Девиант. Расцвет Мортэ

— Итак, мисс... — следователь демонстративно опустил взгляд к бумажкам, потом снова уставился на Кару с раздражающим спокойствием, — Фостер.

Имя на его языке прозвучало как-то грязно. Ей не понравилось. Будто она не стоила времени это облысевшего следователя и была виновна во всех смертных грехах по умолчанию.

Наверное, однажды её жизнь должна была к этому прийти — к полицейскому участку. Жаль, что так рано.

Кажется, этот придурок спросил о чём-то ещё, но Кара пропустила мимо ушей.

— Чё? — ляпнула она, не испытывая ни малейшего желания здесь находиться. От лампы, светящей прямо в глаза, девушку коробило. Ей хотелось есть, спать и что-нибудь разбить.

Никто. Никогда. Не сломит ее.

Хлыщ раздраженно вздохнул.

— Значит, вы утверждаете, что не были дома и оказались на 51-й улице совершенно случайно, потому что заблудились?

Да уж, далеко она не убежала, надолго не скрылась.

— Так я и сказала, — Кару трясло, она храбрилась из последних сил.

— Камеры засекли вас на Лексингтон-авеню, в метро на 53-ей улице. Там вы тоже были случайно?

— Это все-таки допрос? — она фыркнула, чтобы скрыть напряжение. — Прогуливаться теперь запрещено законом? Или как, по-вашему, мне было возвращаться домой?

— Мисс Фостер, в ваших же интересах отвечать на вопросы, а не задавать их. Тем более, домой вы так и не вернулись.

— Значит, допрос.

— С кем вы встречались, мисс, когда сбежали из дома? Есть кто-то, кто может подтвердить ваше местоположение в вечернее время?

— Да! Ваши гребаные камеры! Просмотрите записи, раз и так начали!

— Но я спрашиваю вас, мисс Фостер.

Вот ведь дерьмо.

Он либо пытался подловить, либо действительно имел неполные сведения.

Ее мутило, начинала болеть голова. Кара еще не успела отойти от всего, как уже оказалась под конвоем. Она была не в себе, когда утром завалилась к Мэнди — девчонке, с которой учились в одной школе. Мэнди тоже каталась на скейте и разделяла страсть к этому спорту. Пусть Кара и считала ее абсолютной бездарностью, поддерживала с ней приятельские отношения.

Друзей у Кары не было. Трудно сходиться с теми, кому постоянно завидуешь. С теми, кто легко судит по родителям и издевается по любому поводу. Впрочем, с приятелями у Кары тоже проблема: Фостер оказалась в полицейском участке ровно через 3 часа после визита к Мэнди.

— Я уже все говорила, — она стиснула зубы, чтобы не прорычать, и уставилась на стол.

Коп снова вздохнул:

— В ваших же интересах помочь следствию.

— Я ничего не делала, — Кара метнула злой взгляд исподлобья.

Усатый коп походил на пустоголового учителя испанского, да и манера задавать идиотские вопросы много раз подряд, как старый маразматик, только усиливала духовное родство этих двоих. Лучше бы тот придурок вместо неё сидел под выжигающей глаза лампой — он же вечно талдычил про яркую, солнечную Европу. Нашёл себе аудиторию, конечно: половина слушателей дальше Бронкса жизни не видели и издали пялились на статую Свободы богатеньких.

Ему вообще есть дело до того, что я говорю? Или все уже решено?!

— Конечно, не делали, — сверлил ее глазами следователь, — поэтому мы с вами и разговариваем. Вежливо.

Девушка вздохнула и медленно выдохнула, скрестив руки на груди. Покрасневший взгляд мазнул по обстановке участка. Дыра на обочине жизни. Новенький стол, даром что плёнку сняли, и шаткий металлический стул с ободранной краской на ножках. Кусок серо-говнистой краски Кара ранее отковыряла ногтем, борясь с собой, чтобы не начать раскачиваться на месте. В движении ей всегда проще думалось. Точнее, в движении её обычно не доёбывали вопросами, и думать нужды не возникало. Можно было слышать завывания приветливого ветерка в ушах, а не довольствоваться сквозняком из форточки под потолком. Дышать хотелось, но под пристальным взглядом мистера Хлыща ладошки потели всё сильнее.

В ее голове царил такой бардак, что она сама еле собирала осколки в общую картину: сорванное насилие, смерть, взрыв, побег. На голове вздуло шишку, под глазом синела припухлость — Уилл неплохо так приложил Кару. Все это следователь, разумеется, прекрасно видел.

— Вы вообще в курсе...

Что меня нельзя допрашивать без матери?

Кара резко прикусила язык. Ей уже не шестнадцать. Да и разве мать бы ей помогла?

Если Либерти Фостер действительно приведут сюда, кому от этого станет легче? Да мать первой её закопает. Мысль о том, что колёса любимого скейта лишили другого человека жизни, меркли перед липким страхом и омерзением, с которым Кара до сих пор хотела как следует вымыться, лишь бы забыть мерзкие лапищи. Теперь холодные лапищи. Да в гробу она его видала!

Сколько там прошло? Сутки, чуть больше. Осознание холодом прошлось по позвоночнику: Кару сдала собственная мать. Кто же еще?

Незаконченную фразу следователь продолжил по-своему:

— Я в курсе, что прелестным девочкам, — он постучал пальцами по делу, валявшемуся на столе, — нечего делать в таких местах. Правда ведь, Коралин?

Кара только догадывалась, что там могло быть собрано на нее. Ей выдалась участь конкретной победительницы по жизни — с обратным коэффициентом. Отец неизвестен, находилась в приюте несколько лет, пока мать проходила реабилитацию, прежде чем получить шанс забрать ее обратно, успеваемость сомнительная. Взгляд покрасневших голубых глаз уставился на такого же неудачника. Ведь удачники не сидели с лысиной на башке, протирая штаны из секонда на жестком стуле, чтобы выбить из какой-то девчонки чистосердечное. Или чего он там добивался?

— Так что же делала Коралин на Манхэттене?

— Не называйте меня так, — она посмотрела на него со всем презрением, на какое способна. Но в душе ее трясло. — Я не имею отношения ко взрыву в том ебучем здании.

А чего он вылупился? Хотел услышать, что она расскажет, как расставила бомбы и нажала заветную кнопку, чтобы затем получить круглую сумму на счет в швейцарском банке? Держи карман шире!

— Подробнее, — мужик сузил свои глаза-бусинки, погладив козлиные усы.

Кара усмехнулась, но вышло истерично. Чего им всем вообще надо?! Свет моргнул, мазнув зеленым, и Кара качнула головой, резко зажмурившись... Ей показалось, что она куда-то падает, но всеми силами удержала себя.

— Я никого не видела. Просто проходила мимо, и оно взорвалось. Я испугалась и убежала. Не запомнила, куда и как... Мне было страшно, там ведь люди были...

В душе сворачивалась змея. Сожаление и сочувствие притупились, смешались с шоком. Казалось, Кара уже не способна на какие-либо нормальные чувства, будто нечто внутри окончательно отмерло.

Последовала тишина. Мужик, сидящий напротив, что-то спешно натыкивал в телефоне, а Кара проморгалась, пытаясь выбросить из памяти вспышку изумрудного пламени и грохот разрушения.

— Мисс Фостер, о каком взрыве вы говорите?

— Ч-что? — вопрос едва не выбил из равновесия, хотя она сидела на стуле. Но быстро нашлась, что ответить: — Врубите новости, да посмотрите! Какого хрена вы меня здесь допрашиваете, если даже не знаете, о чем?!

Ей не стоило болтать лишнего, но она оставалась всего лишь напуганной, безумно уставшей девчонкой. Весь мир ополчился против неё, а за хрупкими плечами стояла лишь собственная тень, да и та сбегала в знойный полдень или же сливалась со мраком ночи. Никто бы не обнял, не поддержал Кару, не встал бы на защиту, не спросил, какого хрена вообще здесь происходило, за что на неё давили и пытались приписать то, о чём она даже не мыслила.

Следователь посмотрел на нее, как на умалишенную.

— Не опускайтесь до уровня сказок, — сказал он раздраженно, — никакого взрыва не было. Дача ложных показаний влечет за собой ответственность, надо ли об этом напоминать?

Кара вспыхнула, как то самое здание, и рыжим вихрем подскочила со стула, ударив обеими ладонями по столу.

— Может быть, это вы должны напомнить себе, что за насилие над несовершеннолетними следует ответственность для виновника, а не для жертвы?!

— Успокойтесь, мисс Фостер. Вот мы и пришли к главному вопросу.

Кара сжала кулаки, рвано выдохнула, сердце сжалось.

Уилл... Чертов Уилл, он достает ее даже с того света!

Смех, сначала глухой и безрадостный, теперь звучал звонко и истерично. До слез. Это она здесь пострадавшая, так какого же хрена отвечала на вопросы, как подозреваемая?!

Из кармана застиранной ветровки, которая грела разве что улицу, но никак не свою владелицу, на светлую столешницу вывалилась полупустая пачка сигарет — та самая, которую бросил незнакомец. Кара ведь хранила еще одну тайну — о возможном поджигателе. Но разве виновники не сбегали с места преступления? Она ведь сбежала сразу, хотя никого не убивала.

Не убивала же?..

Девушка обессиленно упала на стул, и смех сам собой оборвался. Осталась только злость.

Несколько сигарет выкатились из раскрывшейся коробки, разнося слабый кофейный аромат.

— Вы думаете, что я этой самой штукой, — тонкий палец с обрезанным ногтем ткнул в зажигалку, скрывавшую узор, — подорвала нахер целое здание? Да мне жрать не на что было, на что мне купить канистру бензина?!

Она настаивала на своем. Мистер "как-его-там" смотрел скептично.

— Значит, на завтрак в кармане мелочи не нашлось, зато на элитные сигареты — да.

— Это подарок! Я попросила прикурить, а какой-то... кто-то дал целую пачку.

Хоть тот азиат и показался психом, отнёсся к Каре добрее, чем все сегодняшние собеседники. Обзывать его язык не повернулся, стоило только вспомнить тяжёлый взгляд черных глаз. Что-то в нем цепляло и пугало. Будто тьма в нем была отражением самой Кары.

— Значит, украли, так и скажите.

— Нет! Я не крала!

— Я только что сказал, Коралин, что никакого взрыва не было. Вы здесь по другой причине, сами знаете по какой, я вижу это в ваших глазах.

Следак не унимался. Только в голосе теперь звучало больше стали, а кулаки Кары сжимались и разжимались. От бессилия.

— Вы спрашивали, с кем я была, — она загнанно ткнула на пачку и вперила взгляд в мужчину. — С ним!

— С кем? Назовите имя и обстоятельства.

В его взгляде так и читалось: "Давай же, удиви меня новой ложью, девочка".

Кара дрожала. Ее обвиняли. Нужно быть дурой, чтобы не понять.

— Я не знаю его имени! Послушайте... Я правда ничего не делала.

Даже не курила.

— Конечно, не делали, — и отчего в словах Хлыща послышалась усмешка?

Лампу сдвинули, и она снова слепила Кару, высветляя бледные рыжие ресницы и рассыпавшиеся по изможденному лицу веснушки.

— Просто убили Уилла Гайнца и скрылись с места преступления, будучи в состоянии аффекта, не так ли? Скажите, мисс Фостер, вы принимали запрещенные вещества?

Ее словно ударили поддых.

— Я ни в чем не виновата... Тот взрыв, он сам... и пожар...

Каждое слово давалось с трудом, дышать становилось тяжелее.

— Хотите сказать, это сделал кто-то другой? Кто? Мы ведь не хотим, чтобы виновные остались на свободе? Правда же?

Она не ответила.

— Я не враг вам, мисс Фостер. Я хочу помочь. Чистосердечное смягчит вашу участь, — он постучал по столу. — У нас всех был долгий, тяжелый день. Если мы не договоримся, будут разговаривать другие.

Другие. Хуже. Она уловила это. Только из-за шока или прилива адреналина никак не могла устрашиться. Возможно, позже...

— Давайте покурим, — предложил он. — Немного расслабиться нам не помешает, и вы мне все расскажете.

Кара опустила взгляд, потому как смотреть на яркий свет было невыносимо. Она до скрипа стиснула зубы, упрямо выпячивая вперёд подбородок и характер.

— Вот, держите, не благодарите! — она швырнула мужчине зажигалку с рельефным филигранным узором. — Сами разберетесь.

Череп и буква "М", обрамленные золотом, блеснули в ярком свете. Холод металла, коснувшийся лишь на миг ее руки, показался чуточку успокаивающим.

Лампа вдруг отъехала от юного лица, оставив девушку ненадолго ослепленной.

— Хм. Спасибо, — он таки опустил взгляд, смотря на зажигалку.

И, когда поднял, прежнее давление отчего-то ослабло. Или Каре показалось?

Она не верила полицаям. По соседству творилось слишком много дичи, чтобы верить стражам порядка. Те, кто должен был защищать, либо ничего не делали, либо творили хрень — еще худшую. Ни мать, ни приют, ни преподы, никто: никто не мог ее защитить, кроме нее самой.

Спокойно.

— Этот человек не поможет вам сейчас, — Мистер Хлыщ усмехнулся, толкнув зажигалку пальцами к Каре. — Ваши соседи рассказали, что слышали крики и звуки борьбы.

Теперь он смотрел на нее с сожалением. С сочувствием, черт его подери!

— Вас видели убегающей из дома, мисс Фостер.

Это был конец. Сердце, казалось, стало камнем, и каждый его удар приносил лишь боль. Но разве она не пообещала себе, что никто его не разобьет? Поэтому лишь упрямо смотрела, как мужчина выносит вердикт. Остальное ведь решит суд, не так ли?

— Соседи и ваша мать утверждают, что у вас с отчимом были плохие отношения. Уилл Гайнц поднимал на вас руку?

— Да, — бесцветно ответила она. — Где моя мать?

— В другом отделении. Не беспокойтесь о ней. Она вне себя от горя, но придет в себя.

Ну конечно. Чего еще от этой полоумной стоило ожидать?!

Кара рассмеялась. Злые слезы выступили на глазах и прочертили дорожки на щеках. Лицо исказила гримаса боли, бессилия и обреченности.

— Не придет...

Это было последней каплей. Кара знала, что мать не поможет, но отчего же все равно было больно? Почему снова чувствовала себя брошенной?

Глупая.

Едва поёжившись, она подтянула к себе зажигалку и покрутила в пальцах, ловя отсветы и блики металла. Тёмный символ отразился в её глазах, но размывался перед ними — из-за слез. Она сжала предмет в руках и смахнула злые слезы.

Затем рассказала всё.