Душа для Вампира

К обеду Анна жарила блины. Сладкий запах носился по двору, и слуги невольно сглатывали голодную слюну. Маркус вышел на крыльцо, потянулся, как сытый кот, и, сверкая голым ребристым торсом, пошел на кухню. Девочка мурлыкала очередной будущий мотив, и он терялся в догадках, почему духи ничего не говорят ей о том, как ее пение действует на огонь.

Внезапно Анна сменила мелодию, и Маркус вдруг увидел ее пламенного помощника. Тот смотрел ему прямо в глаза. Вампир слегка кивнул.

Боковым зрением Анна заметила, что комната посветлела. Духи столпились рядом и источали теплый золотистый свет.

— Миш, что случилось? — мысленно спросила она.

— Найди ответ в себе, — посоветовал дух, глядя мимо нее.

Анна задумалась:

— Вы реагируете на мое состояние? Слетаетесь, как мотыльки, — и тут ее осенило: — А другие души могут отозваться? — он кивнул. — Значит, их поддержкой можно заручиться? — кивок. — Я смогу с ними справиться?

Михаил выдержал долгую паузу:

— Да, но не просто так. Духов удерживают эмоции, а у тебя сейчас слишком подавленное состояние...

— Анна, у тебя что-то горит, — от голоса Маркуса девушка вздрогнула.

— Прости, Марк, задумалась, — виновато залепетала она, отдирая прилипшее тесто.

— Бывает, — Вампир стал за её спиной, повертел тарелку с готовой стопкой блинов, подцепил один, откусил. — Ммм... А чего это ты готовишь? Мы же нашли кухарку.

— Не спалось.

— Волнуешься? — вампирша пожала плечами, он легонько поцеловал её в плечо. — Не бойся, всё пройдет, как надо.

И взгляд его остекленел. [Слух уловил крик, удар, скрежет, шорох мелких камней, которые ссыпаются откуда-то сбоку. Перед глазами чужая бледная кожа покрывается нитью крови, размечается паутинчатым разливом. Светлеет темная жидкость, становится алой. Остывает... На девичьем пальце блестит кольцо с зеленым камнем... И светлеют вены на запястье...]

— Марк, что?

— Ничего, — Верховный сглотнул, отошел в сторону. Руки дрожат или только кажется? Во рту — резкий вкус крови, навязчиво пахнет замшелыми камнями и водой.

Анна посмотрела внимательнее, и волнение Вампира передалось ей. Он старательно избегал её взгляда.

— У тебя было видение? — догадалась она.

— Да.

— Плохое?

Ему хотелось крикнуть, что это не её дело, что только она своим существованием во всём виновата, что видения изменились и вместо картин стали отдавать запахами, привкусами и эмоциями. Марк глубоко вдохнул, выдохнул.

— Для тебя, да.

— Я проиграю? — Анна поняла, что совсем ничего не чувствует, произнеся эти слова. Но что с ним? Она отодвинула сковороду, подошла к Вампиру и положила руку ему на плечо. — Не расстраивайся, душа же еще вернется. Начнешь сначала.

Он вдруг крепко сжал её ладонь, глаза стали темнеть. Анна не отводила взгляд. Ей было больно, — она поджимала губы, чуть сужала глаза, — но взгляд не отводила.

— Попроси меня, — сквозь зубы прошипел Маркус. — Только попроси, и я тебя сейчас же отпущу.

Анна покачала головой:

— Хочешь убить — убивай, но просить о снисхождении я не стану, — с трудом ответила она. Мышцы на лице подводили, неровен час — расплачется.

— Вернешься, душенька, конечно. Я дождусь, — зло пробормотал он и отпустил её. — Я сейчас уеду, так что до вечера побудешь одна. К десяти привезут платье и придет цирюльник, а к часу за тобой заедет машина.

— Тебя весь день не будет?

— Да. Так что готовься, не трать время впустую. Не разочаруй меня. На этом вечере ты должна блистать, — его настроение резко изменилось.

— Боюсь, ты слишком многого ждешь.

— Да?! От Ангела с огненной душой?! Неужели ждать от тебя света слишком много? — он коснулся её щеки, поцеловал в лоб. — Я знаю, что ты способна на большее. И ты это знаешь.

***

— Что ты там говорил про других духов? — Анна рылась в своих вещах, разыскивая спрятанные листы с текстами и рисунками. Михаил расплывался в углу и, как ей казалось, настороженно гадал, не сошла ли хозяйка с ума.

— Что для их контроля нужны эмоции. Но это пока. Ты ещё слишком слаба, чтоб ими управлять, — ответил дух.

— Вечером нужно показать всем огонь. Мне нужны души, много душ. Есть идеи? — никогда ещё она не была настолько одержима.

— У тебя, кажется, есть, — Михаил хмуро следил, как суетится Анна. — Поделишься?

Она мысленно нарисовала картинку, в деталях представляя предстоящее торжество.

— Анна, успокойся. Всё не так просто, как ты думаешь.

— Это почему? — вампирша, наконец, остановилась.

— Чужие души так просто не придут. По крайней мере, сейчас. У тебя эмоционального подъема не хватит.

— Поднимем. Экстремальная езда сгодится? — с преувеличенной уверенностью ответила она, снова вскочив и пересматривая свои записи.

— Нет, слишком короткое действие. Ты всё время должна быть на взводе. Сейчас ты слишком подавлена и...

— Отчаяние должно стать абсолютным, — она опустилась на стул.

— Что ты ищешь? — спросил дух.

— Песню, от которой пламя станет видно. Если вы реагируете на голос и эмоции, значит, мне нужно мысленно что-то повторять. Не хочу впутывать в дрянь настоящие мелодии, — рассеянно ответила вампирша.

— Анна, ты понимаешь, что идешь на смерть? При любом исходе — итог для тебя один. Зачем тебе это? — Михаил чуть ли не требовал ответ. Она должна понять, для чего все это.

— Он их жрёт, понимаешь? И мы все, отравленные его ядом, тоже. Неужели ты не помнишь, как отчаянно билась Уля? А ведь я её услышала. Пусть сделала подлость, но попыталась хоть немного исправить. И в доме том они страдают... А Маркус... он хрустит ими, душит, перемалывает змеистыми пастями. Ты видел, как между их чешуй проскальзывают отпечатки чужих пальцев? На это невозможно смотреть... И если я могу спасти хоть немного, почему бы не попробовать.

Михаил смотрел на нее с сожалением: Анна избрала свой путь, но пока не до конца понимала, на что вынуждена пойти:

— Есть только один способ привлечь души — эмоции. Но ты или пожертвуешь ребенком, или убьешь кого-то. С особой жестокостью.

Анна посмотрела на него:

— Ты уже их нашел? Это их условие?

— Все души связаны, я знаю, чего они хотят. Отчаяние приманит их не хуже мёда, а если ты пообещаешь каждой кратковременную жизнь, то...

Анна жестом остановила его, медленно подошла к окну. Во дворе бультерьеры Маркуса с лаем и рычанием трепали кролей. Податливые тушки рвались под острыми клыками, сочились кровью. Вампирша ощутила тошноту, даже показалась, что запах крови уловила, хоть окно и было закрыто.

Ещё бы месяц и ее малыш забился. А если она и вправду проиграет? Стоит ли его смерть всего, что она задумала? А если не выйдет? Если она переоценит себя, сдастся, если все это будет зря? Она уйдет, а Вампир останется навсегда... Стоит ли этого призрачная надежда?

На руке пульсировал яд, окрашивал вены черно-красным, рисовал подобия чешуй. Глаза больно закололо, взбухли капли слез, острый спазм пополз от желудка вверх, к горлу, задрожали и подкосились ноги, тело била мелкая дрожь. Анна вцепилась в подоконник так, что побелели костяшки пальцев, и под ногти забилась древесина.

Кто, если не она...

— Я согласна, — прошептала Анна и разрыдалась. Лучше так, — это её грех и её отчаяние, — чем идти на убийство другого.

По ногам вампирши хлынула кровь. Яркий день скрадывал мелкие точки душ, посыпавшиеся из белоснежных туч.

***

Казалось, что платье душит, впивается в тело суровыми швами, нитками ввинчивается в кожу. Анне хотелось рвануть невидимый ворот, сорвать невесомые тканевые крылья и раствориться в ночи. Когда всё, совсем всё, закончится, она обязательно покинет город. Тогда ей уже будет можно. И души за городом сорвутся в бег, и дышать станет легче.

— Маркус уже там, — спросила она, чтобы разбить звонкую тишину.

— Да, уже давно. Все наши собрались, ждут только тебя, — Вадим отвернулся. Анна бы ни за что не вспомнила имя вампира, но духи нашептали.

Днём они хлынули на неё потоком, и в первые минуты вампирша захлебнулась чужими эмоциям и образами. Но Миша очень быстро поставил всех на место, выбрал главных, а те уже — приструнили остальных.

Анна очнулась от запаха крови, которую вовремя остановили духи, — вампирше нельзя было на праздник с таким стойким ароматом. Убирать потом пришлось самой. И то, что могло быть их с Антоном сыном, тоже пришлось хоронить самой. За полдня слёз в ней не осталось — только жёсткая решимость и отчаянное желание победить. Любой ценой, любой игрой. Ради этого она пожертвовала ребенком, и теперь нет пути назад.

Ей пришлось до тошноты упиться покупной кровью, тогда духи стали работать. В обрывках будущего отыскали подходящий мотив и слова, от которых чаще билось сердце. И заучивая их, Анна видела, как духи наполняются светом, обретают силу и фактуру, открывают ожившие глаза. Тогда она впервые поверила, что ее жертва не напрасна. Сговорились действовать попеременно: если души почувствуют, что сама она не справляется, контроль возьмет кто-то из них. Миша сам нашел подходящих, — тех, кому можно довериться без страха остаться на задворках сознания.

И к часу ночи игра началась.

— Анна, мы приехали, — Вадим тронул её за плечо. Остаток дороги девушка молчала, прикрыв глаза, и он подумал, что она задремала.

— Я вижу, спасибо.

Перед гостиницей стояло всего несколько машин, и Анна подивилась, что вампиры, наверное, пришли пешком.

— Они все приехали, только скопление авто вызвало бы нездоровый интерес, — пояснил их отсутствие Вадим.

Тихая музыка наполняла большую залу жизнью. Столики ютились вдоль стен, оставляя середину свободной. По ней постоянно прохаживались ленивые щенки, иные кружили партнерш в подобии танца. Павел сидел в дальнем углу, скрытый полумраком, на его плече повисла какая-то миловидная девица, — жмурила кошачьи глаза, что-то мурлыкала вампиру на ухо.

У стен крались парочки вампиров с одурманенными, дико раскрашенными девами. Анна старалась на них не смотреть: краснела и отводила глаза, стыдясь чужих откровенных поцелуев и полуобнаженных тел.

Она не сразу его увидела: на несколько минут задержалась у входа, осторожно оглядываясь и выискивая в суматохе Маркуса.

— Идем, провожу тебя, — возник рядом Вадим и тронул девушку за локоток.

И тут Анна заметила его. Верховный восседал у дальней стены, за столиком, мало отличавшимся от остальных. Разве что его кресло было чуть удобнее, чем у остальных, да слуги подходили к нему чаще. Происходящее между вампирами его, казалось, совсем не трогало.

Их взгляды встретились, Анна слегка улыбнулась и по подолу её платья духи спустились огнём. По зале прокатился шепоток, некоторые вампиры обернулись, предчувствуя зрелище, и вампирша почувствовала, что кожа покрылась мурашками, — возбуждающее волнение побежало по телу, сбив сердечный ритм. Ей вдруг представилось, что собственные глаза изменили цвет, и лицо стало принадлежать другому человеку.

А она и вправду изменилась. Лихорадочный волнующий блеск её глаз грел теперь только одного зрителя, и Маркус почувствовал, что запах миндаля и жасмина, который он сам выдал Анне, резко изменился на кардамон с корицей и лимоном. В ее походке появилось что-то дразнящее, кошачье, предлагающее ему усмирить и приласкать.

Маркус поднялся девушке на встречу. Темно-синий шёлк его рубашки отливал лазурью, голодные глаза ловили каждое движение вампирши, губы трогала довольная улыбка.

"Раз... Два..." Шагов до Верховного оставалось всё меньше, строчки нужной песни, казалось напрочь выветрились из головы. Но стоило встретиться с ним глазами, и Анна вспомнила.

— [Когда весь мир дышит перегаром,] — она нежно взяла Вампира за руку, — [со злобой во взоре,] — коснулась ладони губами. — [Ты напоишь меня чистым нектаром,] — в глазах — только доверие и покорность. Провела щекой по сильным пальцам, — [ты моё море,] — на мгновение зажмурилась. Стоит только вспомнить ночи с Антоном, до мелочей прочувствовать Его запах. — [И когда тело объято пожаром,] — кончики пальцев нагрелись, выпустили огонь, — [и разум зашторен,] — руки Анны, дразня, поднялись по шее Маркуса, пальцы исчезли в волосах. Глаза Вампира стали темнее. — [Я упаду в тебя огненным шаром,] — она приоткрыла губы, желая поцелуя, томно прикрыла глаза. "Ну, же, родные, не подведите! Обожгите его!" — [ты моё море! Море...]

Маркус прижал её к себе. Для них двоих разом исчезли вампиры и челядь, из груди Анны вырвалось пламя, крыльями раскинулось по залу, взметнулось до самого потолка. Она и сама стала этим пламенем: окутала Верховного со всех сторон, мягко погладила замерших змей, приласкала его отозвавшееся тело. На мгновение поцелуй прервался.

— [Когда вокруг стали ярче краски] — вслух прошептала Анна. Совсем тихо, намеком, чтоб только он, единственный, слышал: — [это love story]. — глаза их встретились. —[ А more mio по-Итальянски — ты моё море,] — приласкать его щеку, представляя, что она принадлежит самому родному и самому любимому! — [Я не прошу ни любви, ни ласки,] — резко повернулась спиной, оставаясь в коконе его объятий. Запрокинула голову, доверчиво оголяя шею и плечо: — [с небом не спорят. Кто-то другой лишь болото в ряске, а ты - море!]

Верховный резко развернул Анну к себе, обжег страстью поцелуя, жадностью движений, голодом чувств. Казалось, они забыли, что в зале ещё кто-то есть, что вампиры смотрят на них, а кое-кто и ревностно желает убить. Взбудораженные змеи Марка разбегались вокруг, покрытые тучами радужных искр. Пламя Анны филигранно плело замысловатые узорные кружева, обволакивало колонны, мягко стелилось к ногам вампиров. Стоило только кому-то из них шевельнуться, как оно тут же ощеривалось алым всполохом.

Наконец, наваждение отпустило Вампиров. Общая музыка внутри них затихала, постепенно теряя силу, уступая место покою. Волна страсти схлынула, огонь, расползшийся вокруг, медленно откатывался обратно, осоловевшие змеи покорно обволакивали пару.

[Ты мое море... Ты мое море...]

— Анна... Девочка моя... — взгляд Маркуса никогда ещё не смотрел на неё с таким обожанием. — Неужели это то, о чем я думаю?! — кошачьи нотки в его голосе растягивали счастье.

— Да, Маркус, именно то, что думаешь, — едва слышно прошептала Анна. — Это всего лишь игра, не более.

Глаза его на секунду застыли, к лицу прилила кровь и губы дернулись, усмиряя внутреннюю ярость.

— Шах и мат, мой Ангел! Я почти поверил, — Вампир хищно улыбнулся. — Продолжай играть, ты стала ещё вкуснее.

Он прищёлкнул языком, но Анна предпочла этого не замечать.

— Долго всё это будет продолжаться? — лучезарно улыбнулась она.

— Для тебя нет, — он обходительно придвинул стул, ласково поцеловал её в плечо, добрался до шеи и подбородка.

— Для кого ты играешь? — Анна быстро коснулась его губ.

— Для себя. Мне это нравится, — прошептал Маркус и, наконец, опустился на соседний стул. — Почему именно эта песня?

— Под нее ты меня убьешь. Забыл? — с вызовом спросила Анна, но Маркус предпочел не отвечать и поиграть в равнодушную статую.

Весь вечер Анна изображала интерес и живое увлечение происходящим: ловила каждое движение Верховного, предупредительно касалась его руки, ласкала под столом ножкой и пускала глазками чертят. Она заразительно смеялась и откровенничала в танцах. Маркус был почти счастлив. У вампиров пылали взгляды, когда при движении разрезы платья оголяли стройные Анины ноги, которые она резво, без стеснения, забрасывала на его талию. Он оглаживал бедра и щиколотки, упиваясь жаром чужого внимания, глотая посторонний интерес и запах сексуального возбуждения самцов. Вампиру показалось, что Анна, подобно Лилит, тоже поглощает их похоть, и сразу же закралось в души сомнение, — а такой ли она должна быть?! Он пытался понять, что изменилось, и не мог, — она стала не собой.

Он знал о той, другой Анне слишком много, зато об этой — почти ничего. Змеи пробовали воздух жалами, чувствовали, что девочка что-то натворила, но никак не могли понять что. И Маркус напрасно сканировал ауру, зря изучал полюбившие зрачки с разводом золота, крови и неба, — в ней почти не осталось той, что он знал. Новый панцирь из множества душ, — прибывающих извне, толпящихся вокруг, — заслонял от него то, что Вампир только научился чувствовать.

Где он сплоховал? Где переступил грань, после которой она решилась всё поставить на кон? И что теперь? Ненавидит?! Или жалеет, как всего сутки назад? Он упустил время, упустил важную подсказку и лишился её слабого доверия. Она теперь будет с ним только играть.

Но в следующее мгновение Вампир успокаивался, тревога отступала и он лишь слегка щурил глаза, рассматривая проснувшийся огонь на ее руках. След его яда стал светло-золотистым и теплым, и Маркус поймал себя на том, что хочет постоянно к нему прикасаться.

А постепенно и Анна успокоилась, перестала замечать внимательный взгляд Павла и повышенный интерес щенков. Вампиры наблюдали за Верховной парой не столь откровенно, поэтому почти не беспокоили.

— Ты мне сегодня очень нравишься, — елейно протянул Вампир, сжимая ее в одном из танцев.

Сердце Анны взволнованно трепыхнулось и сквозь сводчатый мозаичный потолок исками посыпались духи. Верховный довольно прикрыл веки.

И всё до поры до времени было хорошо, пока Маркус не щёлкнул пальцами. Анна почувствовала волнение. Этот звук был ей знаком, и что-то важное произошло потом, когда он повторился. ["Развернуть?"] Точно! Такой же звук навязчиво повторялся, когда Анна узнала, что её спасли только из-за души, когда нашла Договор Антона. Она уставилась на пальцы Верховного, назойливо повторяющие щелчки, и уже не могла отвернуться.

А потом щенки с партнершами отступили от дверей, и в залу вошёл Марон. Неторопливый, холеный, нарочито спокойный вампир шёл к их столику, рассекая возбужденные парочки танцующих. Он не сводил с них глаз. Боковым зрением Анна заметила, как поднялся Павел и стал рядом с Маркусом.

— Брат мой, я рассчитывал, что ты все же пригласишь меня на торжество, — Марон хитро улыбнулся. — Но я не гордый, пришел сам.

— Оставайся, раз пришел, — согласился Марк.

— А я смотрю, ты разбудил огонь. Можно поздравить?

— Принимается.

— Ты уже рассказал ей правду? Ну, о том, почему она такая и что...

— Заткнись! — Верховный вскочил с места, злой взгляд прожёг противника. — Хочешь поговорить — давай выйдем.

Марон осмотрелся:

— Ах, да... Челядь. Ну, пошли.

— Марк, — Анна поднялась следом, изображая волнение. На самом деле ей очень хотелось узнать, что же такое не договорил Марон.

— Побудь здесь, — Вампир взял её за руку, трепетно поцеловал ладонь. — Паша, — он кивнул Карателю и пошел следом за братом. Павел взял Анну за локоть.

— Что за муха тебя укусила? — Марк закрыл дверь в соседнюю залу.

— Надоело быть твоей тенью. Мы договаривались не так. И ты прекрасно знаешь, что фениксом должна была быть Элис, а не Анна. Ты вмешался, ты...

— Это не твое дело! Будущее вижу я, и вернее всего было выбрать её.

— Только потому, что она на твоей территории? Элис сильнее и силы ее пробудились раньше, только... она ещё юна. Но очень скоро я сорву её невинность, и огонь станет драконом, а не вспышкой.

— Боюсь тебя разочаровывать, — усмехнулся Маркус, — но... — он достал из кармана небольшой медальон в форме сердечка с тиснением лилии.

Марон узнал бы его из тысячи. Чуть менее года назад застежка сломалась, и знакомый ювелир сделал новую, украсив ее крохотным изумрудом. Маркус не мог об этом знать, если только...

— Ах, ты тварь!

Он бросился вперед, не ожидая сопротивления, зная, что Маркус не умеет драться, но внезапно получил отпор. Голова запрокинулась от удара, нос обожгло и на лице стало влажно. Вампир облизнул губы. Кровь. Маркус над ним смеялся.

— Антон подучил? — прошипел Марон, понимая, что проиграл везде. Элис сама отдала медальон Маркусу, изменила ему.

— Конечно. Надо приспосабливаться, — Маркус прислушался, повертел пальцем, и змеи заволновались. — Не останавливайся, давай, — подстегнул он, Марон замотал головой.

— Я не такой дурак. Думаешь, не знаю, что пока ещё мы прочно связаны. Ни одна из них никому не отдала душу.

— А я и не прошу меня убить, мне нужно другое.

Туман Маркусовых душ окутал Марона, он вяло достал кинжал. Со стороны вампир походил на пьяного, — шатался, сопротивлялся чему-то своему, — и вдруг бросился вперед. Марк застонал от резкой боли, кровь обожгла кожу.

— Твой контроль надо мной не будет вечным, брат мой. И когда-нибудь я оторвусь от тебя и стану собой. Вот тогда мы и посмотрим, чья сирена запоёт звонче. Клянусь тебе, Анина кровь еще окрасит древние камни, но ты уже никогда не попадёшь домой.

— Марк! — Анна вбежала в залу, следом — Павел.

— Прости, Марк, не уследил, — он коротко переглянулся с Хозяином, схватил Марона, но Верховный покачал головой:

— Отпусти его, мы разобрались, — сказал Маркус. Чуть заметная ухмылка скривила губы. — Ему уже давно пора уезжать.

Марон достал платок, прижал к разбитому носу.

— Да уж. И приезжать не надо было. Тварь ты, братец. Желаю, чтоб она так же использовала тебя. Ангелок-то двуличный, — хмыкнул он.

— Посмотрим. А ты пока спеши, погрейся возле нее, — Марк склонился ближе, понизил голос. — У неё дивное, мягкое пламя, так и ласкает везде.

Марон дёрнулся, но Каратель остановил его.

— Это война! Она и так уже близко, Маркус, но я сделаю всё, чтобы твоя страна пала.

— Не дождёшься. Мы победим.

— Тогда я залью эту землю кровью, чтоб и через сотню лет люди содрогались от собственного зверства. Попробуй, останови меня! Твой феникс жаждет жертвы! — он выразительно посмотрел на притихшую Анну, высвободился из захвата Карателя и ушел.

***

От медальона исходило тепло. Марон всё пытался почувствовать через него Элис и не мог. Он телефонировал ей, что скоро приедет, но более ничего не сказал, — зачем ей знать, что Марк признался? Сволочь! А как красочно все расписывал. Приезжай, мол, дорогой братец, Анна станет подопытной, а уже потом всё повторим с Элис. И ведь он поверил! В который раз.

***

Элис открыла глаза. Она сидела на постели в позе лотоса. Видения ещё были обрывочны, сумбурны и до сих пор не удавалось разглядеть Анну. Ей хотелось на неё посмотреть, но туман скрадывал лицо, и ничего не выходило. Она в отчаянии швырнула подушку прочь.

— Мисс Элис, вы не спите? — Луиза слегка приоткрыла дверь. — Мне показалось, что что-то упало.

— Подушка. Она исколола мне всё лицо. Нужно заменить.

— Мистер Марон снова звонил, — сердечко Элис тревожно забилось. — Просил передать, что к ночи будет.

У девочки перехватило дыхание. Видение собственного конца было слишком реальным, чтобы его игнорировать. Станет ли он слушать? Успеет ли она сказать ему обо всем?

***

Они выходили в коридор, когда Анна вдруг почувствовала холодок, подняла глаза. У выхода стоял Антон. Она оцепенела. Ничего, кроме его презрительно-пронзительного взгляда теперь не существовало. Он смотрел ей прямо в глаза и она, — виноватая, разгоряченная событиями, чужая, — не смела отвести взгляд. Унизительное положение любовницы Маркуса теперь стало всем очевидно, ничего с этим не поделаешь. Он прав в своей ненависти, нечего и надеяться, что хоть когда-нибудь он сможет её простить.

Анна первой отвела глаза, коснулась руки Вампира, а когда обернулась, у двери уже никого не было.