого хочется?
– Я не просил об этом. – Он почувствовал, как прохладная кора впилась в тело между лопатками, и понял, что в момент отключения от сети он обесточил свой костюм, и тот перестал дарить тепло. – Но я восхищен тем, насколько твоя память избирательна. Очевидно, что ты склонна забывать несущественные для тебя вещи.
– К этому склонны все люди. – Лицо девушки стало безразличным, словно скрылось за маской аватара. – Если бы мы хранили все бессмысленные воспоминания, то не осталось бы места для других вещей.
– Для каких же? – Стриж вызывающе посмотрел на нее.
Кицунэ начала злиться. Ее лицо потеряло невозмутимость:
– Я, пожалуй, поеду. Возможно, тебя и вправду поразил какой-то вирус, который стал причиной того, что ты, как сбойная компьютерная программа, совершаешь нелепые поступки. Но у меня нет ни времени, ни желания поддерживать твои выходки.
Я и забыл, насколько она экспрессивна, совершенно не умеет скрывать свои эмоции. Нет, неправда. Я всегда это помнил. Поэтому и хотел поговорить с ней вживую, отключившись от сети.
Он подошел к ней вплотную и спросил:
– Ты была знакома с Селеной и Фениксом до убийства Кипариса?
Кицунэ сверкнула глазами, губы вытянулись в тонкую ниточку:
– Это имеет значение? Почему ты задаешь мне эти вопросы?
– Пытаюсь понять феномен твоей памяти. – Он внимательно изучал ее лицо. – Помнится, ты часто приходила к нам домой, а теперь забыла об этом. В академии была влюблена в Феникса, а теперь считаешь его недочеловеком. Была знакома с убийцей моего отца и не сказала ни слова. Вот мне и стало любопытно.
Кицунэ отпрянула. Через минуту самообладание вернулось к ней. Похоже, вспомнив, что Стриж отключен от сети и может следить за ее реакцией, резко отвернулась.
Неподалеку раздались крики малышей. Стриж вздрогнул и посмотрел в сторону песочницы. Дети бежали к дому, неуклюже сбившись в кучку. Сначала он не понял, что произошло, но холодные капли быстро вернули его к реальности. Начался дождь. Он снова посмотрел на девушку. Она стояла, отвернувшись от него, сжав руки в кулаки, напряженная и нервная.
– Кицу, ты приезжала к нам домой почти каждую неделю целых семь лет. И ты даже не можешь сказать мне, что почувствовала, когда узнала о смерти Кипариса?
Девушка вздрогнула и резко повернулась к нему. Ее лицо было бледным. Капли стекали по лбу, щекам, волосам. Мокрая красавица с грустными глазами, в которых притаились горечь и затаенная боль.
– Ничего не почувствовала. Ты это хотел услышать? – холодно сказала она. – Ты хотел узнать, действительно ли я забыла его? Кто может меня в этом упрекнуть? Стриж, ты не понимаешь, большинство детей элиты практически ничего не знают о своих родителях за очень редким исключением. Я даже своего отца не помню. Почему я должна помнить Кипариса?
Стриж сделал шаг назад, снова прижался к дереву.
– До тринадцати лет ты души в нем не чаяла. – Стриж вцепился руками в холодный пластик. Его сердце екнуло и бешено застучало. – Ты рвалась к нам домой, просила забрать к себе. Я не верю, что ты могла так просто стереть эти воспоминания из своей памяти.
– Как ты верно заметил, я повзрослела, и очарование твоего старика перестало действовать на меня.
Нервная дрожь пробежала по телу Стрижа. Его стало лихорадить. На секунду ему показалось, что он и вправду заболел.
После совершеннолетия она перестала приезжать к нам и стерла все воспоминания о Кипарисе. Она действительно повзрослела? Почему мне так плохо? Разве есть что-то ненормальное в том, что она ничего не чувствует из-за смерти Кипариса? Ведь он был моим, а не ее отцом.
Небо плачет,
Плачет небо...
Перед его глазами возникла Кицу-подросток. Вот она бежит, заливисто смеясь и меняя аватар, превращаясь каждую минуту то в какого-то озорного мальчишку, то в насмешливую девчонку, то в инопланетного зверька. Вот она нападает на Кипариса со спины, обхватывает его за шею и хохочет, голые коленки молотят воздух.
Когда же все поменялось?
Воспоминания вдруг нахлынули на него, будто какая-то плотина, которая сдерживала все странности и нелепости его жизни в сумрачном пространстве подсознания согласно некому капризу, неожиданно рухнула, и поток картинок-слайдов забытой жизни накрыл его мощным холодным потоком.
Семнадцать. Весна. Такой сумасшедший запах в воздухе! Библиотека академии. Он стоит около автомата, нервничает, смотрит в окно. Ветер. Он чувствует его даже здесь, несмотря на то что окна закрыты, и не видно ничего, кроме иллюзорной синевы. Она опаздывает, но, несомненно, придет. Сегодня он обязательно все расскажет ей. О себе и о ней. И о своих чувствах. Но почему же ему так страшно? Нет, не хочу вспоминать... Только не сейчас!
Осень. Им по четырнадцать лет. Они стоят во дворе школы, и она нервно отводит глаза, говорит что-то про учебу в академии и про то, что у нее теперь совсем нет времени для забав: «Неужели не понимаешь, как я теперь буду постоянно занята? Мне не до игр!» Он пытается перехватить ее взгляд, наклоняется, но она зло отворачивается, раздраженно отталкивает его. Он ничего не понимает, но злость вспыхивает и в нем, он говорит какие-то пошлости. Она плачет. Он пробует погладить ее по голове, успокоить: «Кицу, я не хотел, прости меня». Она вся съеживается, но терпит его прикосновения. «Ты простила?» – «Конечно. Только, Стриж, может, перестанешь гладить меня? Я не хочу, чтобы ко мне прикасались...»
Тринадцать. Лето. Старый дом с тайником в нелепом подвале. Она играет с отцом в какую-то игру с мячом. Мячик рассекает воздух с сиплым присвистом, гулко ударяется о землю.
Щелк... тук...
Щелк... тук...
Она подпрыгивает в своих беленьких туфлях, желтая маечка иногда задирается, оголяя совсем плоский живот. Она вспотела, капельки пота выступают на лбу. Отец перемещается намного быстрее, но и ему приходится несладко: судя по всему, этот темп для него слишком утомителен.
Щелк... тук...
Щелк... тук...
И так последние двадцать минут. Ему надоело смотреть на их прыгающие фигуры, и он ушел в дом. Дома прохладно, мягкие подушки и привычный виджен. Он включил его, чтобы развеять скуку. Но там тоже пусто и скучно.
Щелк... тук...
Щелк... тук...
Щелк... тук...
Звук такой монотонный...
Проснувшись, он не сразу понял, где находится. Вокруг абсолютная тишина. Он выглянул в окно.
Куда они делись?
Сонный, с растрепанными волосами, он вышел из дома во двор. Солнце слепит глаза. Душно. Он хотел позвать Кицу, но в горле запершило. Он сделал еще шаг и вдруг услышал какие-то шорохи, остановился и подозрительно уставился на подсобку. Оттуда доносился шепот.
– Нет, не надо, не дотрагивайся там, –тихий, жалобный голос Кицу.
– Да брось, девочка, это совсем не больно. Разве ты не любишь своего папочку? – хриплый, с придыханием, голос отца.
Он сделал еще шаг и снова остановился, не понимая, что предпринять. Дверь в подсобку была на расстоянии вытянутой руки. В этом была какая-то тайна. Хотелось засмеяться и сказать какую-нибудь остроту, но слова замерзли, он потерял голос. Почему-то казалось, что он не должен находиться здесь.
– Я не хочу! – Уже не так тихо, довольно зло.
– Ну, что такое? Всегда такая уступчивая и вдруг такая недотрога! – Раздраженно, почти грубо.
Он медленно наклонился и заглянул в дверной проем. В подсобке было темно, только маленькая лампочка тускло освещала маленький пятачок. Они сидели в углу. Голые ноги Кицу в шортах (видны только коленки, одна туфля валяется рядом, и можно даже рассмотреть маленькие пальчики на ноге), рука Кипариса на обнаженной детской коже. Он гладит ее одной рукой по ноге, вторую не видно, но он почему-то уверен, что она шарит чуть выше, вот только где именно путешествует эта преступница, отсюда не разглядеть.
Раздается тихий девичий вздох, и Кипарис смеется почти неслышно.
Он отпрянул от двери. Краска залила лицо. Ему вдруг стало стыдно. Он почувствовал какое-то покалывание в щиколотках и посмотрел вниз. По ноге ползло насекомое. Он с отвращением дернулся и, чуть не вскрикнув, занес руку.
Живое. Нельзя убивать. Запрещено законом.
Опустив руку, он пошел к дому, но так и не смог войти в него, сел на ступеньках, обхватив колени руками. Кажется, именно в таком состоянии они его и нашли. Пустые отрешенные глаза, взъерошенные волосы, ползущее по ноге черное насекомое. Он притворился, что уснул. Возможно, в тот момент он и сам верил в эту ложь. Именно тогда он решил никогда не просыпаться.
Сообщники. Любовники. Преступники.
Место, где я засну навсегда...
Почему я забыл этот сон?
Она стояла перед ним, такая застывшая и равнодушная, и совершенно ничего не помнила. Вернее, не хотела помнить.
– Кицу, ты любила моего отца или... ненавидела так сильно, что желала ему смерти? Ты знала, что твой бывший любовник спит с твоей подругой? Эта девушка воровала иденты из сети и была сотрудником внутренней разведки. Кицу! Скажи мне, что это неправда! – Он почти кричал.
Казалось, она не расслышала вопроса, но затем зрачки ее глаз расширились. Она удивленно посмотрела на него, несколько секунд всматривалась ему в лицо, а потом повернулась и зашагала прочь, побежала, словно ребенок, беспомощно сжав кулаки, неуклюже перепрыгивая через лужи. Худощавая фигура скрылась среди пелены водных брызг.
Мой отец был безумен. И он заразил этим безумием тебя.
Он закрыл глаза и сполз вдоль ствола, сел на мокрый песок. Безвольно уронил руки. Капли падали сквозь искусственную крону, стекали по шее и отбивали непонятный ритм по плечам. На минуту ему показалось, что стекающая по щекам вода вовсе не холодная, а, напротив, горячая.
Я точно заболел. Уже не отличаю, где холодное, где горячее, где правда, а где ложь.
Он сжал руками влажный песок и почувствовал, как острые камушки впились в ладони. Вокруг бежали мутные потоки воды, которые извергало болезненно угрюмое небо. Чумная реальность была грязной. Он обхватил колени руками, поморщился и включился в сеть. Бывают дни, когда только дождь тебя и понимает...
Неожиданно стало как-то особенно сумрачно. Он поднял голову. Прямо на него надвигался смерч. Он уже почти закрыл весь горизонт, поглотил серые небеса. Охотник за душевными призраками подкрадывался совершенно бесшумно.
Вот, значит, ты какое, мое прошлое...
Он вздрогнул, в глазах потемнело. Сначала закололо в плече и шее, затем под лопатками, что-то надавило на грудную клетку. Сердце сжалось, он почувствовал тупую ноющую боль, которая медленно поползла по всему телу. Холод пронзал руки, плечи, грудь, словно колол его ледяными иголками, добрался до самого нутра, до того места, где и был рожден этот смертоносный ветер. Он начал задыхаться.
Какой странный третий круг у этой игры, да? Я, наверное, не смогу пройти дальше.
Неожиданно тысячи иголок пронзили мышцы, по телу пробежал электрический заряд. Стало легче дышать, он снова ощущал свое тело. Боль постепенно уходила. Он все еще чувствовал в руках маленькие колючки-кристаллы, но мир стал более светлым и теплым.
Обогрев костюма, лекарство от простуды. Фильтр – безоблачный день. Машину.
Перед ним нависла тень. Он поднял голову. Над ним склонился Феникс, который что-то прятал в карман.
– Что ты тут делаешь? – Он попытался приподняться, опираясь ладонями о землю.
– Если ты решил умереть, то мог бы выбрать менее экстравагантный способ. Судя по всему, ты даже не представляешь, насколько был близок к тому, чтобы расстаться со своей бренной оболочкой.
– Вечно ты говоришь глупости. – Он выдавил болезненную улыбку. – Как ты здесь оказался?
– Я следил за тобой, – усмехнулся Феникс. – Решил посмотреть, что делает мальчишка, который накануне ездил в дом Кипариса, а на следующий день не вышел на работу.
– С каких это пор за мной следят агенты внешней разведки? – У него вырвался нервный смех. – Не мог послать кого-то менее значимого? Стоило ли шпионить самому, чтобы так легко раскрыть себя?
Феникс подошел ближе.
– Если быть совсем искренним, то я, конечно, не шпионил. Просто хотел поговорить с тобой о деле Кипариса. Я думал, ты в департаменте. Не ожидал, что тебя не будет на месте.
– Я больше не хочу ничего знать о деле Кипариса. – Он попытался пригладить волосы мокрыми руками. – Это дело мне, честно говоря, надоело. Мог бы просто оставить сообщение.
– А ты сегодня нагл. – Феникс перестал улыбаться и серьезно посмотрел на него, будто пытаясь прочесть мысли. – Впрочем, как и всегда. На самом деле я хотел извиниться. Дело в том, что Селена не была убийцей твоего отца. – Феникс невозмутимо сунул руки в карман своего плаща. Казалось, дождь ему вовсе не досаждал. – У меня не было никакого желания передавать закрытую информацию по цифровым каналам. И я не уверен, что завтра просто не забыл бы о тебе. Твой отец был убит человеком Подполья. Это моя вина. Мои люди ничего не знали о готовящейся акции.
– Даже великий Феникс не может знать всего, – спокойно заметил Стриж.
– Настоящий убийца мертв. Я не смог организовать операцию по его захвату из-за дела Кота. – Феникс прислонился к дереву. – Я дважды потерпел поражение в этом деле. Честно говоря, такое в моей жизни впервые. Это крайне раздражает.
– Брось. – Стриж грустно наклонил голову. – В смерти Кота ты виноват не больше моего. Уверен, что Кипариса убил нелегал? Вдруг это была расправа из-за личной обиды?
– Уверен, что это был человек Подполья.
– Знаешь мотив?
– Возможно. – Феникс покосился на него.
– И ты, естественно, не скажешь мне о нем.
– Не могу. Там мои люди.
– Ты умеешь хоть кому-то доверять? У тебя вообще есть настоящие друзья?
Лицо руководителя СВР было спокойным и безмятежным. Некоторое время он молчал, а потом ответил:
– Есть люди, которые мне симпатичны независимо от того, нравлюсь я им или нет. Возможно, до определенного момента я даже рискнул бы жизнью ради них. Что касается доверия, то агенты иногда должны доверять свои жизни другим, но это вынужденное доверие – доверие без выбора, доверие без правил. Мой тебе совет: не играй с доверием. Почти все мои знакомые агенты погибли именно из-за такой глупости.
– Зачем ты говоришь мне это?
– Если я скажу, что единственная причина заключается в том, что ты сын Кипариса, ты обидишься?
– Да.
– А если я скажу, что причина в том, что ты отпрыск Ценцерионов?
– Тоже.
Они замолчали. Капли падали все реже, дождь почти прекратился. Стриж заметил, что дети забыли свои игрушки, и те совсем промокли. Он вздохнул.
Рядом остановилась машина. Стриж оттолкнулся от дерева и медленно побрел к ней. Он весь дрожал, будто в лихорадке.
– Феникс, тебя подбросить?
– Кай... Ты болен. Тебе лучше пару дней отлежаться дома.
Стриж упал на сидение. Дверь закрылась. Машина медленно поплыла над мокрым песком. Стриж смотрел в окно на удаляющуюся фигуру.
Никто меня не понимает и никогда не поймет. Я и сам себя не понимаю. Наверное, я просто не хочу, чтобы умирали те, кого я люблю. Разве смерть – это правильно?
Левое запястье горело и чесалось. Он с неудовольствием посмотрел на свою руку и увидел маленький красный квадратик, словно от ожога.
Хм... И что бы это значило?
Кицунэ влетела в квартиру и рухнула на колени. Ее лицо было мокрым и раскрасневшимся от бега. Она бежала от площадки, ничего не замечая и не понимая. С волос падали дождевые капли.
Этот его взгляд. Почему он так смотрел? Почему? Почему?
Она уткнулась головой в колени. Ее била дрожь.
– Кицу, ты плачешь? – Перед глазами возник образ Селены. – Почему ты плачешь? Ведь сейчас все хорошо.
– Неправда, не хорошо. Все совсем не хорошо.
Кабинет микроэлектроники. Селена склонилась над электронным насекомым, тыкает его жгутом. Валит дым.
Она чихает и вздыхает:
– Да, так мы лабораторную работу не сдадим никогда.
– Да брось, я уверена, что рано или поздно код подойдет, и мы взломаем эту глупую игрушку.
Вот дворик около спортзала. Селена спрыгивает с турника. Ее лицо красное, в пятнах, она зла на себя за то, что не смогла отжаться столько раз, сколько записано в ее дневнике.
– Зачем ты так напрягаешься? Протеиновые коктейли, правильный костюм – и у тебя будет идеальное тело!
– Мне не нужно идеальное тело! Мне нужно закаленное и выносливое тело!
– Тебя не поймешь. То ты неделями копаешься в библиотеке, то истязаешь себя такими глупостями. В наших нормативах нет таких упражнений.
– Между прочим, Светлячок и Феникс тоже тут занимались.
– А, тогда все понятно, – фыркает она.
Весна. Селена сидит рядом с ней на траве. Сейчас у нее такое спокойное и уверенное лицо. Волосы растрепались от ветра, и она постоянно сдувает челку. Этой весной она особенно красива, словно внезапно распустившийся цветок на ретро-открытках. Вероятно, она и сама не понимает, сколько мальчишек заглядываются на нее и сразу же отводят глаза, словно их застукали за преступлением. Будто боятся, что эти взгляды крадут что-то от ее цветущей юности. Всего через год это лицо будет выглядеть иначе: сверкающие глаза погаснут, припухшие губы будут покусанными, исчезнет задумчивость и безмятежность. Но эта Селена по-настоящему счастлива.
– Кицу, а что ты будешь делать после выпускных экзаменов?
– Ну, – она тянет с ответом, – наверное, буду работать в департаменте, в каком-нибудь внутреннем отделе.
– Ерунда! Разве работать внутри департамента интересно?
– Кто-то же должен.
– Может, и должен. Но мы-то с тобой сделаны из другого пластика! Не для этого же мы мучились в академии?
– Я тоже так думала, вот только доктор Нел считает иначе. Он считает, что я никогда не смогу стать агентом внедрения по биологическим параметрам. И никакие лекарства тут не помогут. – Именно это она хочет сказать, но произносит совсем другое: – Селена, если подумать серьезно, то работа в Подполье довольно опасна. Ты же читала рапорты об издевательствах над вычисленными агентами? Неужели тебе не страшно?
– Мне? Конечно, нет! Я обязательно стану агентом Подполья и поймаю кучу сепаратистов. Я стану самой неуловимой шпионкой на свете.
– Правда? – фыркает она. – Думаешь, у тебя не будет конкурентов? Смотри, как бы твое эго не пострадало. Ты можешь оказаться не самым лучшим агентом.
– Да, ты права. Не стоит списывать со счетов Светлячка и Феникса. Эти двое запросто могут обскакать меня, ведь они оба внутри этой паутины зла. Впрочем, я буду счастлива, если мы будем работать вместе. – Она радостно обнимает себя за плечи. – Кицу, если бы ты знала, как я сейчас счастлива. Кицу, у тебя было такое, что, когда ты с другим человеком, все в голове кружится, хочется смеяться и плакать?
– Звучит так, будто кто-то рискует, пробуя запрещенные дозы нейронаркотиков, – бурчит она.
– Ну же, Кицу! Какой департамент? Разве ты не хочешь работать вместе с Фениксом? Признайся же, наконец!
– Прекрати нести всякую чушь!
– А ты покраснела. Ты такая смешная. – Селена падает на траву и хохочет. – Я так счастлива! Счастлива! – кричит она во весь голос.
– Прекрати орать, иначе сюда прибежит какой-нибудь прыткий преподаватель и преподнесет тебе урок благовоспитанности!
Волосы Селены совсем растрепались, она перестает кричать, только дурашливо улыбается:
– Кицу, как ты думаешь, почему я решила стать оперативником?
Она ложится на живот и смотрит на подругу:
– Хотела прославиться как самый знаменитый шпион?
Глаза Селены становятся серьезными, хотя на губах все еще блуждает улыбка:
– Когда мне было одиннадцать лет, моя мать погибла от взрыва. Я тогда поклялась, что вырасту и обязательно найду всех тех уродов, что взрывают дома. Это глупо?
Она старается не смотреть на это серьезное лицо.
– Селена, в большинстве случаев дети не знают своих родителей. Мы все растем вдали от дома. Твое решение действительно несколько странное.
– Я знаю, моя мать по-настоящему меня любила. Я уверена в этом. Просто ты никогда не видела таких семей.
– Почему не видела? У моего друга детства очень экстравагантный папаша. Он своей так называемой любовью вконец уже всех достал. Прикинь, он до сих пор забирает своего сына на каникулы.
– Ух ты! – Селена приподнялась, оперлась на локоть. – Моя мать иногда присылала мне подарки, но я не помню, чтобы она забирала меня к себе. Наверное, это и есть проявление настоящей любви. Я бы хотела узнать, что такое настоящая любовь.
– Это проявление настоящего извращения. Если ты считаешь это нормальным, то ты сама извращенка.
– Вполне вероятно, что ты права. Но ведь быть очень хорошенькой совсем не интересно, да и не надо это тому, кто станет оперативником. Как его зовут?
– Моего друга? Стриж. Он учится на гражданском факультете.
– Да не друга! Его отца. Любопытно же. Вдруг он был знаком с кем-то из моей семьи?
Весна. Ты была тогда такой светлой, весна. Настолько светлой, что никому из нас не пришло в голову, что та весна станет последней, когда ты будешь искренне смеяться и верить в свои наивные мечты. Иногда исполнение желаний и есть настоящее проклятие.
«Это я во всем виновата. Я виновата».
Кицунэ вцепилась зубами в запястье и зарычала.