Часть 1
Люди горели посреди улиц. Сгорали дотла, в агонии разбегаясь по разным сторонам. Площадь застилал едкий темный дым, трещали дотлевающие деревья, скулили сработавшие сигнализации поврежденных машин. Девушка застыла без возможности двинуться: готовая ранее броситься в огонь и пожертвовать собой ради спасения пострадавших, она не могла пошевелить и пальцем. По телу разливался липкий, вяжущий страх, выходящий за пределы и прибивающий ее к земле. Жертвенные крики и собственное прерывистое дыхание заполняли её голову, больше ничего она не могла расслышать в этот момент. Это был её личный кошмар, представший наяву, проявивший всю ее трусливую сущность. Из легких словно выбили весь воздух, скрутили где-то в области груди и придавили сверху неподъемной плитой неуверенности и безысходности. Легче было сгореть здесь со всеми, чем пытаться снова удрать и позволить себе жить после увиденного.
«Нет никакого другого выбора, тебе нужно
уходить сейчас же»
Она хотела бежать, но ноги непослушно приросли к земле, будто их прибили к ней гвоздями. Обувь уже вся запачкалась, пропиталась кровью, растекающейся по асфальту. В ушах звенел сердечный ритм, а глаза слезились от дыма и кружащего в воздухе пепла. Вид на площадь искажался от застилающей взор солоноватой пелены. Она рухнула на асфальт, впечатавшись ладонью в обгорелое тело. Оно еще было теплым, но лишь оттого, что пламя совсем недавно оставило его. Девушка в ужасе попятилась, когда осознание увиденного ударило ей в голову. Страх стекал по её щекам кривыми ручьями, смешавшимися с пеплом, грязью и запекшейся кровью.
«У тебя не будет другого шанса, Айвори,
немедленно убирайся отсюда»
И она ползла. С жадностью хватая грязный воздух и заполняя им легкие, которые словно забыли о своей единственной функции. Ногти и колени раздирал гравий, пока она заставляла свое обессиленное тело двигаться вперед. Нельзя было разрешать себе думать в этот момент, иначе голову сразу же наполняли истошные крики о помощи, которые ей пришлось оставить где-то позади. Стоило просто смиренно поверить в то, что она бессильна, что так распорядилась судьба. Она никогда не была справедлива, но сейчас потрясала своей жестокостью. На площади были дети. Маленькие беззащитные дети, которых ждала долгая жизнь, наполненная приключениями, открытиями, воспоминаниями. Теперь их последнее воспоминание беспощадно сжирал огонь, предсказывая им всего один известный конец. Растущий в крови адреналин служил значительным пинком, когда в примесях дыма стало возможно уловить слабый запах сожженного мяса и металлический привкус, застывший на губах.
«В другой вселенной...
Этого не произойдет вовсе»
Ощущение грубой хватки на запястье заставило ее развернуться. Пара до боли знакомых отчаянных глаз незыблемо смотрела куда-то сквозь нее. Это был конец. Она знала это. Всматриваясь в лицо напротив, она старалась запомнить эти черты, прежде чем закрыть глаза.
Воспоминания будоражащего сознание сна развеялись, когда Айвори суматошно раскрыла глаза и подскочила на кровати, стараясь успокоить непрекращающуюся дрожь. Вороньи крики, разносившиеся за окном, разбудили её, и она была неимоверно благодарна им сегодня: терпеть эти зверства и смерти каждую ночь было невыносимо, но она от отчаяния начинала привыкать к ним. Потирая разгоряченные виски, девушка медленно встала с ложа и направилась к окну, чтобы впустить в спальню немного света и свежего воздуха. Погода негодовала вместе с ней: тяжелые бурые тучи тянулись над Бостоном, придавая городу какой-то постапокалиптический вид. Она распахнула форточку, вдыхая прохладный октябрьский ветер, позволяя ему сдуть с лица остатки тревожности и страха. Мысли о предстоящем дне стали заполнять ее голову, заставили встряхнуться и проследовать в направлении ванной комнаты.
Айвори работает онкологом в Тафтс Медикал Центр, расположенном в часе езды от ее дома на Юг-Стрит. После окончания университета, где она изучала генную инженерию, мир поглотил неизвестный вирус, заставивший всех людей содрогаться от страха и запереться дома. Так и произошло: ковид легко передавался от одного человека к другому, поражая легочные пути и вызывая тяжелую форму пневмонии, смертность от которой ежедневно возрастала в разы, особенно для пожилых людей. В то время девушке пришлось устроиться на работу медицинской сестрой в ближайшую к университету больницу, чтобы не остаться без денег и быть причастной к помощи всем в ней нуждающимся.
Этот период показал ей всю изнанку той мечты, к которой Айвори стремилась многие годы. Когда малышке было около шести лет, от рака скончалась ее бабушка, что оставило значительный след на планах Виви. Девочка тотчас же решила, что станет врачом, когда вырастет, и изобретет лекарство от рака, которое непременно поможет человечеству сохранить миллионы жизней. Отец Айвори, Спенсер Фледж, сначала лишь умилялся этой идее, но затем понял, что дочь настроена серьезно и активно поддерживал малышку.
В июне двадцать первого года, когда карантинные меры были официально сняты с Массачусетса, девушка направилась в родной город, чтобы впервые навестить отца.
Ему не хватило месяца, чтобы увидеть дочь с дипломом об окончании университета. Всего тридцать дней отделяли их от счастливого совместного воспоминания, которое они запечатлели бы на её новый ретро-фотоаппарат, отец подарил его как раз для таких моментов. Семьсот двадцать часов разделяли памятное фото, где хорошо видны высокий крупный мужчина с кудрявыми темными волосами, в выглаженном костюме и с широченной улыбкой, а подле него девушка среднего роста, с такими же темными кудрявыми волосами, смеющимися карими глазами, с заветной книжечкой в руке. Сорок три тысячи двести минут до того, как щелкнет затвор и заставит их прикрыть глаза от вспышки, и через секунду смешаться с толпой таких же сияющих от радости выпускников. Два миллиона пятьсот девяносто две тысячи секунд, прежде чем её главная мечта осуществится, и эта картинка окажется на камине в зале.
Теперь фотография улыбчивого мужчины смотрела на нее с могильной плиты, обложенной уже выцветшими цветочными венками.
Никто не приходил сюда, как минимум, с прошлой осени, потому что памятник был усыпан листвой, что уже начала подгнивать. Девушка смахнула потемневшие листья и присела рядом, рассматривая очертания лица, начавшие медленно утекать из её воспоминаний. Это так странно: забывать лица людей, которых больше нет с нами, хотя они, казалось бы, были в нашей жизни с самого рождения.
С соседней фотографии на неё смотрела сосредоточенным взглядом чуть полноватая женщина с проседью в волосах и морщинками возле губ. Такой она и запомнила бабушку – серьезной и уверенной дамой, с ровными бровями, тонкими губами, жидкими волосами. Всё в ней будто кричало о том, что она сгорает от болезни, истлевает, будучи живой.
– По крайней мере, тебе не так одиноко, – в её голосе будто читалась обида, которую было невозможно скрыть от отца.
Развернув из бумажного кулька букет белых незабудок, которые они раньше выращивали во дворе, она уложила их рядом с плитой и принялась рассказывать о выпускных экзаменах, вручении дипломов, о том, как винила себя в том, что никак не смогла помочь собственному отцу, являясь врачом, о переезде в Бостон, работе медсестрой и о том, как мать продала их дом каким-то невероятным чистюлям, которые выбросили все её кассеты и, в первую очередь, состригли газон, не всматриваясь в наличие там маленького уголка с цветами.
Виви ушла, когда начало смеркаться. В тот момент ей показалось, что впервые за долгое время кто-то действительно выслушал ее, после месяцев монологов в никуда. Она вернулась в Бостон, продолжив работу в центре, стараясь смириться с тем фактом, что близкие люди, по какой-то невероятной случайности, имеют привычку ее покидать.
Город медленно просыпался, пока девушка собирала вещи, чтобы отправиться на работу. В октябре здесь довольно тепло, если сравнивать с Честером, в котором она выросла: там вся осень часто сопровождалась дождями, облачными тусклыми днями и холодным порывистым ветром. Бостон же еще радовал солнечными лучами и легкой октябрьской прохладой. Она уложила в карман телефон и больничный пропуск, накинула пальто и подхватила сумку, прежде чем выскользнуть за двери квартиры.
Шагая по парку, расположенному на пути к остановке, она часто вслушивалась в чириканье птиц и шелест листьев под ногами. Ей нравился этот город. Наверное, потому, что он был очень похож на те улочки, к которым она привыкла в Британии: невысокие кирпичные дома с десятками цветочных горшков на балконах, запах выпечки и свежесваренного кофе из открытых форточек, шум заводящихся моторов и стук туфель бегущих на работу людей. Закрывая глаза, было легко представить, что она дома. И она снова мысленно бродила по Честеру.
Айвори часто погружалась в свои мысли: по дороге на работу, возвращаясь домой, иногда фантазировала о лучшей жизни перед сном. Но так ведь делают все? Она с неприкрытым интересом размышляла о том, как бы сложилась ее жизнь, если бы отношения с матерью были бы не такими натянутыми. Или может, если бы бабушка тогда не умерла, захотела бы она становиться врачом? Какова была бы вероятность, что медицина все равно притянула бы ее?
Автобусная остановка наполнялась новыми лицами, поминутно прибывавшими на Форест Хилл. Айвори посматривала на экран смартфона, попутно отмечая для себя, что сегодня транспорт опять задерживается, и ей придется бежать до центра, чтобы не опоздать на утреннюю пересменку. Нужный автобус прибыл на восемь минут позже. Сунув телефон в карман пальто, девушка вошла и села на излюбленное место у окна, позволяющее ей рассматривать просыпающийся город.
Дороги в Бостоне, пожалуй, то, к чему никогда нельзя быть готовым. Иногда ей казалось, что дойти до медицинского центра пешком было бы быстрее, чем пытаться доехать на общественном транспорте, надеясь избежать пробки в начале восьмого. Дорога обычно занимает около часа, поэтому занять себя чем-то во время поездки становится скорее необходимостью, чем просто желанием. Айвори часто читает книги по пути или рассматривает входящих в автобус людей.
На самом деле, это довольно увлекательно: смотреть на лица и пытаться угадать, какая же судьба у этого человека, куда он направляется в такую рань, чем наполнена его жизнь, работает ли он там, где получает удовольствие или заставляет себя ходить каждый день в офис, чтобы просто прокормить семью. Вот эта светловолосая девушка, наверное, проспала сегодня, если судить по её растрепанному виду и пролитому кофе на рукавах рубашки. А этот русый мужчина, только что неспешно зашедший, вероятно, страшный зануда, учитывая его идеально уложенные волосы и отполированные ботинки. Во сколько он вообще просыпается, чтобы выглядеть так свежо? Забежавший парнишка словно вышел из фильма про отпетых пьяниц: взъерошенные темные волосы, судорожно бегающий по автобусу взгляд, дрожащие пальцы. Либо возвращается с вечеринки, либо просто местный бездомный.
Эти монологи в голове действительно помогали отвлечься от времени и хотя бы немного уйти от мыслей, терзавших ее по утрам после очередного кошмара. Сколько бы Айвори не пыталась придумать себе красочный, счастливый сон, исход всегда был один – каждую ночь она сражалась со всеми своими страхами и просыпалась в холодном поту. Работа в онкологическом отделении заставила девушку стать более отчужденной. Каждый раз, встречая нового ребенка с лейкемией или стремительно развивающейся нейробластомой, ей хотелось верить, что этот случай будет другим и малыш пойдет на поправку, верить, что на этот раз у неё получится помочь. Она горела идеей вылечить этих детей, сообщить хорошие новости родителям, сказать, что в этот раз шансы велики, что их ребенок пойдет на поправку. Но с каждым разом надежда в её руках будто ускользала, рассыпалась песком сквозь пальцы, когда очередное обследование показывало неутешительные результаты.
Ложка падала из рук и громко ударялась о кафель. Как последняя капля в суматошном дне, как недостающая деталь для истерики и выпуска пара. Сама мысль о том, что ей придется выйти в коридор и сообщить ожидающим пациентам самую ужасающую их новость, подтвердить их самые страшные опасения становилась невыносимой для неё. Нельзя было воспринимать так близко к сердцу все эти случаи, но она не могла смотреть на иссыхающих больных, которые сами всё понимали, но так жаждали услышать обнадеживающую речь от врача. Айвори доказывала себе, что в этом нет её вины, а потом возвращалась домой и зарывалась в одеяло, надеясь, что мир не услышит её всхлипы и ни за что не заметит её жалкий вид.
Каждый вынесенный диагноз отпечатывался клеймом на её лбу, будто она сама же взрастила в этих людях болезнь. Можно было подумать, что после каждого написанного в графе «диагноз» неизлечимого названия, на ее лбу лезвием писали «убийца». Всё усугубляло её глубинное убеждение в том, что она безнадежно заперта в позиции человечка, ударяющего по колоколу, который оповещает о плохих вестях. Единственным, что заставляло ее каждый день вставать и смиренно шагать на работу, была надежда. Надежда на то, что ее детская мечта сможет осуществиться. Айвори грезила о создании медикаментов, способных блокировать ангиогенез, останавливая рост опухоли в организме пациента. Разумеется, у врачей полно других повседневных забот, помимо создания теоретических лекарств, которые на самом деле ставили под большое сомнение фармацевтический бизнес. Однако один вариант у нее был – попасть на международную медицинскую научно-практическую конференцию со своим докладом и пройти в тур для лабораторных разработок. Потому Фледж лезла из кожи вон, только бы выделиться среди остальных, только бы выполнить все планы и уговорить руководство на свою кандидатуру для следующей конференции.
Проводить ночи за книгами в попытках избежать болезненных снов становилось сложно: круги под глазами стали больше похожи на бездонные лужи, аппетит тоже пропал. Айвори зачитывалась историями о вымышленных мирах, стараясь ускользнуть от своего собственного, который продолжал ранить. Это не было решением, но вполне было способом. Также как и с пациентами: медикаменты не лечат истинную причину болезни, они лишь снимают симптомы. И иные вселенные, в которых она могла быть сильной героиней, где могла легко добиваться своих целей, где не боялась принимать рискованные решения – были ее таблеткой.
Айвори не успела даже понять, что произошло, прежде чем оглушительный удар заставил её почувствовать пронизывающую боль в левой части тела. Резкий, пронзительный визг тормозов, смешанный со скрежетом металла, на миг оглушил девушку. Испуганные крики слились в хаотичный хор ужаса, когда автобус накренился и его левая сторона резко рванулась вниз, прижимая пассажиров к окнам. Девушку зажало между показавшимся у головы асфальтом и обрушившимися на неё людьми. Воздуха в легких критически не хватало, а салон продолжал заполняться густым дымом и пылью. Звуки сирен прорезали пространство, становясь всё ближе, сливаясь в беспорядочную какофонию. Куски битого стекла впивались ей в плечо, пока она не могла пошевелиться под весом сжимающих ее пассажиров. Казалось, один из ее кошмаров вновь повторялся, она снова оказывалась не в состоянии помочь даже себе, что заставляло Фледж нервничать еще больше.
С полминуты она оставалась в сознании, пытаясь придумать способ выбраться из-под завала. Однако часть ее разума, отвечавшая за критическое мышление, прекрасно осознавала, что в состоянии шока и при недостатке кислорода ей оставалась пара секунд, прежде чем она отключится. Кто-то из упавших на нее пассажиров, в попытке выбраться, прижал рукой ее голову к асфальту, стараясь опереться.
Картинка перед глазамиАйвори несколько раз померкла под закрывающимися от моргания веками, но тевдруг стали неподъемно тяжелыми. Крики и сирены смешались воедино, образуяпротяжный писк в ушах, ресницы слабо задрожали, а затем скрыли от Фледж всёпроисходящее в звенящей темноте.
Ангиогинез – это процесс образования новых кровеносных сосудов из уже существующих. Опухоли нуждаются в ангиогенезе для обеспечения себя кислородом и питательными веществами, необходимыми для их роста и метастазирования. Стимуляция ангиогенеза является одним из ключевых факторов в развитии рака.