Кукольный Дом

— Вы пытались разобраться, почему превышаете дозу чаще, чем ваши коллеги? — высокая женщина, вытянутая, как струнка, и гибкая, как кошка, внимательно изучала лицо Кариссы.

Взгляд ведьмы по привычке исследовал обстановку и пастельно-розовые стены с проекциями картин, в основном, пейзажей, портретов и абстракций, которые она никогда по-настоящему не рассматривала: ее не интересовало искусство. Ее вообще не интересовало ничего, кроме бесконечных многотомников уголовных дел, которые она доставала из архива и изучала, пытаясь понять, почему детектив поступил так, а не иначе, и какие последствия это повлекло.

— Наверное, природная эмоциональность, — ответила ведьма после раздумий. Изначально она собиралась оправдаться «феноменом нулевого часа», когда ломка появляется раньше, чем наступает время принимать капсулы, но уже сидя в кабинете побоялась усугубить свое положение.

— И только?

Смотреть на доктора не хотелось, поэтому Карисса отводила глаза то на столик, то на потолок, то к окну. Среди коллег ходили слухи, что штатный психотерапевт — телепатка, и хоть сама она предпочитала в это не верить, но инстинктивно старалась не встречаться с ней взглядом, словно опасаясь выдать мысли. Пусть доктор и не могла скрывать принадлежность к нечеловеческому виду — закон это запрещал, — но нарушения нельзя было никак зафиксировать и доказать.

Кожей Карисса чувствовала пробирающий взгляд. Внеочередные беседы с терапевтом не смущали тех, кому нечего скрывать, но ведьму они заметно напрягали, и потому эта строгая женщина особенно внимательно изучала избегающие встречи зеленые глаза.

На сеансах внутри нее просыпалось чувство, закопанное под тремя слоями пыли, словно с ней что-то глубоко не так, и она никак не может стать частью чего-то — чего угодно: компании, семьи или всего общества. Порой Кариссе казалось, что она смотрит на мир через стекло. В шумных сборищах друзей — когда у нее еще были друзья помимо Эдиса — она не могла избавиться от чувства отчужденности, непричастности ко всеобщему празднику. Теперь это не имело значения, но именно в мягком кресле напротив доктора в ней поднимался нелепый страх, вдруг кто-то увидит, узнает, что она не та, за кого себя выдает. Однако же, за кого Карисса себя выдавала и кем была на самом деле, сама она предположить не могла.

— Бовио не выходит из головы, — осторожно призналась ведьма.

— Это приоритетное дело ликвидационной службы, — она участливо склонила голову.

— Нет, я имею в виду... Я прочла заключение криминолога. Судя по всему, она либо конченная садистка, как многие другие последователи Амоса, либо эти самые садисты обратили ее насильно, и теперь она воссоздает весь этот... процесс с другими жертвами. И чем больше лейтенант находит доказательств, тем больше мы склоняемся ко второй версии. То есть... даже если посмотреть на ее фотографии двадцатипятилетней давности... — Карисса на секунду сбилась, пытаясь подобрать максимально корректные слова, — жертвы внешне — буквально ее копии. И судя по дезорганизованности и жестокости, она серьезно больна.

Доктор кивнула, предлагая продолжать мысль.

— Судя по внешности, ее обратили лет в шестнадцать, скорее всего насильно и скорее всего крайне жестоко, — быстро говорила Карисса, — и спустя черт знает сколько времени она съехала с катушек и начала убивать подростков с той же последовательностью действий. Не знаю, почему, но я начинаю думать о том, что ей самой пришлось пережить.

Слова повисли в воздухе, и все портреты с проекций уставились на ведьму с немым удивлением. Она и сама не подозревала, что когда-нибудь произнесет такое вслух. Лицо доктора смягчилось, но сердце Кариссы забилось быстрее: она сказала слишком много.

— Сержант Сайел, внезапные всплески эмпатии — это нормально, особенно в подобных... противоречивых случаях. Если вы чувствуете, что не можете справиться с эмоциями, я увеличу дозировку в полтора раза, — за этим последовали слова, которые Карисса боялась услышать: — И поставлю вопрос о переводе вас в другой отряд.

— Это не совсем эмпатия, — она пыталась исправить ситуацию. — Я имею в виду... у меня нет эмоций, мешающих заданию. Меня раздражает то, что... раз это случилось с ней, значит кто-то не сделал свою работу. Какой смысл проводить профилактику преступлений среди собственных граждан, если в итоге к нам приезжают варвары с пустырей и начинают убивать? То есть... наша работа в глобальном масштабе бесполезна, если все правовые системы не действуют, как один организм. А это утопия. Я делаю все, что могу, но этого недостаточно, и никогда не будет достаточно. Нет. Никакого. Результата.

С моральным дискомфортом постепенно нарастал и физический: доктор вызвала ее так неожиданно, что Карисса даже не успела переодеть форму после тренировки. Теперь ей стало жарко, и хотелось поскорее уйти в душ. Броня ликвидаторов отличалась прочностью и эластичностью, но терморегулятор не предназначался для статичных состояний. Для патрулирования использовали стандартную форму, отличающуюся от полицейской только светящимися буквами на спине и минималистичным гербом. Для подавления беспорядков и демонстраций — экзоскелеты. Черная же грубая ткань, покрывающая ликвидатора с головы до ног, бронежилет, патронташ и остальная экипировка явно не подходили для сеансов.

— Вы ведете служебный дневник? — после долгой паузы спросила женщина.

— Мне нечего записывать, кроме того, что касается информации по делу, — в очередной раз повторила Карисса.

Она понимала, почему тратить время на записи, которые позже прочтет штатный психотерапевт, необходимо. Это помогало вовремя фиксировать «отклонения» — как говорил наставник, не дать крыше ликвидатора окончательно съехать от работы и таблеток. При этом «окончательно» он говорил со всей серьезностью, подразумевая неизбежность бесповоротных изменений в психике: тот же ПТСР считался обыденной профессиональной болезнью сотрудников Службы.

В левом углу, перед глазами Кариссы показался значок вызова от Сандра. Она пробурчала слова оправдания и с облегчением ответила:

— Лейтенант?

— В штаб, — лаконично приказал он.

Тон заставил ее вылететь из кабинета. Следом за звонком Сандра, через несколько секунд, пришел срочный вызов от оперативной группы. У выхода она столкнулась с лейтенантом. Он сказал, что отправил группу без нее: медлить было нельзя. Хлопнули двери ее машины.

Сандр построил маршрут, а Карисса завела двигатель и сорвалась с места, чуть не задев проезжающий мимо автомобиль.

— Ты можешь в это поверить?

— Мы ее еще не устранили, — спокойно осадил ее оборотень. — Мы сильно отстали от отряда. Вероятно, они закроют дело к нашему приезду.

Карисса тихо выругалась и поймала на себе удивленный взгляд.

— Я не горю желанием снова с ней встретиться, — признался детектив, — и ты не превращайся в трудоголика. Ты была у терапевта? Превышаешь дозу?

Она ответила коротким кивком.

— Тоже превышал в твоем возрасте. Держаться без таблеток проще, чем потом слезать с них, поверь мне.

— Проблема в том, что я должна быть с отрядом, а не с детективом, — Карисса попыталась оправдать перевозбуждение, которое не могли сгладить никакие препараты.

— Я тебя прикрою.

Фабрика была заброшена еще полвека назад во время последней волны некрии, как и все окрестности Нью-Альберты и других городов Южной Дакоты и Миннесоты. И несмотря на то, что вакцину, предотвратившую всемирную пандемию, уже изобрели, восстанавливать пригород правительство штатов не спешило. Территорию еще не оцепили: Карисса не заметила ни полиции, ни скорой. Она наспех припарковалась рядом с фургоном коллег.

Желтоватый рассеянный свет падал сквозь запыленные стекла на пол, усеянный осколками плит, обломками кирпича, кусками жженного пластика и песком. Место, где должен был находиться лифт, устремляло на ведьму черный зев грязной шахты. Тонкие нити паутины свисали с балок над головой, почти касаясь волос.

По дороге они надели шлемы и, достав оружие, взбежали по лестнице. Шаги эхом отдавались от стен заброшенного здания. Карисса сама замедлилась и жестом остановила Сандра.

— Ты видишь движение? — спросила она, рефлекторно понизив голос, хотя шлем поглощал звуки.

— Только наше с тобой.

Ведьма и сама видела следы на лестнице и не успевшую осесть пыль. Сандр поднялся и заглянул внутрь помещения. Не говоря ни слова, он дал Кариссе пройти. Она оцепенела, не переступив порога.

Окна были занавешены, поэтому помещение оставалось темным. Через дыры от пуль в драпировках лился яркий солнечный свет. Доисторический конвейер накрыли белым покрывалом, которое со временем приобрело серый оттенок, а сейчас окрасилось в бордовый цвет. К горлу подступила слюна, казалось, с привкусом крови.

— Весь отряд, — ужаснулась она, пока шлем распознавал человеческие фигуры и считал их количество.

Чем дольше Карисса осматривала помещение, тем меньше надежды оставалось. Только в самом углу, под двумя бездыханными телами слабо билось сердце единственного выжившего.

— Один живой в углу, — сообщила она и двинулась к нему, уверенная, что нашла раненую Бовио.

Ноздри раздувались от холодной сосредоточенности, пока Сандр неслышно, как умеют только оборотни, подходил к углу. Неожиданно он остановился и опустил оружие.

— Не она.

С содроганием отодвинув в сторону мертвого ликвидатора, они быстро извлекли тело. Выживший был светловолосым мальчиком лет пятнадцати, невредимым: экран показывал почти стопроцентную целостность тканей. Он шевельнулся и поднял невидящие алые глаза на Кариссу.

— Он обращен, — ведьма отшатнулась и рывком наставила на него пистолет.

Сандр мгновенно заломил ему руки. Карисса ожидала, что мальчик накинется на нее и лейтенанта, но он вполне осмысленно оглядел помещение и себя.

— Его обратили не больше пары дней назад, — настороженно проговорила она, всматриваясь в кислотно-яркие радужки, характерные для новообращенных.

Они оба понимали, что это значит: мальчик еще не мог контролировать себя. Он должен был кидаться на них, теряя голову от жажды крови, которую его организм еще не мог усвоить. Юноша тем временем даже не делал попыток высвободиться, лишь блуждал по темному помещению широко раскрытыми от шока глазами. Чужая кровь забрызгала синий свитер и светловолосую голову, но губы и руки оставались чистыми, — вероятнее всего, он не имел отношения к бойне.

— Какое сегодня число? — он в замешательстве поднял глаза на Кариссу.

Она сильнее сжала пистолет, не в силах сдержать враждебность по отношению к предположительному потерпевшему из-за накаленных нервов и его странного, абсолютно непредсказуемого поведения.

Послышались сирены «скорой помощи». Карисса переглянулась с Сандром и легко коснулась шлема с левой стороны, чтобы поднять его и заговорить с мальчиком. Комната окрасилась в синий. Теперь, когда ведьма могла четко видеть сами тела, а не их подсвеченные очертания за экраном, она оглядела помещение, останавливая взгляд на каждом из шести ликвидаторов.

— Какое число? — повторил мальчик.

— Шестнадцатое февраля, — ответила ведьма и сделала знак Сандру, чтобы он отпустил новообращенного. Оборотень осторожно ослабил хватку и отошел на пару шагов, все еще оставаясь начеку. Карисса не опускала оружие, видя у мальчика лишь досаду и замешательство вместо ожидаемой реакции: должно быть, он все еще пребывал в шоке.

— Как тебя зовут? — ее тон смягчился до обычной осторожной интонации.

— Крис... Кристиан Дэвенпорт.

Мальчик сел на колени, с замешательством рассматривая свои руки и моргая, пытаясь привыкнуть к обостренному зрению.

— Ну и чувство юмора у его родителей, — выразил Сандр их общую с Кариссой мысль. Она бросила на него вопросительный взгляд, но он не видел его за шлемом. — Христофобы затравили бы его за одно только имя*...

* Christian буквально означает христианин.
Христофобы — ненавистники христианства.

Ведьма не ответила. Она лишь порадовалась, что выживший не слышит его слов.

Карисса вывела мальчика из здания, все еще держа оружие наготове. Он не мог ответить на вопросы, как попал на фабрику и что с ним произошло. По его словам, последнее воспоминание было связано с приютом, в котором он жил некоторое время после пятнадцати лет, после совершеннолетия. Он подтвердил, что на него напала Бовио и дал довольно точное описание ее внешности.

Когда они вышли на солнечный свет, мальчик согнулся, закрывая глаза руками. Губы растянулись в выражении боли, открывая неровные, еще не заострившиеся зубы. Спустя минуту он оторвал ладони от глаз, все еще сильно щурясь и часто моргая. Из-за головокружения, он мертвой хваткой держался за предплечье ведьмы и шел медленно, дрожа всем телом от слабости. Она через рукав чувствовала горящую в лихорадке ладонь. Полиция окружила здание. По окрестностям раздавалось эхо приказов. Карисса постаралась как можно спокойнее рассказать начальнику полиции, что произошло внутри, а Сандр начал опрашивать мальчика согласно инструкции.

На нем не обнаружили ни царапины, не считая следов удушения и укуса на шее. До обращения он был колдуном, причем чистокровным. Обычно способности к магии проявлялись у ведьм в шести-семилетнем возрасте, но Кристиан оказался одним из магов, унаследовавших от родителей синдром замедленного магического развития, что и спасло его: не успевшие мутировать клетки не вступили в борьбу с вампирским ядом, и обращение прошло почти так же безопасно, как и для человека.

Ведьма не слушала объяснения парамедиков, так как сама была подвержена синдрому и знала детали. Вместо этого она разглядывала мальчика. Сандр проследил за ее взглядом, когда работники «скорой» разошлись.

— Лучше бы вампирша его добила, — заметил оборотень. Карисса удивленно обернулась к лейтенанту. Она не могла привыкнуть к редким проявлениям профессионального цинизма. Он развел руками, будто объяснял очевидные вещи. — Его обратили по третьей линии, по линии Амоса. Его всю жизнь будут считать животным. Садистом. А жизни у вампиров долгие. Поверь мне, я оборотень и в курсе, что такое дискриминация, — Сандр невесело усмехнулся.

Карисса с непониманием взглянула на него: она знала, с каким подозрением относятся к тем, чья «кровная линия» восходит к Третьему Создателю, большинство из которых в лучшем случае — последние сволочи, в худшем — маньяки вроде Бовио, но последние слова ее заметно смутили.

Одна сторона тела и одежды новообращенного была покрыта засохшей кровью, то ли его собственной, то ли другой жертвы. Свежие брызги принадлежали ликвидаторам. Мальчику пытались всучить пакет заменителя крови, но он упорно отказывался пить, с отвращением глядя на переливающийся в солнечных лучах пластик и темно-красную жидкость внутри.

Ведьма отвернулась, глубоко вдыхая свежий морозный воздух. Только сейчас она поняла, что именно там случилось. Комок подкатил к горлу при мысли, что ее коллеги, которые были живы еще пару часов назад, уже никогда не заговорят с ней. Карисса мысленно приказала себе успокоиться и снова потянулась к внутреннему карману куртки — та самая лишняя половина дозы. Вскоре от минутной скорби остались только досада, злость на вампиршу и на себя за проявленное буквально час назад сочувствие к этому чудовищу.

— То есть, — начала Карисса дрожащим голосом, чтобы отвлечься от мыслей, — Бовио пряталась на заброшенной фабрике с жертвой, причем, заметь, первой жертвой мужского пола, перебила целую группу оперативников в форме и в шлемах за несколько минут, пока не приехали мы, и успела скрыться? — ведьма шепотом выругалась. — Каким образом?

— Начинаю убеждаться, что у нее есть соучастники, — ответил Сандр. — Хотя дезорганизованные серийные убийцы, как Бовио, редко работают в группе.

— Может, это вообще не она?

— Начальство уже просмотрело записи со шлемов. Это она. Она одна. Вопрос в том, как она сбежала с фабрики, если на снегу даже следов нет?

— Значит надо искать ведьму или мага, которые умеют телепортироваться?

— Да, — Сандр одобрительно кивнул. — Телепортироваться и заметать за собой магические следы.

Ведьма осмотрела невозмутимого лейтенанта с ног до головы и, подавив укор, произнесла ровным тоном:

— Ты очень спокоен.

Оборотень опустил к ней взгляд и грустно улыбнулся.

— Сейчас не время скорбеть, — он приобнял ее за плечо. — У нас для этого будет бессонная ночь.