22 глава
После наших разговоров я начал чувствовать, что Фридрих не представляет угрозы. Он оказался совсем не таким, каким я представлял других вампиров. В нём не было звериного голода, не было жестокости, которую я привык видеть в себе. Напротив, в его спокойной манере говорить и думать сквозила какая-то уравновешенность, что-то, что заставляло довериться ему.
Он оказался добросовестным человеком, если, конечно, нас ещё можно было так называть. Фридрих охотно делился со мной своими наблюдениями, выведенными за многие годы вампирской жизни, которые я запомнил с необычайной ясностью.
1. Мы не мертвы.
Суеверия приписывают нам связь с потусторонним миром, но это не так. Мы живые существа, такие же, как люди, но отличающиеся от них. Наша природа изменила нас, и, хотя эти изменения глубоки, они не делают нас монстрами по сути. Мы боимся разоблачения, боимся быть отвергнутыми, боимся опытов, поэтому скрываемся. Но если вдуматься, люди часто живут с такими же страхами — страхами одиночества, осуждения, потери.
2. Мы чувствуем острее.
Мы также умеем чувствовать, и даже острее, чем многие люди. Когда адреналин выбрасывается в нашу кровь, это обращает нас в вампиров. Мы можем научиться контролировать это состояние, но, когда мы пьём кровь, этот контроль легко теряется. Адреналин смешивается с пиком удовольствия во время питания, и человеческая сторона затихает, уступая место звериной.
3. Физиологические особенности.
Мы отличаемся от людей. Наша температура тела ниже нормы, обычно около 35,5–36 градусов. Частота сердечных сокращений замедлена — 40 ударов в минуту в состоянии покоя. Это делает нас менее уязвимыми, но не делает нас бессмертными.
4. Мы можем питаться иначе.
Инстинктивно мы впиваемся в глубоко лежащие артерии, но с практикой это можно контролировать. Фридрих утверждал, что можно научиться кусать так, чтобы человек не погибал от кровопотери. Это будет больно, неприятно, но человек выживет. Можно даже найти тех, кто согласится добровольно стать донором, минимизируя риски для себя и для них.
5. Сущность вампира в нас влияет на разум.
Чем больше мы питаемся кровью, тем сильнее она пробуждает в нас тёмное, демоническое начало. Но в то же время эта сущность способна любить. Вампирская любовь — это страсть, жар, который поглощает всё. Любовь к человеку несёт в себе риски, но также она делает наши чувства более глубокими.
Фридрих был первым, кто объяснил мне всё это так, словно он делал это не для меня, а для себя. Его слова запали мне в память. Особенно одна фраза, сказанная в тот вечер, когда за окнами бушевала буря:
— Пока люди воюют друг с другом, мы воюем с самими собой. В каждом из нас идёт своя война, и она не менее разрушительна.
Эта мысль была правдой. Я смотрел на войну, которая сжигала Европу, но в то же время внутри меня тоже был конфликт — между человеком и вампиром.
С тех пор я всё больше доверял Фридриху. Мы с Гертом начали проводить больше времени вместе, и я чувствовал, как их присутствие стало для меня не просто отвлечением, но спасением.
Я не остался в стороне и тоже решил поделиться с Фридрихом тем, что знал сам. В годы учёбы в Оксфорде, ещё в 1880-х, я провёл немало времени, изучая природу вампиризма. Тогда мне удалось выявить одну любопытную особенность, которую я назвал V-организмом. Этот организм, микроскопический и невидимый невооружённым глазом, присутствовал исключительно в клетках крови вампиров.
Когда я рассказал об этом Фридриху, его глаза загорелись.
— Ты тоже обнаружил это, — сказал он, кивнув. — Я пришёл к такому же выводу в своих исследованиях. Эти клетки отличаются от человеческих: они имеют ядро, но их мембрана более плотная, и они способны быстрее регенерироваться.
Я выслушал его с интересом, а затем задал вопрос, который мучил меня многие годы:
— Известно ли тебе, как происходит обращение? Почему V-организм так избирателен?
Фридрих задумался, прежде чем ответить:
— У меня есть только предположения. Возможно, на это влияет группа крови человека. Вероятно, V-организм взаимодействует только с определёнными типами клеток, а может быть, дело в ещё неизвестном веществе, которое содержится в слюне вампира и попадает в рану. Это вещество, возможно, действует как катализатор, позволяя V-организму внедриться в организм жертвы.
После его слов я долго размышлял. Я и сам подозревал, что механизм обращения куда сложнее, чем просто укус. Фридрих же, похоже, был уверен в том, что для превращения одного укуса недостаточно.
— А тогда почему не каждый укушенный становится одним из нас? — продолжил я свои расспросы.
Фридрих пожал плечами:
— Возможно, это связано с иммунитетом человека. Некоторые организмы просто не принимают V-организм. У меня были случаи, когда после укуса люди выживали, но из-за кровопотери на какое-то время их здоровье заметно ухудшалось.
Я кивнул. Его наблюдения перекликались с моими. Тем не менее, этот вопрос так и остался открытым. Ответ был где-то между биологией и чем-то, что мы ещё не могли понять, даже спустя десятилетия наблюдений.
Фридрих оказался человеком, чьи знания и опыт пробудили во мне желание вновь заняться изучением своей природы. Возможно, вместе нам удастся разгадать тайну, которую не сумел разгадать никто из нас поодиночке.
В сером, поросшем пеплом лагере, где воздух был отравлен дымом и болью, я и Герт сидели у костра. Война, раз за разом заставлявшая смотреть в глаза смерти, сегодня оставила нас в покое. Усталость тяжелым грузом лежала на плечах, а затишье на короткий миг дарила что-то похожее на передышку.
Я взял металлическую кружку, отхлебнул немного крепкого спирта и протянул её Герту. Тот с благодарностью принял, кивнув.
— Уилл, — произнес он, облокотившись локтями на колени. — Расскажи о своей семье. Тебя кто-нибудь ждёт дома?
Я прикурил сигарету, прикрыв огонёк ладонью от ветра. Долго смотря на маленькое пламя, я словно хотел найти в нём ответ. Затем усмехнулся, выдыхая сизый дым:
— Я уже давно забыл свою мать и отца. Они давно скончались. Я и не знал, что такое семья.
Герт, смотря вниз, потирал натруженные ладони, пытаясь согреться от холода.
— А у меня осталась одна мать. Отец бросил нас ещё, когда я был совсем маленький, —произнёс он и глубоко вздохнул. — Помню, как уходил на фронт, и мама сильно плакала. Я скучаю по ней. По спокойствию. — Он поднял взгляд, его глаза светились странной тоской. — И мечтаю о любви. О чистой, светлой любви. Хотел бы, чтобы Лотта любила меня. Хотел бы, чтобы она была моей.
— Я тоже хотел бы забыть о войне, — признался я после паузы, закуривая сигарету. — Хотел бы получать женскую нежность.
— Как думаешь, Эльза дождётся тебя?
— Верю в это, — коротко ответил я, глядя в огонь.
— А если не дождётся? Что тогда? — Герт настойчиво продолжал расспрашивать.
— Дождётся, — я в это действительно верил.
Герт вздохнул, на мгновение опустив голову. Затем тихо сказал, глядя на свои руки:
— У меня была девушка. Три года мы были вместе, а потом я выяснил, что она... изменяла мне. Я чувствовал себя идиотом, которого водили за нос.
Он горько усмехнулся, взял кружку и снова сделал глоток. Я увидел боль в его голубых глазах.
— Женщины бывают жестоки, — похлопав его по плечу, пытался выразить поддержку я.
После затяжных недель на линии фронта нашу часть направили на временную передышку в небольшой немецкий городок Штейнфельд. Приказ пришёл неожиданно, и никто не возражал: уставшие от постоянных бомбардировок и ночных атак, мы жаждали хотя бы краткого спокойствия.
Штейнфельд казался местом, которое война обошла стороной. Узкие улочки, вымощенные крупными камнями, петляли между старинными домами с черепичными крышами и деревянными ставнями. В центре возвышалась покосившаяся колокольня, её медный колокол потускнел от времени. Наши офицеры сказали, что город станет нашей базой на несколько дней. Это означало: горячая еда, отдых и возможность привести себя в порядок. Но даже здесь, вдали от стрельбы, ощущалось нечто гнетущее.
Вечером, когда нас распустили, мы втроем решили прогуляться по городу, чтобы насладиться мирным городским покоем, а затем Герт, увидев на противоположной стороне улицы бар, предложил зайти.
— Пойдём сюда, — предложил он, указывая на невысокое здание с выцветшей вывеской Bierhaus Stein.
Бар оказался небольшим. Внутри было тепло от камина, и пахло смесью табачного дыма, пряного алкоголя и чего-то, напоминавшего жареную картошку. Тусклый свет керосиновых ламп придавал помещению уютный, но несколько удушливый вид. Стены были обшиты деревом, на которых висели старые фотографии города и пожелтевшие от времени афиши. У окна стоял рояль, но никто не играл.
Мы заняли столик у стены, подальше от входа. Бармен, крепкий мужчина с седыми висками, стоял за стойкой, внимательно следя за каждым посетителем. За несколькими другими столиками сидели местные мужчины, сдержанно перешёптываясь.
— Здесь спокойно, — сказал Герт, усаживаясь на скамью и стягивая шинель. — Почти как дома.
— Почти, — коротко ответил я, машинально оглядев зал.
Фридрих сел напротив, сложив руки на столе. Он выглядел напряжённым, словно он думал о чем-то серьезном. Мы немного выпили, хоть алкоголь и не приносил вампирам особого эффекта. Наши беседы, без особой темы, расслабляли, вызывая ощущение некого умиротворения. Нечто напоминало прежнюю, забытую жизнь. Война осталась где-то снаружи, а здесь, в этих стенах, мы будто получили временное убежище.
— Уилл, мне нужно кое-что показать тебе, — вдруг сказал мне Фридрих, наклоняя голову в мою сторону, примерно через час после того, как мы сюда пришли.
— Что? — спросил я, поднимая бровь.
— Пойдем за мной.
Фридрих встал и направился к выходу из бара. Герт покосился на нас с недоумением:
— Эй, вы куда?
— Оставайся здесь. Нам с Уиллом надо поговорить, — бросил Фридрих, даже не оборачиваясь.
Мы пересекли несколько узких улочек и подошли к дому, чьи занавешенные окна излучали тёплый свет. Фридрих постучал, и дверь открыла женщина лет сорока. Она смерила меня оценивающим взглядом и посторонилась, пропуская нас внутрь.
— Это что? — спросил я, почувствовав в воздухе смесь дешёвых духов и табачного дыма.
— Место, где я покажу тебе, как контролировать себя, — тихо отвечал Фридрих.
Мы поднялись по скрипучей лестнице. В небольшой комнате с потёртым диваном и столиком нас ждали две девушки. Молодые, сочные, с пышными формами, хорошо одетые, с вызывающими улыбками.
— Они согласны, — пояснил Фридрих, глядя мне прямо в глаза. — Здесь это часть их работы. Ты не убьёшь их. Ты просто возьмёшь столько, сколько нужно.