Крики проклятой луны [В ПРОЦЕССЕ]

Свет вспыхивал и гас, как судорожный пульс, озаряя коридоры мерцающими проблесками. Из динамиков раздавался треск — будто сама магия, питающая здание, содрогалась в агонии.

— Что происходит? «Магический генератор» директора дал сбой? — Изабелла прижалась к стене, вскинув взгляд к потолку, где тени сплетались в странные, пугающие узоры.

Но ответа не последовало. Только рёв профессора Оуэна, разносящийся по коридорам:

— ЕСЛИ Я УВИЖУ ХОТЬ ОДНОГО БЕСТОЛКОВОГО ИДИОТА В КОРИДОРЕ — ПОДВЕШУ ВВЕРХ ТОРМАШКАМИ НА ДУБЕ У ЧЁРТОВА ОЗЕРА! 

Шаги профессора гремели, как раскаты грома. Двери захлопывались одна за другой, заглушая ворчание магов. Тех, кто замешкался, он буквально вышвыривал в комнаты — пинком, под хохот старшекурсников и испуганные взвизги первогодок.

Аэлина Тальвин прижалась к стене, стараясь затеряться в толпе. Её пальцы дрожали.

— Надеюсь, мы не останемся без света... — её голос сорвался на шёпот.

Тьма была её страхом. Но ещё страшнее было оказаться в этой тьме вместе с ними. С сотнями других студентов, с их смехом, криками, паникой. С этим чувством, будто стены сжимаются.

Реджинальд прошёлся взглядом по коридору — ледяным, безжалостным. Даже самые дерзкие опустили глаза. Все знали: если он обещал подвесить кого-то в лесу — он сделает это. Без колебаний.

Адди сорвалась с кровати, как ошпаренная. Пальцы впились в кожу рук, царапая, пока молочная бледность не сменилась алыми полосами. Она схватилась за грудь — сердце билось так яростно, будто пыталось вырваться, раздробить рёбра, выплюнуть себя наружу.

«Оно на месте.»

Рубашка прилипла к спине, волосы слиплись от пота. Свет над головой мигал, как предсмертная судорога, отбрасывая на стены рваные тени. Волшебница подбежала к окну — и застыла.

Что-то было не так.

Магический техникум, обычно такой оживлённый, теперь казался пустынным. Лес за территорией сгустился в сплошную чёрную массу. Даже луна светила как-то... неправильно. Слишком бледно. Слишком близко.

«Если Сайлас выжил...»

Страх сжал горло, но любопытство и злость гнали вперёд. Она должна найти его. Допытаться. Узнать, что за чертовщина происходит.

Джек встал у двери, шерсть дыбом, низкий рык клубился в глотке.

— Отойди, Джек, — Адди потянулась к ручке.

Щенок зарычал громче, встал поперёк двери, сверкая клыками. Его глаза — слишком умные для собаки — кричали: «Не ходи!» Но она не понимала.

— Я не могу просто сидеть! — прошипела она, отталкивая его. Голос дрожал, но шаг был твёрд.

Джек взвизгнул, бросился за ней, кусая за штанину, тянул назад.

«Почему он так себя ведёт?»

Темнота в коридоре сгущалась, будто живая. Свет мигал, выхватывая из мрака то бледное лицо Аэлины, то сжатые кулаки Изабеллы.

— Думаю, профессор Реджинальд на самом деле волнуется за нас, но... — Аэлина сгорбилась, обхватив себя за плечи, будто пытаясь стать меньше. Её голос дрожал. — Но он не показывает этого. Наверное... хочет выглядеть круто?

— Ну да, конечно, — фыркнула Изабелла, скрестив руки. — Всем преподавателям тут плевать на нас. 

Волшебница бросила взгляд на дверь их комнаты — ту самую, за которой, как все знали, теперь жила Адди Уэйнхарт. Её пальцы сжались так, что костяшки побелели.

— Не хочу туда.

— Ты чего? — Аэлина удивленно подняла брови.

— Не хочу, чтобы она была нашей соседкой, — прошипела Изабелла. Глаза её сверкали в полумраке, как лезвия. — От неё веет чем-то... мерзким. Она выскочка. Думает, она такая особенная, раз её взяли на четвёртый курс? Она...

Голос Сангреаль стал громче, ядовитее.

— Ей здесь не место, как и всем огневикам! Эта девчонка принесёт только беды. Я чувствую это!

— Изабелла, тише! — Аэлина схватила её за руку, но та дёрнулась, вырвалась.

— Чего тише?! — голос Изабеллы взлетел, эхом раскатившись по коридору. — Пусть слышит! Я не хочу делить с ней кров! Она...

Дверь распахнулась с такой силой, что Изабелла едва увернулась — деревянная панель пролетела в сантиметре от её носа. Аэлина вскрикнула и прилипла к стене, будто пытаясь провалиться сквозь неё.

И тут — Адди. Промчалась между ними, как вихрь, даже не взглянув. Её огненные волосы мелькнули в темноте, прежде чем раствориться в толпе.

И в тот же миг погас свет. Техникум погрузился в кромешную тьму. Тишину взорвали десятки голосов:

— Что за чертовщина?!

— Кто-нибудь, зажгите свечи!

— Мне на ногу наступили!

Адди пробивалась сквозь толпу, отталкивая локтями, натыкаясь на тела. Кто-то вскрикнул, когда она наступила ему на ногу; кто-то ругнулся, получив удар в бок. Но она не останавливалась.

Потому что где-то там, в этой тьме...

Были ответы.

Комната Сайласа тонула в полумраке. Лунный свет, пробивавшийся сквозь занавески, выхватывал лишь обрывки ужаса: запачканную кровью простыню, обожжённые пальцы, дрожащие на пуговицах рубашки, и тень — высокую, бесформенную, растянувшуюся по стене, как пятно чернил.

Сайлас скрючился на полу, пальцы впились в ворсяной ковер, рвали ткань сползшей простыни. Каждый ожог на его теле горел, будто под кожей тлели угли. Не просто боль — а яд, медленно разъедающий нервы, превращающий дыхание в хрип, а мысли — в белый шум.

Маг не кричал. Не мог. Вместо этого — стиснутые зубы, футболка, превращённая в жгут между челюстями. Слюна смешалась с кровью, каплями падая на грудь, где кожа уже пузырилась, обнажая багровые узоры — будто кто-то выжег на нём руны.

Лимбы коснулись его. Их прикосновения не стирались. Каждый след — точный, как татуировка иглой, — пульсировал, вспыхивая адским жаром.

— А-а-а...— Вырвалось сквозь ткань, больше похожее на стон раненого зверя. Он упал на бок, тело выгнулось в неестественной судороге. Мышцы свело, сухожилия натянулись, как струны.

В глазах — пелена. Но сквозь неё он видел его. Того, кто стоял в тени. Того, кто сделал это.

— Боль — лишь напоминание, — прошептал мужчина, наклоняясь так близко, что Сайлас почувствовал его дыхание — пахнущее медью и дымом. — Ты выбрал эту роль сам. Теперь терпи.

И ожоги вспыхнули снова. Ярче. Глубже. Как будто кто-то влил ему в вены расплавленный свинец.

Глаза мужчины светились в темноте — красные, как свежая кровь.

— Я не убил тебя, — голос был мягким, почти ласковым, если бы не ледяная насмешка в каждом слове. — Потому что каждый ищет свою выгоду. Ты спас сокурсницу не из доброты... а потому что тебе это выгодно. Ты сделал мне одолжение. 

Сайлас молчал.

— Какой же ты жалкий, — мужчина рассмеялся, и этот звук напоминал скрип ржавых цепей. — Не забывай... девочка — огневик. А они, как ты уже знаешь, не доверяют никому.

Тени под лестницей сгустились, как чернила, когда Адди прижалась спиной к холодной стене. Сердце колотилось так громко, что казалось — вот-вот выдаст её. Прямо перед ней, в центре коридора, стоял Реджинальд Оуэн, его массивная фигура отбрасывала угрюмую тень.

Профессор взмахнул рукой — и в воздухе вспыхнули бледные, мерцающие шары света. Они плыли под потолком, освещая каждый угол.

«Чёрт! Он сейчас меня заметит!»

И тут — голос. Сладостный, мягкий, насмехающийся... Знакомый...

— Профессор, я, конечно, не сомневался в ваших... уникальных методах воспитания, но, может, сначала разберёмся со светом?

Джестер Хэйдзо. Преподаватель философии. Тот самый, кого весь коллектив терпел скрепя зубами. Его широченная улыбка, казалось, раздражала даже воздух вокруг. Реджинальд повернулся к нему медленно, как бульдозер, готовый снести всё на своём пути.

— Мистер Хэйдзо, — его голос прозвучал, как скрежет металла, — засуньте свои советы туда, куда даже свет не добивает.

Джестер не смутился. Напротив — рассмеялся, сцепил длинные пальцы и хрустнул костяшками.

— Ай-яй-яй, — покачал головой, — требовать уважения от студентов и самому не соответствовать... Как-то неправильно, не находите?

Его взгляд скользнул в сторону лестницы. Прямо туда, где пряталась Адди.

«Он... видит меня?»

В тусклом свете блеснула серебряная серьга в форме полумесяца, свисающая из его уха. Щелчок пальцами — и коридор погрузился в непроглядную тьму.

Адди затаила дыхание.

«Это мой шанс.»

— Ох, профессор Оуэн, кажется, у нас завелись мышки...

Но Уэйнхарт уже мчалась по коридору, к той самой двери. К ответам.

— Изабелла, мы знакомы с ней от силы два-три дня, вы ещё сможете подружиться! — Аэлина хлопнула подругу по плечу — слишком бодро, слишком наивно.

Сангреаль вздрогнула, будто от удара.

— Да к чёрту эту дружбу! — её голос сорвался на шёпот, хриплый, словно прорвавшийся сквозь зубы. — Она — огневик, Аэлина. Огневик.

— И что с того?

— ДА КАК ЖЕ?! — Изабелла вскинула голову, глаза вспыхнули, как ледяные звёзды. — Ты ведь знаешь, как я ненавижу их!

— Ты несправедлива...

— Это я-то несправедлива?! — Голос девушки раскололся, словно тонкий лёд под ногами. — Ты никогда меня не поймёшь. Никогда.

— Быть может, потому что ты никогда не рассказывала мне, ПОЧЕМУ?!

Тишина. Изабелла застыла, будто её пригвоздили к месту. Аэлина нечаянно наступила на запретное — на то, что годами гноилось внутри, сжигало изнутри.

— Т-тебе мало того случая, когда... — голос Изабеллы дрогнул, стал тише, словно она боялась, что само воспоминание может её сжечь. — Когда огневик сжёг пол-техникума? Когда он убил стольких магов? А если бы МЫ оказались на их месте?!

— Изабелла, это было давно...

— Но каждый год мы пускаем светлячков в их память! — она почти закричала, но это был не гнев. Это была боль. — Огневики НЕ меняются. Они не могут быть хорошими. Они — гниль. Они...

Сангреаль замолчала, сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони.

Пока преподаватели спорили во дворе техникума, Адди изо всех сил дергала ручку чужой комнаты. Дверь с грохотом открылась, и Адди влетела внутрь, кубарем прокатившись прямо к ногам Сайласа.

— Ты жив! — выдохнула волшебница.

— Я знал, что ты придёшь... — улыбка мага была больше похожа на оскал.

Адди подползла ближе, отодвинула окровавленную рубашку — и застыла. Перед ней было не тело — а карта пыток. Глубокие шрамы, следы швов, багровые синяки, свежие ожоги — точные, как отпечатки пальцев, но... слишком большие, чтобы быть человеческими. Кто-то играл с ним, как мясник с тушей.

— Это те твари сделали? — её голос дрогнул. — Как ты вообще выжил?!

Девчонка потянулась к одному из ожогов, но Сайлас вдруг вздрогнул, забился в конвульсиях.

— УЭЙНХАРТ! — его голос сорвался на скрежет. — ДАЙ МНЕ СВОЕЙ КРОВИ! БУДЬ... ТАК ДОБРА...

— Ч-что, прости?! — волшебница отпрянула. — В табло тебе дать, а?!

— НЕ ВРЕМЯ ПРЕПИРАТЬСЯ! — он зашипел, хватая её за запястье. — ТЫ ЖЕ ХОЧЕШЬ ЗНАТЬ, ЧТО ПРОИСХОДИТ? КТО ЖЕ ТЕБЕ РАССКАЖЕТ, ЕСЛИ Я СДОХНУ?!

Она вырвалась, откатилась назад. Колдвейн прав. Но с другой стороны... Тот, другой — тот, что во сне, тот, что пытался её убить — он тоже знает ответы. Но кому доверять? Ублюдку, который сейчас корчится перед ней? Или тому, кто рвёт её сны на части?

— Почему я должна тебе верить? — её голос стал тише, но в нём зазвучала сталь. — Ты выглядишь так, будто продал бы душу за глоток воздуха. Что помешает тебе предать меня, как только получишь, что хочешь?

Сайлас замер. Потом медленно, с трудом приподнялся, опираясь на стену.

— Ничего, — прошептал он. — Ничего не помешает. Но у тебя нет выбора. — маг скривился от боли, но его голос звучал резко, почти презрительно. — Что, думаешь, цепочник тебе всё расскажет? Серьёзно? Ну ты и дура!

Адди замерла. Её мысли метались:

«Как моя кровь поможет ему? Почему я должна верить ему? А если это ловушка?»

— Вкратце. Что происходит? — выдавила она сквозь зубы.

— ЭТО ТЫ ТАК РЕШИЛА ОТПЛАТИТЬ МНЕ ЗА СПАСЕНИЕ ТВОЕЙ ЗАДНИЦЫ?! — голос Сайласа сорвался на хрип.

— Сейчас ты тратишь своё время. Рассказывай, либо я палец о палец не ударю, чтобы помочь тебе.

Лицо Сайласа исказилось. Глаза, обычно холодные, теперь отражали такую боль и отчаяние, что даже Адди на миг дрогнула. Но она сжала губы, скрестила руки — её поза кричала: «Я не сдамся».

— Ты как-то связана с цепочником, с адом, — прошептал он, облизывая пересохшие губы. — Лимбы... это заблудшие души. Те, кто застрял между раем и адом. Никому не нужные. Забытые. А Джестер Хэйдзо...

Парень сделал паузу, будто боялся, что имя сожжёт ему язык.

— Он и есть цепочник.

Адди почувствовала, как пол уходит из-под ног.

— Ч...что? — голос звучал чужим, тонким, как треснувшее стекло.

Хэйдзо? Преподаватель философии? Тот самый улыбчивый, надоедливый... И вдруг — вспышка памяти. Серьга-полумесяц. Его взгляд, скользнувший на неё в темноте. Словно он знал.

— Нет... — вырвалось у неё. Но это было не отрицание. Это был ужас. Потому что где-то в глубине души волшебница чувствовала — это правда.

И самое страшное — она уже была в его игре.

Мысли в голове Адди кружились, как листья в урагане. Всё это звучало как бред — как страницы из какой-то безумной книги, которую ей вдруг вручили со словами: «Это твоя жизнь».

— Я так понимаю, ты не в курсе, кем являешься, — прохрипел Сайлас, его голос был хриплым, словно сквозь зубы.

— О чём это ты?! — Адди сжала кулаки.

— Дай мне своей крови, и ты узнаешь немного больше. Ну же, я ведь могу прямо сейчас умереть у тебя на глазах. Тебе совсем плевать?

— Говори.—  девчонка была так близка к разгадке, что готова вырвать её из него силой.

Но Сайлас лишь усмехнулся — и вдруг подул на один из своих ожогов. Кожа тут же почернела, будто обуглилась, и он застонал, но не от боли — от ярости. Его глаза сверкнули, когда он поднял взгляд на волшебницу.

— Что Джестеру от меня нужно? Почему его прозвали «цепочником»? Почему лимбы подчиняются ему?! — Уэйнхарт почти кричала. — КАК ТЫ СМОГ ВОЙТИ В МОЙ СОН?! КАК ОН СМОГ ВОЙТИ В МОЙ СОН?!

— А ты, чёрт возьми, ничего не ощущаешь с тех пор, как приехала сюда?! — прошипел маг. — Что силы, к примеру, прибавились? Что сны стали странными, реалистичными?!

Адди замерла. Потом сжала кулак. Разжала. И со всей дури врезала ему в лицо. Сайлас рухнул на ковёр, кровь из носа тут же окрасила серый ворс в алый.

— И вправду, силы немного прибавились, — констатировала она, разглядывая свою руку.

— Н-немного...? — Сайлас хрипло засмеялся, его лицо всё ещё было прижато к полу. — Ты даже не представляешь, на что способна...

Дыхание парня стало прерывистым, губы посинели от холода. Глаза закатывались, но он цеплялся за сознание, словно за последнюю нить. Перед ним плыл силуэт Адди — огненный, размытый, как видение сквозь дым.

— Адди... Кровь... Молю...

Волшебница разжала кулак. Сетчатый бинт сполз, обнажая свежие царапины. Капельки крови блестели в лунном свете. Комната вокруг них была словно застывшая декорация к магическому триллеру: полки, заваленные пыльными фолиантами. Разбросанные склянки с остатками зелий — багровыми, ядовито-зелёными, мутно-чёрными. Лунный свет, пробивающийся сквозь бордовые шторы, рисовал на стенах кровавые узоры.

Адди искала что-то острое. Нож. Кинжал. Всё, что можно использовать вместо ритуального клинка. Вдруг — прикосновение... Ледяные пальцы Сайласа Колдвейна обхватили её запястье. Он поднёс девичью руку к своим губам, вдохнул запах крови... и замер, будто опьянённый.

— Эй, какая мерзость! — девчонка дёрнулась, вырвалась, кожа на спине покрылась мурашками. — Ты что делаешь?!

Сайлас без сил рухнул на пол, но его глаза горели.

— В нижнем ящике... кинжал... — прошипел он. — Хватит копошиться...

Холодный металл кинжала лежал в ладони девушки, неестественно тяжёлый, словно выкованный не в этом мире. Лезвие искрилось в лунном свете, обнажая выгравированное солнце — символ, который заставлял её кожу покрываться мурашками.

«Что я делаю...»

Вдох. Выдох. Лезвие скользнуло по коже — быстрый, точный надрез вдоль ладони. Кровь хлынула густо, почти чёрной в синеватом свете луны.

Сайлас ахнул. Его пальцы впились в её запястье, притягивая рану к своим губам. Он слизывал кровь с жадностью, граничащей с безумием — язык скользил по ладони, зубы царапали кожу, словно он боялся упустить хоть каплю.

— Меня сейчас стошнит... — Адди попыталась отдернуть руку, но его хватка стала железной.

Маг даже не услышал. Его глаза... Они изменились. Зрачки расширились, поглотив радужку, стали огромными, чёрными, как бездонные колодцы. Дыхание участилось, губы дрожали. По телу пробежала дрожь — не от боли, а от чего-то другого. От экстаза.

— Продолжай отвечать на мои вопросы... — голос волшебницы прозвучал чужим, далёким.

Сайлас облизнулся. Кровь окрасила его зубы в алый.

— Ещё... — прошептал он, и в его голосе было что-то... ненасытное.

Колдвейн наклонился снова, но теперь его движения были медленными, почти чувственными. Кончик языка скользнул по ране, заставив Адди вздрогнуть. Она видела — он терял контроль. И ей стало страшно. Не потому что он мог убить её. А потому что в этот момент он выглядел...

...как одержимый.

Сайлас сел, облокотившись на кровать, его пальцы всё ещё дрожали от остатков экстаза. Кровь на губах блестела в полумраке, как тёмный рубин.

— Адди, ты никогда прежде не задумывалась, что ты «другая»? — его голос звучал сладко, почти игриво, но в глазах плясали опасные искры.

— Это и без моих думок очевидно, — огрызнулась она.

— Потому что ты — маг огня?

Тень пробежала по лицу волшебницы. Сайлас ухмыльнулся, обнажив зубы, на которых ещё алели капли её крови. Он говорил медленно, растягивая слова, будто наслаждаясь каждым её сомнением, каждой дрожью.

— Огневиков издревле презирают, — продолжал маг, его слова лились, как мёд, обволакивая, гипнотизируя. — Огонь своеволен, опасен, неконтролируем. Но что, если я скажу, что ты, Адди, куда хуже любого огневика?

— Хватит говорить загадками!

Колдвейн рассмеялся — низко, глубоко, как будто это была лучшая шутка в его жизни. Пальцы его нервно перебирали край одеяла, но в голосе звучала только уверенность, почти сладострастная.

— Джестер Хэйдзо и его лимбы хотят либо убить тебя, либо вернуть домой. Зачем он играет с тобой — мне неведомо.

— Домой? — не поняла та.

— Святые небеса... — парень закатил глаза, но в них читалось возбуждение, будто он наслаждался каждым её замешательством. — Я считал тебя смышлёной, а ты...

— Только скажи, и я подожгу тебя.

— Ладно-ладно, расслабься, — он поднял руки, но ухмылка не сошла с его лица. — Если вкратце — ты дитя огня и тьмы. В твоих жилах течёт кровь высших архидемонов. А Хэйдзо — тот, кому велено находить таких, как ты, и возвращать их домой, то есть в ад.

Колдвейн наклонился ближе, его дыхание обожгло кожу её шеи.

— Вторгаться во сны — это фишка демонов.

— Значит, ты...

— Нет, — резко оборвал он, и впервые за весь разговор его голос потерял сладость, став ледяным. — Тебе не нужно знать об этом.

Тишина. Только тяжёлое дыхание Адди и слабый хрип Сайласа, теряющего сознание.

— Меня удивляет, что ты не в курсе своего происхождения, — голос парня звучал приглушённо, словно сквозь вату. — Тебе почти семнадцать. Как тебе удавалось так долго скрываться?

— Ты сейчас смеёшься надо мной? — её голос дрогнул. — Я впервые слышу этот бред!

Или нет?

— По-твоему, это бред?

Адди замолчала. В голове что-то треснуло. Как будто лёд, сковавший её память, дал трещину. Мелькнули обрывки: горячее пламя, лижущее её пальцы. Глаза во тьме — красные, как её кровь. Чей-то голос: «Будь с ней...».

Но чем сильнее девчонка цеплялась за эти образы, тем быстрее они ускользали. Голова раскалывалась от боли.

— О чём ты думаешь? — Сайлас попытался приподняться, но его тело предательски ослабло.

Благодаря её крови, раны на его теле затягивались. Кожа стягивалась, будто её сшивали невидимые нити, с хрустом срастаясь. Он скривился, из горла вырвался стон — нечеловеческий, хриплый.

— Эй-эй-эй! — Адди поймала его голову, чтобы он не ударился. — Сайлас?!

Девичьи ладони прижались к его щекам. Рука Колдвейна дрогнула. Пальцы, холодные, как смерть, потянулись к её запястью, затем скользнули к лицу. К её губам.

Как будто маг хотел коснуться. Как будто хотел сказать что-то. Но не успел. Его рука упала. А на её губах осталось ощущение — лёгкое, как дуновение ветра.