Эпилог. Храбрость стафий
Старая часть города Каира не просто поражала, она лишала голоса, выбивала воздух из легких. Хан аль-Халили жил собственной жизнью. Купаясь в раскаленных солнечных лучах, он подзывал к себе криками сотни торговцев, ласкал кожу темнотой узких переулочков и лабиринтов высоких желтоватых стен. Он забивался в нос запахами куркумы, иссопа и плодами гарцинии, гордо блистал массивными кольцами с изумрудами и жемчугами, ожерельями и браслетами с сапфирами, фианитами и ониксом. Под порывами нежного игривого ветерка он касался щек нежным шелком галабей, платков и нарядов для танца живота.
И, кажется, Тсера нашла новую слабость вампиров, замирая около очередной лампы из изумрудного стекла, на котором переливалась всеми оттенками серого распахнувшая капюшон кобра.
– Ты совсем бессовестная женщина, Тсера Копош, после борьбы с такой ужасающей нечистью твой мужчина вынужден таскаться по огромному рынку, прикрывая твой зад. – Юрко проскользнувший между двумя туристами Дечебал игриво подхватил пальцами длинную сережку с гранатом и приставил к уху Иоски, тот лениво повел головой, выискивая лавку с одеждой.
– Мне кажется, больше всех там пострадал ты, дружок. Давайте-ка налево, я почти уверен, что там женские галабеи... – Усмехнувшись, Иоска поправил тяжелую сумку, прикрывающую крестец Тсеры, и, поцеловав смутившуюся Копош в висок, переплел их пальцы.
Настроения Дечебалу его ответ не испортил, коротко хохотнув, тот согласно кивнул и развел руки в стороны, мол: «а кому бы там не было страшно»?
Пару часов назад, когда они спускались в узкую небольшую пирамиду, считающуюся проклятой, каждый был уверен: зло покоится в тяжелом саркофаге где-то в центре древней постройки. Каково же было их удивление, когда мумия служанки резво вылетела на них из-за очередного поворота, с тихим сипом кидаясь на бредущего впереди Дечебала? Тот совершенно по-девичьи завизжал, содрогнулся всем телом и... растворился в воздухе, оставаясь в мареве душного спертого воздуха светло-голубым ореолом. Рука мумии со скрюченными косточками-пальцами, пропорола Тсеру почти навылет, ухватилась за тазовую кость и поволокла ошалевшую от такого радостного приема вампиршу за собой... Если бы не собранный Иоска, ударом перебивший руку и ткнувший в вековую служку факелом, брат с сестрой еще долго бегали бы по лабиринтам узких коридоров, впечатленные встречей с незнакомой нечистью.
– Герой, защита и оплот, гроза всех стафий... – Продолжал веселиться Иоска, кивнувший занятому продавцу, пропуская шелк одежды через пальцы. Тсера обхватила Опрю сзади, прижалась спиной к лопаткам, лениво прикрывая глаза. Хотелось спать. Злое солнце пощипывало кожу, пыталось выесть, иссушить глаза. В такие моменты Копош казалось, при дневном свете она становится не человеком – чем-то более хрупким, ничтожным. Дечебал был прав, следовало отправляться на охоту ночью, когда сила в ней расцветала, пела в венах вместе с кровью. Но она пожалела Иоску – слишком плохо переносящий Египетскую жару, колдун лежал пластом последние четыре дня, только ночью ему становилось легче и тратить это время на работу совершенно не хотелось. Поэтому им пришлось провести под землей чуть больше времени – вдали от солнечных лучей раны затягивались куда быстрее. Пока Тсера сидела на ногах растянувшегося на полу Иоски и сетовала на то, что ей придется шагать в окровавленной одежде по городу, Дечебал зажимал двумя руками лишенный обоняния нос и давился рвотными позывами – магия, оживившая мумию, еще какое-то время теплилась внутри существа и заставляла медленно дотлевающее тело подергиваться, вытягивая в их сторону мерцающие угольки-пальцы.
Всю дорогу до рынка Иоска подшучивал над незадавшимся охотником, Дечебал в свою очередь склабился, называя того «отвратительным старикашкой» и обругивая вкус незадавшейся сестры последними словами.
Вот и сейчас, на очередной словесный укол Дечебал досадливо скривился, начиная вялую, скорее для приличия, перебранку. Продавец же, пользуясь моментом, грузил и грузил в руки Опря один наряд за другим, расписывая их на своем глубоком гортанном языке.
Улыбаясь, Тсера ткнула в одно из платьев наугад и, пока парни с азартом торговались с высоким смуглым мужчиной, осмотрелась.
Все так же пробегали мимо туристы: девочка лет шести, нахально устроившаяся на плечах у папы схватилась за бирюзовый платок и потянула, мазнув им Тсеру по лицу. Ее мать виновато улыбнулась и принялась рассматривать добычу рыжеволосой малышки, игнорируя бухтящего мужа, придерживающего за коленки дочь.
«Уже в Жабки перебрались, а это чудовище все равно рядом вертится, ну вот что, скажи мне на милость, что делать? Еще раз он к Аиде нашей заявится, я его ноги выдерну...»
«Он же еще ребенок, Слава».
Девочка тут же забарахталась, заставляя отца спустить ее вниз. И, полностью пародируя мать, уперла руки в бока, с укором топнула маленькой ступней:
«Я подрасту и за Злата замуж выйду, понял, пап?»
Того, как серел и хватался за сердце покачнувшийся мужчина, Тсера уже не увидела – в груди алым цветом расцвела тревога.
Острая, как кинжал, она ударила глубоко за ребра, током разнесла страх по венам. Копош заозиралась. Все те же бегущие суетливые туристы, хватающие лампы и ковры, примеряющие драгоценные камни в золотой оправе. Среди смазанных лиц и силуэтов взгляд зацепился за огонь. Сердце пропустило удар.
Он был таким же, как прежде: мягкие утонченные линии, каскад вьющихся рыжих волос, насмешливый взгляд пронзительных голубых глаз.
Всего секунда. А затем его образ стерся, растворился среди волн туристов. Тсера прижала руки к груди, покачнулась, нервно озираясь.
Этого не могло быть, они оставили прах вампира в серебряном гробу, закрыв тяжелой крышкой. Пепел к пеплу... Не могли собраться воедино кости, не могли натянуться обратно жилы. Так отчего так тяжело в груди? Откуда этот давно позабытый трепет?
«Тсер-ра»
Она почти почувствовала, почти услышала холодящий лопатки шепот. Дернулась вперед, вливаясь в людской поток. Приподнимаясь на носочки, цепляясь за сумку, как за спасительный круг, она совсем по-звериному припадала к земле и шумно втягивала трепещущими ноздрями воздух, выдыхая резко, зло, через рот. Нигде не было знакомого запаха, она не чувствовала связи с древним стригоем, натягивающейся между ними раньше. Огибающие ее люди тихо переговаривались, глядя на нее изумленно, порою сочувственно. Пока Копош тяжело выравнивалась, пытаясь восстановить дыхание.
Просто этот день был слишком тяжелый, она потеряла много крови и впервые за долгое время почувствовала дикую жажду. Просто воспоминания отшвырнули ее в те роковые ночи, когда мир вокруг пульсировал алыми жилами, когда кроме голода и боли ничего не оставалось. Просто психика играла с ней, вытягивая образ того, кого она отчаянно боялась даже спустя семь лет тихой жизни.
На ее талию легла рука, Тсера почти вскрикнула от неожиданности, а затем нервно рассмеялась, встретившись взглядом с настороженным Иоской, придерживающим второй рукой нежно-голубое платье. Год за годом он рассказывал ей, какая она невероятная, как идет ей когда-то любимый цвет. Год за годом он выкорчевывал нелюбовь к собственной внешности, вырывал ядовитые сорняки неуверенности. И Тсера полюбила.
И себя, нынешнюю, без мыслей о линзах или смене цвета волос, и его, понимающего, уверенного и нежного, умеющего поднять в небеса одними словами, без всякой магии.
– Что-то произошло? Выглядишь испуганной.
– Нет, просто... Мне показалось... Не берги в голову. – Неловко прочистив горло, Тсера виновато улыбнулась, приняла платье, прижимая к грудной клетке, за которой неистово колотились два сердца. – Где Дечебал?
– Пытается стрясти с торговца непозволительно роскошную скидку на перстень. Стафия с перстнем, представляешь? Да он потеряет его уже через пять минут. Через секунду, если снова увидит мумию.
И Тсера расхохоталась, зажимая переносицу двумя пальцами, прикрывая глаза, из которых брызнули слезы. Беспокойство схлынуло, стерся образ рыжеволосого стригоя, наблюдавшего за ней с противоположной стороны рыночных лавок.
У них давно все хорошо. Жизнь вошла в колею, стала знакомой, не напрягающей и привычной, Тсера научилась наслаждаться мгновениями. А Больдо так и остался в гробу. Где ему самое место.