Bittersweet tragedy

У Райто клетка вместо сердца. На ней множество замков, внутри он запирает чувства. Вампир давно перестал им верить. Всё вокруг словно замедлилось, жизнь застыла. Когда-то он думал, что достоин настоящей и вечной любви, но наивные надежды разбили. Он помнит, как сердце с оглушительным треском сломалось.

Матери было скучно, а сын вырос слишком прекрасным, чтобы отдавать его кому-то. В памяти ещё живы образы, но они туманны, словно он смотрит сквозь запотевшее стекло: его изящные пальцы в фиолетовых волосах; лукавые глаза, от изобилия весенней зелени в них задыхаешься; атласная безупречная кожа. Она пахла розами и морским бризом.

Райто передёргивает. Воспоминания преследуют его. Ему хочется забыть ту ядовитую одержимость, агонию осознания и предательство, что мерзкими липкими щупальцами забралось под кожу. Жалкие осколки собственного сердца он так и не собрал.

Юноша возненавидел всякую привязанность, осознал, что любовь — иллюзия. Отныне она была для него лишь близостью тел. Некогда обожаемая мать научила. Осознание своей жалкой роли и раскрытие мерзкой уловки пришли слишком поздно. Ненависть тогда затуманила разум, вытеснив всё, кроме желания мести.

Её платье было испачкано её же кровью, но она была всё так же прекрасна. Фальшивая приторно-сладкая улыбка на миг показалась ему искренней. Аромат её кожи пьянил, хрупкие женские ладони в его сильных руках вызвали острое желание защитить, но через мгновение оно растаяло в фальши чужого ядовито-зеленого.

Она дурачила его. Снова... Он больше не хотел быть обманутым, а что ещё страшнее — отвергнутым. Она манипулировала им, знала, как важна для него, насколько сильно он в ней нуждался и все же не брезговала ломать его до основания вновь и вновь, не оставляя после себя ничего, кроме помятых простыней, слабого запаха морских волн и вязкого холодного чувства одиночества. Он был ей не нужен. С самого начала Райто был лишним: он не был старшим, у него не было талантов, но зато он был очень красив. Эта проклятая хрупкая красота: все хотят её, но не все могут её вынести.

«Неужели ты так слеп?! Эта тварь не любит ни тебя, ни меня, ни Канато!»

Никто и никогда его не любил. Аято оказался до пронзительной боли в груди прав, а Райто никогда так сильно не ошибался. Он решился, не задумываясь. Рука не дрогнула, сталкивая её. Мерзкие воспоминания о ночах, когда жадно и в то же время нежно изучал женское тело, больно прошлись по разбитым осколкам. Канато сжег её, а вместе с телом и все чувства брата. Пустота вытесняет абсолютно всё. Райто до сих пор не знает какая она. Возможно, пустота вовсе не бесконечно-черная бездна, а ослепляющая, словно солнечные лучи, или абсолютно белая, как первый снег.

Эта смертная странная. Всё в её жизни разрушено до самого основания, а она ещё может улыбаться. Робкая, послушная, неуклюжая и зачастую молчит, но одно её присутствие действует как-то... успокаивающе. Она боится садиться за пианино, пахнет персиками и много рисует. В её глазах потерялось само небо.

У Фуджи сад вместо сердца. Её цветы вянут от ядовитых укусов, гибнут от отчаяния, их нагло срывают равнодушным пренебрежением, но она продолжает упрямо сажать новые, а сорняки старых ран, обид и ненависти вырывать, пока они не задушили все живое вокруг.

Фуджи гуляет по саду, останавливается около фонтана и вдыхает аромат роз, заполняя лёгкие до отказа. Сердце ноет притупившейся болью, словно воспоминания, пройдя все эти годы, начали размываться. Она все ещё ненавидит белые розы, а в этом месте они словно пропитаны смертью и пороками. Надежда опадает гнилыми лепестками. Небо усыпано звездами, они сияют тысячами фонариков.

Райто подходит вплотную со спины, зарываясь носом в шелковистую копну кудрей. Она шумно выдыхает от его близости, невольно вздрагивает, когда холодные руки ложатся на её талию. Вампир наслаждается её замешательством, смущением и страхом. Она сломана и ему так приятно резаться об эти осколки.

Фуджи дёргается, когда одна из ладоней начинает скользить по бедру, пытается вырваться, но Райто сжимает хрупкое тело в рваных грубых объятиях. Его смех тонет в её волосах. Девушка дрожит в тёплую летнюю ночь от холода чужого тела. Воздух медленно оседает на дне её лёгких гнилыми цветами, мешая дышать. Он кладёт подбородок на её макушку.

— Разве я настолько непривлекателен, что тебе противны мои ласки? — холодное дыхание обжигает покрасневшее ухо. Вампир снова посмеивается и смех этот словно шелестение ветра в кроне деревьев. Желание убежать жжёт в груди, но Фуджи делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться. Райто усмехается снисходительно, словно одобряя её попытку, вдыхает сладкий аромат девичьей кожи, вытесняющий любые другие желания, кроме одного: обладать этим тёплым нежным телом.

— Дело ведь вовсе не в привлекательности, — тихо произносит она, румянец вспыхивает на круглых щеках. Фуджи пытается выглядеть непринужденно, позволяя себе положить голову на его грудь. Бешено стучит сердце, гулко отдавая в ушах. Её не перестаёт бить дрожь.

— Тогда в чём? — его изящные пальцы медленно сминают подол её платья. Сладкий шёпот разливается внутри тягучим искушением и это её пугает. Она смотрит на воду в фонтане, рассматривает высеченные в камне фигуры, прикасаясь к его ледяным пальцам. Аккуратно, почти ласково берёт его ладонь в свою, пытаясь убрать её от платья. Сердце бьётся тяжело, каждый удар отдаёт колючей болью.

— Райто, не надо, — голос предательски дрожит от холодных прикосновений. Она вновь пытается отступить, но он не даёт отстраниться. Его рука отпускает платье и плавно скользит вдоль тела, останавливаясь на её волосах. Фуджи не отпускает ощущение попавшейся в клетку птицы, а у Райто в этой клетке что-то мечется и, кажется, расцветает. Тысячами чёртовых бутонов цветёт, заполняя лёгкие сладким ароматом. Звёздная пыль покрывает мраморную кожу сияющими следами. Райто одергивает себя: чувства коварная штука. Клетка захлопывается с громким треском рвущихся противоречий.

— Так в чём же? — он собирает её длинные волосы в ладонь, оголяя тонкую шею, проводит кончиками пальцев от уха до ключиц и вновь посмеивается, когда она ощутимо вздрагивает. Ему нравится дразнить её, такую чистую и невинную, почти святошу.

— В чувствах, наверное, — Фуджи пытается не обращать внимания на холодные пальцы, что ласково водят по её открытым веснушчатым рукам. Он наслаждается теплом нежного тела.

— В чувствах? — издав лёгкий смешок, Райто неожиданно-грубо сжал девичьи плечи. Казалось, его смешат и в то же время злят её слова. — И какое же чувство разрешит мне прикасаться к тебе так? — вампир вновь ласково провел по её рукам, его бархатный шёпот обжёг ухо.

— Продолжим в следующий раз, — он наконец-то выпускает податливое тело из рук, пропуская шелковистые кудри сквозь пальцы. Фуджи смотрит на воду, пытаясь унять дрожь в коленях, собраться с мыслями.

— Любовь, — шепчет она почти сразу же, пытаясь успеть до его исчезновения. Райто по-настоящему смешно: она все ещё верит в эту иллюзию.

— Любовь... — он растягивает это слово, пробуя на вкус, но оно всё такое же горькое. Память упрямо подкидывает картинки сладких ночей, пропитанных ароматом морского бриза. И все же что-то бесповоротно меняется. Появляется ненавязчивая, едва уловимая сладость, что нежно щекочет язык. Горько-сладкое сочетание почти сводит с ума. — Ты так наивна, всё ещё веришь в эти глупости, — он посмеивается, обходя её и заглядывая в глаза, вот только поздно понимает, что идея была плохая: не утонуть в этом беспечно голубом трудно, но он упрямо делает вид, что не цепляет, что много таких самых чистых голубых он видел. Райто почти ласково берёт Фуджи за подбородок. Что-то в её взгляде темнеет, то ли от слёз, то ли от злости.

— Любовь не глупость. Она живая и тёплая. В ней всегда можно найти утешение, — вампиру отдаленно кажется, что она себя описывает, просто молчит об этом в силу своей скромности. Но Фуджи не верит в себя — она верит в любовь.

— А ещё её можно проявить через банальные телесные ласки, — игриво отвечает он, насыщенно зелёный взгляд вспыхивает, он проводит по её губам большим пальцем. — Или это слишком низменно для такого ангела, как ты? — он наклоняется к её лицу, заставляя мысли вновь истерично путаться, а сердце замереть на месте.

— Иногда ласки не значат ничего, когда сердце порхает в эйфории, — всё же находя ответ среди кучи хаотично наваленных мыслей, Фуджи отступает на шаг, обхватывая себя руками в неосознанной попытке защититься.

— И всё же однажды у чувств истекает срок годности, а сердце разбивается. Посмотрел бы я как эта самая эйфория рассыпается тысячами осколков, — его улыбка больше походит на оскал и Фуджи теряется от такой быстрой смены его настроя с игривого на явно враждебный.

Райто познал эту эйфорию вдоль и поперёк прежде, чем крылья беспощадно вырвали: чем выше взлетаешь, тем больнее падать. Он снова бесповоротно тонет, как когда-то в ядовито-зелёном, наполненном соблазном и пороками, на этот раз в самом чистом голубом, в котором плещется само небо. Кажется, он напуган.

— Иногда и ласки способны привязать.

— Возможно, однажды ты поймёшь, что любовь вовсе не то возвышенное чувство, о котором сочиняют книги, пишут картины, слагают легенды, что она не больше, чем низменное влечение, но ты ведь ангел, верно? — издёвка в его голосе сквозит сталью и он испаряется в приторно-сладком аромате роз, последний раз проведя по мягким губам невидимый след, словно пытаясь оставить на ней её же звёздную пыль.

У Райто клетка вместо сердца, вот только множество замков не помеха для тысячи бутонов.

~~~

Класс пустует и тишина медленно просачивается в вены, оставляя на душе синяки: воспоминания о молчании серых стен монастыря больно в неё впиваются. Сезон сливовых дождей подходит к концу, слабый ветер задувает в раскрытое нараспашку окно. Эта школа была такой же унылой и безликой, как некогда монастырь, вот только серый сменил противный лимонный оттенок. Все здесь казались лишь блеклыми тенями. Меланхолия отравляла кровь, на девичьих плечах цвели синяки.

Райто появился возле ближайшей парты, облокотившись на стену. В его взгляде не плясали игривые огоньки и не разрасталась масляным пятном насмешка. В его глазах была... грусть. Такая обычная, до боли знакомая, что приходит каждый раз, когда начинается сезон непрекращающихся дождей. Меланхолия незаметно тяжелеет.

Она сидит на краю подоконника, а он наблюдает. Ему до безумия нравится видеть, как она растерянно отводит глаза и смотрит на него осторожно, словно боясь обжечься. У него в глазах целая весна: насыщенно зелёная, цветущая и беззаботная. Вот только это такая же ловушка, как его снисходительная ухмылка. Все в нём пропитано фальшью. Фуджи поняла это, обжигая руки, пытаясь не отводить взгляд, отчаянно желая провалиться под землю, но поняла. Правда, сейчас в его глазах нет ничего, кроме этой бесцветной печали. Кажется, словно они тускнеют.

Райто ненавидит дожди. Скука и тоска — чувства серого цвета и в его клетке становится до невозможности уныло. Сейчас словно само тело налилось свинцом, но грациозности своей не утратило. Он устаёт от игры в гляделки, поднимается из-за парты и подходит к подоконнику вплотную, грубо притягивая её к себе. Фуджи падает вперёд, цепляясь за мужские плечи. Он стаскивает девушку с подоконника, откидывает надоедливые кудри за спину и впивается в шею клыками, больно стиснув покалеченное плечо.

Её кровь сладкая и тягучая, нежно щекочет язык, разливаясь приятным долгим послевкусием. На мгновение всё внутри покрывается небесно-голубым, насквозь пропитываясь ароматом персика, а после медленно, почти мучительно, растворяется. Когда он отпускает её, Фуджи, пьяно шатаясь, отступает к подоконнику, хватаясь за него, когда ноги подкашиваются. Ещё пару мгновений пытается в себя прийти, но комната плывёт, а место укуса противно жжёт. Она сдаётся, разрешая пульсирующей боли медленно растекаться по телу, а сама скатывается вниз, садясь на холодную плитку.

Райто садится за парту возле окна, облокачиваясь на стену, наблюдая как девушка прижимает колени к груди, положив тяжёлую голову сверху. Рубашка пачкается кровью, веки тяжелеют. Он упрямо отпихивает мысли о её губах и оставленных им синяках. Они продолжают играть в гляделки и он снисходительно усмехается, если бы она его не знала, то могла бы подумать, что ласково. Но Райто состоит из изящной, как он сам, фальши. Фуджи слабо улыбается от этих мыслей, ей отчего-то хочется смеяться. Громко, до коликов в животе и нехватки воздуха. Она качает головой, отгоняя от себя мысли, что стаей каркающих ворон окружили её, и закрывает глаза.

Меланхолия у них похожа, вот только его цвета неба, а её — уныло серая.

~~~

Небо наконец-то чистое, блестит множеством звёзд. Лето облегчённо вздыхает и прохладный ветер освежает после полутора месяца духоты. Всё вокруг зелёное, пестрит цветами и наливается красками. В окна задувает душистое летнее дыхание, все насквозь пропитывается запахом солнца и растений. Он даже не удивляется, что девчонка с глазами цвета безоблачного неба, мечтательная и наивная, что цветёт картинами и цветами, а пахнет сочными персиками, ассоциируется с летом.

Всё в ней тёплое, мягкое и живое. Совсем отличается от того, что он познал в первый раз: холодное, ядовито страстное, вызывающее жгучую зависимость. Воспоминания неприятно обжигают грудную клетку, он упрямо отталкивает образы прошлого, пытаясь не думать ни о чём вовсе, просто смотреть на небо, где тысячами драгоценных камней разбросало звёзды.

Дверь открывается, устало скрипя. Персиковый аромат против воли заполняет рассудок, не давая мыслям собраться в кучу. Клетка вместо сердца жалобно скрипит от переизбытка надоедливых чувств, от которых бежал, которых боялся, хотя упрямо этого не признавал.

Фуджи замирает, приглядываясь. Через пару минут медленно подходит к краю. Воздух играет с её кудрями, путаясь в огненно-рыжем бесцветными пальцами. Она медленно садится на тёплый камень. Девичьи ноги по-детски беспечно болтаются в душистом летнем воздухе. Райто нравится, как сияет её молочная кожа в тусклом свете луны, она кажется прозрачной, словно и не настоящая вовсе.

«... но ты ведь ангел, верно?»

Фуджи опускает на него глаза и тонет в его, в которых сама весна льдами покрылась. У неё сердце замирает от того, как увлеченно вампир разглядывает её, но, одёргивая себя, он отводит глаза к небу. Райто забывается и ему претят мысли о том, что он начинает увлекаться, что простая насмешка, издёвка переходят границы, обрастая чувствами. Она смотрит на него ещё пару минут: любуется точёным профилем, идеальной аристократически бледной кожей и задумчивыми зелёными глазами. Красота такая хрупкая и это чётко отпечатывается у неё в сознании. Вампиры не беззащитны, но красота всегда будет уязвимой. Она не для всех, хотя и хотят её все.

— Так не терпится продолжить? — его бархатистый шёпот медленно растекается внутри, заполняя разум приторной сладостью. Кажется, она пропадает.

— О чём это ты? — хмурится она, закусывая нижнюю губу. Райто кидает на неё мимолётный взгляд, задерживаясь на губах.

— Разве такое можно забыть? Я был довольно ласков, — он проводит по её ноге кончиками изящных пальцев и шелковистая девичья кожа сразу же покрывается мурашками. Он посмеивается, а она слышит шелест ветра, что запутался в кронах деревьев.

— Я не хотела продолжения, — её голос слишком мягок, чтобы казаться холодным, но она пытается, убирая его руку с ноги.

— Тогда чего же ты бегаешь за мной? — продолжая дразнить её, он сам заводится, забывая о тормозах. Дорога назад сломана собственным языком.

— Я ведь не могла знать, что ты будешь здесь, наверняка, — она пожимает плечами. Райто вновь посмеивается. Его отчего-то смешит вся эта ситуация. Бутоны и чувства явно не умещаются в одной клетке и она жалобно скрипит, готовая сломаться, но он упрямо продолжает игнорировать противный скрип.

— Тебе повезло. Я здесь и мне нужна либо твоя кровь, либо твое тело. Конечно, телом ты отделаешься ненадолго, но это хотя бы приятнее, — девушка протягивает ему запястье, а он продолжает забавляться. Ему нравится видеть эти смешанные чувства на её лице: замешательство, гнев и бессилие. Фуджи знает, что заперта в ловушке и осознание разрушает её изнутри, но это было её жизнью — она больше не принадлежит себе. Противней всего было то, что ей пришлось смириться с этим слишком рано.

Её рука цветёт синяками от чужих клыков и ему вовсе не хочется кусать её. Проклятое чувство нежности закрадывается навязчивой мыслью, подталкивая покрыть испорченную кожу поцелуями, огладить каждый пораженный участок тела, подарить исцеление души через банальные телесные ласки, но он точно помнит, что для неё это слишком низменно, а для него — бесповоротная дорога в бездну.

— Каково это: быть бессмертным? — вдруг спрашивает она, понимая, что всё это было очередной издёвкой. Девчонка переводит на него небесно-голубые глаза, наполненные глубокой печалью.

— Ужасно, — он пожимает плечами, отвечая совершенно искренне, но с такой небрежностью, словно для него это ничего не значит, хотя в самом дальнем углу клетки он старательно прячет отчаяние, пытается угомонить боль.

— Почему? За столько лет ты видел много всего, узнал столько интересных вещей, прочитал столько книг, слышал самые разные произведения. В вечности можно столько всего успеть, — кажется, она не на шутку воодушевлена своими мыслями, что были отчасти правдой, но так же были искажены из-за отсутствия понимания, что с бессмертием приходит и вечная скука. Однажды даже этой девчонке бы надоела вся эта мишура и тогда бы уже целый мир показался ей пустым.

— Когда живёшь вечность, однажды перестаёшь чувствовать. Пустота и вечная скука, как послевкусие дара бессмертия, — в его зелёных глазах что-то ломается и уже не кажется таким насмешливым, скорее, по-настоящему грустным, но он вновь пренебрежительно усмехается, пытаясь эту печаль скрыть. Вечность уныло-темная и лишь её небесно-голубой проглядывается в этом тяжёлом отсутствии красок.

— Это же прекрасно: ничего не чувствовать, — нотки отчаяния в ее надломленном полушепоте можно было ловить, словно бабочек, отрывая итак порванные крылья. Фуджи пытается обмануть саму себя, ведь отсутствие чувств лучше непрекращающейся боли.

— В этом есть свои минусы, — он упрямо отталкивает осознание того, что может чувствовать, что клетка обрастает цветами из-за этой проклятой девчонки, что ужасно вовсе не отсутствие чувств, а избыток боли, которая кислотой разъедает множество замков.

— Я чувствую только боль, — она опускает глаза к зелёным кронам деревьев внизу, хочется прикусить язык до крови, лишь бы перестать открываться.

— Я её давно не чувствую, — он не хочет признавать, что боль самое страшное и тёмное из спрятанных в его клетке чувств, пытается затолкать её так далеко, чтобы наконец-то забыть. — Я не чувствую ничего, кроме проклятой жажды. Самый настоящий кровожадный монстр, — он усмехается, за напускным безразличием распоротые раны пытаясь скрыть. Истинное проклятье: пить и не напиваться. Небо такое синее, бесконечное, как пустота внутри.

— Ты не виноват в том, кем родился, — она говорит это по-настоящему сочувствуя, бесстрашно открывая сердце, чтобы подарить тепло, помочь облегчить страдания. — Монстры никогда не познают любви, а ты узнал, — Фуджи глупая, слишком наивная, ещё верит в любовь и чудеса. Это подтверждает её лучезарная искренняя улыбка и то, как она в порыве эмоций ласково сжимает его холодную ладонь. Человеческое тепло приятно покалывает, разливаясь внутри потоками света.

— Глупо меня не бояться, — он ломано усмехается. Она теряется, но глаз не отводит. Райто грубо дёргает рукой, вырывая её из слабой хватки девичьих пальцев. Фуджи тут же отступает, садится подальше, пытаясь скрыть посыпавшиеся осколки, спрятать гнилые лепестки.

— Я и не говорила, что не боюсь, — отвечает она, отводит глаза к небу и пожимает плечом, неловко улыбаясь. Новый ожог неприятно саднит сердце.

— А я был уверен, что ты совсем глупая, — его издёвки колючие, но почти не ранят. Она понимает, что он лишь забавляется, что под этими насмешками скрывается его собственная потерянность.

Чувства притупляются со временем, но его вновь такие острые, настоящие, кажется, почти живые. Он пытается эти цветы сжечь, все бутоны вытравить своей гнилью, но они упрямо прорастают вновь, пропитывая лёгкие сладким ароматом насквозь. Её глаза такие голубые, что кажется, будто можешь до самого небо дотянуться, а потом вновь срываешься. Образы прошлого растворяются, растекаясь мыльным пятном. Её кожа такая нежная, а руки тёплые, но простое влечение все же не сравнится с тем, как на сердце неожиданно становится спокойно.

«Любовь не глупость. Она живая и тёплая.»

Райто всё ещё её боится, хотя чувство, что она описывает, отличается от того, что он чувствовал в фальшивых объятиях. Возможно, он ошибся, принял за любовь больную одержимость, что сломала до основания. Но тогда все страдания во имя возвышенного оказались ложью и убийством он доказал лишь свою жгучую ненависть, а не вечную любовь. Настоящей любви, что лечит, греет и бережно хранит сердце он никогда не знал. Только разрушающую связь, что была основана на... ненависти? Райто теряется совсем, мысли путаются, создавая хаос, но он лишь тяжело выдыхает, наслаждаясь живым теплом и запахом летнего воздуха.

У Райто клетка вместо сердца, но цветам и чувствам вместе слишком тесно.