Моё море

Song: Ocean – Elsa & Emilie

Тео Диас

В голове всё крутился портрет Али, я мысленно посмеивался с её слов. Как только она появилась в моей жизни, мне стало всё сложнее концентрироваться. Даже сейчас я сижу на приёме, но мои мысли где-то далеко отсюда.

Я пару раз проморгал и сфокусировал свой взгляд на парне передо мной. Мальчику было шестнадцать. С ним рядом сидела его мать, уже пожилая женщина с рядами седых волос. Её голубые чистые глаза смотрели на меня с огромной надеждой. Карий взгляд парня же ничего не выражал.

В один момент мне стало стыдно перед ними. Они пришли ко мне за помощью, а я будто и не слышал их.

За время всего сеанса парень не сказал ни слова, лишь в начале короткое «здравствуйте».

«Перестал общаться, замкнулся в себе, не имеет друзей, не интересует будущее».

По симптомам была депрессия, но на одной консультации без разговора с самим пациентом точно сказать ничего нельзя. Скорее всего это умеренная или тяжелая депрессия. Но нужно послушать парня.

Я мимолетно взглянул на настольный календарь. 8 августа. Через четыре месяца я должен быть в Лондоне. Этого времени мало для лечения, конечно, всё зависит от заболевания, но больше клиентов брать не могу. Нужно успеть ещё долечить моих пациентов.

— Можно поговорить с вами наедине?

Парень вышел, и я остался с женщиной в кабинете.

— Я ничего точно не могу сказать, но это депрессия однозначно. Какие-то события могли оказать влияние на психику ребёнка? Буллинг в школе, насилие, нищета, смерть близкого, сложные отношения с родителями?

Женщина резко выпучила глаза. Толи от того, что не ожидала такой прямолинейности, толи, что я вообще могу спросить такое у неё.

— Нищета, — закачала головой та, — нет. Да и всего остального тоже.

— Но вы же понимаете, что без причины депрессия не появляется. Всё было хорошо, и раз, — я щелкнул пальцами, — ребёнок замкнулся в себе. Как отношения с его отцом?

Женщина резко смутилась. Она привыкла «не выносить сор из избы»? Из тех людей, что будут терпеть жестокость и боль до последнего, лишь бы никто не узнал, что у них не всё гладко в семье. Кто из них решил обратиться за помощью? Мать или ребёнок?

— С отцом тоже более менее нормально.

— Что значит «более менее»?

— Ну, всё как у всех. Ссорятся – мириться, не разговаривают – дружат. Всякое бывает.

— Кто решил обратиться к психологу?

Женщина напряглась. Ну, как могут быть нормальные отношения родителей и детей, если вы даже сейчас непреклонны, не хотите идти на компромисс и до последнего стоите на своём? Если вы так в обращении со мной, то что тогда делаете с ребёнком?

— Меня натолкнула на это соседка, сначала я ни в какую не хотела. Понимаете, у нас такое не принято в семье. — Я кивнул, и она немного успокоилась. — Ну, а потом я стала сильно беспокоиться за своего ребёнка и подумала, что так действительно будет лучше.

— Вы близки с Марком?

Женщина на минуту задумалась. Видимо, рассуждала, соврать ради сохранения видимости хорошей семьи и хорошей матери или же сказать правду ради сына.

— Нет, мы не близки. Марк больше ничем не делится со мной. Мы перестали общаться как мать с сыном ещё год назад.

— То что вы сказали правду, это уже большой шаг на пути выздоровления. — Улыбнулся ей я.

Это признание стоило ей больших усилий. А лечение будет ещё сложнее. Нужно приложить очень много сил. Но ей есть ради кого стараться.

— Миссис Гомеш, буду с вами честен. Через четыре месяца я уезжаю в Лондон. Мы навряд ли успеем окончить терапию с Марком. И я не должен брать его на приём.

Женщина начала беззвучно плакать. От этого по моему сердцу прошлись как железным молотком, а потом ещё сверху посыпали гвоздями.

— Но я не могу не взять его. Я предупреждаю вас заранее, через четыре месяца вам прийдется перейти к другому специалисту.

Она резко подскочила и принялась пожимать мои руки. На её бледных впалых щеках ещё виднелись мокрые следы.

— Спасибо вам. Вы лучший специалист во всём Порту. Нам именно вас все посоветовали.

— Миссис Гомеш, я бы посоветовал вам тоже пройти терапию. После неё вам станет легче жить, даю слово.

— Хорошо-хорошо, доктор. А вы сможете сейчас принять Марка?

— Нет, извините. У меня сейчас другой клиент. Спуститесь вниз на ресепшен, секретарь запишет вас на завтра.

Женщина кивнула и вышла из кабинета, я – следом за ней. В приёмной сидел худой подросток в чёрном худи. Он безэмоционально смотрел в одну точку в стене. Как только парень увидел нас, то поднял на меня свои карие глаза. В них была тайная мольба о помощи.

Я видел такое несколько раз в своей жизни. Сегодня третий раз. Взглянув в его глаза, я увидел, как он сгорает изнутри. Он будто бы горел заживо. Я задержал на нём болезненный взгляд. И в этот момент понял, как сильно ошибся. Это не депрессия, его что-то убивало изнутри. Он хотел жить, изо всех сил пытался выйти из проклятого огня, но никак не мог.

— Марк..

Я хотел сказать ему, чтобы он прямо сейчас зашёл ко мне в кабинет, мы бы до поздней ночи разговаривали с ним. Меня испугал его взгляд, напугало то, что может последовать.

В этот момент к нам подошла Аля. Сейчас должен быть её приём. Она, улыбаясь, подошла ко мне и с упаковкой попкорна вопросительно осмотрела нас.

Мои губы застыли в беззвучном предложении, они больше не могли закончить фразы. Я молча посмотрел на Марка с немой просьбой, он всё понял без слов, лишь усмехнулся. Я сожалел. Он лишь покачал головой и в последний раз взглянул на меня.

Девушка прошла в кабинет и поставила передо мной стакан попкорна. Она улыбалась и смеялась. А глаза непривычно светились. От её света я расслабился, все сомнения и переживания как рукой сняло. Рядом с ней хотелось забывать обо всех проблемах. И я забывал.

— Тео, спорим, что ты в жизни не пробовал попкорна вкуснее!

— Это ещё почему? — Я обошел стол и облокотился рядом с ней на стол.

— Потому что его приготовила я.

Я положил несколько штук в рот, они сразу же растаяли. Приятная сладость разлилась по крови.

— Очень вкусно. Спасибо. — Улыбнулся я, смотря в её светло-коричневые бездонные глаза.

Хотя нет, они были не бездонными. Это звучало как-то слишком банально. Это слово никогда не подойдёт ей. Она чересчур непосредственная и незаурядная для этого.

В её глазах была словно целая планета. Огромная золотая планета. И пускай этой планеты не существовало, каждый раз смотря в эти глаза, я видел, как на этой земле текла жизнь. Видел всю её историю, но не мог полностью разгадать её. Даже зная её всю, она оставалась самой большой загадкой, к которой не найти ответа.

И когда эти глаза не смотрели в мои, мне казалось, что в них была планета «Земля». Без которой я несся прямо в черную дыру. Моё единственное спасение – эта планета, которая немножечко сошла с ума.

Сказать честно, порой мне казалось, что это не я лечу её, а она – меня. По всем законам психологии она нуждалась в моей помощи. Но мне хотелось любить её со всеми заболеваниями, со вспышками гнева, слезами, истериками и травмами.

И я сейчас скажу самую непростительную вещь для врача-психолога. Мне, черт возьми, не хотелось её лечить. Я полюбил её с психотравмой. Казалось, избавься она от всех переживаний, и Аля Перейра станет самой обычной.

Я никогда ей этого не скажу, иначе гореть мне в аду. Мой эгоизм не должен касаться неё. За одни только эти слова мне самому потребуется помощь профессионального психолога или психиатра.

— Если тебе всё ещё некомфортно в этом кабинете, мы можем опять пойти в кафе.

— Нет, — закачала головой девушка и оглянулась на весь кабинет, — всё хорошо. Мне стало здесь хорошо, Тео Диас.

— Мне тоже, Аля Перейра.

Мы подумали об одном и том же, но никто и виду не подал, что всё понял.

— Тео, у тебя есть домашнее животное?

— Нет, но в детстве была кошка.

— А я так и думала, что у тебя когда-то была кошка! — Воскликнула девушка, а я удивился.

— С чего это?

— Собачники и кошатники очень различаются. Хозяева собак такие активные, немного сумасшедшие, но в меру! Владельцы кошек спокойные, часто сидят дома, предпочитают тишину, они более осознанные. А осознаннее тебя, Диас, я не встречала! — Девушка рассмеялась, а я – следом за ней.

Она даже мертвого могла сначала вывести из себя, потом рассмешить, а потом влюбить. Да так, что он в итоге забывал всё, даже самого себя.

— Нет, ну я ведь серьезно! — Звонко вскрикнула она, посчитав, что я недостаточно поверил ей. — Ну вот кто будет заводить хаски, если не любит активности? И кому будет нужна кошка, если он постоянно не сидит дома? Вот так вот!

Чтобы мы полюбили человека, он не должен сделать что-то сверхъестественное, спасти нам жизнь или слетать в космос. Мы ведь влюбляемся в самые обычные вещи. Да и чем проще вещь, тем сильнее мы любим. Никто до сих пор не может сказать, почему в одного мы влюбляемся, а в другого – нет. Есть только предположения, точной теории, формулы нет и навряд ли вообще будут существовать. Для каждого это своё. И своё я кажется нашёл. Так вот сейчас, когда она болтает о собачниках, я понимаю, что люблю её.

— Аля..

Эгоизм так хочет взять верх надо мной. Признаться ей? «Аля Перейра, я люблю тебя больше всех на свете». «Люблю тебя». «Люблю. Люблю. Люблю». В этот момент так хотелось не думать ни о чём, просто выпалить эти слова.

Но мне почти тридцать. И жизнь за это время научила меня думать о каждом шаге. Особенно психология. Каждое слово для человека со сломанной психикой может стать роковым. И отныне я всегда прежде чем что-либо сказать, сотни раз думаю, к чему могут привести мои слова. Аля проходит у меня лечение. Через четыре месяца я уезжаю в Лондон. Она мечтает стать стюардессой. Эти слова разрушат ей жизнь. Это слишком неправильно с моей стороны. Она здесь чтобы выздороветь. Аля Перейра – мой пациент. Я не могу портить ей жизнь.

Девушка вопросительно смотрела на меня. Она ждала продолжения фразы. Да пошло всё к черту!

Я поцеловал её. От неожиданности девушка испустила легкий стон мне прямо в губы. Я вдохнул её сладкий запах и чуть не задохнулся от удовольствия. Мои руки блуждали по её телу, а язык проскальзывал всё глубже в глотку. Я на мгновение выдохнул и опустился ниже к её шее. Девушка застонала, её грудь всё выше поднималась.

Она запустила руки в мои волосы и слегка оттянула их. От этого действия мне чуть не снесло голову. Это была моя эрогенная зона.

Что я творю?!

Больших усилий мне стоило оторваться от неё. Мои руки всё ещё оставались на её щеках. А головой я прижался к её лбу, пытаясь отдышаться.

— Прости, я перешел черту, — рвано прошептал я.

— И.. я тоже. — На выдохе сказала девушка.

Она отстранилась от меня и посмотрела в глаза, на этот раз я не мог прочесть, что было в них. Что-то мне непонятное. Сожаление? Желание? Сомнение? Ошибка? Вина?

Девушка пробубнила что-то похоже на «пока» или «мне пора» или «я пойду».

— Катрин, вызови Але такси. — Сказал я по приёмнику.

— Хорошо, сеньор Тео.

Я подошел к окну и схватился за голову. Поздно, Тео, хвататься за голову. Мгновенная улыбка появилась на моём лице, целовать её – это нечто внеземное, вне гравитации этой планеты.