IX
Времена нынче тёмные. Откуда знать, что из-под рыцарского забрала не вылезет волчья морда?
Мартен ожидала вестей о Уайтчепеле, занимаясь канцелярской работой в кабинете главного судмедэксперта округа. День уже подходил к концу, а из полицейского ведомства Уайтчепела никто не связывался с заведующим Дойлем. Престарелый судмедэксперт, впрочем, от служивых ничего и не ждал, не гнушаясь пускать в адрес констеблей разок–другой чего обидного всякий раз, когда речь заходила о них. Он даже не считал нужным величать их иначе, разве что как бобби, хотя едва ли это можно было назвать оскорблением. Дойл скорее рассчитывал, что надведомственный орган кавалеров, к которому относились сэр Лукан, сэр Галахад и сенешаль де Бразза, решат дело скорее и покончат наконец с убийцей из Уайтчепела. На деле же никто не собирался отчитываться перед экспертами о ходе расследования. На худой конец старший танатолог предлагал воспользоваться услугами медиума, дабы выяснить у убитых проституток побольше о личности убийцы. Разумеется, Лиззи воспринимала такое предложение за шутку, только было ей отнюдь не до смеха. Стало совершенно ясно, что её содействие оказалось недостаточным, чтобы поймать убийцу. Следовало предпринять нечто большее. Осталось понять, что конкретно.
А что насчёт Бледрика? Планировал ли он снова объявиться в бюро? Должно быть, Дюгрей вёл себя обходительно лишь для того, чтобы получить отчёт. И вот он добился своего. С ней покончено.
Мартен не терпелось навестить сестру. Ей было необходимо удостовериться, что она в порядке, хотя бы для собственного спокойствия. Люси, конечно же, ей снова не откроет, лишь кинет через дощатую дверь что-то обидное, как и все последние недели. Но если даже на минуту забыть об убийце, то ведь за столько лет у эксперта накопилась масса интересностей, с которыми она была бы не прочь поделиться со старшей сестрой.
Мартен взяла листок, на котором схематично нарисовала отверстия от ран в естественную величину, обнаруженные на очередном трупе, и направилась в комнату, где хранились вещественные доказательства. Она никогда не работала с ними. Да и сказать честно, не очень–то умела. На весь Лондон имелся лишь один специалист, умеющий работать с вещдоками. И пусть его профессия казалась Лиззи лишённой всякой духовности, — в отличие от её собственной, — но танатолог справедливо признавала: с предметами работать куда сложнее, чем с трупами. Они были менее разговорчивыми, более загадочными. Некоторые находились в заочном сговоре с убийцами, превращаясь порой из непримечательных бытовых предметов в орудия, которыми прерывались чьи–то жизни. Экспертиза для Мартен походила на редактуру рукописи, в то время как изучение вещественных доказательств — на работу верстальщика. Иногда эта рукопись была наполнена сумасбродными каракулями жертв, но иной раз — самих убийц.
Однако работа с телами являлась куда более опасной. Конечно, риск был везде, но благодаря своей профессии Мартен знала наверняка, от чего в конечном счёте и умрет. Туберкулез, тиф, любое иное инфекционное заболевание, болезни, поражающие иммунную систему, половые инфекции – что-то из этого списка обязательно, по экспертному мнению, станет причиной смерти Лиззи. Разумеется, криминалисты пытались предпринять защитные меры, чтобы не заразиться от трупов, и некоторые из способов оказались действительно рабочими, но лишь отчасти. Лиза всё равно считала, что однажды ей просто не повезёт.
После работы Мартен направилась к сестре. Люси жила на Принсес-стрит, на востоке. Здесь, равно как и во всём Уайтчепеле, колюче раскинулись сети еврейского гетто. Проулок рассекали низкорослые кирпичные здания в три этажа, узкие дороги и характерный запах тления. Самые аварийные и непригодные для жилья дома оказывались густо заполнены иудеями, обретая удивительные краски и превращаясь для его жителей в тюрьму. В тёмных окнах тоской загорался свет, сквозь битые стёкла начинала играть жизнь — одни лишь силуэты на блеклом фоне, что очень походило на действительность здешних обитателей. Захламлённые улочки и перекрытые задворки беспорядочно переплетались между собой и расплетались только в центре трущоб, где находилась единственная синагога во всём квартале. Между старыми саманными домами то тут, то там затерялись ветхие постройки бараков. Люди в буквальном смысле сами строили себе лачуги на нескольких свободных ярдах. Конечно, это было незаконно. Но ещё никогда в истории Уайтчепела дело не доходило до сноса какой–нибудь хибары. В одной из таких хижин и жила сестра Мартен. Лиззи покинула экипаж у главной дороги и решительной трусцой бросилась пересекать хворые улочки.
Здесь танатолог уже не носила имя Лиззи Мартен. Она была Лизой. И знали в здешних местах её именно так. Она попыталась стереть с себя историю, запечатлевшуюся на этих тропах. Но из истории соскрести себя не смогла.
Лизавета спешно добиралась до дома Люси. Нынче темнело рано, а район отнюдь не считался безопасным. А ведь эксперту предстояла ещё долгая дорога обратно. Потому радость охватила её, когда Лиза наконец увидела хижину Гурвиц. Впереди крепли крошечные очертания дома с немного покосившейся крышей и глухо закрытыми ставнями, будто внутри никто не обитал. Но подобные схемы Лизка разгадала ещё в детстве, а потому уверенно шагнула в сторону хибары. В палисаднике весело бельё.
Лиза подняла голову. Тучи сгущались, где-то вдалеке раскатами раздался гром, предвещая скорый дождь. Висящие сорочки медленно покачивались на ветру. Танатолог поспешила к бельевым верёвкам и стала стягивать одежду, аккуратно укладывая её на своё плечо. Одежда была ещё влажной. Лиза торопливо стянула на руки детские пелёнки, что уже давно использовались не по назначению, а скорее для хозяйственных нужд. Расправив одну, она оглядела тёмно–красные пятна, которые так и не смогли стереть — ни время, ни мозолистые руки сестры. Возможно, от простынки всё ещё исходил запах Джеки, который могла уловить только родная мать. Запах прежнего Джеки.
Собрав бельё, Лиза подошла к двери и подняла руку. Простояв в замешательстве некоторое время, она всё же постучала. Внутри раздался шум и сквозь щели ставен стал проглядываться свет из другой комнаты. Послышались шаги, и дверь наконец открылась на привычный для Лизки манер — совсем чуть–чуть. Из проёма выплыло сухопарое лицо с глубоко посаженными глазами и побуревшей кожей.
— Коллин, если это опять ты... — Люси начала тараторить, но замолчала, увидев сестру.
— Здравствуй.
Гурвиц не ответила. Нахмурилась, как когда-то хмурилась мама, и плотно сжала губы, как тоже когда-то делала Тамара. Начинался дождь. Одна удивительно крупная капля больно ударила Лизу прямо по лбу и наспех стекла по носу.
— Я говорила тебе не приходить сюда.
— Я просто хотела...
— Уходи.
Лиза неловко переминалась с ноги на ногу. Она протёрла уже намокшее от дождя лицо рукавом и вытянула шею, пытаясь заглянуть в дом через плечо сестры. Люси прикрыла дверь сильнее — теперь даже её лицо не вмещалось в узкую щель, только глаз виднелся. Суровый глаз.
— А Джеки в порядке?
— Джеки в порядке. А теперь уходи, — бросила Люси и попыталась закрыть дверь.
— Постой. — Лиза схватилась за косяк двери. — Сейчас дождь пойдёт, а у тебя бельё. Вот.
Она протянула одежду. Людмила недоверчиво покосилась на сестру, а затем медленно перевела взгляд на руку. Подождав ещё немного, сестра наконец выскочила, молча взяла одежду, а затем нырнула обратно и захлопнула дверь.
Поникшая Лиза ещё долго стояла на месте, пока волосы и одежда от ливня липли к коже. Очень быстро он сделался таким сильным, что его гулкие стоны принялись заглушать шум с дороги и голоса с соседних дворов. Холод пронизывал тело тонкими иглами, неподъёмным валуном наваливался на плечи и грудь. Только озноб этот не был следствием хмарной погоды или же вечера, похожим на все остальные осенние вечера по приближению поверхностному, но на деле наступившему именно в тот день слишком рано. Лиза нервно кусала губы и сжимала кулаки, уверенная, что всё случившееся было воздаянием за её ошибки. Но легче от этого не становилось. Стоя так за дверью сестринского — а когда-то и отчего — дома, Мартен испытывала всякий раз боль, столь явную, будто подобного не случалось никогда ранее. Но даже если её с пелёнок приучали к наследственным страданиям, привыкнуть к ним она так и не смогла.
Лизавета покинула Уайтчепел, снова надев на себя Лиззи. Во всяком случае, попыталась. Только вот Лиззи, однако, не налезала. Фигура эксперта разбухла от дождя и горечи, сделалась бесформенной и в какой-то миг превратились в одну из луж на тротуаре. Мартен закрыла руками лицо и стала плакать. Весь путь до дома оказался размыт от влаги — даже внутри экипажа. От слёз.
Когда каретные колёса звонко всколыхнули лужи, остановившись прямо напротив улочки, ведущей домой, уставшая Лиззи лениво покинула транспорт. Обняв себя за плечи, она медленно ковыляла вдоль кирпичных стен и крошечных окошек. Промокшая насквозь, добралась до лестницы мансарды, пока не увидела впереди силуэт. Фигура в плаще с широкой кокеткой и поднятым воротником стоял под дождём, заправив руки за спину и опустив голову. Дождь омывал его лицо, причёсанные волосы прядками ниспадали на знакомый профиль. Но гостю это, казалось бы, ничуть не мешало. Рыжая макушка мелькнула в тусклом свете уличного фонаря.
Столь, по-своему, дерзкий поступок смутил, ведь Лиззи не ожидала встретить командора в столь поздний час и в такую погоду возле дома. Она настороженно двинулась к нему.
— Дюгрей? — окликнула рыцаря Мартен.
Бледрик, который, думалось, не замечал её до того момента, повернул голову. На мокром лице сквозь сырую пелену не читалось ровным счётом ничего. Лиззи замедлилась.
— Леди Мартен, — объявил командор и коротко кивнул.
— Что вы здесь делаете?
— На самом деле, — протянул сэр Лукан и отвёл взгляд в сторону, — задаюсь тем же вопросом. Наверное, я очень хотел вас увидеть.
Лиззи поджала губы. То ли чтобы сдержать улыбку, то ли — ругательства. Бледрик сделал то же самое. Шум дождя вокруг затихал, монолитные ряды домов превращались в два больших пятна по бокам, а тротуар под ногами вдруг сделался неустойчивым, норовя поглотить этих двух. Они улыбались одними лишь глазами, пока Мартен не обнаружила, что и дышать стало как-то легче. Да и тело перестал бить озноб. Лиза спохватилась.
— Вы весь промокли!
Дюгрей провёл рукой по волосам и убрал мокрые пряди с лица, пожав плечами. Сделали он это непринуждённо, слабо улыбнувшись.
— Не стоит беспокоиться, — заверил Бледрик. — А вот вы явно продрогли.
Мартен уверенно кивнула, даже если холодно ей больше не было. Закусив губу, она нерешительно подняла взор на окна своей спальни. Помычав, робко спросила:
— Вы не хотите выпить чаю? Сейчас не помешает нам обоим согреться.
— С удовольствием, — наспех ответил командор, отчего сам сконфузился. Взгляд его смягчился и показался — совсем малость — теплее.
От его редких и едва уловимых улыбок судмедэксперту почему-то становилось легче. А за лёгкостью, как правило, следовала ответная тревога. У Лизы имелась черта привязываться к каждому, кто уделял хоть толику внимания. Стоит ли говорить, что это не приводило ни к чему хорошему. Потому её огорчали навязчивые мысли о командоре. В тот вечер, однако, она решительно пообещала себе не беспокоиться об этом.
Лиззи вновь покосилась на окна своей квартиры, а затем двинулась вперёд, пройдя мимо рыцаря к лестнице. Дюгрей послушно последовал за ней. Мартен не представляла, в какой роскоши живут люди его статуса, а потому конура, за которую она платила каждый месяц, наверняка бы повергла его в ужас.
Лиза завела Бледрика в маленькую и полупустую квартиру. Она поспешила вглубь, принявшись зажигать попутно лампы. Сразу же за дверью гостя встретили голые стены, трухлявый потолок и скрипучие полы. Казалось, Дюгрей, как истый джентльмен, ничуть не смутился обстановке, внимательно наблюдая за хозяйкой, пока та не провела гостя в комнату. В тесной гостиной расположился столик с двумя стульями и одна кушетка, видавшая лучшие дни. Две единственные комнатные двери в квартире вели в спальню и ванную. Пусть жильё эксперта и было сырым, крошечным и бедным, но даже через старую мебель, тонкие половицы и треснувшие плинтуса доносился настойчивый оттенок чистоты. А ещё в квартире было много растений. Очень много растений.
Рыцарь деловито прошёлся вдоль горшков, грудившихся вдоль стены гостиной, разглядывая домашний садик.
— У вас очень уютно, леди Мартен.
— Зовите меня Лиззи. Я разожгу буржуйку и поставлю чайник, — по-хозяйски заявила Лиза. — Вы не против, если я быстро переоденусь?
— Конечно.
Предварительно пригласив гостя сесть за стол, Мартен скрылась в спальне. Наскоро сменив сорочку и юбку, она схватила одеяло и покинула комнату. Бледрик, дотоле мирно сидевший за столом, поднялся и смущённо уставился на плед.
— Я понимаю, что это прозвучит бестактно. Но вам нужно раздеться, — бросила Лиззи и сама рассмеялась от сказанной нелепицы. Она не припоминала, чтобы пила сегодня.
— Это зачем? — полюбопытствовал Дюгрей, но тут же, усмехнувшись, добавил: — Полагаю, это единственный способ получить у вас чашку чая?
— Не обольщайтесь. Вот, — парировала Лиззи, указав на одеяло, — вы тоже промокли. Одежды вашего размера у меня нет, но вы можете раздеться в моей спальне и закутаться в это. Я имею в виду только верхнюю одежду.
— Я не так сильно промок.
— Я настаиваю, — с нажимом ответила Лиззи. — Раздевайтесь.
Последние слова явно сбили с толку рыцаря-командора. Улыбка никуда не исчезла с лица, но нечто неясное мелькнуло в глазах. Мартен поняла, что сэр Лукан не привык, когда ему указывали, что делать. Издержки профессии, вероятно. Дюгрей, загадочно осклабившись, так же загадочно прищурился. Чайник закипел, нетерпеливо пуская струю пара.
— Я всё-таки предпочту остаться в своей одежде, — мягко произнёс Бледрик.
— Боже, ладно. Ваше право.
Голос Лиззи показался ей самой слишком уж раздосадованным, что только повеселило рыцаря. Она прочистила горло и продолжила более строго:
— Мне не простит ваша спутница, если вы заболеете.
Снова на ясном и механическом лице Дюгрея мелькнул едва заметный прищур. Он приподнял голову, явно готовый к тому, что его ответ обрадует эксперта. Выпрямившись на стуле, командор окинул Мартен с головы до ног.
– У меня нет спутницы.
Лиззи приняла этот ответ с усердием, пытаясь сохранять хладнокровие. Но в голове она отметила, что было бы неплохо выпить чего-то покрепче чая. Глядя, как смешливо Бледрик дразнил её своими незатейливыми на первый взгляд, но обольстительными манерами, Мартен поняла, что он расколол попытки эксперта узнать про его личную жизнь. И потому решил поиграть с ней на тех же правилах.
— А ваш спутник не будет против, прознав, что я навещал вас в столь позднем часу?
— Пожалуй, был бы против, — пояснила Лиззи, заваривая чай. — Но у меня его нет. Знаете, проблемы деловых людей.
— Это точно.
Мартен расставила чашки и чайник на столе под пристальным вниманием Дюгрея. Она достала с полки сахарное печенье, выложив его на тарелку.
— Этот чай не такой вкусный, какой предпочитаете пить у себя, — сказала Лиззи, протянув чашку гостю.
— У себя?
— На работе, дома. Кстати, где вы работаете?
— Я вам говорил.
— Да, но я не знаю адреса. Если я могу знать такое, конечно.
— Знаете, — проронил Дюгрей и тут же сделал небольшой глоток, — мне определённо нравится этот чай.
Лиза поняла столь красноречивый ответ. Знать о работе Бледрика ей было необязательно. Эксперта кольнула досада.
— Вы ещё не пробовали ланч, который здесь подают. Вот вы где привыкли обедать?
— В столовой.
— В какой?
— На нижнем этаже, почти прямо под моим кабинетом.
— Выходит, вы совсем не покидаете рабочее место за весь день, — с наигранной досадой пролепетала Лиззи, цокнув языком. — А добираться до дома вам долго приходится?
— Достаточно.
— И разве вас не утомляет дорога?
— Почему же, вполне, — непринуждённо ответил Дюгрей и снова сделал глоток. — До чего же вкусный чай.
— Вы мне льстите.
— Вовсе нет. Спасибо, что позволили мне согреться и насладиться этим прекрасным чаем. Впервые ощущаю под языком такое послевкусие. Что вы туда добавили?
Тонкие губы Лиззи зловеще растянулись в улыбке. Глаза её сверкнули чем-то сомнительным. Упёршись локтем о столешницу, она уложила голову на ладонь.
— Секретный ингредиент.
— Понимаю.
— У каждого свои тайны.
— Разумеется. — Дюгрей снова сделал глоток.
— Но я, по собственной доброте, охотно поделюсь с вами, — заявила Мартен, отворачиваясь к окну. — Вот вы видели сточные воды, которые дождь прямо сейчас выталкивает из кюветов?
Лукан замер, рука его вместе с чашкой повисла в воздухе неподалёку от лица. Он многозначительно взглянул на Лиззи. В зелёном омуте блеснул огонёк. Тогда Бледрик запрокинул голову и допил оставшийся чай, причмокнув губами.
— Вкусный.
Лиззи лишь хмыкнула в ответ налила гостю ещё чая, а затем взяла двумя руками чашку, согревая ладони. Она задумчиво уставилась на тарелку с печеньем. Собственно говоря, Мартен очень ждала встречи с Дюгреем. А теперь, когда рыцарь объявился и окружал специалиста своим вниманием, Лиза вдруг потерялась. Тревога вновь заклокотала внутри.
— Мы найдём его, — заметив пробежавшую по лицу танатолога судорогу, выдал Бледрик. — Очень скоро. Обещаю вам.
— Да, найдём, — рассеянно ответила Лиззи, не сразу догадавшись, о ком шла речь.
Она отложила чашку в сторону. Уронив руки на колени, устало вздохнула и измученно взглянула на собеседника — тот смотрел в ответ поверх чашки, пока делал глоток. Верх беспечности — пускать к себе в дом столь опасного человека. Только спохватилась Мартен слишком поздно. Она всё же попыталась улыбнуться. Получилось.
Несмотря на усталость, Мартен ещё долго беседовала с Бледриком совершенно о разных вещах — важных и не очень. Начиная со светских бесед о погоде и новостей культуры, собеседники плавно переходили на более щепетильные и дорогие друг другу темы о семье, чести и долге, не решаясь на деле открывать завесу личной жизни, а лишь осторожно пробегаясь по её краю. И всё же Лиззи чувствовала в Дюгрее нечто большее. Рыцарь являлся не только объектом симпатии — она видела в нём родственную душу. В тот день именно так зародилась их крепкая дружба и ещё кое-что. И того, и другого отчаянно не хватало в жизни обоих.
Болела душа у них одинаково.