Глава вторая.
Фил.
– Милая деваха, – хмыкает Макс, провожая блондинку взглядом. – Да, и задница зачет. Интресно, есть у нее кто?
Малышка совсем. Даже сейчас, сидя в чертовой коляске, она едва была выше на голову. Ещё помощь свою навязывала так, словно может переключаться в режим халака. Ну, куда ей мелкой такие тяжести тягать? У меня одно кресло весит, как три таких малышки. Блондинка. Видно, что волосы свои – не нарощенные и не перепаленные краской, даже на вид кажутся безумно мягкими. Так и подбивает протянуть руку, чтобы удостовериться в своих догадках. Пока не оказался на «четырех ногах», была у меня одна бывшая, жестко сидела на этой теме – шарила за все бабские тренды, уколы, окрашивания – и как-то само отложилось на подкорке. Сложно не запомнить, когда это едва-ли не единственное, о чем она постоянно говорит, не обращая внимания, что для меня это лишь фоновый шум.
Стрижка, как под линейку, словно по ней и вымеряли. Волосы длинные – практически задицу закрывают. Ту самую, что так приглянулась Максону.
Брат продолжает рассуждать вслух, а у меня от его слов кулаки нервно сжимаются, сдавливая холодный металл. Заранец своей улыбочкой любую закадрить может, и, надо сказать, успешно этим пользуется. Хочется встать и двинуть ему хорошенько по морде. Закрыть рот, а ещё лучше глаза, чтобы не пялился.
Странное чувство. Не контролирую его.
Иррациональное желание. Неправильное. И... в моем случае, неисполнимое.
Задница и правда зачёт… Правда, что мне – нынешнему калеке – до каких-то задниц, когда свою от проклятого кресла оторвать хрен могу. Но... блять, я может и в каляске, но не слепой. По прежнему остаюсь мужиком, и не могу отмести очевидное. Красивая. Реально, красивая.
Признаю, подвис, когда её увидел. Как дурак смотрел в неестественно яркие глаза, которые уставились на меня в ответ с непонятной эмоцией. То ли предвещая бурю, то ли уже думала, что я мало того, что калека, так еще и умственно отсталый. А я молчал, как немой. Слова все вылетели, словно кто-то огромным ластиком стер из моей головы алфавит.
Только одна мысль. Правда золотистые, или свет так падает?
Удивительные глаза. Они словно подсвечены маленькими фанариками прямо изнутри. Будь я поэтом и не таким прагматиком, мог бы назвать их, как отдельный вид чего-то прекрасного. Интересно, свои такие, или линзы носит?
Губы пухлые. Не накаченные, как сейчас встречаются у каждой второй. Заметно, что свои такие, со множеством маленьких ранок.
От картинки во рту пересыхает.
–...так что?
Прихожу в себя, услышав голос Макса. Хмуруюсь, потому что пропустил добрую часть его монолога. Не признаваться же, что я тоже на эту заницу пялился, словно у меня секса год не было...
И, конечно, блять, его не было.
Потому что вызывать себе проститутку, когда ты сидишь в инвалидной колсяке – пробить очередное дно, хотя казалось бы, чувствовать себя более бесполезным, уже невозможно. О том, чтобы искать в таком состоянии девушку и речи идти не может. Я всегда был реалистом. Понимаю, что такой, как я – нахрен никому не сдался. А жить осознавая, что человек не уходит от тебя из жалости... проще добровольно согласиться на эвтаназию. И нет проблем.
Отвечаю неоднозначным : «посмотрим». В любом случае, чего бы от меня не хотел брат, подобный ответ должен прокатить. В голове каша, единственное, что сейчас занимает мои мысли – девчонка, которая осталась на улице, пока мы переместились в просторный атриум корпуса. Хотя, до этого загонялся, ожидая ответ из клиники, который обещали прислать сегодня. Не мог ни о чем другом думать... А тут эта – Эрика, кажется? – со своей сраной жалостью. И взглядом, который прошибает электрическими разрядами по венам. Много раз его видел. Друзья, отец, Макс. Смотрят так, словно уже смирились, похоронилии... да, только я так просто подыхать не собираюсь.
На часах восемь утра, до начала первой пары практически полтора часа. А я не мог уснуть всю ночь, и далеко не из-за волнения от того, что придётся снова вливаться в новый коллектив. К этому я уже привык, да, и никогда особо не парился. Примут – отлично, не примут – плевать. Как оказалось, мнения других волнуют тебя исключительно в детстве. И это настолько зыбкий и переменчивый элемент, что уже пофиг. Что вообще может быть хуже того болота, на дне которого я болтаюсь последние одиннадцать месяцев? То, что кто-то косо посмотрит? Мне даже вставать не придётся, чтобы показать, кто из нас сильнее.
К началу первой пары, я, ожидаемо, оказываюсь прав. По большей части, здесь учатся исключительно детки влиятельных людей города – мажоры, как привыкли называть нас те, кому выпала удача получить грант и оказаться в этих стенах. Им, вобщем-то, глубоко до лампочки до двух новых студентов. Нет, конечно, пацаны и некоторые девчонки из группы подходили знакомиться. Узнавали стандартное: кто, откуда, и каким ветром занесло сюда в середине семетра. И, если с первыми все было более ли менее понятно, вторые – тут же шли от меня лесом – достаточно лишь пары слов, чтобы сместить их вектор направления в сторону Макса. А тот и рад такому вниманию. Улыбается довольно, как кошак наевшийся сметаны и по стандартной схеме льет им в уши, надеясь приятно провести вечер.
Я его не упрекаю. Сам был таким. Да, и с местными девчонками как-то проще. Это не те прожженые охотницы за твоей кредиткой, которых легко подцепить в первом попавшемся клубе. Тут каждая вторая наследница очередной империи, которую интересуют не твой статус – итак, понимют, что не нищеброд: по брендовым шмоткам, статусной тачке и возможности оплатить обучение с пятью нулями за семестр – лишь хорошо провести время и разойтись в разные стороны. Никаких серьёзных интрижек. Готов поспорить, для каждой уже подобран подходящий жених, чтобы преумножить семейные капиталы.
Я чувствую на себе её взгляд. Ирония, не иначе. Та самая блондинка оказалась из моей группы. У нас вторая пара у всего потока в одной аудитории, и я только сейчас обратил внимание. Логично, девчонка не подходила знакомиться, не пыталась завязать разговор. Была какой-то отстранённой. Не такой живой и энергичной, как мне показалось. Словно та, что утром предлагала мне свою помощь, и она – абсолютно разные люди. Сидит со своей рыжей подружкой в среднем ряду и о чём-то переговаривается, периодически залипая в мобильный.
А сейчас её взгляд прожигает мою спину. Неприятно. Оборачиваюсь и тут же понимаю, что мне не показалось. Вот только девчонка, словно смотрит сквозь меня. Взгляд задумчивый, колючий.
Чего ж в твоей блондинистой головке происходит, малышка?
Трясу головой и потираю веки. Это не нормально. Я почти физически ощущаю её взгляд. Какого черта?
Ну, да, красивая. Но даже, если отбросить мои нынешние физические возможности, красивых тут половина аудитории. Взять хоть ту, что сейчас строит глазки Максону. Тоже, кстати, блондинка. Как там её, Марина или Полина?
Погодите... А не на них-ли смотрит малышка?
Да ладно...
И впрямь, её холодный взгляд прожигает голову той самой блондинки. Словно девчонка представляет, как в черепушку одногруппницы врезается Тополь-М.
Ей так Макс приглянулся?
Не сдерживаю горькой усмешки. Не то, что бы у меня на мылышку были какие-то планы, но вынужден признать, что у Максона объективно больше шансов. Признаю, будь я на своих двоих – приударил бы, а так... что я могу ей предложить? Прогулку до реабилитационного центра?!
Теперь ещё и эта малышка, на которую меня непонятно почему клинит, как пацана в пубтертате, стоит пустить в голову мысль о ней. Как очередное хреново напоминание о том, что я теперь не могу ходить.
Раньше ММА профессионально занимался. Практически все свободное время посвещал тренировкам, боям, соревнованиям. Смешно становится, как порой меняются жизненные приоритеты – когда-то моей мечтой было получить чемпионский кубок, а сейчас – передвигаться на своих двоих.
В голову врезается уже знакомый голос.
Да что ж ты перед глазами мелькаешь постоянно-то, а...
–...она у нас любит донашивать чужие вещи! – хмыкает, стервозно бровь приподнимая. – Правда, Поль?
А до меня наконец доходит, что дело нихрена не в моем брате. Однако, без мужика тут не обошлось.
Судя по всему, того самого, что сейчас влетает в аудиотрию и застывает неподалёку от кафедры. Цепким взглядом сканирует толпу, ненадолго задерживаясь на малышке, и натыкается на двух голубков. Братец тут же растягивает ухмылку на губах. Засранец, в отличии от девчонки прекрасно видит эту картину и тут же подмигивает мне, разминая кисти.
Любовь к спорту у нас что-то вроде семейной фишки. Даже отец, несмотря на свою профессиональную деятельность, с малых лет колотил грушу. И нас учил. Помню, гонял так, что даже некоторым профессиональным тренерам давал прикурить. Максон на тайский бокс пошел, а я в смешанные – так и не смог определиться, в каком направлении двигаться дальше, и выбрал так, чтобы наверняка.
Соперник у Макса, по-виду, тоже чем-то занимается, или, как минимум, тягает железо. Неплохая туша, надо отметить. Но, Макс не его весовая категория. Более жилистый, юркий. Этот, если захочет, в любую щель без вазелина пролезет. На своей шкуре прочувствовал, когда мы по правилам май-тай выходили в спарринг.
– Полин, – привлекает внимание, опуская на передние ряды мобильник. – Ты в машине забыла.
Кидает еще один взгляд на малышку и вылетает из аудитории с громким хлопком, а девчонка тут же отлетает от Максона, складывая руки на груди.
Словно это не она минуту назад липла к другому.
– Это всё ты, да?! – неожиданно поднимает голову, в упор смотря на мою малышку.
Мою?! Да, какого хрена?
– Поль, ты последние мозги тоже в его тачке оставила? – и взгляд сразу такой, как смотрят врачи мозгоправы, не решаясь вынести диагноз. – На кой мне это?
– Да, потому что ты завидуешь, что он ко мне ушел!
А пазл-таки потихоньку складывается. И я оказываюсь в очередной раз прав.
– Нет, ты внатуре, дура, – фыркает малышка, демонстративно вставая со своего места и останавливаясь на одну ступеньку выше визжащей девчонки. – Мой совет, по старой дружбе: вместо того, чтобы поливать дерьмом меня – беги лучше за Соколовским. Поправь, если ошибаюсь, «за своим парнем нужно следить»? А то еще успокоит кто.
– Да, ты...
– Не хватает пива и чипсов, – прямо над ухом, раздаётся хриплый смех брата.
Придурок облокотился о спинку моего кресла и с интересом наблюдал за набирающей обороты перепалкой. А я психую от этого, кулаки непроизвольно сжимаю. У меня вены жгет иррациональное желание увести отсюда малышку. Спрятать от всех. Настолько сильно бъет о черепную коробку, что аж самому страшно, и понять хочется, что происходит. Пытаюсь в голове разобрать, а нихера. Любви с первого взгляда не бывает. Херня это всё бабская, не верю в такое. Но пришибло меня ей знатно, походу...
– Этих бы крошек, да в октагон... М-м-м...
Прогоняю навязчивые картинки, и все-таки просаживаю в печень залипнувшему идиоту. Не критично, но достаточно сильно для того, чтобы прекратил нести херню. Максон недовольно кривится, подгибая колени. Знаю, чертовски больно, если правильно не сгруппироваться. На себе раньше от отца ни раз ощущал, когда после загула домой врзвращался. Он еще тогда говорил: «Когда бухал и режим нарушал ты о ней не думал», пока я на полусогнутых корчился. Тот всегда придерживался плана, что раз не доходит через голову – дойдет через руки и ноги. Как ни странно, эта установка всегда работала.
Вот и сейчас, Макс перестал корчить из себя придурка, под очередные хлопки дверью. Сначала от лектора. А потом от малышки, которая выскочила в коридор, прижимая к уху мобильник.
Чего ж меня на ней так клинит-то, а...?
Может, до завтра отпустит, кто знает. Вдруг, мозг просто зацепился за эту девчонку, как за первую, кроме родных и медиков, с кем я обмолвился парой слов? Потому так пришибло?