Чертог

  «Если бы сейчас пошел дождь, то он непременно смыл бы всю эту пыль. Такой иссохший воздух, что аж тошно. Попросить бы солнце не испепелять мое немощное тело, но оно глухо. Душно и смрадно, а ведро холодной воды достается глупой лошади, которая только и может, что выкатив глаза, шевелить губами».

− Прекрати кокетничать, копытное чудовище. Если думаешь, что нравишься мне, то огорчись. И хватит таращиться. Отсутствие нормальных конечностей не повод чтобы отлынивать от работы и не убирать за собой. Это же так просто все загадить и топтаться в ожидании прислуги. Я тебе не прислуга, понятно? Эх, да ничего тебе не понятно, тупая лошадь.

− Ишь какой нашелся, лошадь у него значит тупая, а сам в чистое ведро сена накидал, − старуха треснула Грайвера травинкой по затылку,− быстро все выгребай и чисти пол.

− Я это и делаю, − огрызнулся Майлз, вонзив вилы сквозь сено в доску.

− Для такого молодого слишком медленно и неэффективно.

«Вот дрянная лошадь».

− До тебя мальчишка был семилетний, так даже он бойче денник чистил, а языком молол только по делу.

− Видимо осточертели ему ваши упреки.

− Да как бы не так, хам невоспитанный. Лютню он нашел и стал бренчать безостановочно. Говорила я, что ничего хорошего из этого не выйдет, а он... Конюшня-то надежнее будет, чем всякие там баллады и песенки.

− Так что же произошло?

− А сам как думаешь? Юность безотчетная вскружила голову и увела неведомо куда. Ушел вместе со своей бренчалкой наперевес. Говорил, мол, себя искать будет. Знамо дело, сколько таких шныряет по площадям да переулкам, и все одинаково кончают. Жаль паренька того, работящий был в отличие от некоторых.

Майлз без интереса слушал старуху, при этом неуклюже наваливая копны гниющего сена. Раздался треск.

− Вилы совсем разболтались, того гляди и сломаются. Вон трещина уже идет по черенку.

− Теперь у него вилы виноваты.

Грайвер раздраженно поднял свое орудие и продемонстрировал, как сильно дрожат зубья.

− И хуже видали. Если тебе так неймется, то сходи на чердак и поищи другой инструмент.

Старуха протянула морщинистыми пальцами желтоватый ключ.

− Не забудь завтра его вернуть. Я ухожу, а ты оставайся и будь добр закончить работу.

Поднявшись по шаткой лестнице на чердак, Майлз закашлялся от плотного пыльного тумана, который воспарил в воздух после неосторожного движения ногой. Благодаря круглому оконцу под клином потолка, здесь было достаточно светло, но, несмотря на это большинство деревянных ящиков все равно оставалось в тени. Продвигаясь к освещенной половине чердака, Грайвер едва не ударился головой о толстую цепь, свисающую с поперечной балки. От прикосновения к себе, металлические кольца лениво залязгали, осыпая хлопья пыли. Майлз поморщился и чихнул, при этом уткнувшись в рукав и тем самым не потревожив остальных обитателей здешних мест.

У противоположной стены, где было прорублено окно, Грайвер с удивлением обнаружил помятый прямоугольный мешок, набитый соломой, и выполнявший функцию перины. Рядом лежало глиняное блюдце, в котором растекся огарок свечи. На лужице воска осела тонкая серая корка, указывающая на долгую разлуку с огнем.

Какие-то размышления прервал крик, доносящийся из конюшни. Майлз прислушался, но не узнал голос человека, который прекрасно знал его самого. Поспешив спуститься, юноша увидел бледнолицего господина, который держал перед собой крупный ящик, перетянутый шпагатом. Мужчина обливался потом и заметно пригибался под тяжестью ноши, но при этом сохранял строгость в чертах лица.

− Скотт, где же вы пропадаете?

Кряхтя, мужчина аккуратно поставил ящик на пол и вытер лоб внешней стороной ладони.

− Вы обещали, что заедете за моим грузом после полудня. Я так и не дождался повозки, отчего пришлось притащить ящик на собственном горбу. Это возмутительно, учитывая мою постоянную занятость.

− Ужасно сожалею о случившемся. Я сейчас же доставлю ваш груз до места назначения и конкретного получателя.

− Давай запрягай лошадь, и учти, если покупатель заплатит хоть на пенни меньше за промедление, не постыжусь и лично выпорю. Да пошевеливайся уже!

Лошадь рванулась. Повозка затрещала и выпустила из-под колес клуб пыли, в которой утонул нервный господин. Майлз только и успел увидеть поднятый вслед кулак.

В детстве Грайвера учили держаться в седле и направлять лошадь. То было обязательным умением для дворянских мальчиков, семьи которых всегда содержали конюшни. Именно с того времени у еще маленького Майлза появилась открытая неприязнь к лошадям. Звери не слушались его, а усатый наставник всячески подшучивал над неуклюжим учеником, в обращении к которому использовал обидное слово «сопля». С горем пополам Майлз освоил четыре аллюра и даже не вылетал из седла, когда пускал лошадь в карьер. Он очень гордился этим своим достижением, но столкнувшись с необходимостью вести повозку, что было привилегией черни, расстроился и переучивался с нуля.

Загоняя пучеглазого мерина, Грайвер радовался горячему ветру в лицо, зубодробительной тряске и звону за спиной. Преимущество перед нерасторопными пешеходами превозносило и тешило позабытое самолюбие.

Заметив остановившуюся телегу, аптекарь, не снимая белоснежного фартука, вышел на улицу. Его и без того кривое лицо сейчас уродовала неоднозначная гримаса. Шлепнув губой, он крикнул что-то бранное, после чего добавил:

− Понаберут всяких сопляков, которые даже заказ вовремя не могут доставить.

Майлз опустил ящик перед аптекарем и встал с дурацкой улыбкой, убрав руки за спину. Аптекарь бесцеремонно перерезал шпагат и подцепил крышку тонким ножом, после чего громко выругался и схватил Грайвера за воротник. По всему ящику были разбросаны осколки самых разных форм, перемешанные с небольшим количеством соломы. Некогда бывшие бутылочками и фиалами, куски стекла с непонятным задором поблескивали на солнце.

«Я не могу всех подвести. От меня зависит слишком многое, и никто не давал позволения оставить дело. Такой жалкий и слабый. Унесите меня подальше отсюда, на скалистые фьорды, если угодно. Оставьте меня бездыханным на белоснежном снегу. Избавьте от необходимости принимать решения, слышите? Не заставляйте переходить Рубикон, позвольте в нем утонуть. Выжгите глаза, чтобы не видели они Сильвии. Растопчите сердце, чтобы оно не колотилось о прутья своей пожизненной клетки. Сокрушите мои кости, отправив душу домой. Прекратите мучения, изверги».

В сладкой дремоте, коверкающей дни, в горьком отчаянии коротал свое время Майлз Грайвер. Питаясь стенаниями, лишь редкими моментами он голодал. Разрушенная картина мира блеклыми вечерами оседала на задворках памяти, которой было суждено в ближайшем будущем избавиться от ненужного. Проклятый самим собой, Грайвер едва ли видел просвет в матовом квадрате оконца. Необратимость надвигающихся перемен испытывала разум на прочность, с упорной регулярностью отправляя всадников, несущих хоругвь страха. Ослабшие руки с трудом выполняли свою работу, исхудалые ноги жалобно тряслись, взбираясь по ступеням. В черепе юноши противный железный шарик беспокойно скакал от края до края. Получаемый таким образом звук чем-то напоминал звон от ударов по бутылочным стенкам или стрекот огромного жука, быстро-быстро щелкающего крылышками.

«Лучше бы мне не знать Сильвию. Эта лесная нимфа с легкостью сможет прожить без меня, а вот я без нее не смогу. Зачем это испытание? Зачем она искалечила меня? Все напрасно, ведь в таких лесах, как мои, нимфе не выжить. Я нечаянно убью ее. Убью одним ненужным присутствием или бездействием. Сильвию нужно спасти, а сделать это можно единственным способом – убить Майлза. Кому как не ангелу смерти Габриэлю под силу совершить подобное. Это чудовище всегда так близко, но отчего Оно медлит? Одна прерванная жизнь спасет множество других, так почему Оно не заберет ее?»

Глаза открыты. Грайвер сидел и слышал, как кровь медленно перетекает из мозга в правое предсердие. Вороны кружили над повозкой. Майлз неожиданно для себя стукнул подвернувшейся под руку палкой по одной из бочек, после чего увидел трех солдат в блестящих нагрудниках. Один из них вскинул алебарду и жестом приказал остановиться. Юноша повиновался и натянул поводья. Солдат с любопытством полез в повозку, в то время как двое других преградили возможные пути к отступлению.

− И что это мы везем? – с веселой ухмылкой просипел солдат.

− Рыбу на продажу.

− Так вот от чего вонь стоит. А ну-ка открывай бочки.

− Да как же так, милостивые государи. Нечего рыбе первой свежести на солнце сохнуть, да воронов дразнить. Я за товар головой отвечаю.

− Открывай, говорят, не то мигом с ребятами арестуем и рыбу, и твою ценную головушку.

Майлз нарочито неуклюже снял первую крышку и встал у края телеги.

− Вот холера! Да эта гниль червями осыпится, только ее распороть. Первой свежести, говоришь, торгаш? Мой дед учил, что токмо увидишь синеватые пятна на чешуе, сразу в землю зарывай порченую дрянь, а ты ее людям...

− Гляди, Юз, как воронье-то взбесилось.

− И то верно. Падаль учуяли.

− Быть такого не может! Я только этим утром товар получил от рыбака проверенного. Все наилучшего качества.

− Зенки протри! Даже если бы мне приплатили, я не стал бы эту мерзость домой деткам с женой нести. Пятна синющие, точно фингалы у Молодого.

Третий стражник, услышав, что о нем говорят, вытер нос рукавицей и гнусавым голосом переспросил товарища о возможной проблеме.

− Это порода такая.

− Что ты выдумываешь тут! Какие у рыб могут быть породы? Эй, Юз, знаешь породы рыбьи?

− Ну, форель там, камбала, ерш. Еще слышал про восьминога, но это где-то в море водится.

− Скользкий ты тип. Нутром чую, что темнишь и вертишься. В общем, давай герцогский ярлык и катись со своей рыбой к Черту.

− Не знаю я ни о каком ярлыке. Сами придумываете хитрости на ходу, а еще меня обвиняете.

− Вот это ты, братец, загнался, − строго отчеканил второй солдат, − нет герцогского ярлыка – нет покровительства и одобрения на торговлю, нет одобрения – проваливай. Правила едины для всех и нечего приезжим соплякам строить из себя храбрецов. Не забывай, что говоришь с городской стражей, которой ничего не стоит бросить подозрительного человека в яму, чтобы, так сказать, голову остудил.

− А заодно и почки.

− Бред, − прошептал Майлз.

− Ну, ты не огорчайся особо. У нас в городе порядок превыше всего, для его поддержания мы и служим. Нет ярлыка? Не беда! Специально для заезжих купцов разработан особый товарный взнос, своего рода пожертвование на всеобщее развитие. Такс, посмотрим... четыре бочки да по двадцать пенсов...

− Сто!

− Молчи, Молодой. Я и без тебя прекрасно считаю. Восемьдесят пенсов и не одним больше.

− Откуда же у меня такие деньги?

− Как это откуда, а продажа, прибыль?

− Так я всего лишь вожу рыбу, но не торгую ей.

− Ох, вертишься, вертишься. Хватит хитрить! Плати взнос и не мозоль глаза. От этой рыбы нос уже вянет.

− Что же вы не понимаете, нет у меня денег.

− Значит так, сгружай свою гниль, мы ее конфискуем.

− Чего мы? – прогнусил Молодой.

− Забираем в пользу городской казны.

− Постойте! Неужели нет способов договорится?!

− Может быть, и есть. Сколько денег с собой имеется?

− Вот, шесть пенсов.

Солдат прокашлялся.

− Давай-ка, укатывай. Забудем о сегодняшней встрече. Ну, чего вылупился?

Из-за спины Майлза раздался громкий окрик. Юноша повернулся и увидел статного мужчину преклонных лет, восседающего на белом коне.

− Эй, солдатня, что путь перегородили?

Мужчина спрыгнул с лошади и, придерживая ее за узду, медленно подошел к неподвижной повозке с бочками. Самый младший стражник презрительно хмыкнул.

− Досмотр проводим, а вы, собственно, кем будете, что так грубите?

− Кем я являюсь вам знать не обязательно, господа. Глаза пошире раскройте и посмотрите.

Мужчина вытянул правую руку, на которой поверх толстой кожаной перчатки красовалась золотая печатка.

− И что это? – пропыхтел рядом стоящий солдат, поправляя сползающие штаны. − Вот же времена пошли, каждый только и норовит блестящими побрякушками в рожу тычить.

− Полегче, Юз. Хрыч важной шишкой может оказаться.

− Ну, допустим, первую фразу я не расслышал, − гневно перебил мужчина, − но терпеть открытые оскорбления в свой адрес не намерен. Велите явится десятнику.

Стражники замялись.

− Так он это... на задании.

− Вот оно как!

Мужчина перекинул поводья через колышек и твердым шагом направился в сторожку.

− Стойте, туды нельзя!

В будке за столом сидел пьяный десятник и заплетающимся языком объяснял молодой девушке принципы ведения затяжной осады.

− Сударыня, меня поражает ваша неграмотность в военном ремесле. Если вы полностью лишите гражданское население пищи и воды, то, что увидите после захвата? Горы гниющих трупов и дерьмо до самой высокой колокольни! Оно вам надо? Уж лучше тощие и больные, зато живые.

Увидев вошедших, девушка вскочила с места и застенчиво опустила ресницы. Десятник выпучился на нее, после чего с трудом повернулся и перекинул ногу через скамью.

− Я же сказал этим обалдуям, что б меня не тревожили. Какого дьявола вы тут забыли?

− Вставай, свинья, − взревел мужчина и накинулся на десятника. – Насколько же прогнила вся эта система, что прямо посреди дня городская стража напивается.

− Прекратите горланить, и хватит меня трогать. Убирайтесь все отсюда, пока не отвесил.

− Тут и добавить нечего. Причина проблемы лежит намного глубже, а хмельной десятник лишь маленькая веточка огромного дерева. Не имею ни малейшего желания задерживаться здесь.

Мужчина вышел, громко хлопнув дверью. Трое ошарашенных солдата последовали за ним. У сторожки уже не было ни белого коня, ни рыбной повозки.

Сразу по возвращению домой, Майлза встретил хозяин, который скрутив свою шапку, нервно катал ее в руках. Грайвер узнал, что его полдня разыскивал с донесением посыльный мальчуган. Как оказалось, юношу ждет некий господин в неизвестной конторе, желающий поговорить с ним с глазу на глаз. Хозяину дома посыльный оставил маленькую записку, где оговаривался адрес нужного места. Со слабым волнением Майлз принял записку и отправился спать, рассчитывая утром нанести визит в контору.

Дверь открыл сутулый бородач с морщинистым лбом и глубоко посаженными глазами. Майлз протянул записку, после чего его пригласили войти. Изнутри комната, куда попал Грайвер, больше напоминала лачугу или давно заброшенное жилище. Здесь было темно, отчего Майлз едва заметил, что идет по коридору, вслед за незнакомым человеком. Все комнаты были недоступны, так как их двери наглухо заколотили.

− Кажется, я вас не знаю, − обратился юноша к впереди идущему.

В ответ раздалось лишь тихое мычание. Пройдя почти весь коридор, Майлз все же встретил одну распахнутую дверь. Он остановился, и хотел было заглянуть в комнату, но незнакомец с силой потянул его за рукав, при этом недовольно мыча. По винтовой лестнице двое попали в хорошо освещаемое солнцем помещение. Бородач остановился и подтолкнул Грайвера к массивной двери из темного дерева, весьма хорошо сохранившейся по меркам местного интерьера. Майлз постучался и, получив одобрение, вошел.

Вспышка света на миг ослепила юношу. Он прикрыл глаза рукой и услышал, как щелкнул замок за спиной. Первое, что увидел Майлз, как только зрение вернулось к нему, было крупное растение, вытянутое к верху. Рядом стояло второе такое же, но почему-то двигающееся. На их фоне полыхало огромное круглое окно, через которое светились крыши внизу лежащих домов. Второе растение снова шевельнулось и пригласило гостя сесть за полированный стол, держащийся на кошачьих лапах. Растение повернулось, и Грайвер признал в нем человека. Все еще жмурясь, Майлз подошел к столу и увидел огненную золотую печатку. Толстая черная перчатка плавным жестом указала гостю сесть на приготовленный для него стул, что стоял против окна. Грайвер повиновался и плюхнулся в уютное кресло. Теперь он мог оценить роскошное убранство и блистательную чистоту комнаты, которая походила на ухоженный чердак, причем королевский.

Человек сел напротив Майлза и пододвинул свой неказистый табурет ближе к столу. Грайвер вжался в бархатную обивку и ледяными пальцами впился в подлокотники, на которых мастерски были вырезаны кошачьи тела. Статный мужчина преклонных лет со снисходительной улыбкой посмотрел на открытую шею и разглядел бьющийся пульс.

− Извините, что потревожил вас, будущий граф. Мое имя Габриэль Шредд, и я занимаюсь расследованием особых дел.

Губы слиплись. Майлз молчал, но думал, обегая взглядом внешность мужчины.

«Тайные службы», − подсказывал он сам себе.

− Вам нездоровиться? Если хотите, то просто слушайте, пока не найдетесь вставить словечко. По правде говоря, мне совсем не интересно, зачем наследник дворянского рода Майлз Грайвер представляется то сыном банкира, то конюхом и по совместительству посыльным Мартином Скоттом. Каждый что-то скрывает, и в этом нет ничего зазорного. Что и говорить, даже я грешен. Знаете, скрываю больше всех.

«Убийца и расчленитель».

− Вы бледны. Хотите выпить?

Мужчина достал бутылку и наполнил половину кожаного кубка.

«Нельзя».

− Пейте! Прекратите изображать из себя мраморную статую, Грайвер.

Шредд взял кубок и разом осушил его.

− Так вот. Очень жаль, что нам довелось встретиться при столь печальных обстоятельствах. Ваша персона интересна мне, но не волнуйтесь, не с профессиональной точки зрения. Свою работу я привык делать безупречно. Это полезная привычка. Вот вы знаете, как начинают тренироваться наездники? Я имею в виду тот момент, когда человек устанавливает духовную связь с животным. Если сразу не наладить дружеские отношения с лошадью, то она может попросту игнорировать наездника и даже проявлять открытую неприязнь. Нужно знать «мертвые зоны» лошади, чтобы всегда находиться в поле зрения и не испугать ее. Помимо того, лошади хорошо реагируют на голос. Они моментально улавливают эмоции и настроение человека. Но все это маловажно без непосредственного тактильного контакта. Прикосновения, Грайвер. Если лошадь не слушается, то нужно искать свои ошибки. Я сел на коня совсем еще сопляком и, к удивлению нерадивого конюха, быстро освоил верховую езду.

Солнце припекало затылок.

«Лицо скрыто в лучах света. Такое ощущение, что его вовсе нет».

− Что забавно, Майло, на людей этот метод тоже действует. Собственно, ты тут по делу, а я не должен впустую тратить время своего гостя. Вчера утром я посетил твоего друга, мы долго разговаривали. Не могу сказать, что плодотворно, но разговаривали. Спросишь, почему он?

«Почему?»

− Потому что так получилось, что вы замешаны в одном пренеприятнейшем деле. Оба увязли крепко, но именно я могу все исправить и помочь.

«Он знает про серебро. Все прекрасно знает, но не говорит больше, чем желает услышать от меня».

Мужчина равнодушно смотрел, как юноша ногтями терзал подлокотники, оставляя крошечные царапинки.

− Я все же принесу воды.

Шредд вышел из комнаты.

Майлз ослабил хватку и уставился в зеркальную поверхность стола. В нем отражался сводчатый потолок.

− Что ему сказал Габриэль?

− А что он должен был сказать?

Грайвера скрутила судорога. Он поднял голову и увидел статного мужчину с деревянной кружкой в руке. Тот поставил сосуд на стол, в очередной раз блеснув печаткой. Юноша заглянул в водяную темноту и напрочь потерял желание увлажнить пересохшие губы и горло.

− Габриэль куда менее интересный собеседник, чем вы. Если бы не его язвительная манера общения, то что-нибудь дельное я бы да узнал. Давайте вернемся к делу.

«Ворованное серебро, девять преступников, подвал гончарной лавки, мельница, монеты».

− Продолжите молчать? Вообще-то я и не против. Поймите, главный виновник, и все лица ему содействующие будут наказаны. Это не моя инициатива, но я могу повлиять на ход некоторых вещей. Рассказав все, вы не только облегчите мне работу, но и получите защиту.

«Пожалуйста, прекратите».

− Это значит, нет? Печально. К сведению, именно Габриэль указал мне на тебя. А ведь я раньше и не подозревал, что виконт Майлз Грайвер, сын графа Абрахама Грайвера, может быть причастен к такому грязному делу. Каждый выживает, как умеет, да?

Майлза била мелкая дрожь.

− По всему вашему виду, мне начинает казаться, что между нами существует некоторое недопонимание происходящего. Вы же улавливаете, о чем я все это время говорил? Или же виконт погряз в пороках города праздных студентов и теперь не может угадать, о каком именно грехе идет речь? Давайте начнем сначала. Вечером двадцать второго числа в таверне «Белая лошадь» во время пьяной драки был убит Калеб Сайгон. Доложу я вам, что род Сайгонов считается одним из самых благородных и почитаемых среди аристократии, а поэтому столь неприятный инцидент не мог закончиться без шума. Сам граф Сайгон поручил мне отыскать убийцу или же, возможно, убийц. Картина произошедшего тем вечером почти составлена, теперь я хочу услышать ваше изложение. Круг подозреваемых невелик. Майлз Грайвер, кстати, тоже в нем. Так что вы помните после того, как зашли в таверну? Там ждал Габриэль, верно?

− Да. Он сидел и пил пиво.

− По какому поводу вы договорились встретиться?

− Отец Габриэля обанкротился...

− Достаточно радостное событие, чтобы напиться.

− Потом какой-то студент начал ругаться с Сайгоном, кажется, из-за ребенка.

− Что за студент, ты знаешь его?

− Нет, никогда не встречал.

− Эх, Майлз, весьма похвально, что ты прикрываешь друга, но я могу расценивать это, как клевету и нежелание сотрудничать. Мне сказали, что был нож. Причиной смерти стала обильная потеря крови, вызванная серией колющих ударов, из-за чего я предполагаю его как орудие преступления.

− Я ничего не знаю. Очень смутно помню тот день, в памяти остался только сильный удар. Никакого ножа я не видел.

− Но все же посмотри.

Мужчина достал из-за пазухи маленький кинжал.

«Это Габриэля».

− Дешевая вещица. Такие таскает всякая шпана, да мелкие воришки. Ковка на уровне деревенского кузнеца, который кроме подков и обручей для бочек ничего делать не умеет. Но заточен, тем не менее, превосходно. Учитывая качество железа, я предположу, что либо им не пользовались, либо заранее подготовили для применения в бою. Видите, как сбит кончик? Это котта, нательное белье и четыре дюйма плоти. Три удара, и мягкий металл деформировался.

«Не мог же Габриэль в тот день намеренно все распланировать. Он определенно не убивал Сайгона».

− Молчание не всегда лучший способ вести беседу. Ну, что, Грайвер, все знаешь и хочешь говорить или просто пытаешься казаться глупым? Мне искренне жаль убитого. У него была жена, ребенок, мечты и надежды. Что есть у тебя? Проблемы?

Майлз поднял зрачки на лицо Шредда и ужаснулся его спокойствию. По спине пробежал ручеек пота.

− Проблемы, неприятности, безвыходные ситуации. Отчего страдает твоя душа? От страхов, с которыми нет сил бороться? Свеча гаснет, возрождая тьму. Банши скулят*, но не по тебе. Это люди, которые обречены! Ты стал причиной их гибели, один только ты.

Грайвер перестал различать окружение. Стол и мужчина размазались в желто–бурое месиво, которое парами закручивалось во фрактальную спираль. Из-за облаков раздался металлический голос:

− Я помогу тебе, Майло. Доверься мне и перестань дрожать перед самим собой. Предай страхи огню. Вот он, в моих руках. Спаси людей, спаси Габриэля и Сильвию.

− Довольно! Это я, я убил Калеба Сайгона!

− Майлз, ты бредишь!

Шредд сжал плечо Грайвера и легонько потряс его.

− Как ты мог убить его? Остановись.

− Я поднял с пола нож и вонзил его в живот, а потом еще и еще! Он застонал и повалился, забрызгав меня кровью. Я забрал Габриэля и ушел смывать грязь.

Статный мужчина ударил Грайвера кулаком.

− Хватит. Больше я не стану тебя задерживать. Забудь, что сказал сейчас и вообще за все время нашего разговора. Возвращайся домой и хорошенько выспись. Надеюсь, больше мы не встретимся.

− Прощайте. Извините, что не сдержал себя.

− Ничего, − мужчина игриво толкнул юношу в грудь, − с каждым бывает. Называй меня Майлз Шредд.

Мужчина открыл перед гостем дверь и проводил его до самого выхода.

− И впредь постарайся не попадать вподобные истории. Не бойся, все будет хорошо. Убийцу я найду, и когда-нибудьвсе покажется нам дурным сном. Сомнительные компании не лучший выбор дляпотомственного дворянина. А впрочем, это все юность. Она быстро пролетит, такчто наслаждайся, пока можешь. Поверь моему опыту - большинство того, чтопроисходит сейчас попросту неважно. Это такой возраст, когда душа метается отсомнений в крайности. Не загоняй себя, а лучше заново переосмысли некоторыевещи. Тогда станет легче.

* Банши, баньши (ˈbænʃiː, англ. banshee от ирл. bean sí — женщина из Ши) — фигура ирландского фольклора, женщина, которая, согласно поверьям, является возле дома обречённого на смерть человека и своими характерными стонами и рыданиями оповещает, что час его кончины близок.