Пролог
Австрия, октябрь 1848 год
Чернота вокруг освещалась бесформенными огненными призраками, которые мерцали на блуждающих факелах словно неупокоенные души умерших. Гарь от недавних взрывов и пожаров прожигала легкие при каждом новом вздохе. Но она не могла полностью подавить вонь запекшейся крови и горелой плоти погибших в этой войне. Казалось, что свежий морозный воздух – это далекие воспоминания прошлого.
Внезапно наступившая тишина давила, угнетала, безжалостно напоминая, что восстание закончилось. Все закончилось. Только не ее кошмар.
Влажные гранитные камни брусчатки упирались в спину девушки, лежащей на мостовой. Холод камней пробирался сквозь одежду, вызывая желание отдернуться от них, если бы только нашлись силы. Вязкая грязевая жижа, о природе происхождения которой даже не хотелось задумываться, размякла от прошедшего дождя и теперь обволакивала ее тело. Девушка смотрела вверх, пытаясь разглядеть сквозь дым развернувшуюся над миром бездну. Ее волосы, кое-где сожженные, спутались в паклю и слиплись в длинные сосульки, прилипнув к лицу. Некогда дорогое платье более походило на изодранные клочки засаленной ткани, с видневшимися на них размытыми пятнами крови; туфли – где-то потеряны во время того ада, который, казалось, никогда не закончится. Морозный ветер пробирал до костей, охлаждая и без того задубевшую одежду. Она закрыла лицо своими окоченевшими руками, растерев на нем смешавшиеся слезы и землю.
Больно. Было так больно.
Ее лицо – изможденное, с синюшными мешками под красными от слез глазами; бледная кожа сейчас делала ее похожей на мертвеца. Полученные во время битвы раны и ожоги на ее теле медленно заживали, тем самым исчезали все физические воспоминания о произошедшем.
Они предали его. Они предали его. Они предали его!
Бессилие, ненависть сдавливали ее сердце, заставляя вспоминать те события, которые должны были быть ночным кошмаром. Не могло быть иначе – это должен был быть просто сон.
Девушка судорожно вздохнула, вновь пуская в легкие запах пороха и дыма. На нее нахлынул неудержимый кашель, от которого драло горло и сжимало грудную клетку – таким воздухом дышать было нельзя. Сжимая свои руки в кулаки, она старалась подавить накатывающиеся на глаза слезы, сдержать отчаянный крик, готовый вот-вот вырваться из ее груди...
Но вот светало. Появились первые колючие лучи солнца. Наставал новый день. День, начиная с которого она будет одна.
– Поторопитесь! Скоро взойдет солнце, – кто-то сказал ей, протягивая ей руку, чтобы помочь встать. – У Вас уже зажили раны? Вы можете идти?
Девушка продолжила лежать, смотря вверх на небо. Вот бы этот гигантский огненный шар своими лучами забрал ее последний вздох. Возможно, тогда наступило бы облегчение... Но раздавшийся жалобный стон ее желудка напомнил о существовании жестокой обыденности. Ее плечи содрогались от беззвучного смеха, способного в любой момент перерасти в плачь. Она с силой сжала свои веки, стиснула зубы так, что острые клыки прокололи нижнюю губу. Но какое это имеет значение? Ведь больнее ей уже не будет.
– Девушка, вставайте! Иначе Вы умрете... – кто-то начал ее поднимать. Закинув ее руку себе на плечи и поддерживая ее за талию, они поволокли куда-то безвольную тряпичную куклу.
Закончилась беззаботная жизнь. Исчезли наивность, доверчивость, простота, сменяясь отчаянием и разочарованием.
Началось невыносимое существование с закинутой глубоко в дебри подсознания надеждой, надежно спрятанной за пеленой ненависти и бессилия.
Таким было начало ее существования без него.