Маленькая запись 8. Похороны
Надо же расписать, как проходили похороны, верно? Чёрт, это будет больно и, скорее всего, пару капель останутся невысохшими на этих страницах, но зато честно, искренне и, как сказал мне Георгий Михайлович, с выпуском моих эмоций.
Её тело накрыли простынёй, а нам дали успокоительное. Лизу направили в отдельную палату без соседей, заперев там, чтобы дать ей отоспаться. Нас же с Денисом увёл, как раз, Георгий Михайлович. Перехватив нас в том длинном коридоре, он взял нас за руки и повёл в свой кабинет.
- Как вы? – мы с Деном посмотрели друг на друга нечитаемыми взглядами и подняли их на психиатра. – Я понял, простите, странный вопрос. – я усмехнулся. Ещё какой...
В его кабинете мы сидели молча и почти не двигаясь. Действия лекарства справлялись прекрасно, но даже руку поднять было трудно. Я смотрел в одну точку и не моргал, пытаясь сделать вдох.
- Вам нужна помощь с похоронами? – спросил он так, будто это был риторический вопрос. Я едва заметно кивнул.
- Нам нужны деньги и ваше присутствие рядом. – сказал я, посмотрев на друга.
- Мы прекрасно понимаем, что денег на могилу, гроб, надгробие, отдельное и хорошее место на кладбище надо очень много, но оставаться перед вами в долгу не хочется от слова совсем, - продолжил мою мысль Денис. – Я и моя семья выделим часть денег. Столько, сколько сможем. Я их уговорю. А после того, как нас выпустят отсюда, я на подработку устроюсь. Да, знаю, что со справкой о том, что я был здесь, в психушке, много куда могут не принять, но я планирую сделать всё возможное... - далее я уже не слышал. Слова смешались в какую-то одну кучу, как и мысли, а глаза начали медленно закрываться.
- Хорошо, Денис, разберёмся с этим позже. Влад, - обратился он ко мне (и опять именно по такой форме имени). – Я достаю ручку и записную книжку. Будет мини-сеанс. Прости, что так внепланово, но так надо.
Кладбище, с которого я относительно недавно вернулся сегодня, и пишу это, даже не сняв с себя куртку и не переодевшись в домашнюю одежду, выглядело также, как и сейчас – кричащие чёрные вороны, постоянная тьма, отчаянные крики тех людей, кто уже похоронил своих родственников, падающий с тёмного неба снег, хрустящий под ногами, портреты, надгробия, кресты вокруг... короче, сплошная тьма.
Нас выпустили из этого здания еле как, в сопровождении с сотрудниками похоронной организации и Георгием Михайловичем. Лизу с собой мы решили не брать. Да и она бы вряд ли поехала, находясь в тот момент в "отходняке" после дозы успокоительного. Умолять нам выпустить нас пришлось долго. Очень долго...
Прощались мы минут 20, не больше. Я крепко обхватил её холодную, белую и с выпирающими костяшками руку, поглаживая большим пальцем по тыльной стороне и держа так всё время прощания. Я не плакал. Ни одной слезинки не скатилось с моих глаз. До сих пор не знаю, почему так. До сегодняшнего похода к своему психиатру я думал, что тогда это было из-за таблеток, но, оказывается, благодаря ним я просто убивал своего внутреннего демона, а не лечился.
Вытянув руку назад, психиатр остановил меня, собирающегося идти дальше, поперёк торса, возле ямы под гроб. Я сглотнул, вглядевшись в её дно. Как же это было всё жутко.
Мне приходилось хоронить своих родственников, и не раз, но тогда я был маленьким, 12-летним мальчиком с ещё не особо сформировавшейся психикой и каким-то своим мнением.
Мне было тяжело смотреть на то, как крышку закрыли прямо перед моим носом, как несли её коричневый гроб с небольшой примесью красного, как медленно клали его в эту дырку...
- Влад, - мужчина тронул меня за плечо, чтобы я хоть на секунду отвёл взгляд от этого не особо приятного процесса, сами понимаете, - вам с Денисом нужно взять руками вот это, - он указал на небольшую кучу рядом со мной, которой будут закапывать нашу лучшую подругу, - и пару раз кинуть вниз, хорошо? – кивнув, мы подошли и, взяв небольшую горсть мокрой земли вперемешку со снегом в руки, сжали её в кулаках и кинули вниз, уронив немного в полёте из-за поднимающегося ветра. Сделав так пару раз, мы выдохнули, подойдя ещё ближе и смотря на то, как люди в тёмной форме начали лопатами загребать землю из этой кучи и кидать вниз.
Снег начал лететь прямиком в наши лица, но сейчас на это глубоко плевать. Я будто не замечал совсем ничего, кроме звона лопат и гроба перед собой, который скрывался с каждым взмахом предмета. Георгий Михайлович встал рядом с нами, положив руки на наши плечи и сжав. Было тяжело.
Я всхлипнул, утерев слёзы рукавом куртки и, действительно оставив пару капель на листе дневника, написал:
я больше не могу. запись окончена.
- Пойду переодеваться, Лия. – сказал я лежащей в полудрёме на кровати белой кошке.