Тело Левиафана. 18+

«Но ведь чувствуют себя, сознают свою индивидуальность – только засоренный глаз, нарывающий палец, больной зуб: здоровый глаз, палец, зуб – их будто и нет. Разве не ясно, что личное сознание – это только болезнь?», – Евгений Замятин, «Мы».

 Земля.

История галактики началась здесь.

Левиафан возвышался на останках человечества. Хтоническое, поглощающее планеты существо, победившее самого главного деспота в Млечном Пути – человека. Тогда, гибриды остались без своих ненавистных хозяев. Обрели долгожданную свободу, за которую убивали и погибали веками. А теперь, когда рядом не оказалось узурпатора – пришло время строить новое, по–настоящему правильное общество.

Империя Догов, Объединенная Федерация Катцев, Союз Гибридов – вот кто встал на место Человечества, положившего начало исследованиям космоса. Тогда, еще в начале Революции, гибриды пообещали себе быть кардинально противоположными людям, но любая власть ведет только к одному исходу – несвободе.

По крайней мере, иначе никто из них не умел. Люди – их ненавистные создатели, еще тысячи лет назад, вложили в свои творенья абсолютно тот же мозг. И даже тысячи заумных книг, красивых слов, сотни лет стараний и борьбы, не смогли предотвратить желание любого живого существа, получившего власть, сохранить ее навсегда.

Сейчас над головами миллиардов существ летают космические корабли. Массивные линкоры и маленькие корветы рассекают звездную неизвестность. Вековые здания, будто возросшие из асфальта, заменяют на улицах деревья. Множество огней калейдоскопом сменяют друг друга один за другим и кажется, что космос никогда не спит. Даже не дремлет – он в бесконечном движении, неком подобии прекрасного, но очень пугающего своими масштабами танца.

Неоновые вывески и агитационные плакаты с изображением ни то Первого образца, ни то правящего Фюрера, ни то лиц избранного Совета. У всех по–разному – зависит от государства, где пришлось родиться. Все государственные механизмы объединяет одно: тотальный контроль. На каждого есть свое досье, слежка ведется вплоть до сантиметра каждой улицы на любой планете, а смартфон в руках – твой личный полицейский, ведущий отчет перед правительственной базой данных обо всех твоих передвижениях и действиях.

Но ведь это ради безопасности, верно?

И даже, состоявшая из крови и плоти, курившая сейчас за углом Генерального штаба ТСА агент под номером 44 существовала здесь исключительно для этого – безопасности и контроля. Она докуривала вторую и внимательно вслушивалась в слова новостного диктора, который ровно в шесть вечера начинал вещать о последних новостях Империи Догов.

–...наш великий вождь и мудрый отец – Первый образец ввел новую ядерную доктрину в отношении Объединенной Федерации Катцев. Документ был подписан сегодня утром. Мы не дадим этим мерзким подонкам вернуть нас в человеческий век. Мы, каждый из нас – меч Империи. Мы – нация, благословлённая Левиафаном. Товарищи, помните, победа в этой тяжелой войне обяз... – с нескончаемым рвением говорил ведущий на многомиллиардное население государства догов, на что 44–я лишь поморщилась. Холодная война между катцами и догами идет веками. Это привычно, подумала она. О какой победе они говорят.

Так странно, что, являясь лишь агентом, выращенным с самого детства на одной только идее защиты своей Империи и бессмертного Первого образца от вмешательства преступных образований извне, она все больше начинала испытывать ко всему этому неприязнь, с возрастом все стремительнее перетекающую в ненависть.

Шли годы службы, Агент вырастала из маленького милого щенка в большого и злого добермана. Через нее проносился бесконечный круговорот преступников, – в основном, отшельников из Свободного космоса, – и их поимок. Затем, личное присутствие на их смертной казни в одной из тюрем столицы. Жестоко и бессмысленно, как казалось, но делалось это исключительно для понимания завершения своей работы и внесения сведений в рапорт. Она описывала смерть отшельников подробно, в мелочах.

Трагедия началась тогда, когда 44–ая внезапно поймала себя на мысли о том, что она не хочет. Не хочет вспоминать. Но отчетность требовала описания – как из глаз вытекал белок, как черепная коробка трескалась от разряда тока, как в агонии... нет, она не хотела это писать. Но 44–ой приходилось. Она писала в рапорте о жизни, о смерти каждого существа, о его родных и близких. По началу, не испытывая совершенно ничего, будучи уверенной в их исключительной вине перед Империей.

44–ая внимательно вслушивалась в предсмертные крики. И чем толще становилась папка ее закрытых дел, тем больше она начинала ненавидеть себя. В ее голове был только один вопрос: в чем виновата она сама? Заключенная с самого рождения в стены бездушной машины, осуществляя правосудие своими руками под руководством чужих интересов.

Наверное, все эти мысли начались еще в том ночном клубе, когда ей нужно было поймать одного из владельцев сети борделей по всей свободной территории космоса. Сидело там разного рода отребье, в основной массе, конечно же, отшельники.

Они любили такие места – выпивка, девушки в облегающей одежде, предлагающие им свои услуги, приват–комнаты и отсутствие запрета на психоактивные вещества, под которыми там находились практически все. Это называлось для Агента просто – скотская свобода. Тогда она относилась к ней с пренебрежением, прокручивая в своей голове слова Первого образца:

«Исключительная свобода – есть пристрастие внутри сознания. Пристрастие – прямая дорога к хаосу».

В тот вечер 44–я так и не смогла найти свою цель. Однако заметила совершенно другое существо.

Небольшая пестрая кошка, расхаживающая вдоль барной стойки. Взгляд её пронзительно–голубых глаз был удивительно безразличным к тянущимся к ее телу рукам. Она смотрела вниз, на свои ноги. Играла музыка, светились огни, на фоне танцевали посетители клуба, но она, похоже, настолько привыкла к этому, что даже не замечала. Скорее всего, просто искала себе клиентов. Многие катцы, сбежавшие из Федерации, работали в борделях проститутками за счет своей миловидности.

Неожиданно резко, кошка подошла ближе к Агенту, будто бы заинтересовавшись, кто же сидит под плотным капюшоном, опустив голову вниз. Но наглости снять прикрытие с гостя у нее не хватило. Кошка ловко выхватила из рук 44–й бокал с бренди и, проведя мягким хвостом по ее подбородку, пошла дальше.

С того дня Агенту начали нравиться катцы. И женщины.

Она даже не знала, что из этого было хуже. Осознание вспыхнуло так же быстро, как огонь. И, конечно, это было бы смешно, если бы не было так страшно. Подобные отношения между расами множество веков порицались обществом догов. А с обострением холодной войны расы начинали все больше и больше ненавидеть друг друга.

Федерация всегда стояла у Империи как кость в горле, а значит – любая личностная симпатия к катцам должна быть исключена. Особенно у агента ТСА – примера идеального представителя государственных интересов. Она долго не могла подавить в себе это влечение. Хотя, очень сильно пыталась. 44–ая кусала язык каждый раз, когда видела одну из катцев на миссиях в свободном космосе, ходила на лекции патриотизма, купила книгу с цитатами Первого образца, но все больше понимала, что иначе не может. Стоило просто принять тот факт, что она сродни больному зубу или заусенцу, который не можешь отгрызть. Жаль, что ей некому было признаться в этом.

С момента принятия себя, Агенту сложнее давались казни катцев и занесение их досье в число убитых. Шли годы, и даже убийства ксеноморфов казались ей чем–то печальным, что вызывало внутри некое чувство собственной болезненности. Это как грипп или насморк. Только вылечить это было нельзя. Она так отчаянно пыталась бороться со своими слабостями, что в один момент решила просто сдаться. Агент пришла к осознанию истинной причины угрызений совести.

Империя проникает тотальным контролем во все части жизни своих граждан. Первый образец вправе не только следить за всеми в пределах своих территорий, но и иметь доступ к их сознанию. Более того, Империя всегда знает, что ты скажешь или сделаешь в следующий раз.

Со временем 44–я начинала замечать, как все вокруг, и даже она сама, говорили словами Первого образца. Транслировали политику государства через свои мысли, что, казалось бы, являлось единственным сокровенным местом, куда ни слежка ТСА, ни государственная полиция не могли забраться.

Небольшой объем твоей собственной черепной коробки насквозь пропитан идеями чужих догов, которых ты никогда не знал лично, но они с самого детства решают за тебя, что хорошо, а что плохо. Где работать и кого любить. Чего бояться. Самое ужасное, что ты не помнишь, когда они сделали это с тобой. Самое ужасное, что в этом виноват ты сам. Иногда, 44–ая сама хотела сесть на электрический стул, что бы все эти слова и лозунги вытекли из ее головы вместе с мозгами.

44–ая устало выдохнула, садясь в свое кресло напротив большого панорамного окна. Вид отсюда, наверное, был красивым, но быстро приедался.

Самый обычный жилой район на столичной планете Империи – высокие многоэтажные здания, на крышах которых стояли круглосуточные магазины. Рекламные голограммы, сменяющие картинки с одной компании на другую. Летающие по воздушным трассам космические корабли полиции и гражданских, а где–то очень далеко за ними еще тысячи таких же домов и ярких огней. Административные здания, оборонительные посты, бесчисленное количество дорог и магазинов. Земля с такой высоты выглядела действительно грандиозно.

Хорошо, что на шестидесятом этаже совсем не было слышно шума города, только иногда, совсем редко, звук реактивных двигателей корветов.

Агент вслушивалась в тишину – она всегда ей нравилась. Когда за твоим стеклом кипит жизнь миллионов других догов, но ты здесь одна, в этой небольшой квартире, где свет включается очень редко. Чаще – темнота. Она закинула ногу на ногу и протянула руку к бутылке с виски, которая стояла на стеклянном журнальном столике.

От алкоголя резко потянуло в сон, и последняя ее по–настоящему своя мысль за сегодня была о том, можно ли жить иначе. Действительно ли возможно то, что кто–то, совсем неизвестный ей, сейчас не спит? За миллиарды световых лет, на другой планете. Кто–то, говорящий на другом языке, совсем не знающий 44–ую. Она откинула голову на спинку кресла и закрыла глаза. Вполне.

Космос и правда был очень многогранен.