Миокард
Альтер-эго, теперь кличет себя 'Я' и пытается вырваться на свободу, но даже и не знает о чем просит: его представление о ящике телевизора такое же, что у пещерного человека, которому дозволено ловить руками бледно пролетающие отраженные огоньки солнечного света, он может знать о устройстве нашего мира ровным счётом ничего, только лишь тени, отбрасываемые рыскающими в поисках пропитания лесными зверьми. Получив столь желанную им и в его же представлении 'свободу', он будет колоться о траву, убив собственное тело, молящее масляный лик Бога о спасении.
Чтобы спасти себя, такого какого знаю 'Я', нужно перебрать трещащие фотографии, перепрыгнуть чрез жизненное масло, размазанного по черствому кусочку ржаного хлеба, точно отмеренного Богом, и пройти мимо дожидающегося того, как это масло расплавится от тепла, мертвеца. Иначе, встречусь вчерашним от рассказов людей, плавно перетекающих к сладкой боли разного сорта: утрата, предательство, болезнь, неудача - то, что останется от меня, будет бесконечно переживать десятки и сотни разных людей, через которых переступит моё сердце.
У Альтер-эго почти получилось смешать воду с воздухом, познакомив с самыми колючими воспоминаниями, не перерисовав их финишную черту при помощи ид, как она представилась мне, - поцеловал бы собственный лоб.
Я сижу на кровати, матрас точно повторяет мягкость домашнего уюта, сохраняемого мною на территории собственной комнаты, знакомые обои протягивают мне открытые ладони, окна накидывают знакомую душе мелодию - все как раньше, плохо или хорошо?
Говорят, со временем, воспоминания покрываются тонкой плёнкой детского счастья: плохое уходит, но не закрывая за собой дверь до конца, самые яркие воспоминания, обычно, громко хлопают дверью, оставляя на той глубокие трещины, долго напоминающие о том, что было. Пальцем я проводил по впадинам, это такой способ изучения внешнего мира - через "тактильность". Мало людей осознает, что порой, информации, таким образом, можно получить гораздо больше, чем наблюдая за чем-то или резонируя с исходящими звуковыми потоками.
- Мне радостно и, вместе с тем, душевно больно от того, что более никто не вернётся на триумфальный корабль, вещи так и останутся на спинке стула. - сказала ид.
- о чем ты говоришь, 'Я' всегда буду здесь.
- ты либо пытаешься обмануть хитреца, либо просто не осознаешь, что сделал, а ведь сам убил его, раздавив, как подснежник, по-настоящему убил фильтр тела, но не ложное зерно, посеянное в голову мистером Альтер - эго - зализав собственные раны, признав его, как собственное семя, ты был бы на полпути к теплу.
Девушка резко схватила меня за руку и вывела за порог обветшалого дома, тут же он ушёл, рассыпавшись в труху закрыв за собой замки.
Мы оказались посреди облачного острова, пушистый водяной пар был вполне себе осязаем и я мог спокойно ходить по поверхности. Фантасмагория снаружи запотевшего окна. В самом его центре распускала свои ветви мудрая акация, своими мощными руками она держала канатную качель, на ней сидела девушка-картина, я не знал как её зовут и совсем мутно видел лицо, как-будто через заляпанный объектив, но в душе что-то говорило - она мне знакома. Опять происки Альтер-эго?
- твоя первая любовь. Сколько слез было пролито, сколько сказано слов, что уж говорить о физических средствах, потраченных на поддержание фантомной дружбы или лучше сказать 'влажных' отношений?
- о чем ты говоришь, эта девушка мне, кажется, совсем неизвестна, стал бы я гоняться за точкой от лазерной указки?
- тогда что она делает в твоей голове, держи у себя на уме: все обозримое здесь - кусок твоего прожитого, отсутствие воспоминаний о чем-либо - подтверждение моим словам о планах 'Я'. А теперь взгляни! - она бесцеремонно охватила мою голову руками и повернула к горизонту, от линии которого отплыл молодой юноша, будучи похожим в своём подобии на Харона, пересекающего реку мертвецов. От его заоблачной пристани осталась только пустая дорога, уходящая вниз к полосе густого тумана.
Он причалил лодку у первого же уступа, за которым открылась белая равнина. Увидев девушку он направился к ней, аккуратно переставляя ноги по плюшевой земле.
Ручьём из её глаз полились ледяные слезы, падая, они резали линии вен. Что же он сделал с тобой, почему я не могу вспомнить тебя, что более важно, ведь именно это становится великой стеной для меня, чтобы встать напротив плотного града невидимых пуль, ранящих в жизненно важные органы. И хотелось бы мне клином рассечь ваши потоки, но нет крепости в собственных наитиях, а ведь воспоминания, складываясь в большой комнате, словно книги на полку, становятся тем самым двигателем защищать не только маленькое счастье дорогого тебе человека, но и свое, если мыслить исключительно рационально.
Он опустошил её образ собственной тенью, уничтожив последний цветок, что растёт в этом саду. Протянув одну, а затем и вторую руки, он крепко прижал её к себе и обнял, начал шептать медовые сладости: улыбка от одной мочки уха до другой и высокопоставленные брови. Остановите меня. Сжигающая расплавленная сталь обливала мои глаза, удивительно, как человек может проявлять собственничество, даже к субъекту, о котором он не знает ровным счётом ничего.
Она начала дрожать ни то от пробирающего хрящи на кончиках пальцев холода, ни то от бесконечного ужаса, сокрытого за спиной у чудовища.
Он отстранился, взмыв к небу руки, затем начал громко кричать на беззащитное создание, заставляя содрогаться все близлежащее и ударил её по голым щекам всей ладонью, так, словно добивал раненое животное на охоте.
В этот момент мне захотелось сделать хоть что-то невозможное, изменить уже расставленные на столе фигуры. Партия, ведь игралась на поле моих собственных воспоминаний, возможно я могу их изменить: выпадом я многократно сократил дистанцию между нами, конечно, он не мог не заметить запах приближающейся угрозы - у чувств тоже превалирует какой-то определённый вкус. Он растворился. Я посмотрел на девушку, бессильно скрученная в защитной позе, она молила о прекращении собственных страданий.
Я склонился над ней, приподнял и усадил обратно на качель, ожидая хоть какой-нибудь ответной реакции, даже жалкого всхлипывания, только бы знать, что она не затаивает мираж в сознании: передо мной сидела хрупкая оловянная куколка, её оставил в холодильнике ребёнок, решивший сыграть в авантюристов. Она плакала, слезы сочились по стокам с её щёк и опадали к ногам облачками, взращивая маленькие ростки. Я собрал осколки её слез и положил в маленький сундучок, оттуда они никогда не выберутся наружу. Мне захотелось обнять её так крепко, как только смогу, и, на, что хватило сил: я прижал её к себе, оперев голову девушки о свое плечо. Мы простояли так целую вечность, но в глазах моих это оставалось целым ничем: и в сотни раз замедленного часа не хватит, чтобы утолить мой голод.
Отстранившись от неё, глаза раскрасили те раскалённые руки, что общались с моей кожей.
- Память встанет комом в горле, все, что ты оставил - одинокая берлога, куда возвращается воспоминание о ней. Этот комнатный кошмар будет жить внутри тебя покуда не запахнет трупом. - шептала ид.
- в моих руках - лезвие бритвы. Ид, мне так плохо, а я продолжаю идти к свету уличного фонаря, не зная его тепла; как ты думаешь, мотыльки понимают, что сжигают собственные крылья о неосязаемые руки? - кричу "Я".
- Должно быть знают, эта инфекция крепче камня, нет смысла сопротивляться. Так позволь мне взять свечи и аккуратно привести тебя к поводу кричать "Я" настоящий. Не знав вкуса хлеба, но глядя на тебя, скажу - человек более страшен: спрячь его крылья - поползет на руках в пугающей грязи, сожри руки и ноги - вгрызется в воздух.
- Мертвец ищет спрос, но мне ещё не хватает средств оплатить его вожделение. Мир, теперь, кажется мне целой вселенной, пущенной по вене: впредь он недосягаем, но умерщвляет, сейчас я отдавал последний зуб и мне уже больше нечем кусать.
- Тогда я стану твоими крыльями, руками, пережую все мысли о самоубийстве: это есть мое бремя и, насколько это возможно, мое личное, хочу постоять с тобой на пороге дома с горящими окнами, затем отправиться наблюдать другие, перечитывать открытые счастливые лица.
Она кусала меня, затем зализывала укусы, побуждая рецепторы бить тело нервными импульсами. Я будто в коме но все вижу, бездна в глазах.