Двуликие

Глаза медленно разжались, сердце бешено стучало, а лёгкие будто наполнились кипятком. В окно постучался сотрудник полиции, попросил всех покинуть автомобиль, и я начала осознавать, что мы каким-то образом остались живы. Тело не слушалось, но кое-как удалось выкарабкаться на асфальт. Напротив красовался перевернувшийся, слетевший на обочину грузовик, звучали оглушительные сирены приближающейся скорой помощи. По лбу щекотливо скатывалась кровь, я несколько раз промокнула лицо бинтом, но с лица продолжало капать.

Руки сцепили наручниками, багажник и салон осматривали полицейские, расспрашивая о чём-то Самуэля; медики увезли пострадавшего водителя, даже не подходя к нам. Я внимательно следила за приятелем: он тоже паршиво себя чувствовал, был сам не свой, еле живой... Как и голова, сердце обливалось кровью от одной лишь мысли, что он мог умереть. Не говоря уже о степени моей вины в этом деле.

Меня уже хотели усадить и увезти, но держать в себе горечь стало невыносимо, — я слёзно вымолила пару лишних минут, чтобы принести самые глубокие извинения.

— Самуэль, прости. Прости, пожалуйста! Я не знаю, что мною двигало, не знаю, как мы умудрились спастись, причём, только благодаря тебе...

Даже не дослушав он прошипел: «Во-первых: меня уже давно зовут не Самуэль. Во-вторых: я не нуждаюсь в нелепых извинениях. И в-третьих: будь добра, укати подальше от этого места прямо сейчас, не задерживайся!».

— Нет, ты должен знать: я не хотела причинить вреда! Я прекрасно понимаю твою обиду, очень жалею обо всём и очень благодарна за то, что вырулил!

— Не пытайся завести со мной душевный разговор и не распыляйся на озвучку отстойных клише. Ты совершенно не представляешь, что я чувствую, потому что ставишь свои прихоти выше жизней других людей. Таким истеричкам никогда не понять нечто душевное, глубокое, человеческое!

Было очень обидно слышать в свой адрес такие оскорбления, но собеседник говорил на эмоциях, поэтому особого значения словам не придала.

— Просто знай: в трезвом уме и твёрдой памяти я бы никогда не подвергла опасности такого хорошего человека. У меня умерли родители! Вот почему... — Пришлось прервать речь, так как меня перебили.

— У меня тоже они погибли! Только я тогда не принял позицию вседозволенности и перенёс тяжёлый период жизни достойно. Правда, смириться не смог: начал расследовать причину смерти и, как видишь, здорово отхватил за это! Но не пошёл рушить чужую судьбу! А тебе... Лишь бы разбить, лишь бы ударить, упрекнуть, убить! Раньше думал иначе, но теперь вижу: тюрьма — твоё законное место.

За короткий промежуток времени подтянулась ещё куча полиции, а также несколько машин, включая одну серебристую, внутри неё виднелось знакомое уродское лицо. Все обернулись, обстановка накалилась. Пока люди не вспомнили, что меня пора уводить, я начала усиленно следить за Брендоном, было любопытно и что-то меня крайне смущало, он это почуял. Мы посмотрели друг другу прямо в глаза, на его лице возникла неестественная улыбка, а я, каким-то образом поняв, что сейчас совершится нападение, повернулась и крикнула Сэму уезжать.

С этого момента всё происходило, как в замедленном режиме, лишь мои мысли текли с привычной скоростью. Убийца мистически быстро вылез и зарядил пистолет, пока другие только начали движение. Он в очередной раз оскалил зубы и церемонно перевёл взгляд на Сэма, — вот тогда внутри всё действительно перевернулось: отключились мысли, зрение, слух... Осталось лишь сильнейшее чувство, благодаря которому люди сворачивают горы.

Когда прозвучал выстрел, время вернулось на свои круги, я очутилась на два метра левее, загораживая приятеля, и почувствовала резкий удар по груди: патрон попал прямо в сердце. За ним по близости ещё один. И ещё один. Было не ясно, как это произошло, но в сознании уже зазвучали прощальные мысли: «Столько не прожитых событий, ярких эмоций и планов... Совсем недавно я от них отреклась, ещё позднее опомнилась и начала ценить и жаждать сильнее, а теперь всё это не имеет смысла». Приятель меня подхватил и сберёг от очередного удара головой, хотя боли, на удивление, не было. Наверное, она терялась на фоне той, которую я испытывала уже несколько часов.

— «Надо же, как быстро всё может перемениться: буквально за день я прочувствовала всю градацию ценности жизни: от высочайшей, до полного нуля и отчаяния. И лишь один показатель на протяжении всего времени оставался неизменным: насколько она хрупка. Кем бы ты ни был, как бы ни мыслил, — всегда есть шанс умереть».

Раньше такие размышления меня нервировали, но сейчас безысходность лишь успокаивала.

— «Зато скоро увижу маму с папой, новых бед друзьям не натворю, да и собственные проблемы не надо решать, они уже кончились, эта финальная».

Пока полиция прикрывала нас и задерживала Брендона, я на последнем издыхании попросила Сэма завершить дело, затем в глазах начало стремительно темнеть. Что же будет дальше: выживет он, докопается ли до правды, чем окажется неприметная грязь из пробирок? — Я выхожу из игры.