Вороний плач

Сжавшись в клубок, Фледж приобняла колени и смотрела вперед, сквозь людей. Холодный перрон вынуждал ерзать, запихивая полочки пальто себе под ноги, а бушующая внутри тревога колотила грудную клетку.

Она не могла заставить себя взглянуть на свою обувь, боясь увидеть там перепачканные кровью туфли. Мозг отказывался от нормального функционирования, и все, что ей оставалось – ждать первого утреннего поезда вместе с остальными застрявшими здесь людьми.

Двери на улицу заперли, так что выйти обратно тоже не получится. После увиденного воображение разыгрывалось и было несложно представить как прилюдные казни, так и подрыв станции, или вагон, из которого их примут наряды полиции. Предположить можно было что угодно, и на данный момент любой вариант звучал вполне реалистично.

Зои сидела рядом, стараясь не разглядывать лицо Виви слишком долго, чтобы понять её состояние. Она мягко растирала лодыжку, которую вывихнула, пока они бежали по лестнице. В конце концов, она повернула голову к Айвори и спросила:

– Как твоё ребро?

Конечно, это было последнее, о чем Виви сейчас вообще могла думать. Она забыла про него в тот же момент, когда покинула старый пыльный дом. В данный момент ни одна физическая рана не казалась бы столь болезненной, в сравнении с той тряской, от которой сжималась её грудь и спирало дыхание.

Паника, охватившая её после спуска на станцию, не унималась, наоборот, продолжала возрастать. И попытки подумать о чем-либо другом заканчивались неудачным столкновением с мыслью «Серьезно, об этом ты теперь решила подумать?».

Губы дрожали, мешая складывать звуки в полноценные слова. Казалось, что и голос ее куда-то пропал, исчез вместе с трезвостью ума, развеялся по ветру перед входом на станцию.

– Уже не болит. – Все, что она смогла выдавить из себя, медленно переводя взгляд на Зои, стараясь сфокусироваться на её лице.

Зои не казалась напуганной, скорее, переживающей, волнующейся. Губы её легонько подрагивали, она быстро моргала длинными ресницами, периодически закрывая яркие голубые глаза. Только сейчас, находясь так близко к ней, Айвори смогла рассмотреть её веснушки, рассыпанные рябью по всему лицу.

Зои кивнула, закрыла глаза и запрокинула голову назад, шумно выдохнув, явно удовлетворенная этим ответом. Она тоже обдумывала последующие действия, стараясь прикинуть, какой из вариантов окажется наиболее возможным. Однако в любом из вариантов, по её мнению, не было ничего положительного. Стоило определенно ожидать худшего.

Сидеть в тишине на протяжении нескольких часов казалось пыткой, потому недолго думая, Зои решила попытаться разрядить тревожное напряжение и скоротить время перед наступлением утра.

– Кем ты работаешь в Тафтс Медикал? – ей казалось, что этот вопрос сможет пролить хоть немного света и искоренить неясность в её голове о том, почему же Айвори, будучи работником медицинского центра, ни разу не слышала о последних новостях, связанных с мутациями.

Зои верила, что Виви действительно не понимала, о чем речь, что она правда не притворялась.

– Я – детский онколог, – вопрос вырвал её из пучины мрачных мыслей, заставив снова взглянуть на рыжеволосую.

– Вот как. Значит, ты в своей работе не пересекаешься с ковидными больными?

– Раньше пересекалась, когда работала медицинской сестрой сразу после университета, но потом переехала и сразу перешла в другое отделение, – продолжила Виви, – Мы, конечно, все, в случае новых вспышек или штаммов, будем задействованы в помощи, но в основном каждый занимается своей работой.

Зои покачала головой, соглашаясь с логикой этих слов. Разумеется, когда волна заболеваемости начала сходить на нет, все вернулись к своим прямым обязанностям, потому что человечество продолжало жить, и с появлением ковида все остальные болезни, к сожалению, не исчезли.

– Мои родители с самого начала пандемии только и рассказывали мне о том, что это способ сократить население, какой-то план правительства искоренить средний класс, а с появлением прививок – вообще решили, что это метод чипирования.

Звучало как чтение личного дневника параноика, хотя и не было редкостью. Многие люди отказывались от прививания, потому что не хотели колоть себе под кожу что-то непроверенное и их психика придумывала различные причины, чтобы оправдать свой выбор. Один сказал – остальные подхватили. И понеслось.

– Не первый раз слышу такое утверждение, кстати, – ответила Айвори, – Еще кто-то рассказывал версию о том, прививки были придуманы, чтобы фармацевтические компании нажились на бедных испуганных людях и вообще этот вирус был искусственно создан.

– И что ты об этом думаешь? – Зои ожидающе смотрела на Виви, словно от ответа зависело их дальнейшее взаимодействие и нужно было подобрать правильный вариант, прежде чем что-то сказать.

– Я думаю, люди просто были напуганы. Каждый в силу своего страха верил в то, что казалось ему более правдоподобным. Человечество было буквально заперто в четырех стенах, потеряв возможность существовать в привычном смысле, поэтому люди стали хвататься за любой способ доказать себе, что в этом кто-то виноват, – она грустно вздохнула, – Вот что я думаю.

Не существовало ни единого подтверждения всем этим гипотезам, по крайней мере, официального. Потому можно было лишь строить догадки, чтобы преобразовать свой страх в злость и куда-то направить его.

Чаще всего, это негодования выслушивали врачи, и Айвори в том числе. Во время практики в больнице она видела множество смертельных исходов от перенесенного заболевания. В большинстве своем, страдали пенсионеры, организм, которых был слишком ослаблен, чтобы восстановиться после тяжелой двусторонней пневмонии.

Палат на всех не хватало, многим приходилось лежать на лавках, застеленных матрацами, прямо в коридорах. Аппаратов искусственной вентиляции легких на каждую больницу выделялось мало, поэтому их подключали самым слабым пациентам, но чаще всего было уже поздно. В морге не хватало мест в холодильниках, и по решению родственников, многие тела сразу из коридоров отправляли в крематории.

– Если так подумать, выжившие после такого смертоносного заболевания люди – действительно счастливчики, не думаешь? – Зои будто пыталась оправдать в своей голове поведение положительных и понять, почему правительство так яро защищает их.

– Некоторые люди пережили заболевание без особых симптомов, так что не думаю, что их можно сравнить с теми, кто умер даже после подключения к аппарату ИВЛ, – утверждала Виви, – но те, кто спокойно перенес заболевание и выздоровел, тому действительно очень повезло.

– Ты тоже мыслишь, как они, – вдруг начала Зои, – считаешь, что те, кто бессимптомно переболел не сравнимы с теми, кто пережил Ад и вернулся новым, эксклюзивным экземпляром.

– Где я вообще такое сказала? Я имела ввиду... – собираясь оправдаться, она продолжила, – Я имела ввиду, что с медицинской точки зрения им действительно повезло, что их организм сильнее, и он легче справился с этим.

– Честно говоря, я надеялась понять, почему ты ничего не знаешь о последних новостях, но видимо, эти вопросы никак не помогли мне даже немного приблизиться к разгадке твоей странной амнезии, – сказала Зои.

– Самой бы понять, почему всё так. – Айвори тоже была бы очень рада, если бы кто-то объяснил её отсутствие такой важной информации в её памяти.

Это от удара при аварии? Или она была так погружена в работу? В любом случае, теперь она уже знала о том, что случилось.

Ещё одним волнующим вопросом были сами мутации: какие вообще изменения произошли, и что они дают новому виду человека? Передаются ли они детям мутировавших? Могут ли эти изменения быть вызваны не только перенесенным заболеванием, просто обнаружили их сейчас, при массовой проверке населения? Ответы на эти вопросы оставались загадкой.

– Тебя, наверное, не должно быть здесь, – тихо проговорила Зои, – Ты ведь, как представитель медицинского центра, должна сейчас быть на стороне врачей, которые изучают этот вопрос и принимать решение о дальнейшей судьбе человеческого рода, не так ли?

– Сомневаюсь, что это когда-либо зависело от врачей, – неохотно призналась Фледж, – Мы просто делаем то, что нам говорят, и выступаем со своим мнением, когда спросят. В остальных случаях, наши слова не имеют никакого веса.

– Выходит, вы такие же пешки, как и мы? Забавно, – Зои грустно улыбнулась от осознания, что врачи, которых она считала главными противниками, фактически, не решали ничего.

От этого стало легче на мгновение, но потом пришло отчетливое понимание, что раз уж это решали не медики, которые понимают ущерб, судьба человечества зависит, вероятнее всего, от правительства, которое уже успело высказать свою позицию.

– Выходит, что так.

Они замолчали и стали в тишине ожидать наступления рассвета, чтобы встретить первый утренний поезд, который должен был решить их дальнейшую судьбу. Будет ли это поезд в новый день, где всё вернется на круги свои или же они будут вынуждены мириться с арестом за противостояние правительству – выяснят только по утру. Люди на платформе прижимались друг к другу в попытках уснуть после ужасающей сцены, увиденной на площади. В конце концов, даже десяток тысяч людей ничто по сравнению с отработанной годами системой управления.

Айвори тоже хотелось спать, но совсем не получалось закрыть глаза, потому что под закрытыми веками сразу же рисовались запечатленные кадры паникующей толпы, выстрелов, её окровавленных подошвах туфель, о происхождении которых ей хотелось немедленно забыть, подавляя очередной рвотный позыв. Потому что продолжала сидеть, уставившись в название станции «Стейт Стейшен» на стене, упорно стараясь даже не моргать.

Ей нравилось верить в то, что она не могла уснуть потому, что уже спала. Уснула в том пыльном коридоре, или еще не проснулась перед работой. И хотя общипанное предплечье напоминало об обратном, мысленно она всё же надеялась, что ошибается.

Истошный детский крик снова заполнил ее сознание, из-за чего захотелось крепко зажать уши ладонями и спрятать голову в песок. Никакие успокоительные не заставят ее заснуть ближайшие несколько дней. Гораздо страшнее будет провалиться в сон, чем встретить результаты своих действий лицом к лицу. Она затрясла головой, стараясь избавиться от навязчивых звуков, однако они становились все громче.

– Помогите! Пожалуйста, ей плохо, помогите!

Зои вскочила первой, пока Айвори осознала, что уничтожающие крики разносились не в ее черепной коробке, а совсем рядом, на платформе. Рефлексы действовали быстрее, чем она сама.

Мать, звавшая на помощь, склонилась над дрожащей в приступе девочкой. Оценивая ситуацию по ходу, Фледж скинула пальто и, скрутив, запихнула малышке под голову. Обернувшись на таймер последнего отправления поезда, Айвори засекла на часах время приступа и увидела, как изо рта девочки сочится кровь: та прикусила язык. Резко дернув рукав собственной рубашки, она обкрутила пальцы и быстрым движением очистила дыхательные пути, попутно вытирая лицо.

– Ты в безопасности, я с тобой, малышка, все хорошо, – похлопывая девочку успокаивающими движениями, она дождалась, пока приступ прекратится.

Эпилептический приступ после таких событий был очевиден, но больше всего Виви поражало, как у родительницы хватило смелости притащить ребенка на подобное мероприятие. Иногда ей очень хотелось, чтобы перед тем, как завести ребенка, любой родитель проходил медицинскую комиссию на здравость ума – а не только тот, кто захотел взять ребенка из детского дома.

Вместо инструкций, которые Айвори пришлось рассказывать матери подростка, хотелось прилепить ей на лоб список мест, которые лучше посещать без детей. Однако ей хватило терпения, чтобы не треснуть горе-мать и, убедившись, что зрачки малышки пришли в норму, ретироваться на свое место вместе с ошеломленной Зои.

– Отличная реакция, Фледж, – знакомая хвалила ее с неприкрытым восторгом.

– Без комментариев, – бросила Айвори и уселась туда, где собиралась погрузиться в самокопание двадцать минут назад.

Откинув голову на скамейку, она все еще поражалась человеческому бесстрашию и непредусмотрительности. Может быть, это и хорошо: отвлечется ненадолго от удушающих предположений касательно завтрашнего дня.

Все произошло так быстро, что Фледж не было времени задуматься о случившемся. Так машинальны и отточены были ее действия, будто это совершенно рядовая ситуация. Пока вокруг столпились испуганные лица, она без толики сомнения выполнила то, что следовало. Она всегда так действовала?

Айвори даже не была уверена, что отдавала себе отчет, пока орудовала над малышкой. Словно ее руками кто-то руководил внутри ее затуманенного сознания, пока она сама была в отключке. Это тоже побочный эффект временной амнезии? Ответов на этот и другие вопросы в голове не становилось больше, что начинало невероятно злить.

– Мы не выйдем отсюда, – утвердительно раздалось со стороны.

– С чего ты это взяла? – интонация ее слов озадачила Айвори.

Разумеется, никто из них не выйдет отсюда безнаказанным. И совершенно неважно, что их вины нет ни в одном из зверств, устроенных на улице. Главное ведь найти виновников. И кто в здравом уме укажет пальцем на себя?

Динамики слабо прохрипели, как перед объявлением, предупреждающем пассажиров отойти от края платформы. Мельтешащие головы на минуту смолки, повернувшись к источнику звука.

Волнение бурлило в крови, словно от этого зависело будущее. Неужели следовало устроить все это ради того, чтобы заставить жителей выслушать пламенную речь? Хотя странно было ожидать другого от тех, кто убрал собственного президента за несогласие с установленной системой.

По всей платформе прогремел женский голос:

Прошу внимания у всех граждан
Соединенных Штатов Америки!

Неплохое начало для полноформатного фильма. В действительности же формулировка накаляла всеобщее потрясение, ведь слова касались не только скованных на платформе, но и тех, кто беззаботно продолжал существовать снаружи.

В ближайший месяц, начиная с седьмого ноября, в каждом штате будут установлены пункты для сдачи анализов и проведения сегментации населения по признаку проявившихся мутаций. Каждый гражданин обязан явиться в пункт и получить обменный лист для замены своего идентификационного удостоверения.

Сегментация регионов – это так они решили назвать деление общества на слои тварей дрожащих и право имеющих?

Интересная концепция, раз уж они думают, что кто-то действительно примет в этом участие и в здравом уме пойдет на это гнусное клеймирование. Заставить людей добровольно повесить на себя идентификационные бирки, словно коровам на ушах? Невероятно.

Можно даже подумать, что правительство и в самом деле заигралось в какие-то детские видеоигры про Детроита, пытаясь доказать превосходство неопознанных, неизученных видов людей над теми, кто выстраивал этот мир тысячелетиями.

На платформе становилось даже слишком глухо, будто люди затаили дыхание в ожидании следующих слов, которые явно не сулили бы ничего хорошего.

До обозначенной даты оставалось чуть больше недели, можно ли будет за это время успеть уехать из страны? Или этот вариант отсечется также быстро, как и идея о сопротивлении?

Убедительная просьба не препятствовать работе медицинских пунктов и добровольно сотрудничать с представителями власти, любое противодействие будет расценено как подрыв государственной безопасности. Исходя из результатов тестирования по окончанию месяца будет введена новая система идентификации, о чем каждый будет уведомлен лично.

Подрыв государственной безопасности – это объявление населению об открытии медицинских пунктов для выявления мутировавших монстров без какой-либо цензуры. Интересно, могло бы оно вызвать у Айвори другую реакцию, не послушай она эти параноидные предсказания Зои?

Если кто и пытался первым уничтожить порядок в стране, то это были сами представители правительства, которые на площади, полной людей, избавились от ораторши одним выстрелом без какого-либо предупреждения. Карательные процедуры уже произошли, и их было достаточно, чтобы понять, что голос в динамиках явно здесь не для того, чтобы успокоить запертых.

Это было предупреждение: «Вы сами видели, что происходит с теми, кто идет против власти. Вы осознаете, что будет, если это сообщение будет проигнорировано».

Всё, что оставалось в данном случае – выслушать условия и смириться с неминуемыми изменениями, которые коснутся всех.

Наше завтра зависит только от нас,
потому я прошу вас об активном участии в судьбе страны!

Слова эхом звенели в ушах, больно ударяясь о барабанные перепонки. Неизвестное всегда страшит, особенно, если оно касается нас лично. Люди годами выстраивают вокруг себя комфортные стены, окружая себя привычными вещами, чтобы не испытывать тревоги и встречать каждый день привычно, предсказуемо, спланированно.

Речи же о неизбежности пугают до чертиков и предполагают только одно – принятие. Ничего другого, пожалуй, в голову не приходит после увиденного.

Осознание медленно доходит до ума, быстрее отражаясь в теле: пульс учащается, напрягаются плечи, дрожат пальцы, сложенные на коленях. Тупая, давящая боль сковывает голову, образуя обруч, не позволяющий сбежать дальше от пугающих мыслей, наполняющих разум новыми волнами страха. Чрезмерная активность норадреналина подводит к растущей панической атаке, и Айвори уже не слышит вопросов в своей голове, а лишь ощущает, как сбивается её дыхание и как явно во рту не хватает слюны.

Зависимость от успокоительных никогда так жестко не проявлялась, как сегодня. Нельзя сравнить стресс, который она переживала ежедневно на рабочем месте с тем, что душил ее твердой хваткой вокруг шеи сейчас. Хотелось раскрыть руками грудную клетку, чтобы кислород проник туда хотя бы таким способом.

Вспоминая своим затуманенным мозгом любые способы борьбы с паникой, которым она училась в университете, она подтянула руки к лицу, сложила их в замок и начала громко дышать, считая вдохи в обратном порядке, начиная со ста.

Легкие покалывания и дрожь на шестьдесят четвертом вздохе символизировали отступление приступа. Слова извне словно сталкивались с гущей воды, стараясь добраться до ее слуха, поэтому Фледж начала имитировать жевательные движения в попытке вернуть себе чувствительность к звукам. Обрывки фраз плавали на поверхности, но были все еще слишком далеко, чтобы она могла различать целые предложения.

Слишком страшно. Слишком громко. Слишком реалистично. Динамики заскрежетали, оставляя платформу в давящей тишине. Казалось, все присутствующие замерли и задержали дыхание в ожидании продолжения вещания. Но его не последовало.

До разума тихоподкрадывалось когтистое осмысление услышанного. Просидеть в изоляции предстоялоне пару часов, а всю оставшуюся жизнь.