Бессердечный

  Беспроглядные пасмурные серые тучи уже как целую неделю застыли на небе без всякого движения. Влажные туманы, окутывающие улицы, в Тэнебрисе никого не удивляют со времен основания. Солнечные же деньки сродни Новому году, такое же счастливое и нечастое событие. Это лето, как, впрочем, и всякое другое, было похоже на осень, – такое же дождливое, меланхоличное и серое. На улицах не встретишь радостное или даже улыбающееся лицо. Старожилы городка спокойно доживают свой век, а молодежь находится в постоянных поисках какого-нибудь занятия. Только вот век все никак не доживается, а занятия все не находятся. И так продолжается из года в год. Тэнебрис, как город, однажды основался, разросся и остановился в своем нынешнем виде, уже давно ничего нового не строилось и не менялось. Скука завладела всем в городе. Однако, есть те, кто оказался способен с ней бороться.

На главной улице Тэнебриса проживают родовитые и знатные семьи. Вот где жизнь кипит ключом. Каждый день в каком-то из шестнадцати домов случается повод устроить бал, званый вечер, банкет, встречу клуба и массу других мероприятий. Только двери восьмого дома закрыты для любых посещений и торжеств, но об этом еще предстоит рассказать.

К слову, посещать торжества богатеев могут только такие же богатеи, простой народ, разумеется, к таким увеселениям не пускали. Кто-то с этим смирился, а кто-то продолжал искать все более и более изощренные способы тайного проникновения. В прочем это редко кому-то удавалось, но надежда, как говориться, умирает последней. Поэтому в отместку за такую элитарность, остальные граждане Тэнебриса, не проживающие ни в одном из шестнадцати домов, прозвали главную улицу улицей «Толстых карманов». Так теперь она и зовется уже какое десятилетие. Настоящее название давно поросло архивной пылью, но восстанавливать его никому не было нужно. Даже толстым карманам.

Сегодняшним вечером как раз намечался званый вечер в одном из особняков улицы, в четырнадцатом. В нем проживает премилое семейство Даминых. Празднество организовывалось в честь предстоящей помолвки одной из трех дочерей. Удивительно, что у каждого такого вечера всегда был какой-то повод. Неужели у богачей столь насыщенная жизнь? Уже с самого утра весь Тэнебрис знал о помолвке у Даминых. Знал ли об этом сам жених, правда, неизвестно. Но какое это имеет значение, когда снова намечаются горы всевозможных угощений, вина и шампанского? Приготовления к торжеству кипели у всех, даже у тех, кто на него, в общем-то, и не собирался. Странный все-таки этот город, Тэнебрис. Не поймешь, люди то умирают от скуки, то радуются мероприятиям, на которые не приглашены.

К семи часам вечера в дом Даминых начали съезжаться гости. Экипажи не находили себе места, вся дорога была забита каретами и различного рода колясками. Кое-где мелькали недавно появившиеся автомобили. Они еще не пользовались большим спросом, разве что у самых богатых, остальным только и оставалось, как молча завидовать и глотать пыль.

Гостей встречали у порога хозяева, приветствуя каждого поклонами, улыбками и поцелуями в обе щеки. Вот по лестнице спустилась и сама виновница торжества. Стройная девушка, лет девятнадцати в пышном бордовом платье. Локоны ее блестели на свету, плавно спускаясь на оголенные плечи. Девушка грациозно, как лебедь, плыла по ступенькам, улыбаясь всем приветливой улыбкой. Собравшиеся смотрели на нее заворожено. Бал начался с танцев. Всюду разливалась музыка и шуршание пышных юбок. Кавалеры приглашали дам на танцы, а уже немолодые и уставшие от всевозможных пируэтов были увлечены светскими беседами. Все девушки нехотя принимали приглашения юношей, ведь все ждали только одного кавалера, который, как назло, и не торопился появляться. Он никогда не приходил к самому началу, а, как всегда, ближе к концу, когда все уже успели оттанцевать себе ноги, набить живот разнообразными блюдами и выпивкой, вдоволь наговориться и проиграть в карты половину своего состояния. Когда же всё это случилось и на этом балу, тяжелые двери распахнулись. Он вошел. Тот самый владелец восьмого особняка. Грациозный и прекрасный, одетый как всегда безукоризненно. Дорогие ткани одежды, не менее дорогой парфюм. Пронзительный и цепкий взгляд янтарных глаз. Густая темная шевелюра. Недостижимая мечта, как искушенных светом барышень, так и тех, кто только ему открылся.

На секунду все движение в зале остановилось, замерло. Присутствующие старались держаться как можно естественней, не смотреть в его сторону, словно его появление не произвело совершенно никакого впечатления, однако обстановка стала немного напряженней. Когда молодой человек подошел к столовому буфету, все немного расслабились, и бал продолжился в обычном своем течении. Налив себе в бокал красного вина он повернулся к залу, внимательно рассматривая гостей. Его хищный взгляд падал на девушек, мягко перескакивая с одной на другую. Тут ему бросилась в глаза молоденькая особа, стоящая в одиночестве на балконе. Она была одета в непышное изумрудного цвета платье с рукавами до локтей. Кисти ее рук были спрятаны в короткие белые перчатки, в коих покоился закрытый бежевый веер. Девушка стояла, облокотившись на перила, и, как заключил юноша, скучала. Он поставил бокал на стол и направился к балкону. На улице было уже темно, лишь проникавший с зала свет освещал его пространство.

– Почему такая прекрасная девушка проводит время в одиночестве? – спросил у нее молодой человек, также облокачиваясь на перила. Девушка довольная тембром знакомого голоса повернулась к собеседнику и расплылась в улыбке.

– Ох, Глен Леви, это вы! Рада вас здесь сегодня видеть. Я уж думала, ничто не сможет скрасить этот скучный вечер. Дамины в своем репертуаре. Кстати сказать, жениха я так и не видела сегодня. Какая же это помолвка? Тоска смертная, не знаешь, куда себя деть, даже на балконе ни от кого не скрыться.

– Так мне уйти? – спросил Глен, поворачиваясь к выходу, впрочем, уже предугадывая отрицательный ответ.

– Ну что вы, Глен! Я совсем не против вашей компании, наоборот, она мне очень приятна.

– Рад слышать, – слегка улыбнулся он. Было больше похоже на едкую ухмылку, но его собеседница этого не заметила, проваливаясь в бездну его янтарных глаз. – Не напомните ваше имя? Мое, вам, как оказалось, уже известно.

– Да кто вас может не знать? Ваше имя известно всем и каждому в это городе. Что до меня, то мое имя Александра Росси. Хотя я предпочитаю, когда знакомые называют меня Сандрой.

– Очень рад нашему знакомству, – Глен легким движением поднял ладонь девушки и привлек к своим губам. Сандра спрятала довольную улыбку, медленно размахивая перед лицом полураскрытым веером. Аромат ее парфюма, подхваченный потоком воздуха, долетел до носа Глена, что, как думала девушка, делает ее в его глазах очень соблазнительной. Однако молодой человек еле сдержался, чтобы не поморщится. Ему не нравился такой приторный запах. «Словно шлюха в борделе» – промелькнуло у него в голове. – Так значит, вам надоел сегодняшний вечер? Неужели ваш кавалер не смог вас развлечь?

– Я пришла сегодня без сопровождения. Не нашлось достойного кандидата, поэтому приходится коротать время в одиночестве.

– В самом деле, никого во всем Тэнебрисе? – удивился Глен. Наигранно. И снова это ускользнуло от недалекой Александры.

– В самом деле, никого, – повторила девушка. – Разве что вы, Глен, но боюсь, в таком случае уже я буду для вас недостойной кандидаткой в спутницы.

– Ну, зачем же вы мне льстите, Сандра! ... Хотите, я покажу вам нечто весьма занятное? – продолжил он с заговорщицкой улыбкой, придя к выводу, что больше распинаться перед этой особой нет никакого смысла.

– Извольте. Надеюсь, вы меня не разочаруете, – ответила девушка, продолжая размахивать веером.

– Ни в коем случае. Но лишние взгляды нам ни к чему, – Глен направился к выходу и закрыл двустворчатые двери балкона.

Через пару минут он, как ни в чем не бывало, снова появился в бальной зале. Сандра же покинула балкон через некоторое время спустя. Лицо ее не выражало абсолютно никаких эмоций, а глаза потеряли естественный блеск. Она медленным, совсем не свойственным ей вялым шагом подошла к мягкому бархатному дивану и аккуратно села, не отдавая себе отчета в своих действиях.

– Что с тобой, дитя? Тебе нездоровиться? – спросила у нее пожилая дама, сидящая на этом же диване.

– Нет, все хорошо. Я просто устала, наверное, – отчеканила ледяным голосом Сандра, глядя куда-то в сторону. Старушка, разглядывая девушку поверх своих круглых очков, немного удивилась такому холодному ответу.

– Тебе стоит поехать домой. Эта шумный вечер может пагубно повлиять на твое здоровье.

– Да, вы, наверное, правы. Пойду искать свой экипаж, – ответила она, поднимаясь с дивана подобно тряпичной кукле, которую кто-то дергает за ниточки.

В это время Глен снова подошел к буфету и взял свое недопитое вино.

– Так вот ты где! А я тебя везде ищу! – задорно воскликнул, подходящий к нему Эмин Гвидо. Лицо юноши сияло радостью и счастьем от встречи с другом. – Вечер скоро закончится, а ты только соизволил появиться.

– Поверь, я ничего не пропустил. Все балы одинаковы по своей сути, – хмуро ответил Глен, поднося бокал к губам. Гвидо уже давно привык к такой манере его речи и не обижался. Он не мог вспомнить случая, когда Леви был более эмоциональным, и когда улыбка украшала его лицо. Искренняя улыбка.

– Ну не скажи. Порой и различаются чем-нибудь. Видел здесь кого-нибудь интересного?

– Свое отражение в этом бокале, – Глен приподнял его и снова пригубил свой излюбленный напиток.

– Какой самодовольный, – сморщился Эмин, не ожидая от друга чего-то иного. – А я такую девушку сегодня видел! Прекрасная, как белая роза. А какая улыбка! А глаза!

– Ты говорил с ней?

– Нет, не подвернулся случай. Она такая величественная, что я даже немного оробел перед ней. Такая изящная, такая...

– Как ее зовут, ты хоть удосужился узнать? – прервал восторженные речи Эмина Глен.

– Да, ее зовут Александра Росси, – когда Гвидо это произнес, ему показалось, что его друг закатил глаза.

– Она предпочитает, когда ее называют Сандрой.

– Откуда ты знаешь? Ты знаком с ней? – удивленно спрашивал Эмин, полностью поворачиваясь к Глену всем корпусом.

– Не сказал бы. Сегодня мне удалось с ней немного поговорить.

– И что? – спросил его друг в нетерпении.

– Ничего. Она тебе не подходит.

– Тебе-то откуда знать, подходит она мне или нет? Будто много понимаешь!

– Побольше некоторых уж точно. Она не такая, какой кажется на первый взгляд. А такой наивный дуралей, как ты, и с десятого не поймет подвоха. Не стоит тебе даже сближаться с этой Росси.

–И давно ли ты стал экспертом в людских душах? – в голосе Эмина сквозила обида.

– Порядочно.

– Нет, ну ты, будь добр, скажи, с чего такие выводы об Александре?

– С того, что я не обязан перед тобой тут распинаться, что да как. Я сказал: держись от нее подальше.

– Будто у меня есть основания тебя слушать! – Эмин начинал злиться.

– Это дело твое, мое лишь сказать. Ослушаешься, значит, мне стоит перестать считать тебя здравомыслящим человеком.

– А ты разве когда-то считал?

– Не привык наделять людей качествами, которыми они не обладают, – ответил Глен, поставил пустой бокал на стол и направился к выходу из залы.

– Уже уходишь? – крикнул ему вдогонку Эмин.

–Да. Некоторые персоны изрядно мне надоели, – он лишь едва обернулся, прежде чем окончательно скрыться в толпе.

– С тобой просто невозможно нормально разговаривать, Глен Леви! С каждым разом ты все заносчивей и заносчивей. И почему я вообще с тобой дружбу вожу? ... Еще увидимся! – Эмин издал смешок и направился в другой конец залы к своим старым знакомым. Он не обижался на друга. Никогда. Нельзя обижаться на человека за то, какой он есть, а другого Глена Леви не знал ни Эмин, ни весь свет.

А он тем временем уже шел по ночной улице в сторону своего дома, шурша гравием. В отличие от всех гостей, он приходил на званые вечера пешком. Глен не считал нужным запрягать свой экипаж, чтобы проехать какие-то пару метров. На улице было прохладно, поэтому он поплотнее запахнул свою накидку. Шел он быстро, смотря под ноги. Пройдя по дорожке своего двора, Глен распахнул твердым движением рук двустворчатые двери и вошел в дом.

Особняк его был построен в классическом стиле, спокойный бежевый цвет отделки стен, античные белые колонны, занимавшие весь первый этаж, высокие большие окна. Всего же этажей было три. На первом располагался большой холл, переходящий в гостиную и небольшую кабинетную зону. Через гостиную можно было попасть в коридор, разделяющий левое и правое крыло. Левое крыло отдано под буфетную и кухню, из которой также можно было попасть в погреб. В правом крыле располагался бальный зал, который разделял функции столовой. Также здесь, у французских окон располагалась зона отдыха с небольшими диванчиками и кофейным столиком. Второй этаж особняка отдавался под жилые комнаты. Левое крыло для слуг, правое для гостей, которых, в принципе никогда и не было. Третий же этаж был в полном распоряжении хозяина. Здесь была его комната и комната его родителей, ныне пустующая, просторная площадка и дверь на балкон, выходящий на передний двор. В центре площадки стоял черный рояль, на котором Леви иногда играл, если у него было или же не было настроения.

В холле особняка Глена встречали служанки. Сестры-близнецы: Руфина и Фонита, по наивности нанявшиеся работать в этот дом. Они были молодые, еще не раскрывшаяся в полной мере их красота пряталась за черной униформой и белым фартуком. Когда-то давно пришедши в этот дом, они думали немного поработать, а поднакопив достаточно средств найти себе место получше. Но так сложилось, что, случайно проникнув в тайны хозяина, сестры были поставлены перед выбором: уйти, но принять известную только им участь или остаться в доме нетронутыми со всеми удобствами, вечно храня секреты хозяина. Наказание было для сестер ужасающим, поэтому они приняли решение остаться и молчать. В особняке Леви Руфина и Фонита, вопреки ожиданиям, жили, ни в чем себе не отказывая. Они получали большие средства на личные расходы, красивые наряды и подарки, а о таком уж точно не могла мечтать прислуга в других особняках. Поэтому оставшись, они приняли правильное решение, хоть сначала сестрам так и не показалось. Глена Леви они боялись страшно, и никакие подарки не смогут это изменить. Уж очень ужасны были его секреты, чтобы забыть их при виде шелковых платьев и золотых украшений.

– Здравствуйте, господин Леви, – поклонились обе служанки, встречая его у дверей.

– Уборка? – спросил он, не здороваясь.

– Все вымыто и вычищено до блеска, – продиктовала ежедневную фразу Руфина.

– Кучер?

–Сегодня чистил экипаж, а вечером ушел домой.

– Гости? – снова спрашивал Глен, садясь на диван в гостиной. Служанки нога в ногу подошли ближе к нему.

– Никого не было за все ваше отсутствие, как и всегда – говорила Фонита.

– Чулан?

–Заперт. Никто не заходил в него, как вы и велели.

– Замечательно. На сегодня можете быть свободны, – холодно изрек Глен, махая сестрам кистью руки, чтобы те побыстрее ушли к себе.

– Приятного вечера, – они поклонились и отправились к лестнице на второй этаж. Подождав, пока шаги стихнут, Глен подошел к письменному столу и взял стоящий на нем керосиновый медный фонарь. Затем он снял с шеи, висящий на тонкой серебряной цепи, резной ключ и подошел к чулану, дверь которого располагалась под лестницей с левой стороны, особо не бросаясь в глаза. Войдя в темное пространство чулана, Леви снова на ключ запер дверь. За ней раздавались спускающиеся по лестнице шаги, а затем все звуки прекратились.

Из чулана Глен вышел после полуночи, когда лунный свет бродил по стенам, проникая сквозь окна. Поднявшись в свою комнату он, не раздеваясь, упал на кровать и уснул.

А пока хозяин дома погрузился в морфеевы чертоги, стоит рассказать о нем немного больше. Глен Леви – хозяин восьмого особняка, самого богатого и роскошного с виду, внутреннее же убранство было скрыто от любопытных глаз. Гостей хозяин не принимал никогда. За исключением Эмина Гвидо, который приходил без разрешения, как бы Глен на него не ворчал. От роду ему было двадцать шесть лет. Роскошный дом и все прилагающееся наследство, включая доходы, Глену достались от покойных родителей, как единственному наследнику. От матери Глен был наделен густыми каштановыми волосами и золотисто янтарными глазами. От отца же он получил слегка выпирающие скулы, острый подбородок, умение превосходно одеваться и любовь к красному вину. Его необычайная красота привлекала внимание многих девушек, но не все из них решались первыми завести с Леви разговор, в виду его холодности и некой отстраненности от общества. Им восхищались и одновременно боялись. Он был постоянным и желанным гостем во всех особняках. Ни одно пышное и важное мероприятие не проходило без Глена. Все ждали, когда же и он организует в своем доме званый вечер, и ломали голову, почему же двери его дома по-прежнему закрыты ото всех. Глен был скрытен, увидеть его можно было только на тех самых балах и нигде больше. Все остальное время он проводил дома, занимаясь доходными делами, или же отправлялся в горы, которые почти окаймляли весь город. О таких вылазках Леви, разумеется, никто не знал. У него было любимое место – высокая маленькая площадка, на краю которой росла могильная сосна, вся скрючившаяся будто от сильной боли. Юноша любил сидеть там часами, о чем-то размышляя. Вся личность Глена окружена сплошными тайнами и загадками. Каких только слухов не ходило вокруг него. За его спинами постоянно шептались, он был объектом частых обсуждений, особенно у девушек. Самый завидный жених Тэнебриса, как никак! Об этом звании Глен прекрасно знал и никак на него не реагировал. Ему было все равно, тем более он не спешил обременяться узами брака. Однако на балах он общался исключительно с прекрасным полом, выбирая только одну за весь вечер. Всегда только одну. Разговорив девушку, он отводил её в место, скрытое от посторонних глаз и сразу же после таких уединений Глен покидал торжество. Так было на каждом вечере и балу. Девушки, которые проводили с ним время наедине, на многочисленные расспросы отвечали неоднозначно и совершенно безэмоционально, а в глазах их читалась странная отстраненность и равнодушие. От них нельзя было и слова добиться, что безумно раздражало завистниц. Что это они молчат, как рыбы, им же интересно знать!

Посещать балы Глен стал все чаще после смерти родителей. Он похоронил их на тэнебритском кладбище под раскидистой ивой. На могилу отца Глен регулярно приносит цветы, а на плиту матери, едва ли может раз в год подкинуть подснежник, и то кем-то истоптанный. Чем она ему так при жизни насолила, знал только он сам.

В первые три года своего сиротства Леви путешествовал по миру. Посетив большое количество стран, он вернулся в Тэнебрис, и единственным его развлечением, как думали многие, стало посещение балов. Жил он, как упоминалось, один, в огромном особняке. Прислуги у него было мало – две служанки и кучер. У других жителей улицы «Толстых карманов» число прислуги могло переваливать за сорок. Глен же не выносил большого скопления людей у себя дома. Он считал что, чем больше всякого сброда будет околачиваться вокруг тебя, тем больше будут о тебе болтать и наверняка узнают твои секреты, которым огласка вовсе ни к чему. Ну о нем и так достаточно болтали людские языки, однако разобраться в его таинственной личности не удавалось никому. Это и раздражало, и интриговало.

Единственным человеком мужского пола, с которым общался Леви, был Эмин Гвидо – молодой человек младше его на три года. Темно-русые волнистые волосы, отдающие голубизной глаза, родинка на щеке, прямая осанка. В его внешности не было ничего примечательного. Он был красив, но с Гленом ему не тягаться, как считали все женщины Тэнебриса, коим доводилось их видеть вместе. Эмин был счастлив называть его своим лучшим другом, которому рассказывал обо всем, что происходило в его жизни. Он был перед Леви как открытая книга. Глен же в свою очередь предпочитал слушать, нежели говорить. Своим другом он Эмина особо не считал, так, собеседником, с помощью которого можно скоротать время. Эмин ничего не знал о своем друге, хотя ему казалось, что он знает его лучше, чем кто-либо другой. Их встречи происходили в основном на балах и в особняке Глена. Где живет Эмин, он не знал, да и не интересовался. Их дружба началась очень давно, и уже никто не смог бы вспомнить обстоятельств их знакомства. Леви уже привязался к своему приятелю, и встречи с ним воспринимал как нечто само собой разумеющееся, но если они вдруг прекратятся, то он не будет особенно горевать. Гвидо ужасно гордился своей дружбой с городской загадкой, Глен же в свою очередь посмеивался над его наивностью и простотой души, каждый раз называя его все новыми и новыми прозвищами, на которые «наивный дуралей» никогда не обижался.