Хемлок Гроув

Изгородь

Питер и Роман сидели на капоте «Ягуара», солнце розовело сквозь деревья, и тень от электрической подстанции медленно тянулась к ним, напоминая формой локоть.

– Я смогу идти следом? – спросил Роман.

– Нет, – ответил Питер.

Роман выбросил окурок в уже образовавшуюся кучу бычков и зажег еще одну сигарету.

– Прости, что был такой занозой в заднице, – сказал он.

– Не переживай.

Роман посмотрел на пересечения ж/д путей на сортировочной станции и, расправив руку, стал изучать сплетения вен у локтей. Пути доставки железа.

– Ты ее любишь? – спросил Роман.

Питер наклонился вперед, опершись локтями на колени.

– Да, – ответил он. – Что-то вроде того.

– Бля–я, – сказал Роман.

– Бля–я, – повторил Питер.

Они замолчали. Питер полез в карман, вынул отрывок «Базара Гоблинов» и вручил другу.

– Что это? – поинтересовался Роман.

– Я нашел это здесь в прошлый раз, – сказал Питер.

– Как думаешь, что это значит?

Питер не ответил. Он был занят, пытаясь решить волчью проблему своими человеческими навыками.

– Зачем ты дал мне это? – спросил Роман.

Питер не ответил. Но, если сегодня все пойдет через задницу, Роман будет единственным, кто сможет пойти дальше по следу. Боже, помоги нам. Он сменил тему.

– Помнишь хоть что-нибудь, пока был в коме?

– Нет, – ответил Роман. – Только чувство. У меня было одно чувство. Словно дежа вю, но не совсем. Как будто... что-то должно случиться, но я забыл, что именно. Думаю, я узнаю, когда увижу.

Он посмотрел на Дракона и теперь понял, ах, если бы он знал раньше. Что он символизирует нечто, более могущественное и важное, нежели что-либо связанное с именем Годфри, и смеяться над ним было бы огромной ошибкой.

Они молчали.

– Бля-я, – сказал Питер.

– Бля-я, – повторил Роман.

А затем Питер почувствовал это. Услышал, что вот оно. Все начинается, когда ты слышишь это, в камнях и деревьях, и небе. Слышишь, как призывают тебя твоим тайным именем. Он сполз с капота и разделся. Распустил конский хвостик и встал на четвереньки. Когда мудрый волк перестал отряхиваться, и красный туман рассеялся, он посмотрел на Романа. На вид он был поплотнее, чем в прошлую луну; появился зимний мех.

– Питер? – позвал Роман.

Волк посмотрел на него, не узнавая, а затем отвернулся в сторону. С опущенной головой он подошел ко входу на завод и принялся царапать дверь, просясь внутрь. Роман приблизился, впустил его и, как только волк вошел и опустил нос к земле, отошел назад. Роман ждал в стороне; он, наконец-то, признал, что важной частью доблести является понимание, когда ты не должен вмешиваться. Через минуту или две волк вернулся и, обнюхав выход, повернулся к сортировочной станции.

– Есть след? – спросил Роман.

Волк поводил носом воздух.

– Нашел его?

Волк помчался через сортировочную станцию для древесины. Тут же стало ясно: ничто на двух ногах не в силах угнаться за ним. Роман наблюдал, как волк пробежал по грязной окраине двора и прыгнул через изгородь. Волоски на руках Романа встали дыбом от прыжка волка: с чистотой бритвы и непревзойденным изяществом тот пронесся над оградой, его шерсть колыхалась, как ветерок над полем, и, если бы его лапы никогда больше не соприкоснулись с землей, Роман был бы так же счастлив, как если бы его друг научился летать.

Затем, быстрее, чем Роман сумел проследить его путь, все накрылось медным тазом. Волк издал болезненный визг и начал подкашиваться еще в воздухе, тело перевернулось вверх ногами и рухнуло в кусты. Скуля, он поднялся, спотыкаясь, попытался двинуться к лесу, но дрожащие лапы выводили пьяные пируэты, и он налетел на ствол березы.

– Питер! – крикнул Роман и побежал к изгороди.

Волк тряс головой и пытался пройти еще несколько шагов, прежде чем его лапы окончательно сдались и распластались по земле.

– Что случилось?! – кричал Роман, паника в его груди была такой всепоглощающей, что он не понимал, что разговаривает с собакой.

Последняя конвульсия пробежала по телу волка, и он застыл. Роман снова и снова выкрикивал имя Питера, но волк просто лежал, не шевелился. Язык вывалился. Ребра поднимались и опускались. Длинный тонкий шприц, – теперь Роман увидел его, – торчал из его грудной клетки. Вот та штука, чем бы она ни была, которая ранила его друга. Роман схватился за забор и начал взбираться. Сверху была натянута колючая проволока, но он не заглядывал так далеко. Он просто видел, что его друг беспомощно лежит за изгородью, с длинным, торчащим из тела шприцем, а дальше этого его мысли не простирались.

– На землю!

В кустах, по другую сторону изгороди и несколькими ярдами дальше, раздался шорох, и из них появился человек. Это была Шассо. Она была одета в камуфляж цвета темного хаки, пропитанный оленьей мочой, чтобы перебить собственный запах, и держала винтовку с прицелом, на плечах висел рюкзак, и Роман понял, что ужалило волка: дротик.

– Вы не понимаете, – начал он, все еще держась за изгородь.

Она остановилась, уперла приклад в плечо и прицелилась в него.

– На землю! – скомандовала Шассо.

Роман спрыгнул с забора.

– Послушайте меня, – сказал он.

– Не смотри мне в глаза! – крикнула она. – Сделай десять шагов назад. Держи руки так, чтобы я их видела. В глаза не смотреть.

Роман отвел взгляд. – Это не он.

Шассо положила винтовку и рюкзак на землю возле Питера. Она не показывала, что услышала сказанное им.

– Я же сказал, это не он!

– Откуда ты знаешь? – спросила она, не столько для того, чтобы поддержать беседу, а скорее, чтобы отвлечь его, пока она сделает то, должна была. Она может усыпить и его, если потребуется, но надеялась, что до этого не дойдет. Для глаза, выстрел – лишь геометрия, метраж и ветер, но для бьющегося сердца – нажать на курок, держа в прицеле другое живое существо, и смотреть, как оно падает на землю и затихает, не самое приятное чувство. Если ты, конечно, не психопат или мужчина.

– Потому что... – начал Роман. Откуда он это знает? – Я был с ним в прошлый раз. Всю ночь.

– Ты врешь, – сказала она, расстегивая рюкзак.

– Если навредишь ему, тебе конец! – пригрозил Роман. – Слышишь меня? Конец! – патетично подчеркнул он.

– Он в порядке, – ответила Шассо. – А если снова будешь мне угрожать, я переберусь через ограду и выбью все твои гребаные зубы.

Она вынула тонкое пластиковое кольцо из рюкзака, надела его на передние лапы Питера и затянула. Роман прижал костяшки пальцев к своему лицу, в смирении и отчаянии.

– Простите... – сказал он. – Но... говорю вам, вы не понимаете, что делаете.

Она затянула еще одни пластиковые наручники вокруг задних лап и выудила из рюкзака приспособление из кожи и стали.

– Это не Питер, – произнес Роман. – Мы выслеживали его. Вот зачем мы пришли сюда. Чтобы взять след.

Она засунула язык Питера в пасть и, сомкнув его челюсти, надела приспособление. Намордник.

– Сколько из того, что, якобы, ты знаешь, он рассказал?

Роман беспомощно смотрел вверх на растекающиеся по небу кляксы ночи. Его нога ковыряла землю, отбрасывая в сторону комья грязи. Он резко щелкнул пальцами и решительно ткнул на свежие отпечатки лап.

– Варгульф не оставляет следов! – заявил он.

Она продолжала затягивать ремни намордника.

– Вы меня слышите? – вскричал он. – Питер оставляет следы, убийца – нет!

– Их просто не нашли, – отозвалась она.

Роман направился вперед, к изгороди, и она предупреждающе положила руку на винтовку.

– Это будет вашей виной, – сказал он. – Если сегодня еще кто-то погибнет, то по вашей вине.

Она затянула ремни: – Роман, все, что может быть сделано с меньшим количеством предположений, с большим количеством становится напрасным. Это – не твой друг. Это не человек. Я знаю, тебе тяжело это принять, и, верю, что и ему тоже. Я верю, что ты хочешь найти монстра, и он тоже. Но лишь потому, что он не может знать про себя. Ты не можешь знать такое о себе и продолжать быть человеком.

Роман потряс головой. – Херня, – сказал он. – Просто какая-то херня.

Она еще раз проверила узлы на теле Питера и поднялась. – Это животное, – произнесла она. – Вот, что он такое.

Роман посмотрел на нее умоляюще. Она повторила свою команду о зрительном контакте.

– Если вы ошибаетесь, сегодня ночью кто-то погибнет, – сказал Роман. – Разве вы не видите, что я просто стараюсь помочь? Почему вы не даете мне помочь?

– Потому что ты не веришь в Бога, – ответила она.

Она вытащила дротик из Питера. – Пожалуйста, иди к своей машине и уезжай добровольно. Я очень расстроюсь, если ты вынудишь стрелять в тебя.

Какое-то время Роман оставался неподвижным, если не считать игру теней на ямочках стиснутой челюсти. Затем он повернулся спиной к изгороди и побрел прочь.

– Бог не хочет, чтобы ты был счастлив, Он хочет, чтобы ты был сильным, – сказала она ему вслед.

Она перевела взгляд на поистине блестящий образец под ее ногами, дышащий последними глотками свободы. В сторону вопросы о правильности и справедливости, волк все равно умрет в клетке. Его вид не умеет выживать в них. Она опустилась на одно колено, положила ладони на его грудь и живот и почувствовала его дыхание, позволив себе единственный момент жалости, прежде чем сделает то, что должна. Гибель свободы оплакивают сильнее всего.

* * *

Фургон был припаркован в полумиле от сортировочных путей. Шассо, посидев несколько минут на заднем бампере и переведя дыхание, наклонилась вперед, затем выпрямилась и потянулась во весь рост. Было тяжелее, чем обычно, тащить груз так далеко. Она не знала, было дело в ней или в ее задании, но, находясь на этом поле, она чувствовала себя моложе. Она поднялась закрыть дверцы, но остановилась, взглянув на секунду на грязные лапы. Мелькнуло сомнение, но логика возобладала: постоянные наблюдения и измерения феномена материи. Она заперла мудрого волка в фургоне.

– Возьми же меч: его свет дает веру, его тяжесть дарует надежду, его острота несет милосердие.

Шассо взглянула на реку. На другом берегу несколько фонарных столбов отражались в воде, создавая ряд повторяющихся восклицательных знаков – !!!. Она вынула телефон. Задержала кончики пальцев на шее возле распятия, но не дотрагивалась до него. Набрала номер.

– Он связан, – произнесла она. – Готовьте постель.

Она завершила разговор и смотрела на тихо гаснущий экран мобильника, затем обошла фургон и, подойдя к водительскому месту, встретилась лицом к лицу с Оливией Годфри.

– И снова здравствуй, – сказала Оливия. Она была одета в атласное вечернее платье, столь же белое, как и ее усмешка, и Шассо не могла понять, как нечто, столь абсурдно наряженное, могло напугать ее.

Шассо вытащила из кобуры пистолет 38-го калибра и направила ствол на Оливию. Стрелять в другое тело не так уж и просто.

Оливия смотрела на нее с гордо поднятой головой. – Крестик, что ты носишь, – начала она, – не твоего ордена.

– Миссис Годфри, – сказала Шассо, – я дам вам лишь одну возможность медленно положить руки на капот, и если вы сделаете хоть один шаг в мою сторону, я убью вас.

Оливия склонила голову набок. – Святой Иуда. О, Маленькая Мышка: Почему ты чувствуешь себя такой потерянной?

Она шагнула вперед. Ее платье переливалось, как отблеск взошедшей над рекой луны.

* * *

И Питер проснулся.

Он не знал, что случилось, или где он находился. Он не знал ни хрена об этой херне. Нет пути, как нужно идти по жизни, подумал он и огляделся. Он был голым и лежал в незнакомой комнате – но он бывал здесь раньше – это комната для гостей в Доме Гофдри. И кто-то стоял рядом с ним. Роман. Роман ждал, пока он проснется. Это читалось в его позе и взгляде. У Романа были плохие новости.

Питер попытался сесть, но это было непросто. Он услышал тяжелый стон и понял, что он исходит от него. Попытался определить последнее, что помнит, но это было все равно, что смотреть под воду: все выглядит нереально, и любая тварь может тебя сожрать.

Мое сердце действительно страдает из-за Питера. Он не заслужил ничего из случившегося с ним, и я с большой меланхолией описываю, как он мочится на дерево, или как ромбики от гамака отпечатались на его спине, или его манеру затягивать волосы обрамляя лицо, чтобы быть похожим на кузена Итта, или как он гонит белку – слишком медленно! – до оврага. Питеру нравится быть Питером, его жизнь, как палитра красок, выплеснутая на холст дня – завораживающе разная и непредсказуемая картина. Он не заслужил... Хотя, нельзя сказать, что это не его вина.

– Что случилось? – спросил Питер с тяжелым чувством, будто к его словам были привязаны неподъемные мешки с песком.

– Алекса и Алиса Сворн, – ответил Роман. – Варгульф добрался до дочерей шерифа.

Питер посмотрел в потолок. Он не знал, что делать с этой информацией; это был неприемлемый способ идти по жизни. Затем он резко схватил Романа за руку и крикнул:

– Линда!