Часть 8
Ритмичные шаги эхом отбивались о стены тоннеля, мешаясь с еле слышными репликами. Лампы слабо освещали пространство, отрезая возможность выполнять наказанное быстрее. Под ногами хлюпали багровые лужи, заполняя помещение металлическим запахом. Ящики глухо ударялись дном о пол катафалка, куда их рядами укладывали один на один. Похрипывала рация, оповещая о прибытии новой машины на подземной парковке. Двери захлопывались, и автомобиль двигался в направлении пока пустующих морозильных камер, в которых оставляли тела.
Никто из них не задавал вопросов, а лишь выполнял поставленную задачу. Без интереса, без пререканий, почти рефлекторно. По-другому было нельзя. Никто из отряда не мог точно знать, зачем они перевозят тела бастовавших в камеры, но и спрашивать желания не возникало. Для них это лишь очередное поручение, у которого есть время и правила выполнения. Не выполнишь в срок – получишь выговор, нарушишь инструкции – получишь выговор. Потому молча продолжали выгружать последние ящики, желая только успеть на базу к ужину.
– Закончили, – бросил парень, расправляя закатанные рукава светлой куртки.
То же самое повторил Ноль Один, зажав кнопку на рации, чтобы отправить уведомление руководителю.
Строй покинул помещение, расселся по машинам и отправился в центр. Пару раз тыкнув по экрану наручных часов, юноша стал заполнять форму, чтобы приложить ее к отчету. Александра всегда все документировала, чтобы можно было пересмотреть каждый этап отдельно и найти виновника, если вдруг произойдет нестыковка. Потому ему тоже было поручено записывать каждый сделанный шаг и прикладывать его к ежедневной отчетности.
Ноль Первый привык к этому за двадцать с лишним лет, которые он провел в обществе Лейбёрн. Он всегда был благодарен ей за то, каким вырос. В конце концов, за то, что именно она была той, кто привил ему полезные навыки и черты. Возможно, Александра ощущала это, потому и относилась к юноше снисходительно.
Его собственная мать погибла незадолго после родов: та была слаба, и возраст уже был совсем не молодой, как рассказывала руководитель, поэтому парень ее совершенно не помнил. И особого желания погружаться в эту историю у него не было. Вместо нее, он называл матерью Лейбёрн, как она сама ему и наказала, хотя прилюдно так окликать ее не разрешала. Так же, как и не разрешала использовать собственное имя за пределами лабораторий.
Это было одним из первых правил. Независимо от того, что вы знаете лица друг друга, имена должны были оставаться неизвестны. Что случалось с теми, кто решал поделиться подобной информацией, никто не расспрашивал, но их лица в отряде после не мелькали. Как и номера по рации.
Подъехав к центральной базе, находящейся под Старой Северной Церковью, двери машин раскрылись, позволив мужчинам покинуть автомобили и направиться на ужин.
Приложив большой палец к сканеру на пропускной системе, Ноль Первый отметил свое прибытие в центр и прошел внутрь после одобрительного сигнала. Затемненное помещение встретило его привычным звуком открывающихся дверей. В дальнем конце комнаты ожидал распахнутый металлический лифт, в котором уже собирались сослуживцы.
Махнув им рукой, юноша медленно прошел вперед в ожидании следующего прибытия. Его внимание привлек незамысловатый план эвакуации на стене рядом с кабиной. И хотя тот лишь отчасти передавал действительный план подземной части здания, правдивым все еще оставался нулевой этаж, с которого начиналось отправление.
На альтернативной планировке указывалось лишь четыре уровня, вместо реальных девяти. Желания узнать причину таких расхождений не возникало, ведь на подобные вопросы всегда использовался один универсальный ответ: «Так надо».
Ноль Первый никогда не отличался излишней пытливостью, больше предпочитал слушать и цеплять из разговоров полезные отрывки. Нужную информацию он схватывал быстро, за что и был любим руководителем. В отличие от своих собратьев по службе, парень старался учиться на чужих ошибках. По крайней мере, такой подход казался более безопасным.
К тому же, попасть на все этажи у него не было возможности. Для выхода на нижних уровнях требовался дополнительный пропуск – еще одна заковырка в системе безопасности Аваддона. Казалось, придумывал все эти этапы аутентификации кто-то полоумный, испытывающий излишний страх за сохранность конфиденциальности в центре. Если бы еще кто-то из них объяснял, что именно так яро скрывалось, возможно, было бы легче отвечать на вопросы младших сослуживцев.
Лифт снова открылся перед Ноль Первым, и он вошел внутрь, клацнув минус третий этаж. Комнаты отряда располагались на минус втором, на минус первом – оружейная и инженерный отсек. Ниже, на минус четвертый этаж, спускались крайне редко и только с кем-то из лаборантов, по вызову руководителя. Хотя раньше он уже там бывал, когда тренировался.
Лифт пролетал этажи быстро, можно было заметить лишь очертания светлых стен. Остановившись на выбранном ранее уровне, лифт раскрыл двери, выпуская Ноль Первого в длинный освещенный коридор, больше похожий на лабиринт. Преодолев пару заворотов и переход по решетчатой лестнице, ведущей в сектор А, тот оказался рядом с высокой массивной дверью с надписью «АР-01». Подняв заслонку на датчике, он машинально приложил запястье к сканеру, и дождавшись окончания сканирования, прошел внутрь.
Небольшое помещение хорошо освещалось, с левой стороны располагалась кровать, с правой – туалет и душевой отсек с прозрачными стенками. Дверь изнутри была усыпана разнообразными панелями, которые отслеживали данные о его физическом состоянии: пульс, давление, частоту дыхания и температуру тела. Рядом была сводка о температуре, влажности и освещенности в комнате, а также местным временем. В углу комнаты наблюдала небольшая камера, послушно следующая за каждым движением юноши.
Ноль Первый скинул белый рабочий костюм и, лениво сунув его в полку под навесной кроватью, направился в душевую кабину, позволив себе провести под холодными струями воды не больше трех минут. Горячая вода раздражала шрамы на спине, поэтому он почти никогда ее не использовал, отдавая предпочтение очищающему мысли ледяному потоку. Единственные три минуты в сутках, за которые можно было отчитаться простой галочкой.
Хотелось бы оставаться здесь дольше, наслаждаясь отсутствием постоянно следящих глаз, но по истечению положенного времени, датчик издал предупреждающий писк, и вода отключилась. Капли спадали с каштановых прядей волос на плечи, пока он беззвучно натягивал нательную майку.
До ужина оставалось по меньшей мере около получаса, поэтому он хотел навестить Алию, пока еще было время. После недавних вылазок она сильно ослабла и большую часть времени проводила в стационаре, где они впервые встретились около пятнадцати лет назад. Обогнув пару десятков дверей в коридоре с такими же номерными табличками, как и на его комнате, он завернул в сектор реабилитации и быстро нашел комнату с номером I-18-01 Алии Мурти.
Она сидела на койке, погруженная в медитацию. Ноль Первый часто находил ее в таком положении. Алия объясняла это тем, что в процессе развития правильного сосредоточения ум постепенно успокаивается, отвлечения становятся реже, а концентрация усиливается. Это приводит к состоянию «однонаправленности ума», когда все внимание сосредоточено на одном объекте. Женщина учила его этой практике, но Ноль Один редко использовал ее по назначению. Скорее для того, чтобы быстрее погрузиться в сон.
Алия, заприметив его, мягко улыбнулась, подвинулась ближе к краю кровати и хлопнула по одеялу пару раз, приглашая того присесть.
– Давно не видела тебя, рыбка, – начала она, рассматривая лицо парнишки с особым интересом.
Он не заходил к ней уже больше месяца с тех пор, как его назначили командором отряда специального назначения. Раньше практически все задачи, которые ему поручались, подразумевали нахождение в центре, но теперь в его обязанности входило патрулирование внешней территории и решение вопросов вне базы, потому он приходил сюда только чтобы переночевать. А иногда даже сон не был весомым аргументом для возвращения.
Как твои показатели? Кто-нибудь уже проверял сегодня? – уточнил Ноль Один, присаживаясь рядом с Алией.
– Пока хорошего мало, – она постучала ногтями по колену, на месте которого виднелся новый протез, – Восстановление протекает медленнее обычного, раны стали затягиваться хуже.
– И чем они это объясняют?
– Ох, Тео, если бы я знала, – она перевела взгляд, стараясь заставить голос не дрожать, ведь она действительно боялась того, к чему это могло привести.
– Ноль Один. – Вдруг серьезным тоном произнес он, –Лия, ты же знаешь устав.
– Кто здесь услышит? – она вскинула брови и уставилась на него снова, – Да и ты не за пределами центра.
– Они накажут тебя. И тебе станет хуже, перестань, – не унимался он.
Ноль Первый был одним из тех, кто лучше всего справлялся с подавлением эмоций, когда это требовалось. Но только не рядом с Алией. Пару раз вздохнув, чтобы привести мысли в порядок, он вдруг развернулся к ней с новым энтузиазмом и перевел тему.
– Я предполагаю, что ты плохо питаешься. У тебя, должно быть, совсем нет сил для восстановления. Тебе что-нибудь принести? – спросил парень.
– И как же ты это сделаешь, рыбка моя? – она продолжала тепло улыбаться, воспринимая его слова как ребяческий лепет.
– Так же, как в прошлый раз.
– А клялся, что больше не будешь так прыгать, – она потрясла пальцем перед его носом, попрекая в брошенных словах с усмешкой на лице.
– Я и не буду. Это последний раз, – он замялся, будто не был уверен в собственных выражениях, – После никогда это не повторю.
– Никогда не говори «никогда», – она пожала плечами, – Однажды вкусив свободу пес уже не вернется в конуру к цепи. Сама наша суть и натура стремятся к свободе и вознесению, – он внимательно слушал ее слова, находя в них что-то притягательное, – И что бы они с тобой не сделали, – она ткнула указательным пальцем ему в грудь, – естество возьмет свое.
Она всегда говорила какими-то загадками, которые слабо доходили до его ума, но их определенно нравилось слушать. Во многом именно благодаря Алии, которая, встретив мальчишку в стационаре несколько лет назад, привила ему любовь к разговорам, он теперь не был так молчалив.
Тео воспитывали по-другому с самого начала. Он не играл с детьми в песочнице, не лепил снеговика с заботливыми родителями, не сбегал с уроков вместе с друзьями. До Алии у него вовсе не было друзей, он даже не знал значения этого слова тогда.
Ему было одиннадцать лет, когда после очередной тренировки на глубинных этажах, его направили в сектор реабилитации на ускоренное восстановление. Там он и встретил Алию Мурти впервые, когда ее отправили в стационар после перенесенной травмы головы. Сначала он не решался с ней разговаривать: это было не положено, даже при встречах на общих тренировках они не говорили.
На третий день их совместного проживания в палате она вдруг ответила на его немой вопрос:
– Ты прав, я не местная. Я родилась в Индии.
Глаза мальчишки сразу округлились от удивления, и он рефлекторно закрыл рот, думая, что произнес вопрос вслух. Затем он минуту переосмысливал полученную информацию, чтобы сформулировать свой вопрос.
– Это какая комната?
Тогда Алия не сразу поняла его, полагая, что он еще слишком мал, чтобы изучать географию и знать что-либо про Индию, да и другие страны тоже.
– Это такая земля, которая находится далеко отсюда за морем. Ты был на море?
Он отрицательно помотал головой и сощурил глаза в подозрении. Мурти, в свою очередь, лишь наполнялась вопросами по поводу этого мальчика.
– Сколько тебе лет? – поинтересовалась она, – У тебя есть имя?
Он вскочил с места, поспешно преодолевая расстояние между ними и попытался закрыть ей рот своими маленькими руками.
– Хватит выдумывать слова! – закричал он, явно раздосадованный тем, что не может подобрать ответов на задаваемые ему вопросы.
«Несчастное дитя» – подумала она, пытаясь сгрести его в объятия и успокоить, хотя он, даже будучи мальцом, все равно представлял для нее угрозу.
– Я не дитя! Прекрати задавать вопросы! – он вспыхнул снова, отпуская ее и делая пару шагов назад, – Нельзя задавать вопросы. На вопросы нужно только отвечать. Нельзя не отвечать на вопросы, – проговаривал он заученные фразы, пятясь обратно к своей койке.
Она была знатно ошарашена от услышанного, поэтому попыталась быстро сообразить, что может сделать в этих обстоятельствах, чтобы не напугать его еще сильнее.
– Ты тоже из наших, – начала она, – почему тогда на твоей табличке нет буквы «I»? – Алия надеялась, что такой вопрос не введет его в ступор, ведь эта информация была ему доступна.
– Если этого нет в карточке, значит это не обнаружено, – проговорил скоро он, стараясь не смотреть ей в глаза.
Его тоже удивил момент, когда он внятно слышал ее слова в своей голове. Сначала он решил, что она слишком громко говорит, и даже сквозь ладонь слышна ее речь. Но потом понял, что не ощущал, как ее губы шевелились. Он снова посмотрел на нее с прищуром, подозревая опасность в ее действиях и словах.
Тео точно знал, что задавать вопросы было неправильно, и он подавлял в себе желание спросить у этой женщины что-нибудь, чтобы она тоже застыла, не зная, что ответить.
Алия лишь продолжала молча на него смотреть, пытаясь заметить хоть что-нибудь в его мыслях или задать очередной вопрос в своей голове, надеясь, что он услышит его. Но он не слышал, и это заводило ее в тупик. Они сидели друг напротив друга на жестких койках, пристально следя за глазами оппонента, не зная, что сделать или сказать, и, казалось, это длилось вечность.
– Это твой секрет? – наконец спросила она.
– Что такое секрет?
– Это что-то, что ты знаешь, но никому не рассказываешь. Например, я скучаю по маме каждый день. Это мой секрет.
– Я не скучаю по маме, у меня нет секрета, – сказал он, сделав вывод из услышанных слов.
– Почему не скучаешь? – поинтересовалась Мурти.
– Я не знаю её.
Все вставало на свои места. Алии вдруг стало так жаль мальчика, что она невольно шагнула к нему и села рядом. Он, казалось, напрягся, но с места не сдвинулся.
– У тебя есть другой секрет, – сказала она, присаживаясь рядом и взяв его руку в свою, мягко поглаживая того по голове, – Ты можешь слышать то, что люди хотят сказать, но пока еще не говорят, – он заинтересовано развернул к ней свое маленькое лицо, – Можешь узнавать чужие секреты, представляешь?
В тот момент Тео осознал, что может слышать чужие слова в своей голове, но это происходит не всегда. Каждый раз, когда он касался Мурти, ее слова были слышны в его сознании очень громко. Но стоило ему отойти, и он мог распознать лишь слабый шепот. Касание было катализатором, расстояние – изолятором.
Он пробовал слушать размышления других людей за стенами, старался запоминать новые слова, которые узнавал из этих монологов. Значения неизвестных ему ранее выражений он спрашивал у Алии, которая охотно старалась объяснять ему каждое высказывание. Тео отличался быстрым запоминанием любой входящей информации, поэтому его словарный запас за месяц, проведенный с ней в одной палате, значительно расширился.
Иногда они вместе хихикали со странных мыслей, которые слышали от индивидов в соседних палатах. Она рассказывала ему про Индию, про то, как она переехала вместе со своей семьей в Америку во времена массовых миграций, когда ей было шесть, о том, как училась в университете и работала психотерапевтом. Однажды она рассказала ему о своих старых близких друзьях, и он, поразмыслив, спросил:
– Выходит, ты мой друг?
– Выходит так, рыбка, – ответила Алия.
Сейчас они снова сидели в этой же палате. Казалось, в ней абсолютно ничего не изменилось за эти годы. Кровати стояли на тех же местах, стены оставались такими же светлыми, но слегка выцветшими. Изменились лишь они сами.
Тео повзрослел, утратив ту ребяческую жилку во внешности, превратился в совсем взрослого человека, чья судьба была решена давным-давно. Алия будто медленно теряла ту нить, за которую держалась все это время. Она жалела, что рассказала ему о внешнем мире, надавила, заставив пробраться наружу и нарушить правила.
Мурти знала, что он не хотел быть непослушным, но старательно пыталась посадить в нем эти семена непокорности. У нее не было никаких возможностей остановить предстоящие события, но у Ноль Первого они были, поэтому Алия очень хотела верить в то, что в нужный момент парень вспомнит о своем секрете.
Она ощущала, что силы покидали ее с тех пор, как конечность заменили протезом. Нельзя было сказать, связаны ли эти два события, или то было простым стечением обстоятельств, но эта железная штука, тянущаяся от ее бедра, будто высасывала всю энергию из организма, блокируя даже способность, по которой ее подписали на табличке.
Оставались считанные дни, прежде чем система начнет действия без обратного отсчета. Алия успешно подавляла в себе чувство вины, направляя внимание к другим важным ощущениям. Сейчас важно было вздернуть на нем предохранительную чеку и убедиться, что взорвется он в нужное время.
– Если я не доживу до итогового дня, пообещай мне, что ты исчезнешь отсюда, как в прошлый раз, – не просила, умоляла она.
– Не говори ерунды, я же говорил, это было случайно...
– Повтори эту случайность снова. Ты должен, Тео. Пообещай мне, – она сжала в руках его запястья, – Пообещай, что ты не останешься здесь.
– Обещаю.
Невозможно было отказать ей. Он не смог бы, даже если бы очень хотел. У Ноль Первого не было никого, кроме Алии. Юноша даже думать не мог о том, что когда-то потеряет ее, по любой из причин. Пока у него будет возможность дышать и защищать Мурти – он будет делать это, несмотря ни на что.
Время близилось к ужину, и застать его комнату пустой не должны были. Поэтому Ноль Один взглянул на подругу еще раз, а затем переступил порог палаты. Алия лишь слабо улыбнулась и помахала рукой ему на прощание, прежде чем тот скрылся за дверью.
– Разгуливаешь, малый? – раздалось со стороны.
– Ты тоже не в комнате, – безукоризненно ответил Ноль Первый.
Парень часто встречает этого мужчину во время патрулирования: в прошлый раз они оцепили площадь, пока отряд Теодора разбирался с ситуацией на ступенях. Если бы они меньше своевольничали, то и в метро убирать бы не пришлось. Не самый приятный тип, кажется, из комнаты «Р-21».
– Думаешь, дослужился до хождения к директрисе и теперь она оставит тебе местечко рядом? Ты пойдешь в расход так же, как и остальные, – его голос становился тише, когда он медленно приближался к лицу юноши, – И никто даже не заметит.
Он самодовольно усмехнулся и, отпихнув Ноль Первого плечом, ушел вперед по коридору, где в мгновенье исчез.
Ужин подали по расписанию, доставив поднос с едой через отсек рядом с кроватью. Теперь, когда от отряда требовалось выполнение обширных задач за пределами центра, порции становились больше. До этого на таких же тарелках еды было раза в два меньше. Ноль Первый был уверен, что точно такую же еду подавали и заключенным на платформе, потому что обеспечением провизии тоже занимался Аваддон. Хотя в их контейнерах, вероятно, было значительно больше мяса.
Ноль Первый изучал камеры видеонаблюдения даже сидя в своей камере, чтобы избежать внезапных нападок со стороны бунтующих. Одну ошибку они уже допустили, но спровоцировать еще одну было непозволительно. Поэтому всех новых нарушителей на станцию больше не возвращали: сразу отправили в морозильные камеры, как было наказано.
Через неделю их отправят на сегментацию, где отряд простоит положенные девять часов, а затем переведет обозначенных в диспансер, где им предстоят дополнительные обследования. С этими исследованиями Ноль Первый был лично знаком, потому, передавая новоиспеченных в руки эксцентричной Вирджинии Уильямс, совершенно им не позавидует.
Она ему не понравилась с самого первого дня, как ступила в его комнату вместе с Лейбёрн во время очередного планового мониторинга в феврале прошлого года. Всем своим видом показывая пренебрежение, от нее так разило напускной самоуверенностью на фоне Александры, что хотелось невольно раздавить ей голову.
Мелкая, болтливая, старательная. Одним словом – подлиза. Невыносимо было видеть ее лицо каждый раз при плановых осмотрах, а слышать ее писклявый голос становилось мучением. Если бы Лейбёрн могла простить ему уничтожение этой услужливой плаксы, он бы, не задумываясь, от нее избавился.
Патрулирование рядом с лагерем сегментации будет продолжаться еще месяц, пока каждый гражданин не пройдет тестирование на определение генных модификаций. После чего его переведут в другой отряд, как и обещала Александра.
Сектор А будет регулироваться Ноль Первым, для остальных пяти секторов подберут командоров из существующего отряда. Это означало, что работы станет намного больше, и теперь все его обязанности будут выполняться вне центра. Поэтому следующая встреча с Алией будет отложена на неизвестный срок.
Нужно было придумать какой-то способ для ее посещения намного раньше, но времени у него уже критически не хватало. И другого способа, кроме как очередной фокус с исчезновением, он не видел.
Опасно? Да.Непредусмотрительно? Да. Оправдано? Тоже да. Поэтому при любой возможности заскочитьк Мурти, он беспристрастно откинет эти навязчивые мысли и переломитпространство вновь.