Остров.

Вот и листья опали, да весенняя прохлада стала бить по лицу – минул месяц с тех пор, как произошло судьбоносное воссоединение попаданцев. 

Сонливая куропатка укладывает перышки по дну своей норы, да кроет яйца от тепла своим же телом. Видит она: льды укроют землю, опадёт снег – природа застынет в мгновение, и вьюжный ветер подует с реки. Зима близится.

Подвязав свои длинные патлы в хвостик Эдвард двинулся к лесу. В руках у него топор, а на пазухе крепится обмотка льняной пряжи, коей он связывал поленья. 

Это его новая рутина, отложившаяся в подкорке сознания сквозь ритмичный металлический звон. Удар за ударом он отрубает куски древесины, пока наконец горизонтальная расщелина в стволе не схлопывается под общим весом, складываясь пополам. 

Вместе с древесиной падало и полчище листьев, ковром расстелившись по земле. Будучи жителем городской местности Эдвард никогда не видел, чтобы средь дорог валялись такие плотные кучи – а здесь ими усеян весь лес: изредка виднеются юркие белочки да сурки, прячущиеся средь желто-красных насыпей. Жизнь идёт своим чередом.

– Эдвард, Эдвард! – подбежал Фиумэ и, тяжело дыша, вручил тому вязаную шапку, – Не простудись.

– Спасибо, – кивнул он, да пошел рубить дальше. А посыльной так и остался стоять, молча наблюдая за работой. 

Эдвард давно потерял покой. Стараясь убежать от мыслей в голове он ищет работу рукам, дабы усталость уняла тревогу на душе хотя бы секунду. С мгновения смерти Райта страх неизведанного толкает его на странные поступки – среди желающих выйти на ночной дозор он стал одним из первых, да и всю тяжелую рутину старается брать на себя, несильно утруждая остальных.

Момент воцарившегося мира средь путешествия наполненного битвами давал время на раздумья. 

Вместе протянув древесину до дома, они смахнули пот со лбу, да зашли домой. Там их встречали добрые взгляды, да томящийся на печи обед. 

Пропащая тишина давно осталась в прошлом, сменившись на оживлённые разговоры посреди, казалось, совсем уж унылых пейзажей за окном. Люди, ранее скованные постоянной угрозой раскрепостились, не стесняясь смеяться в компании друг друга.

– Правда? 

– Да говорю тебе, врать мне незачем. В местных водах водятся драконы, и плавать из-за них опасно, – вверял Фиумэ, указывая на считанные укусы, что не торопились затягиваться и исчезать.

Вдруг, сзади к нему подкралась Николь и потрепала за волосы, во всю смеясь.

– Чего такой серьёзный, мальчик-карась? – насмешливо спросила она. 

А ведь мальчишка дулся в ответ, и едва заметно краснел, поскольку к прикосновениям ещё не привык. Домашний уют, впрочем, приходился ему очень даже по душе.

Атмосферу всю портили лишь двое. Владимир и Эдвард предпочитали молчать, нежели сиять в лучах собственных чувств. 

– Мы, значит, останемся здесь до ранней весны? – пытаясь вклинить тех двух в разговор, Кристофер намеренно выждал момент тишины, когда пропустить мимо ушей слова не удастся. 

– Да. В зиму без крыши над головой умрём раньше, чем пройдём сквозь речную долину, – кратко дал ясность новый глава попаданцев. 

Понадобилось чуть меньше минуты тишины в ответ, прежде чем Эд вновь захотел убежать от лишних дискуссий в лес. Стоило ему встать, как Владимир подорвался вместе с ним.

– Хватит с меня этих игр, – постаревший свиду лет на пять, кровопийца схватил его за руку, – Эдвард, чего ты меня избегаешь? 

Мечник молча одёрнул руку, и продолжил идти на выход.

– Эй, куда же ты? Ответил бы хоть, что-ли, – с лёгким раздражением говорил он вслед уходящему. С громким хлопком двери, выбившим пыль с полок он затих, а с ним и все за столом.

– Ну и тяжелые у вас характеры, – подметила Бьянка, и, доев свой суп, также ушла. 

Ничего не оставалось, кроме как с молчаливым согласием усесться, да грозно стукнуть по столешнице. Впервые попаданцам приходилось видеть своего старого знакомого таким нервным. 

– В последнее время он много думает, – вслух подметил Фиумэ, скучающе стучавший ложкой о дно пустой тарелки. 

– Да, – одобрительно кивая, Николь забрала пустую утварь, – Не стоит тревожить его. Как я правильно поняла, последние события ещё долго будут у него на уме. Убийства эти, тайны. Себастьян ещё этот, – едва упоминая его имя, женщина менялась в лице. Странное презрение окутывало её, поминая как давний товарищ без единых раздумий начал стрелять в своих же людей. 

– А я-то тут причём? – Влад скалился, будучи не в состоянии сложить единую картину происходящего. 

– Поговори да узнай, – дала краткое напутствие Бьянка, не зная иных способов решения возникшей ситуации.

За неимением других вариантов, пришлось последовать данному совету: немного погодя, он ушёл, оставив свой обед нетронутым. 

Свежие следы на мокрой грязи ведут в глубины лесной чащи, укрытой листвой. Пробираться сквозь слякоть в кожаных сапогах, конечно, доставляет – пока под ногами хлюпает вода Владимир тысячу раз задумался о том, стоило ли ему выходить за Эдвардом, или же он одумается сам? 

В конце следов, как и ожидалось, он. Стоит с мечом наперевес, освещая долину одним своим присутствием. 

– Долго будем в догонялки играть? – насмехаясь, Влад шагнул навстречу. 

Встретили его остриём лезвия, наставленным прямо в кадык. По ту сторону меча стоял человек, чей пустой взгляд не выражал безразличия: он преображён усталостью, приведшей к чистому выгоранию. Сколько же бессонных ночей скрываются за этими очами?

– Владимир, – обратился он, – Ты помнишь Ника? Слышит ли он меня сейчас? 

В тот же миг душа провалилась под землю, да и ноги скосило напрочь. Одного лишь напоминания о мальчишке хватило с лихвой, чтобы понять всю глубину кроличьей норы, коей представилась обида Эдварда. 

– Ты...

– Нет-нет, ты. Ты тот, кто должен рассказать мне всё, – подговаривал мечник, постепенно погружаясь в пучину слепой ярости.

Навряд-ли Влад во фрустрации расскажет больше, чем досье на его имя; с ним-то уж Эдвард ознакомился вдоволь. Ценность имеющейся информации новый главарь оценил по достоинству: настолько, что отказался предоставлять сведения общему взору. Вместо этого, он презренно выбросил их к ногам кровопийцы. Бумага мигом промокла, и чернила расплылись по земле.  

– Уже прошёл месяц, а ты всё не съел никого. Могила Сумико осталась нетронутой, так где же ты брал пропитание? – пронзающий взор осуждения наседал над душой, покуда внутри всё сжималось: тревога склеила уста, не позволяя ни кричать, ни отвечать. 

Нельзя, нет! Стоит только рассказать, как надежда на понимание бесследно растворится. Молчание, стало быть, единственный выход – за прямым признанием стелится тропа в пучины ада. 

– А ведь труп Райта так исхудал. Расскажешь, каков он на вкус? – тихие, спокойные слова, так по-обыденному сказанные. А ощущение такое, словно гром прогремел в тишине; затухает свет в глазах, и теперь уж точно сказать ему нечего. 

Влад упал на колени, пока на его лице замерла гримаса, выражавшая смесь жуткого удивления и ожидания грядущей катастрофы. Теперь он не молчал по причине, а вследствие; мысли в голове перестали собираться в слова. Тревога овладела им полностью.

– Ну-ну, давай. Ты был чуть разговорчивее за столом, да? Может, ты рот открывал почаще, надеясь цапнуть кого ненароком? – подтянув того за шиворот к себе Эд, сомкнув лбы, уткнулся в него. А меч, упущенный из рук, так и сиял, вонзившись в землю на пол длины. 

Он не смотрит в глаза, его лицо кривится. Сам Владимир дёргается, едва ли не дрожа. Его, жалкого и поникшего, вдруг швырнуло в сторону – впечатавшись в дерево спиной он сидел, покуда радужки глаз переливалаись сотней разных оттенков. 

– Противно-то как, а? Представляешь, как ужасно было ходить, судорожно проверяя каждого в страхе, что ты уведешь их в лес и съешь? Пре...

И лишь когда его прервали на полуслове, Эдвард обратил взор. 

– Прости меня, – в бессилии Влад встал на колени, прося прощения, – Всё, что тебе пришлось стерпеть, стало быть, ужасно. Потери тебе не впервую, и ты боишься. 

Взяв в руки меч источавший свет, каннибал тихо подметил его поразительную тяжесть, прежде чем вручить его законному владельцу. Стоя на одном колене он протягивал оружие прямиком в руки, говоря:

– Я боюсь умирать. Мне совсем не по нраву долгая боль, тяготы жизни. Я тоже, знаешь, долго думал. Мне Райт пророчил скорейшее бессмертие в безумии, бесславную смерть в бессмысленных скитаниях. Такой исход меня не устроит, ну вот совсем, – с каждым последующим словом он казался всё спокойнее, увереннее в своих намерениях. 

Эд взял меч, но замахиваться не спешил; свесив его на расслабленной руке он вникал в суть, не перебивая.

– Убей меня. Если вторая жизнь, дарованная господом подразумевает вечные мучения, то я буду только рад тому, что они кончатся в мгновение.

Наконец, в настигшей тишине Влад склонил голову, ожидая заветного взмаха, боли в шее. Получил он, правда, простой пинок в лицо, столь же неожиданный и отрезвляющий. Держась за покрасневшую щеку, он сидел, смотря недоумеваючи. 

– Хах, а ты и вправду трус, – усмехнулся Эд, протягивая руку, – Твоё раскаяние похвально, однако умереть я тебе так просто не дам. 

– Страданий моих хочешь, садист? 

– Нет, искупления грехов. Думаю, под моим началом мы сможем сделать так, что все души внутри этих глаз простят тебя, – Медленно опадающие листья короной осели на рыжей макушке, слетая с ветром и исчезая в листопаде. Владимир и Эдвард стояли на равных, сцепив ладони в крепком рукопожатии. 

***

С тех пор много воды утекло. За листопадами шли снегопады, и домик, маленький в сравнении с равнинами да лесами мирно проживал средь диких земель. 

Трудились тут все, хоть и по-разному: тяжкий физический труд был ношей Эдварда, Николь да Владимира. Чаще всего именно они стояли в дежурстве, охотились и рубили дрова; не сказать, чтобы они не подходили для умственной работы, и тем не менее кроме них такой работой заниматься никто не хотел.

Планированием дальнейших вещей старались заниматься все: выделялись трое – всё тот же Эдвард, Кристофер и Роберт. С первым всё понятно, остальные же двое отвечали за планирование нового маршрута и заготовку припасов на зиму. 

Кто бы что ни говорил, а тщательный подход к делу никогда не потеряет собственной важности – смотря с каким рвением Кристофер подбирал рыбу на засолку или травы для сушки диву даёшь, чего уж про Роберта и карты говорить. В последнем случае проявляется нагляднейший пример профессиональной деформации: постепенная смелая критика подобранного Райтом маршрута ну никак не вяжется с скромнягой, коим Роберт выступал на повседневной основе. 

В таком доме занятых энтузиастов жизнь и порядок наводить сложно, однако с данной задачей на удивление хорошо справился тандем из двух совершенно разных людей: свиду циничная и вечно раздражённая Бьянка хорошо сработалась с Джули в деле поддержания чистоты. Их затяжные беседы, часто перераставшие в полноценные споры придавали домашнего уюта, заполняя свистящую тишину зимнего жилища. Почти как вечно-работающий телевизор на фоне. 

А вот ночью тихо. В одну из таких тихих ночей Эдвард и патрулировал, наматывая круги у дома да расчищая опадающий с крыши снег. Шерстяной тулуп весь побелел за намок, а он всё ходит в темноте, смотря как лунный свет скрывается за редкими облаками.

Из чащи вышел силуэт, да направился вверх по склону холма. Насторожившись, Эд перегородил тому путь, и продолжил глядеть, как сквозь метелицу пробирается неизвестный, держа в руках нечто длинное.

Это ружьё! Сломанное пополам, почти бесполезное, но ружьё. А держит его мужчина, одетый в лёгкую летнюю одежду. Белая рубаха, такие же белые штаны; разве что грязные да порванные. Знакомые одеяния наталкивают на страшные мысли, от которых хочется пятиться в страхе. Эдвард лишь оступился, а неизвестный уж прошёл мимо него, с необычайной ловкостью открыв дверь дома. Зайдя следом, Эд закрыл старый ставневый заслон, за что получил одобрительный кивок от неизвестного. 

– Ты кто? Как тебя зовут? – решил обратиться мечник, однако ответа не получил. Вместо этого безымянный гость с пустыми глазами прошёл в кухню. 

Кристофер, орудовавший внутри слегка опешил, но после убедительного объяснения от Эдварда решил не прибегать к насильственным мерам. Дух, не обращая внимания на разговоры достал из-под старых закромов бутылку, чья пробка успела сгнить, а содержимое вытекло из щели на дне. Взяв вместе с ней такую же дырявую стопку, неизвестный уселся за стол и принялся "пить". 

Все его движения заранее отточены, и к сторонним раздражителям он безразличен. Застывший во времени где-то там, далеко, он потерял остатки рассудка – таковым видится будущее Владимира, наказанное Райтом. 

Глядя на порядок, воцаривший в доме дух спокойно вздыхал, и приговаривал:

– Уберемся позже, Клара. Сейчас дома чистота.

С пришедшим незнакомцем ушла тайна, стоявшая за поразительным убранством; видать, бессмертный лесничий уже который век ходит в многомесячные охоты, изредка возвращаясь в хижину и наводя марафет. 

Убивать его, да и тревожить – излишне. Он погостил пару дней: складывал дрова в поленнице, и изредка обедал тем, чего положат в тарелку. В своих редких монологах за столом он обращался к неизвестным людям, будто бы проживая с ними мгновения. 

В интонации, самом подходе к разговору ощущался трепет и семейное тепло: неизвестный лесничий хорошо относился к своим людям, был рад их компании. 

На утро четвертого дня он ушёл, оставив на столе записку.

" Ушёл на охоту. Тщательно закрывайте двери, берегите себя. Сезон медвежьей голодовки в самом разгаре!"

Удивительно, но дверь за собой лесничий не закрыл, что малость отсылает на дальнейшую судьбу его товарищей. Быть может, это и есть точка невозврата, вогнавшая его в дальнейшее безумие, продлившееся с сотню лет. 

– Думаешь, мы правильно делаем? Стоило бы закончить его муки, как по мне, – добавил Владимир, глядя на следы, уходящие вглубь заснеженной чащи, – Ну или дать ему работающую винтовку, что-ли.

– Возможно, – отвечал Эдвард, покуда с продольного пореза на его руке стекала кровь, – Но ты не отвлекайся, пей пока свежая. А уж про бессмертие мы подумать успеем, это уж точно.