Вороний плач

Других инициаторов побега на платформе не нашлось. Однако это вовсе не означало, что никто не последовал примеру предшественников и не спустился на рельсы. Двигало теми людьми отчаяние или желание встретить судьбу ушедших родных – теперь уже неизвестно, но с тех пор вагоны не возвращались на станцию с погибшими, больше похожими на решето.

Само по себе пребывание на платформе ближайшие несколько дней не отличалось ничем примечательным. Можно было подумать, что оставшаяся часть людей выбрала самый простой, но одновременно неправильный вариант – смирение. С другой стороны, никто не осудит этих несчастных людей за то, что они выбрали жизнь, а не пулю в лоб.

Седьмые сутки в метро сопровождались голодным жадным чавканьем, заполнявшим перрон. Еду, как и было обещано, поставляли два раза день в вагонах, расставляя на полу термосумки и упакованные одноразовые приборы. Больше никто не появлялся, кроме голоса из динамиков, периодически напоминающего о соблюдении порядка и оповещающего о прибытии пищи.

Зои так и не смогла объяснить Айвори, каким именно образом ее увечья исчезли, не оставив после себя ни единого намека даже на шрам. Кроме того, что она уже говорила о целительстве, ничего нового сказано не было. Фледж, будучи довольно скептичным человеком, опровергала все не доказанное наукой, поэтому постаралась не забивать голову лишней информацией, которую не могла никак обосновать.

До дня тестирования оставалось немногим меньше, чем тринадцать часов.

Время тянулось мучительно долго, потому как занять себя было нечем – телефон разрядился еще во второй день, и прихватить с собой что-то другое она не подумала. Во всяком случае, она не планировала находиться взаперти около недели. Никто не планировал. Но так случилось, поэтому они могли наслаждаться лишь собственным штормом мыслей и делиться им с такими же отчаявшимися людьми, оказавшимися с ними в одном болоте.

Удивительно, как легко человеческие существа находят общий язык, имея общего врага. До этих пор они имели возможность встретить друг друга, вероятно, раза три за всю жизнь в этом огромном городе, и никогда бы не заговорили. Теперь же, даже не произнося не слова, они могли быть уверены в том, что находятся на одной стороне и противостоят одному и тому же. Оставалось только понять, чему именно.

Тела в вагонах увезли в тот же день. Еще несколько людей после отбытия поезда сошли на рельсы и с пустыми безжизненными глазами направились туда же, откуда было доставлено сообщение, напоминающее всем, что нарушение правил карается жестоко и беспринципно.

Омерзительное зрелище, показывающее истинную сущность защитного режима. Если он кого-то и защищал, то явно не людей, которые просто хотели быть услышанными и ощущать безопасность в мире, который был им домом. Человек любит критиковать правительство, обвиняя его во всех бедах и подлостях, происходящих с ним в жизни. Но всегда потому, что боится признать свою причастность к этому, будто взяв на себя ответственность за свою жалкую судьбу, рискует утонуть в омуте страданий.

Здесь же обвинить себя было чем-то невозможным. Нельзя упрекнуть себя за то, что ты пытался остаться в живых и найти способ избежать скорой расправы и разделения на какие-то классы, где ты окажешься в самом низу пирамиды просто по своей природе.

Невозможно привыкнуть к чувству вечного страха за своё будущее, к своей абсолютной беспомощности. Еще вчера ты строил планы, а сегодня их разрушили одним заявлением, ставящим тебя на мировых весах рядом с одноклеточными организмами.

И раздражал не сам режим, который планировали ввести в ближайший месяц. Больше всего раздражения вызывало ощущение собственной слабости, невозможности выбрать другой вариант. Хотя один выход из этой системы все же имелся, но он не предполагал твоего дальнейшего существования. А жить уж очень хотелось.

Между размышлениями Айвори ловила себя на мысли, как она хотела бы принять душ, когда в очередной раз ее нюх улавливал ароматы на платформе. Конечно, в уборной можно было умыться, но ничего большего условия не позволяли. К тому же, очень хотелось нормально поесть.

Еду хоть и доставляли, как положено, но ее было катастрофически мало, учитывая стрессовый фон. Всплески кортизола в крови приводили к инсулинорезистентности, и, как следствие, к усилению аппетита. Кортизол в таких условиях стимулирует выработку нейропептида Y, который является мощным стимулятором аппетита, особенно тяги к углеводам.

Поэтому все, о чем Фледж могла думать в моменты, когда желудок в очередной раз издавал звуки ворчащего старого мотора, которому нужно бы подлить масла – это сочный бургер с говяжьей котлетой, и лучше с двойной. Но привозили только пресную еду, похожую на ту, которую они подают в больницах пациентам со строгой диетой.

В придачу, Айвори начинала скучать по работе. Конечно, было бы здорово получить непредвиденную выходную неделю за ее упорный труд, наконец сходить в отпуск и провести время вне вечных переживаний о результатах анализов больных лейкемией, но позволить это себе в привычных условиях она не могла.

Лишь тем, кто не близок к изнанке медицины, может казаться, что онкологии редко встречаются в работе врачей. На самом же деле, каждый год примерно один из двухсот восьмидесяти пяти детей в США в возрасте до девятнадцати лет получает диагноз рак. И в отношении детей, практически всегда является летальным.

Как тут не старайся, всё зависит лишь от воли случая и стойкости самого пациента. Поэтому работы всегда было много, и она была крайне изматывающей в эмоциональном плане, так что выходной бы ей точно не помешал. Но такую выходную неделю она себе не представляла даже в самых извращенных снах.

Вспоминая о работе, Виви продолжала терзать себя вопросами о том, как ее новая знакомая смогла так скоро реабилитировать повреждения. Верить в какую-то целительную силу мысли не хотелось, да и не представлялось возможным. Зачем тогда вообще открывать больницы и готовить в учреждениях врачей, если можно просто набрать на работу шаманок?

Умалчивала ли Зои о своих методиках намеренно или действительно не имела понятия, что делает – не играло роли, однако то, что она использовала, явно могло пригодиться современной медицине.

Как много жизней может быть спасено от применения этой загадочной способности? Насколько широко ее действие? Какие именно повреждения она способна излечить и в какой степени? Все это будоражило воображение и рисовало в голове картины, способные помочь Айвори реализовать ее детскую мечту. Найти этому какое-то логическое объяснение она не смогла, но искренне надеялась, что это дело времени.

Когда скептики сталкиваются с чем-то антинаучным, они старательно ищут объяснение этому в физике или обмане зрения, ловкости рук иллюзиониста. Фледж же ссылалась на то, что не могла точно знать, какие именно способы применяла Зои, потому что спала в это время под действием успокоительных. Да и сказать точно, как много времени она провела во сне, тоже было затруднительно.

Радовало, что скоро они выйдут отсюда, и она сможет с пристрастием допросить знакомую и найти произошедшему вполне сносное обоснование, потому что это точно было как-то связано с этими объявленными мутациями.

Не было никаких сомнений, что обычный человек не может таким способом заживлять раны, значит, тут имело место быть что-то необъяснимое, чужеродное, ранее неизвестное. И под это описание довольно точно подходили изменения в генотипе вследствие перенесенной болезни. Не поэтому ли они с Евой избегали преследования медиками? В любом случае, именно так она разъясняла себе все увиденное и услышанное в том разваливающемся доме.

Если о Зои она уже имела представление, проведя с ней семь дней на платформе и услышав достаточно информации, чтобы сопоставить факты, то о Еве она не знала ничего, кроме того, что та тоже сторонилась врачей и была каким-то образом связана с проявившимися аномалиями. Были ли у нее такие же способности к ускоренной регенерации или она просто страшилась непредсказуемого будущего, ощущая себя в безопасности рядом с Зои – было пока неясно.

Поэтому, долго не мучая себя вопросами, она обратилась напрямую к сидящей рядом единственной знакомой, которая могла пролить хоть немного света на эти зияющие дыры в расследовании Виви, впервые за неделю задав вопрос о своей темноволосой спасительнице.

– Ты не знаешь, где Ева была в тот вечер? – начала Айвори.

Задавать подобный вопрос спустя столько времени казалось очень неправильным и бессовестным по отношению к Вайан, но желание узнать что-либо, что приоткроет завесу фантастических геномодицификаций, превосходило над смятением, вызванным этим необдуманным действием.

– Мы были в соседней комнате, – начала она, – Оставили тебя, чтобы ты смогла немного отдохнуть. А когда вернулись, не обнаружили тебя в зале. Кто знает, что может прийти в голову человеку, который, по всей видимости, лишился памяти, – Зои нервно колупала стразы на ногтях, вспоминая события вечера их первой встречи.

Ее слова больно кольнули в области груди, но это было не сердце – то засвербела совесть: если бы Фледж была менее любопытной, они могли бы избежать недельного заточения.

– Честно говоря, я сразу решила, что ты действительно ничего не помнишь. Может от удара головой или же по другим причинам, но я верила, что ты не причастна. Поэтому я почти уговаривала Еву оставить тебя у нас, чтобы дать время прийти в себя и переварить эту информацию.

Это объясняло, почему Айвори проснулась одна. В действительности, они никуда не уходили. Просто оставались рядом и ждали ее пробуждения, чтобы объяснить потеряшке с амнезией, что она пропустила за время своего сна.

Они делали это не из-за того, что им не хватало людей, которые были на их стороне и поддерживали бешеную идею с чипами и дронами – таких сторонников у них было предостаточно. Ева и Зои оставались рядом, потому что искренне верили в ее непричастность и хотели стать первыми, кто приоткроет ей ширму на происходящее.

На работе она наверняка услышала бы совершенную иную сторону ситуации и играла бы другую роль в этом представлении, прислуживая свихнувшейся верхушке в реализации их плана по расщеплению людей. Она бы считала мутировавших шагом к эволюции, необъяснимыми монстрами, которых необходимо подвергнуть проверке, а затем опытам, иногда не самым этичным, но подтверждающим их безопасность и способность к созданию здорового потомства, сохраняющего возможность человечества на дальнейшее существование.

Решила бы, что людей нужно изолировать, рассадить по домам и внедрить режим, позволяющий контролировать сложившуюся ситуацию любыми способами. Она стала бы самым типичным представителем жестокой, насильственной расправы над своими же друзьями, позволяя Стефани Беннет вершить правосудие над несчастными горожанами, жаждущими просто жить. И все это показалось бы Фледж единственным правильным решением.

Сейчас же она видела перед собой самого обычного человека. Совершенно безобидную девушку, которая в один момент спасла ей жизнь, а в другой отбывала вместе с ней недельный карантин на холодном полу в метро. И она совсем не была похожа на монстра, скорее на запуганную овечку, которая бежала от стаи голодных волков в попытке скорее попасть в склеп, который закроется прямо перед носами кровожадных хищников, и позволит ей наконец перевести дыхание.

Зои наверняка чувствовала себя здесь спокойнее, чем снаружи, где она днями пряталась от преследований и старалась любыми способами отвоевать свое право на законное существование.

– Я пошла за тобой, но ты быстро затерялась в толпе. Когда шествие остановилось у дома Правительства, я знала, что ты где-то там. Чувствовала. Но разглядела не сразу, потому что людей было много, – продолжила Зои, – Только когда зажгли фонарики я тебя заметила. Ну, а дальше ты знаешь, – Айвори лишь молча кивнула в ответ, – Так что Ева осталась там, она в безопасности.

Казалось, она старалась убедить саму себя в вышесказанном.

– Думаешь, снаружи тоже ввели что-то подобное? Или люди продолжают ходить на работу как ни в чем не бывало? – вопрос звучал так, будто только новоиспеченная подруга могла представлять более правдоподобную ситуацию, происходящую в городе.

– Сомневаюсь, что посеют панику так быстро. Люди бы ринулись бежать из города, из страны, и их бы мало что остановило. Скорее всего... – она замялась, выдвигая свое предположение, – Скорее всего, наверху никто даже не догадывается о том, что происходит. В новостях сказали, что станция на ремонте, и люди просто живут дальше, ожидая, как у них возьмут кровь из пальца и обменяют на новую айди-карту.

Эта версия звучала вполне обоснованно. Вряд ли Беннет рискнула бы запугать двести тысяч жителей Бостона – она бы предпочла ввести положительную агитацию на добровольную проверку каждого жителя, исключая у тех наличие каких-либо «отклонений». В конце концов, именно к этому она стремилась: к беспрекословному порядку и исполнительности со стороны горожан.

И этого было несложно добиться, если знать, что говорить и на чем именно делать акцент.

Новостные порталы давно перестали быть источником правды – каждый из них выворачивает ситуацию в ту сторону, которая удобна государству, исключая массовые недовольства. Правильнее даже будет сказать, они никогда не были источником правды. Телевидение, радио, а потом, и Интернет – всегда были лишь средством управления обществом.

Люди по своей натуре очень доверчивы, поэтому принимали за чистую монету абсолютно все, что им рассказывали другие через говорящий ящик или через магнитолу по пути на работу. Погоду ведь действительную предсказывают, значит и остальное тоже правда.

Просто раньше никто бы и не подумал клеветать на правительство: так уж совпало, что все эти способы просвещения населения появились именно в тот момент, когда процветали репрессии, политические преследования, цензура и ограничение свобод. Любое инакомыслие подавлялось. Никто не позволял себе даже думать о том, что им могут рассказывать лишь удобную информацию, а не правдивую.

И этим удачно пользуются по сей день. Просто Интернет дает больше свободы инакомыслящим в наше время, но данная проблема легко решается отключением от сети. И хотя цензура до сих пор используется, в частности, в книгах – в сети обходить ее гораздо легче.

Времена сменились, но привычка верить телевидению осталась, так что несложно представить, какие эпопеи читают о счастливом будущем, пока значительная часть горожан сидит под землей, ожидая еды, которую доставляют бесконтактным способом два раза в день. Прямо-таки сюжет для фильма о постапокалипсисе. Или такое будущее их и ждет?

– Хотела бы я послушать, что об этом поют разукрашенные птички в новостях, – съязвила Фледж, представляя себе одно из привычных выступлений ведущей в вечернем выпуске.

– Сомневаюсь, что у нас будет возможность прочитать газету перед тем, как нас опять где-нибудь прикроют, – в голосе Зои звучало отчаяние, которое невозможно было не услышать.

– Зачем им снова закрывать нас? – Айвори недоумевала от слов знакомой, как будто их недельное содержание тут было достаточным наказанием за устроенный митинг, и после тестирования они смогут разгрестись по домам, как ни в чем не бывало.

– А зачем отпускать? – вопрос прогремел упреком, – Или ты рассчитывала на то, что после всего этого, – она покрутила пальцем, указывая на сидящих рядом людей, – Нас отпустят домой пить чай?

Фледж молча кивала, продолжая с растерянностью смотреть на Зои. Она могла представить лишь ближайший день, когда отправится на тестирование, явно предполагавшее какое-то обследование. А затем пустота.

Айвори даже не задумывалась о том, что произойдет после сегментации, ведь это было не дело одного дня. Сегментация будет проводиться в течение месяца: им выдадут обменный лист, заменят идентификационное удостоверение... И это все, что она знает. Все, что сказали через динамики тем, кто находился в метро. Больше ничего.

В моменте она словила себя на мысли, насколько глупо прозвучал ее вопрос. Действительно, с какой стати им просто отпускать несколько тысяч человек на волю? Чтобы те снова подняли ненужный шум, взбаламутили воду, разволновали общественность? Вполне логично было бы закрыть им рот еще на месяц, пока пропаганда сделает свое дело, а там уже все будет решено, и их слова воспримутся как бредни отчаявшегося куска населения, не удостоенного чести стать частью «высшего» общества.

– Но если бы они хотели нас убрать, то уже убрали бы, да? – вопрос прозвучал шепотом, но невесомые крупицы надежды в нем трещали, как лед, по которому неосторожно ступали.

– Кто знает, что на уме у этих дикарей.

Оставшиеся несколько часов в ожидании ужина они просидели молча, обе погруженные в свои мысли. В шесть часов, как и всегда, поезд прибыл на станцию и заставил людей подняться с платформы, чтобы забрать свою последнюю порцию еды перед выходом на волю.

Почему-то в этот вечер пища казалась вкуснее, и жевать ее хотелось как можно быстрее, словно это ускорило бы время, когда они окажутся снаружи. Смесь предвкушения, надежды, страха и облегчения ощущалась в каждом куске, мысленно отправляя их к выходу из метро.

Последние несколько дней хотелось плеваться от вида контейнеров с едой, любезно доставленной по приказу Беннет, но сегодня эта коробочка символизировала скорое освобождение. Еще немного, и они выйдут на улицу и снова почувствуют морозность уже ноябрьского ветра. Слух словит каждый звук: рев машинных моторов, крики улетающих птиц, шелест развивающегося над зданием правительства флага, смех детей, шуршание под ногами листьев. И любой из этих звуков напомнит им о том, что они еще живы. Благодарность будет медленно растекаться по венам. За то что видят, слышат, чувствуют этот мир.

И все это с разрешения правительства. «Ведь вы помилованы, вам разрешено еще раз взглянуть на свободный мир, еще раз ощутить себя живыми и позволено быть свидетелями того, как все изменится» – видимо, именно на это и был расчет, когда всех загнали в подземелье, заставив привыкнуть к холоду, голоду, страху, неизвестности, когда внушили им мысль, что неповиновение чревато пулей в лоб.

Чтобы, поднимаясь по лестнице наружу, они вспоминали своих затоптанных друзей, детей, издающих хрипы от пробитых легких, протягивающих руки и хватающих край штанины, боясь умирать вот так – в темноте, в одиночестве, с распахнутыми глазами, полными ужаса. Чтобы шли по улицам с опущенными головами, не смея даже поднять взгляд на здание Правительства. Чтобы знали, что пути отступления перекрыты, что свободен и правилен лишь тот путь, на который указывают ружьем.

От осознания становилось тошно. Не хотелось засыпать и просыпаться, не хотелось выходить отсюда, поэтому Айвори долго заставляла оставлять глаза открытыми, надеясь победить сонливость. Попытки избавиться от свинцовой тяжести предстоящего утра, мысли Фледж вдруг вернулись в прошлое.

Не в то страшное прошлое, которое она переживала снова и снова в своих снах, а в те моменты, которые были наполнены детской радостью, школьными победами, высадкой незабудок в саду, совместными семейными ужинами. Такими яркими были эти воспоминания, что, казалось, их свет вытеснил из головы всю тревогу.

И вот она снова та самая круглая отличница, получившая диплом об окончании школы с отличием. Вот выпускной, после которого ее тошнило два дня, ведь кто-то решил впервые попробовать алкоголь и явно перестарался. Но самым ярким было воспоминание из первого класса.

Папа пытался заколками прицепить на ее хвостиках два огромных банта, которые непослушно путались в волосах. Айвори волнительно стучала ножкой по полу, готовясь впервые познакомиться с учителем. Немногие дети стремятся быстрее пойти учиться, но у нее была мечта, ради которой стоило сначала закончить школу.

– Нужно хорошо учиться в школе, чтобы поступить в университет и стать врачом, – говорил ей отец, – Твои мама с папой не учились в университете и посмотри: автомеханик и няня, ну разве это работа?

– Но тебе же нравится чинить колеса! – вдруг взвизгнула малышка, когда заколка задела волосок и выдернула его, – Ты плохой парикмахер, папа!

– Да уж, на прически я не мастер, – он наконец закрепил первый бантик, шумно выдохнув, как после тяжелого рабочего дня, – Виви, пообещай папе, что ты будешь внимательно слушать учителя и получать только «солнышки».

– Обещаю! – улыбнулась Айвори, бросаясь в объятия к отцу.

В руках папы было спокойно и тепло. Весь мир казался таким огромным, но совсем не страшным, когда рука крепко-крепко сжимала маленькую ладошку. Они шагали по тротуару прямо к школе, коленки малышки дрожали, как перед походом ко врачу, но она уверенно продолжала идти.

С папой она ничего не боялась, ведь он всегда говорил ей: «Если тебе будет очень страшно – закрой глазки и продолжай идти, тогда папа придет и распугает весь страх».

В этот раз она тоже закрыла промокшие глаза, стараясь прочувствовать этот невесомый ускользающий из памяти момент, ухватиться за него и дождаться теплого прикосновения родной руки к макушке головы. Но высокая фигура отца медленно отдалялась, оставляя ее в полной темноте, отрезающей от реальности.

***

Утро приветствовало их голосом из динамика, оповещающего об окончании временного пребывания на станции. Вместо привычных сумок с едой в дверях появились знакомые каратели в военной форме.

Фледж словила себя на мысли, что все присутствующие сейчас, вероятно, думали об одном и том же: возможно ли попробовать уничтожить это вооружение массой? Но от этой мысли она скоро избавилась, как и, видимо, все остальные, когда заприметили свисающие на плечах ружья.

Платформа заполнилась тишиной, ожидая дальнейших действий. Окидывая взглядом вооруженный отряд становилось ясно, что они на прицеле у почти сотни солдат. Сопротивление обошлось бы слишком дорого для здоровья.

Отряд разбился на две части: примерно половина из них двинулась вперед, приглашая всех пройти к выходу, другая половина – в конец платформы, замыкая шествие. Шагали безоружные почти бесшумно, медленно поднимаясь по лестнице, которую, по всей видимости, выложили заново. Слышался лишь увесистый топот высоких берцев, в такт отсчитывающий секунды.

Огибая последнюю ступень, напоминающую о кровопролитной сцене, развернувшейся тут неделей ранее, Айвори все же смогла поднять голову и взглянуть вперед.

Двери распахнулись и выпустили их на улицу, приглашая к зданию старого Капитолия, часы на котором показывали девять утра. Лица встретились с порывистым, уже почти зимним ветром, не щадящим их трясущиеся тела в тонких пальтишках. Дрожь пробирала ноги, забиралась под рубашку и заставляла колотиться не то от холода, не то от надвигающейся снова тревоги.

Не слышали они ни пения птиц, ни шелеста опавших листьев. Наоборот. Было тихо. Запредельно тихо. Как будто ничего вокруг не дышало, не двигалось, не жило. Их не выпустили на лед, чтобы провалиться после увиденного – их заточили под него, заставляя смотреть, как все обрушиться на дно с глухим треском.

Замяться на выходе им не позволили, и конвой двинулся дальше, провожая толпу к площади Мэрии. Аттракционы и киоски с едой, которые обычно стояли тут с весны и до первых холодов, убрали, выставив на территории ряды белых палаток, к которым вели указатели и билборды.

На крышах натянутых тентов развевались белые флаги с зелеными щитами – символ свободы и безопасности. Вокруг палаточного лагеря нервно бродили девушки в таких же белоснежных флисовых костюмах, аккуратных кепи, с ярко желтыми бейджами на левой груди. Они тревожно поправляли на столиках листки, которые старательно раздувало порывами холодного ветра.

Очередь двигалась к палаткам, заставляя врачей ускорить свои беспомощные попытки выглядеть собранно. Если бы на углу каждого тента не висела камера, то они бы, скорее всего, уже громко ругнулись.

Вооружение разбрелось по углам площадки, создавая вокруг своеобразную окружность, препятствуя возможному побегу людей с территории. Переминаясь на замерших ногах, Айвори двинулась вперед, следуя примеру других, вставая в очередь к палаткам.

Голова была совершенно пустой, чтобы что-то обдумывать. Не было никаких сил, и все, на что она надеялась – это иметь возможность хотя бы минуту пообщаться с девушками в белых одеяниях, которые бы пролили немного ясности на предстоящие пару часов ее жизни.

Каждый шаг в колонне отрывал ее все дальше от веры в то, что она сможет услышать хоть что-нибудь обнадеживающее. И чем ближе она подходила к палатке, тем быстрее в голове бессвязно метались слова, которые следовало бы структурировать в полноценные вопросы.

Отходили от палаток с листами в руках, больше похожими на какое-то свидетельство с печатью, а также с ватой, уложенной в согнутом локте и в зажатой ладони. Но расходиться никто не торопился – все просто оставались в зоне видимости на площадке, окруженной военными. А раз покидать территорию запрещалось, значит их точно ожидало что-то еще.

Со стороны Парковой улицы подтягивался народ, видимо, спешивший быстрее пройти тестирование. На билбордах сияло знакомое лицо Стефани Беннет, а рядом надпись: «Не оставайтесь безучастными, приложите руку к созданию нового мира». Преподносилось все явно очень радужно, раз уж машины продолжали активно прибывать.

«Их тоже где-то закроют или мирные горожане смогут спокойно покинуть площадь после сегментации?» – мелькнуло в голове у девушки, пока она собиралась духом и продумывала порядок слов, которые необходимо было выдать дрожащими от холода губами.

В очереди перед Айвори оставалась буквально пара человек, поэтому она стала растирать безымянный палец, чтобы облегчить врачам работу по забору анализа, так как погода была ветренной, и кровь бы собиралась хуже. Подготовившись задать свой вопрос лаборанту, она дождалась, пока женщина перед ней сдвинется с места и скоро двинулась к столу.

В толпе кто-то заметался, нарушая долго поддерживаемую тишину и обращая на себя взгляды. Русый мужчина, с идеально уложенными волосами, в лакированных туфлях и классическом костюме. «Невероятный зануда из автобуса» – не было сомнений, что это он: Фледж слишком внимательно изучала входящих пассажиров, пытаясь хоть как-то завлечь себя в дороге до работы.

Тот встревоженно шарахался на площади, метался к людям с каким-то очень испуганным лицом, задавая вопрос, но не получая на него ответа от толпы людей. Он ринулся вперед быстрым шагом, сокращая расстояние до палаток в минуту, бросая слова еще раз, но в этот раз уже девушкам в белых костюмах.

– Извините, что тут происходит? Это какая-то донорская акция?

Дядя явно был далек от новостей, раз его так напугали натянутые тенты посреди площади. Хотя взгляд его говорил о чем-то более пугающем, реакция казалась слишком притянутой за уши. Лаборантка протянула ему цветной буклет, выдернутый откуда-то из-под стола, и принялась распаковывать стерильный набор игл, пока мужчина принялся читать содержимое информативной бумажки.

– Документы при себе имеются? – спросила она для заполнения информации в общей базе на планшете.

Айвори опешила, вспоминая о сумке, которая навсегда была потеряна где-то в том автобусе. Так же, как и все ее документы, включая рабочий бейдж.

– Нет, – замешкав, ответила она.

– По стандарту, – сказала та, убирая планшет в сторону и доставая обменный лист, – Полное имя?

– Айвори Спенсер Фледж, – уверенно проговорила Виви.

– Дата рождения?

– Двадцать девятое марта девяносто восьмого.

– Место работы? – на автомате продолжала допрос лаборантка.

– Тафтс Медикал Центр, детский онколог.

Та подняла глаза, как бы убеждаясь в действительности сказанного, а затем внесла информацию в бланк.

– Адрес проживания?

– Юг-Стрит, два-два-три-А.

Отметив адрес в обменном листке, она отложила его в сторону, вскрывая упаковку с инструментами, и жестом намекнула вытянуть правую руку вперед, оголяя ее до локтя. Айвори так и поступила, слегка дернувшись, когда игла коснулась кожи.

– Скажите, какие наши дальнейшие действия? – тихо уточнила Фледж.

– Забираете обменный лист и возвращаетесь на работу. Или вам не хватило недельного отпуска? – Вопрос сопровождался смешком, хотя можно было уловить в нем издевку.

Держать толпу людей неделю под землей, а потом просто отправить домой? Это вообще не имело смысла. Зои абсолютно точно была права в том, что они не смогут спокойно вернуться домой после своего выступления. Или они верили, что всех слишком напугали карательные процедуры и теперь все послушно проследуют домой, прикрепив на лоб пропагандистский плакат, обещающий мир и процветание всем, кто доверится новой системе? Айвори не верила в эту идею «нового мира» только потому, что слишком долго находилась там, где ей каждый день доказывали, что идеальной жизни не существует.

Порядка, как такового, не существует. Бывают лишь периоды, когда беспорядки чуть лучше контролируются.

Она на своей шкуре осознала, что никому на самом деле не нужна волшебная таблетка от всех проблем, ведь это значит, что нет никакой причины для существования какого-либо управления свыше. Если бы каждый мог позволить себе благополучную жизнь, благоприятные условия, то не было бы никакого классового неравенства, не было бы желания украсть, убить, навредить. Все жили бы в понимании и принятии.

А значит, никакая судебная система не нужна была бы, никакой контроль не имел бы особого смысла, если бы каждый мог просто получить то, что хочет. Какое тогда предназначение правительства как такового?

Не было бы причин для поддержания порядка, если бы не было того, что вызывает беспорядок. Поэтому продолжали умирать от болезней невинные дети, у семей которых не хватало денег на лечение. Поэтому до сих пор люди вынуждены воровать и скитаться по мусорным бакам в поисках хотя бы остатков еды, когда кто-то упивается в ресторанах до отвала.

Так что никакого светлого будущего она не ожидала, потому что понимала, что все останется, как и прежде: живя в двадцать первом столетии, люди все еще будут вынуждены бороться за свои права, будут продолжать ущемляться, а потом и вовсе вымрут как вид, потому что появились биороботы, способные на что-то большее, чем простой человеческий индивид.

– Послушайте, это какая-то бессмыслица, – мужской голос снова приковал к себе внимание, заставляя откинуть мысли в сторону, – Первый раз об этом слышу. Как давно мы делим город с какими-то мутантами?

«Ох, не поверите, я тоже абсолютно не понимаю, каким образом мне отбило напрочь всю память, что я не помню, когда это мир вдруг эволюционировал за один день» – подумала про себя Айвори, соглашаясь с его словами.

– Мужчина, я-то что сделаю, если вы новости не читаете? – она указала рукой на толпу, – Вставайте в очередь, раз пришли, или пройдите в следующее окно, чтобы вас уже быстрее отпустили. У нас работы выше крыши, и в нее не входит объяснение доступных вещей.

– Я двадцать лет работаю на телевидении! – рявкнул он, – И такой бред впервые вижу! Сначала с работы поперли за какой-то поддельный пропуск, теперь вы еще...

– Охрана, помогите буйному пациенту! – перебила его лаборантка, подзывая к себе одного из вооруженных.

Вот почему Фледж так легко запомнила его лицо. Это не был просто педант из транспорта, она видела его по телевизору раньше – периодически освещает мировые новости. Поэтому он так одет, и шарахается, будто упустил главную сенсацию последней недели.

Каратель оттащил его, извивающегося, к соседнему тенту, предварительно выхватив из руки дипломат и протягивая его врачу. Недолго думая, та порылась в кейсе и нашла идентификационную карту, вбивая ее номер в планшет. Ее брови скривились над экраном, и она попробовала еще раз.

– Документы поддельные? – спросила она.

– Я их менял полгода назад! – прохрипел тот, продолжая брыкаться в хватке охранника.

– Уведите, пусть проверят его документы, они не проходят по базе, – сказала девушка, возвращая паспорт в дипломат и передавая его назад.

Ситуация разрешилась за пару минут, пока кричащего сумасшедшего без документов уводили под руки двое громадных мужчин в форме. Лаборантка что-то мямлила, пока Айвори внимательно следила, как телеведущего утаскивали куда-то в патрульную машину. От неожиданности она пискнула, когда ей по самые гланды (так показалось) всунули ПЦР-тест в нос и так же неожиданно вынули его обратно, убирая мазок в колбу. Недовольная лаборантка черканула пару цифр на листке и протянула его Фледж.

– Свободны.

Она отошла от стола, зажимая нос, который болел изнутри, будто там проделали дыру прямо до мозга. Можно было сделать это и помягче, но та, видимо, терпением не обладала.

Мужчина исчез из поля зрения, а очередь стала заметно больше, чем была изначально. Она окинула взглядом людей, отмечая, что никто из знакомых лиц, к которым она успела привыкнуть в метро, не торопился покидать территорию. Зои вдруг потянула ее за локоть к себе, отводя немного в сторону от живой колонны.

– Ты говорила с ними? – спросила она, заглядывая в лицо Виви.

Айвори даже не заметила, как та подошла. Скорее всего, они разминулись, пока шагали к площади. Либо она просто была слишком погружена в то, чтобы придумать вопросы, которые стоило задать медицинским работникам. Появлению знакомой она была, несомненно, рада.

– Как ни странно, она сказала возвращаться домой, – ответила Фледж, вскидывая вверх плечи.

– Мне сказали остаться здесь, пока всех не проверят.

Показания разнились, и это наталкивало на самые разные вопросы. По какому принципу принимались решения о том, кого отпускать, а кого отправить домой? Может это из-за того, что Айвори врач? Или потому, что мутацию обнаруживают прямо в момент анализа? Точно нет, кровь еще не проверена.

Даже если ПЦР-тест и покажет наличие вируса, это не означает, что любой инфицированный человек является носителем модифицированных генов. Для этого требовались более тщательные исследования. И как минимум, стоило дождаться результатов анализа крови.

«Тогда всех врачей отпустят? И куда отправят остальных?» – казалось, картина только начала проясняться, но ответ Зои снова запутал ее.

– Отличный момент, чтобы спросить: кем ты работаешь? – машинально выпалила Айвори, проверяя свою гипотезу.

– У меня свой блог о путешествиях. Был, по крайней мере.

«Какое абсолютное растрачивание недавно проявившегося таланта» – подумала Фледж, не рискуя высказать свое мнение вслух.

Ее предположение имело место, потому что особой значимости эта работа не имела, если говорить о важности в глазах верхушки. Значит, ей можно было закрыть рот, усадив где-то после сегментации.

Хотя какую важность имела она сама, будучи онкологом? Только если ее бы направили на такие же пункты сегментации в качестве лаборанта, чтобы ускорить сборы результатов. В остальном, они особо не отличались.

Только у Айвори не было при себе никаких документов, которые могли бы как-либо подтвердить хотя бы ее статус врача. Ее, без сомнения, узнали бы на входе и пропустили бы, обновив пропуск, но отсутствие идентификационной карты было большей проблемой, даже учитывая тот факт, что через месяц ее бы все равно заменили, как и всем остальным.

Именно в этот момент она поняла, что помимо важных бумаг, она также лишилась ключей от квартиры. И заменить их можно при предоставлении подтверждающего место жительства документа. Ну, конечно.

– Послушай, если вдруг тебя действительно отпустят, проверь Еву, – куда-то вмиг испарилась вся ее уверенность и голос дрогнул, – Она там совсем одна, пожалуйста, – Зои обхватила руками ее ладони, – Айвори, присмотри за ней.

Невозможно было отказать, когда такие кристально чистые, небесные глаза наполнялись стеклянным блеском и буквально умоляли ее. Она бы и не смогла отклонить ее просьбу, потому что была обязана Еве Вайан за спасение. Но если бы та еще и схватила ее сумку в тот день – было бы вдвойне приятнее ее навестить.

Последние воспоминания, связанные с ней, не вызывали у Виви теплейших чувств, но она знала, что должна не только ей. У нее есть должок и перед Зои.

Причем более значимый, ведь та каким-то образом избавила ее от увечий. Не совсем понятно, каким именно способом, но это было фактом, с которым сложно не согласиться. И только из благодарности к Зои она посетит тот забытый Богом дом еще раз.

– Обещаю, – убедительно кивнула Виви.

Девушка шумно выдохнула и обняла Фледж, обвив руками ее голову. Неожиданно. Непреднамеренно. Непроизвольно. Необдуманно. Слишком много «не» закружилось в голове у Айвори, когда она услышала тихое «спасибо», прервавшееся таким же почти беззвучным всхлипом.

Зои не плакала. Все семь дней, что они провели взаперти, казалось, она не проронила ни одной слезы. На любой вопрос в ее голове возникал ответ, который она не боялась высказать.

Быстро, иногда особо не думая, она справлялась с возникающими проблемами, заботилась, принося еду и выкидывая после коробочки. Не жаловалась, не придиралась, не просила благодарностей. Все, что она делала, представлялось хорошо спланированным, обдуманным и проверенным. Но теперь она просто обмякла, повиснув на плечах Виви, хватаясь за последнюю возможность позаботиться о ком-то другом.

Зои не просила найти способ вытащить ее, не уговаривала пойти с ней. Даже будучи в ситуации, когда она вот-вот окажется в неизвестности, когда не знает, сможет ли она вообще оттуда выбраться, или это их последняя встреча – ее волновала далеко не собственная безопасность, а Ева Вайан, которая просидела в одиночестве больше недели, убивая себя догадками о том, что произошло с ее подругой.

Это било под дых. Заставляло ощутить, насколько много отваги на самом деле скрывается в таком щуплом человеке. Они ничем не отличались с первого взгляда: две загнанные в клетку мышки, но Зои была сильнее.

– Спасибо тебе.

– За что? – на мгновение девушка отпрянула от нее, рукавом протирая лицо.

– Ты знаешь, – слова с тяжестью вязали во рту, – У меня не было сил сказать это раньше, но я правда благодарна тебе за все.

Фледж искренне хотела отблагодарить ее за то, что Зои сделала для нее, потому стала выстраивать в своей голове картинки, напоминающие ей дорогу к дому, где осталась Вайан. Она обязана найти ее и убедиться, что та в порядке, во что бы то ни стало.

– Боже, я совсем забыла, – рыжеволосая прикрыла рот рукой, вспоминая то, что хотела сказать, – Ты видела того мужчину, который раскричался по поводу буклета?

– С чемоданчиком? Да, я ехала с ним в одном автобусе в то утро. Он, вроде как, телеведущий.

– Не знаю, что именно он вещает, но выглядел, как умалишенный, – она стала говорить тише, – Прямо как ты, когда я рассказала тебе о том, что происходит. К тому же, – продолжила она, нагнувшись ближе, – Я никогда не видела его по телевизору.

Мало кто сегодня внимательно смотрит телевизор, и уж тем более новости, поэтому она вполне могла его не знать. Но то, что он говорил по поводу происходящего, Айвори заметила не сразу. Коллективная амнезия? Вряд ли.

Восстановим хронологию: Айвори вместе с этим деловым мужчиной ехала утром в автобусе на работу. Затем авария. Она ничего не помнит. Смеется над историей, которую слышит от Евы. А теперь встречает мужчину из того самого дня, который, по всей видимости, страдает от того же недуга. Интересная получается ситуация. В особенности интересен тот факт, что его документы признали недействительными, что он точно так же впервые слышит обо всей этой истории с мутациями, и что Зои никогда раньше не видела его в новостях, учитывая, что его лицо мелькает там круглые сутки.

И хотя особой ясности эта хронологическая цепочка в голове Фледж не прибавила, ей явно было над чем поразмыслить. Возможно, у ее внезапной частичной амнезии на самом деле была причина. А может быть, они вдвоем просто ударились головой сильнее других. Но это следовало как-нибудь проверить.

Колонны из людей стали редеть, в то время как площадь заполнилась ожидающими дальнейших инструкций людьми. Тестирование прошли все, кто был в метро. И теперь они просто стояли на территории, боясь ступить лишний шаг в сторону, будто выйдя за границы воображаемого круга они ступят в лаву.

Хотя некоторые все-таки беспрепятственно проходили сквозь барьер, садились в машину и уезжали, как ни в чем не бывало, будто их эти негласные правила совсем не касались. Прямо как в теории поля и взаимодействия.

Люди, находящиеся в зоне действия этого «поля», ощущают его влияние и склонны соблюдать правила. Но те, кто находится вне зоны действия поля, не испытывают его влияния и ведут себя независимо. Эффективность поля, в таком случае, зависит от его «напряженности», то есть, от строгости наказания и вероятности его применения. Каждый присутствующий знал, что переступи он черту, бесцеремонно получит дыру во лбу. И все, что оставалось – наблюдать за исчезающими с территории затылками тех, кто оказался счастливчиком, не знающим о существовании опасной зоны.

Круг игроков сузился, когда вне поля оказались все лишние фигуры. Их снова обступили со всех сторон. А потом вперед вышел, по всей видимости, управляющий отряда, тыкая пальцем по планшету.

– Элизабет Беннет, Айвори Фледж, Салли Маккалоу, Джорж Никельсон, – начал перечислять он, – Свободны. Остальные следуют в диспансер для дополнительного обследования.

Времени на прощание не давалось, на подумать – тоже. Трое названных быстро отделились от толпы, разбредаясь в разные стороны, пока Виви провожала взглядом рыжую голову, смиренно шагающую под топот ботинок.

Ей хотелось верить, что это далеко не их последняя встреча. И когда все это закончится, они смогут снова увидеться. Но что-то внутри буквально кричало о том, что эта отважная девушка больше не вернется, так и не узнав, что Фледж сдержала свое обещание.

Она упала на ближайшую скамейку, закрыв замерзшее лицо руками. Надо было переварить все и попытаться вспомнить дорогу до дома, где оставалась Вайан. Примерно она понимала, куда следовало идти, потому, затянув пояс пальто потуже, отправилась в сторону перекрестка на Массачусетс Авеню, где произошла авария.

Находясь взаперти, было интересно узнать, каким образом весь этот бунт преподнесли общественности в СМИ, поэтому Виви хотела найти хоть какой-то способ взглянуть на это глазами непричастных горожан. Многие киоски уже были закрыты, и на ее пути встретилось небольшое кафе, где столики с террасы еще не убрали.

За одним из таких сидел пожилой мужчина, медленно потягивая хмельной напиток в большом стакане. Будь она не так занята, наверняка бы присоединилась к подобному времяпрепровождению, но ей оставалось пройти еще квартал. Сосуд звучно стукнул по столу, прежде чем она заметила, как старик поднял в руках газету.

– Могу я у Вас ее одолжить? – думать было поздно, потому что она уже делала.

– Прошу, – он указал на стул рядом, предлагая ей присесть, и передал газетку.

Глаза Айвори забегали по строчкам, пытаясь вычитать хоть что-нибудь, связанное с массовыми шествиями, которые произошли вечером 30 октября. Подсознание уже накидывало возможные варианты, прежде чем ее взгляд наконец попал на интересный заголовок.

«Митинги за отмену обязательной вакцинации продолжаются. Жители Бостона высказывают свое негодование за отсутствием права выбора в вопросах неприкосновенности.

Важно отметить, что вакцинация не является принудительной, но рекомендуется во многих сферах деятельности для обеспечения безопасности населения»

Ни одного слова о выстреле на площади, ни одного намека на случившееся на ступенях Стейт Стейшен. Немыслимо, как можно было не обратить внимание на такую толпу. Только если эта новость не перекрыта какой-то другой, более важной.

Она стала еще более свирепо рассматривать статьи, надеясь, что найдет объяснение тому, как пропажа тысячи человек осталась незамеченной. Как оправдали перед людьми эту новую систему, что все так послушно побежали участвовать в этом.

«На территории США с седьмого ноября объявлен сбор биологического материала на определение наличия и природы выявленных мутаций. Явка является обязательной.

К пенсионерам и инвалидам, не имеющим возможности явиться в пункты тестирования, будут прикреплены социальные работники»

Абсолютно никакого желания продолжать читать эти издевательские статьи не было, но щекочущее волнение подталкивало перелистнуть страницу.

«В период с первого по седьмое ноября на станции Стейт Стейшен запланированы ремонтные работы.

Просим пассажиров учитывать эту информацию при планировании поездок.

Работа электричек восстановится по штатному расписанию, начиная с восьмого числа»

Хотелось разорвать эту газету и скормить тому, кто ее одобрил и напечатал, а также тому, кто надиктовал этот текст всем новостным порталам, прежде чем горожане смиренно проглотили очередную наживу от Беннет.

– Тяжелый день, миледи? – усмехнувшись, спросил мужчина, покручивая на пальце перстень с выгравированной на нем буквой «Н».

– Тяжелая неделя, сэр, – ответила Фледж.

В голове не укладывалось, как можно было так просто скрыть пропажу людей. Никто из их знакомых не интересовался тем, куда они пропали, все это время? Что вообще, черт возьми, происходило в этом городе?

Поблагодарив мужчину завозможность пролистать новости, она вернула газету и снова зашагала вглубь улиц,чтобы сделать единственное, на что была сейчас способна – убедиться вбезопасности Евы Вайет.