Остров.

Пустота исчезла в миг, сменившись красочной картиной мироздания. Правда, всё так размыто – образы летят перед глазами быстро, не позволяя сконцентрироваться на чём-либо. Земли под ногами словно и нет: одежда слегка развевается на ветру, ровно как и длинные, рыжие пряди.

Кажется, будет больно.

Так и вышло – падение с нескольких метров высоты, хоть и на густую луговую траву, не сулило ничего хорошего. Спина предательски ноет от боли, что, впрочем, маловажное неудобство.

Всё вмиг потеряло смысл, ведь в этот момент перед глазами предстало величественное небо, по которому так легко соскучиться. Бесконечный голубой обитель облаков, выглядящий таким родным, знакомым и приятным – до той степени, что душа заливается приятным теплом, и глаза тонут в слезах.

Грустно на душе, как от красоты бытия и чувства жизни, так и от пережитого.

– Я жив? – спросил человек у себя.

Подсознание радостно воскликнуло, едва осознав эту простую истину. Прежнее ощущение жизни, эдакого тепла в теле, даже если и исчезло лишь на мгновение, было столь желанным. Без него в душе царила пустота, необъяснимая в своей природе. 

Встав на ноги, первым делом отряхнулся. Из одежды на теле – белая футболка с кровавыми пятнами и лёгкие черные джинсы с кожаной курткой. Всё это изрядно погрязло в утренней росе и свежести травы.

Глянул вмиг на зелень. Слегка желтоватая, поразительно плотная и высокая: её будто не стригли с самого лета. На ней даже следа от падения человеческой туши не видно, настолько она густая. Непривычно, ибо на газон у чьей-то усадьбы не похоже: уж больно вольно растёт. А это, в свою очередь, резкий повод задуматься о том, куда судьба-злодейка закинула многострадальную, рыжую голову.

Видимо, оглядеться для полного понимания ситуации не помешает.

Подумал Эдвард, и только стоило ему это сделать, как удивлённые глаза его распахнулись вовсю.

– Чёрт бы побрал эту змею, отправила в чистое поле без еды и воды! – в порыве чувств вскрикнул мужчина, пригрозив кулаком в небо. Тут же взор заприметил знак, отпечатавшийся на правой руке. С виду походит на татуировку, правда чернила странные, ровно как и узор. Черным по белой коже нарисован меч, вдоль всей длины предплечья.

– Раба клеймить решила, тварь зубастая?!

Огорченный сложенной ситуацией, Эдвард кусает локти, стоя посреди бескрайних степей. Нет здесь ничего, лишь свист ветра, да и только.

Решено было пойти навстречу судьбе, то бишь куда глаза глядят. Глаза глядели в горизонт, где небо, море голубое, граничило с иным морем, зелёным и живым. И всё это становилось невероятно душным, ибо стоит всё под солнцем в зените, от которого нигде нет спасения.

Как назло – безоблачно и жарко здесь. За пару часов ходьбы кроссовки вобрали в себя поту литр, не меньше. Глаза слипаются, дышать сложно. И лишь сейчас, на ровной линии горизонта появился блаженный, желанный край. Деревья-великаны видом своим выбивались из общей картины, возвышаясь над жалкой степью.

Это лес. Хотелось побежать: настолько его явление приятно, и так сильно манила прохлада теней. Но, то ли ноги устали, то ли одышка мешала – Эдвард медленно плёлся, в силу обстоятельств. И стоило его телу оказаться в тенях, что заботливо бросали деревья, как тот пал ниц, развалившись пред своими спасителями. Никогда ещё он так не был рад простым деревьям. Настолько, что и не обратил внимания на их размеры. Только передохнув с пару минут, это бросилось в глаза.

Именно эти растения на удивление огромны – даже по меркам обычных сосен и дубов, местные, казалось, будут повыше любого колеса обозрения, простираясь вверх на сотни метров. Подобного рода пейзажи вызывали один вопрос, озвучивать который Эдвард не решился.

Вместо этого, он только и возжелал блеснуть своим немногочисленным умом.

– Я могу ошибаться, но национальный парк Секвойя находится не в Шотландии. Да и не такой он зелёный, – нерешительно заявил юноша, положив начало сомнениям касательно окружающего мира.

То ли это место, где он был до этого? С углублением в лесную чащу причин для сомнений становилось всё больше и больше. Здесь всё прекрасно. Воздух чист, в нем витает неведомая городской среде свежесть.

Даже в пригородных лугах не бывало такого ощущения единения с природой – каждый вдох привносил с собой в тело тепло, витающее в округе. Здесь невероятно уютно, и к этому легко привыкнуть, настолько всё блаженно.

Но это же и создавало неловкость. Всё слишком нетронутое, девственно чистое. Из дорог в этом лесу лишь волчьи тропы да редкие следы от копыт оленьих. Цивилизацией и не пахнет.

– Итак, Оарфиш, – положив руки на талию, возмущённо воскликнул рыжий, – Закинуть в глушь это ещё пол беды, так ты ещё и исчезла после такого. Хоть бы объяснила, что да как ту...

Озвучивая собственные мысли, параллельно с этим бродил вокруг да около пары высоченных деревьев. Как вдруг, прервался, дабы посмотреть вниз, и ужаснулся, завидев нечто обворожительное. Зрачки расширились, сердце со страху забилось пуще прежнего, и зубы заскрипели. А всё потому, что ступил мужчина на огромный след от чьей-то когтистой лапы.

Очертания знакомые, птичьи. Правда, размеры разительно отличаются от привычных – в пару раз больше относительно человеческого, ещё и глубиной в сантиметров двадцать. Видно, тварь, оставившая след, обладала недюжинным весом, раз даже лесной дёрн от одного касания проминался глубоко.

Украдкой пройдясь по округе, Эд обнаружил ещё три следа – один из них также напоминал птичий, другие два больше походили на отпечатки лап. Подобного рода находка заставляла ещё больше задуматься о том, что окружающий мир, вероятно, не земля образца двадцать первого века.

В больную голову тут же пришла мысль о том, что это времена Юрского периода. Одно неясно – почему же на земле всего четыре следа? Где продолжение, куда они могли бы вести?

– Не припомню летающих четвероногих динозавров, – подметил для себя он.

Что делать? Как быть и куда идти?

Вот главные вопросы, терзающие его. Казалось, путей перед ним множество, и каждый из них имел свои преимущества, но всё же, общая картина склоняла к бездействию. Что тут можно поделать? Пойти исследовать окружающий мир, чтобы в конце стать ужином для того, кто оставил эти следы? Или начать развиваться, строить себе дом, чтобы отсрочить свою смерть от лап твари на пару дней?

– Что я вообще хотел сделать, раз решил вернуться в мир живых? – наконец, он задал вопрос, ключевой для себя. Размышления в этом ключе позволили бы ему разобраться не только в себе, но и в дальнейшей перспективе. Изначально, Эдвард заявил перед Оарфиш, что ему неприятно находиться в белом лесу.

Но была и другая причина – та, из-за которой юноша изначально был покрыт языками пламени. Ещё не оправившись от смерти, он находился в состоянии аффекта, выйти из которого помогло бы возвращение в реальность и решение проблем, что привели к кончине. И лишь сейчас представилась возможность вспомнить и понять.

– В тот день, утром, в помещение вломились громилы, и застрелили меня как последнюю собаку. Помню, боялись, что я взболтну лишнего о деньгах. Ну а деньги, которые они имели в виду, – почесывая подбородок, постепенно Вельч восстановил картину происшествия.

Сколько эмоций переменилось на его лице? Десяток, сотня? Сказать сложно. Ясно одно – осознание не из приятных. Тут же, позабыв о потенциальных опасностях в окружающей среде, он закричал что есть мощи.

– И-и-ита-а-а-н! 

Тут-то его певчая натура разыгралась не на шутку – яростный рёв разошёлся на всю округу, и даже птицы с крон деревьев-великанов взмыли вверх, подальше от безумца. Он же, в свою очередь, тяжело дышит и скалится.

– Вот теперь мне ясно, зачем я буду жить, – довольно ухмыльнулся тот, – Я его из-под земли достану и покажу, каково это, умереть подобно псу в канаве.

Правда, как он будет мстить? Ему сначала не помешало бы сориентироваться в окружающей его реальности, прежде чем строить долгосрочные планы по мести.

Виды местные завораживают, безусловно. Особенно они раскрывают себя, когда глядишь вверх – солнечные лучи еле пробиваются сквозь густую листву, отчего здесь, у комелей, сыро, влажно и прохладно. Прекрасные условия для зарождения грибных культур, мхов и лишайников. Здесь таковые в изобилии – и грибы разнородные то тут, то там, и мхом застелена опушка.

Было бы опрометчиво не набрать припасов, да вот незадача – знал бы Эдвард как выглядят съедобные виды грибов, может и взял бы он парочку в карман. А так, опознать он смог единицы – и то, поганку да кровавый зуб, за их уникальную, яркую и вызывающую окраску. Парочку из них юнец в карман всё-таки закинул, на всякий пожарный.

Дальнейшие прогулки по живописным местам также оставляли негативный осадок – живность местная поражает своей уникальностью, что также подтверждает теорию о неземных реалиях.

Взять ту же ящерицу размером с ладошку, которую Эдвард заметил на покрытом мхом валуне. Мелочь незаурядная, опасной окраской не отличается – значит, не ядовита. 

Выглядит странно, но внешность, по крайней мере, не отталкивающая. Странность заключается в том, что нижняя губа, или правильнее сказать "челюсть" у малютки крупная, сплющенная. Ещё и морщинистая до той степени, что может прикрепиться к пальцу руки за одно лёгкое касание. Отцепиться от такого прилипалы несложно, видимо эта его особенность предназначена для ловли и поедания насекомых.

Из запоминающихся также были и грибы удивительной раскраски – никогда не видавший подобного житель северной Европы, впервые завидев нечто столь ярких тонов, удивился. Не каждый день увидишь что-то в природе, окрашенное в градиент голубого и розового. 

От греха подальше, трогать гриб не стал – мало ли, ядовитый вдруг.

Записывать собственные заметки Эдварду было некуда, потому он лишь запоминал образы. Как появится возможность, он обязательно запишет всё. А пока, его бесцельные прогулки подошли к концу.

Возникло чувство дежавю, смешанное со страхом, когда на земле он увидел огромные следы, идентичные предыдущим, увиденным в самом начале прогулки. Имитируя опытных специалистов в охоте, рыжий пригнулся, дабы принюхаться к следам. Ничего он, конечно, не унюхал. Зато, приложив ладонь к почве, почувствовал тепло. Сомнений нет – вмятина недавняя, возможно минуту назад здесь было то, чей мистический образ окутан тайной.

Четвероногое чудо, предпочитающее летать, нежели ступать наземь. Любой здраво мыслящий не стал бы следовать за неизвестной химерой, что запросто может оказаться враждебно настроенным хищником.

Но, относится ли это к тому, кто пережил смерть? Едва ли Эдварда можно назвать адекватным, раз пару часов назад он поднял шуму на ровном месте, осознавая любые возможные риски.

Задумавшись касательно природы происхождения четвероногой твари, человек на некоторое время застыл, озадаченно глядя на улику. За одну секунду это затишье обратится в кошмар.

Мгновение. За спиной, неподалеку, судя по всему, раздался треск ветви, громкий и отчётливый. По телу пробежала дрожь, волосы встали дыбом. Первобытный страх, испытанный тогда, при первой встрече со следами, застиг врасплох снова, но на сей раз он куда сильнее.

Почему же? Потому что Эдвард повернул взор в сторону источника звука моментально, о чём незамедлительно пожалел. С одной стороны, он даже был рад – наконец, стало ясно, чьи следы ему встречались.

Но эту напущенную радость затмил первородный, животный страх. Перед Эдвардом грифон. Настоящий, он хоть и был похож на те образы из греческой мифологии, но также имел свои индивидуальные черты, отличающие его от сородичей со страниц книг.

В то время как книжные были помесью льва и орла, здесь крылья и голова явно были от ворона, в то время как задняя часть туловища так вообще принадлежала неизвестной породе кошачьих. Но, чего не отнимешь как у книжных, так и реальных – это их горделивой позы. Опираясь на лежачую ветвь дуба, чудище выпячивало свою грудную клетку, густо набитую перьями. От каждого глубокого вдоха перышки синхронно колыхались, словно они и не пух вовсе, а грива. Ошеломлённый внешним величием твари, Эдвард стоял в предвкушении наихудшего.

Лес вокруг, бери и беги, куда глаза глядят. Да вот незадача – загнанный в угол психически бренным телом и не двинет. Нужно выйти из ступора и лишь потом задуматься о том, как поступить. Долгими, эти эмоциональные переживания назвать будет преувеличением – не оправившись от горького опыта битвы ещё до смерти, рокер был разочарован в своих боевых навыках и трезво осознавал, что раз уж пара бугаев ему не дались, то подобная животина не прогнётся пред ним и подавно.

Развернувшись, рванул с места, туда, где ветви гуще, кроны ниже. Ему, как человеку, деревья не помеха, скорее ландшафтная особенность. А для грифона, чья анатомия предполагает наличие крыльев, лес есть наихудшая среда, где козырь в виде воздушной маневренности нивелируется, предоставляя в голом остатке неуклюжего льва с головой вороны, не более.

Пяты сверкают, и кровь в жилах разгоняется, подобно горному ручью. Остановиться и мысли нет – хаотичный, громкий хруст веток за спиной подгоняет, разжигая застывший в глазах первобытный страх.

Минуты, да что уж, мгновения любые тянулись вечность, в предвкушении того, что преследующий наконец отстанет. Ноги вот-вот подведут – задубели мышцы ещё во время пеших прогулок по степи, сейчас же они исполняют предсмертный одр, каждый шаг делая с болью. Лёгкие горят, и сердце в бешеном ритме танцует на гранях. Вероятно, близок тот момент, когда второй раз смерть настигнет рыжего.

Бессильный и усталый, он и не заметил подозрительно ровный каменный уступ, торчащий из земли. Как итог – споткнулся да упал, пару раз перекатившись с бока на бок. Отряхиваясь от рыхлой земли, сквозь пыльную пелену заметил своего преследователя.

Стоит, сложив крылья, и ждёт, будто бы вся эта беготня и не охота вовсе, а игра в кошки мышки. Для грифона, может, это и весело, но Эдварда судьба быть съеденным вовсе не радует. Глаза его бегло окидывают взором опушку, в поисках жалких шансов дать отпор хищнику.

– Вот же банный лист, сколь ни беги не оторвётся, – нервно бормотал себе под нос, одновременно с этим протягивая руку к опавшей ветке, лежащей неподалёку. Грифон, разглядывая потуги жертвы, решил подобраться поближе, чтобы разглядеть заинтересовавший его предмет.

Видно, с воронами – умнейшими из птиц, родство явное. Стоило ей лишь завидеть как Эдвард тянется к ветке рядом, как та решила мигом перехватить её в свои лапы.

На фоне крупной культи ветка, длиною более метра, показалась незначительной. Ещё и трещит от хватки звериной она, словно вот-вот сломается пополам. Обнадеживающее зрелище, склоняющее к одной простой мысли – ни в коем случае нельзя попадаться в когти грифону!

– Ну что, ворона, взяла палку? Теперь вали давай, пернатый.

Тихо отползти от животного, завороженно наблюдающего за палочкой, не получилось. Ни на метр не отодвинулся, а взгляд на себе уже схватил. Встретившись глазами, Эдвард в некоем роде усмирился – у ворона желания убивать ни в одном глазу, да и выглядит тварина, вне зависимости от своих размеров, миловидно.

Расслабился, дуреха. В тот же момент пожалел о своем решении юноша, ибо безобидный ворон-гриф решил тут же сделать выпад головой вперёд, дабы клюнуть своего человеческого сопереживателя.

В последнее мгновение метнулся вправо, избегая пронзительной атаки. Отползший в сторонку человек, собравшись в калачик, только и думал о том, что же ему теперь делать.

Бежать дальше? Нет уж, выносливости не хватит. Да и пусть, допустим если побежать, что будет? Рано или поздно лес сменится степью, и там уж ничего не противопоставишь тому, кто не только больше, но и летает, вероятно, быстрее пары километров в час.

Кричать, звать на помощь? А кого звать-то, в глуши мира неизвестного? Вылезет из кустов условный гном, говорящий на ином языке, и что, прям так возьмёт да поможет? Нет, это бессмысленно, даже более рискованно – есть риск созвать тварей похуже крупной грифоновидной вороны.

Сражаться? Глупо, но ввиду остальных вариантов самый простой и действенный. Тут-то правое предплечье пронзила жгучая боль, знакомая Эдварду ещё с самих похождений по "сплетению". Озадаченный внезапным воспалением, рыжий обратил взор на руку. Вернее, на то, что первым бросилось в глаза. Клеймо с очертанием меча светилось ярче прежнего, будто откликаясь на зов.

Сознание затмило на мгновение, погрузив всю округу в белую пустоту. И слышался в этой пустоте знакомый голос, но без привычного шипения. Этот голос принадлежал Оарфиш, сомнений нет.

«Не подумай отвечать мне. То, что ты слышишь меня, не значит, что я слышу тебя. Твои чувства еле доходят до меня, а слова и подавно.»

Голос прервался ненадолго, видимо, чтобы слушатель переварил сказанное. Немного погодя, продолжил:

«Контракт, связавший наши души, со временем окрепнет, и мы сможем понимать друг друга с полуслова. Но пока, даже самые ярчайшие из твоих гневных слов для меня подобны шепоту. Не особо рассчитывай на мою помощь, этот раз - единичный случай, системная ошибка. »

В голове промелькнул образ.

Продолговатый, источающий свет во все стороны, одним своим существованием он затмевает солнце, ослепляет весь мир. Казалось, мир ослеп на мгновение от него. В мир явится он.

Но не сейчас.

Стоило Эдварду снова вернуться в сознание, как он заметил, что нечто тянет его руку вниз всем своим весом. Обратив взор на свои культи, увидел в них яркую вещицу.

Обычно, если сщуриться, можно разглядеть образ, объем светящегося объекта.

У лампочки – нить накаливания, у солнца его круглое очертание. Но у этого предмета, казалось, ничего не разглядишь. Правда, руки чувствовали, что держат рукоять. Скорее всего, это меч. На это указывает форма, да и банально то, что перед его появлением загорелась именно татуировка с очертанием этого холодного оружия.

По ощущениям – тяжёлый. Поднять его, конечно, можно, но про продолжительную битву речи и не идёт. Связано ли это с отсутствием у Эдварда опыта обращения с клинками, или же тело снова возражает, ссылаясь на одышку – неважно. В любом случае, сражаться долго нельзя, иначе можно и умереть.

Говоря о сражении – крылатая тварь отпрянула назад, стоило только в руках у человека появиться мечу. Свет, видимо, пугает животных, как и огонь.

Реакция предсказуемая, но не сказать, чтобы её наличие идёт во вред. Даже наоборот, даёт простор и время для раздумий. Как победить? Пытаться отпугнуть грифона светом меча, или таки попробовать ударить разок, может его, по велению магии, порежет пополам?

Первый вариант звучал убедительно. Правда, только стоило Эдварду глянуть на грифона, как он решил отречься от такого плана – казалось, умная птичка скоро нападет невзирая на яркий свет и угрозу получить раны от клинка.

Значит, сражаться. Не особо смыслящий в боях Эдвард поставил меч перед собой, держа его обеими руками остриём к верху. Когда оппонент бросился вперёд, вскинул руки вверх, а с ними и меч. И, широким, размашистым ударом провёл вертикальную линию перед собой. Или нет? Клюв грифоний преградил путь меча, и тот, будучи не в состоянии пробить плотную кость, остановился в ней, сделав в нём трещины.

Через секунду сияющее оружие и вовсе исчезло из нашего мира неизвестно куда, оставив на своем месте пустоту. Грифон, видимо, с опозданием ощутив боль от удара по клюву, пришёл в бешенство, и, взмахом передней конечности ударил Эдварда. Ожидаемый результат – смерть.

Реальность, однако, более благосклонна, поэтому Эда лишь откинуло в рядом стоящее дерево. Приложило к дереву сильно, особенно головой. Изображение перед глазами поплыло, образы стали искажаться.

Радости придавало лишь одно – грифон, вероятно, исчез, громко крича от боли. Глупый зверь даже позабыл о том, чего хотел сделать с человеком.

Сильно колет бок.

Решил схватиться за него рукой, но ощутил нечто влажное.

И боль. Резкую боль, не только от прикосновения, но и от осознания полученного урона. Голова кружится и болит не из-за того, что удар о дерево сильным выдался. Всё немного проще, но от того хуже в разы.

– Думаю, мне конец.

Придерживаясь за рану дрожащей рукой, он сел у дерева, тяжело дыша. Из ближнего куста послышался шорох. Раздвигая листву в стороны, оттуда вытянулась пара человеческих рук. За ними и тело. Перед глазами Эдварда рябь, размытая во всю. Соки его жизни покидают тело, и скоро пред его взором предстанет свет в конце туннеля. А пока, он видит некий силуэт человечий. Или даже несколько. Они взялись, столпились над душой, и что-то говорят. Их голоса тонут в мутнеющей картине пред глазами, растворяясь без остатка.

Заменим же нашего объекта наблюдения, и отойдем на пару мгновений ранее.